Упущенный казус-бели или не случившаяся на 25 лет раньше Восточная война
Завязка
Лишь в одном 1830 году из Турции к берегам Кавказа прибыло до 200 турецких и британских судов, доставивших военные грузы. Для пресечения этой контрабанды русские власти установили блокаду побережья, предписав кораблям Черноморского флота крейсировать у кавказских берегов, задерживая нарушителей. На Кавказе иностранным торговым судам дозволялось заходить лишь в Анапу и Редут-Кале (севернее Поти, ныне Кулеви), где были таможни и карантинные станции. Суда-нарушители, разгружавшиеся в «неположенном месте» и вёзшие запрещённый груз, подлежали конфискации. Никакого урона черноморской торговле эта блокада не наносила, поскольку велась в основном не через кавказские порты, а через Одессу, Николаев, Херсон, Керчь и Таганрог. Пресекать нелегальные поставки горцам стали с 1830 года, правила же и инструкции по организации и исполнению блокады император Николай I окончательно утвердил в 1832 году. Разумеется, и о блокаде, и о её правилах объявили заблаговременно, уведомив все заинтересованные стороны по дипломатическим каналам. И уж к 1836 году мореплаватели и коммерсанты прекрасно знали, что и где им разрешено или запрещено
Карта Кавказского побережья, сделанная в 1840 году британским разведчиком Джеймсом Беллом
Оружие для черкесов
Если в Европе историю с задержанием шхуны «Виксен» освещали широко, то российская публика узнала о ней лишь полвека спустя, когда в 1886 году статью про этот казус опубликовал в «Морском сборнике» Павел Вульф, сын командира брига «Аякс» Николая Вульфа. До того писать про этот случай в России воспрещала цензура, хотя никакой тайны в том не было, а преследование нашими военными судами «турецких кочерм и захват мелких судов, уличавшихся как-либо в запрещённых сношениях с горцами Кавказа, считалось делом обыденным», - сообщал «Морской сборник».
Первую информацию об этом захвате вышестоящие инстанции получили из рапорта контр-адмирала Самуила Эсмонта, отряд кораблей которого крейсировал между Геленджиком и Сухум-Кале. В его задачу как раз и входила блокада побережья. Адмирал доложил, что «12-го числа сего ноября в 5 часов пополудни при свежем ветре прошла в виду Геленджика по направлению к Суджукской бухте шхуна, флага которой по пасмурности видно не было. Посему я в то же время предписал командиру брига «Аякс» капитан-лейтенанту Вульфу сняться немедленно с якоря и следовать за тою шхуною и, догнав её или застигнув где на якоре, привести на здешний рейд для подробного на основании инструкции исследования».
Подробности же операции по захвату нарушителя в своей публикации изложил Павел Вульф, сын командира брига «Аякс». Когда шхуна была замечена, капитан-лейтенанту Николаю Вульфу было приказано «вступить под парус и следовать за неизвестною шхуной … употребить всю возможность догнать её и привести на геленджикский рейд; в случае малейшего с ея стороны сопротивления употребить силу оружия». Из-за сильного «свежего противного» ветра командир «Аякса» не смог исполнить приказ немедленно: бригу удалось выйти в открытое море лишь в 9 часов утра следующего дня. Но и в тот день нарушителя не удалось настичь из-за того же мощного встречного ветра и разыгравшейся бури. Лишь 14 (26) ноября 1836 года бриг «Аякс» достиг Суджукской бухты, где, став на якорь, «увидел на глубине бухты также стоящее на якоре двухмачтовое судно». Но вновь помешала буря и, рапортовал Вульф, он «должен был оставаться на якоре и только после полдня, при переменившемся тогда ветре, мог приблизиться к неизвестному судну и тогда увидел, что это была купеческая шхуна под английским флагом». Военные моряки действовали строго по инструкции: сначала дали предупредительный пушечный выстрел и затребовали шкипера. Последний, пожаловав на бриг, «на французском языке объяснил, что прибыл из Константинополя с купцом Белль (Белл) и грузом соли, с коммерческою целью, а на предложение командира следовать за бригом в Геленджик решительно отказался, заявив, что он зависит от вышепоименованного купца Белль». Но тот как раз возвращался на шлюпке с берега на шхуну «и не медля доставлен на бриг». Купец, повторив легенду шкипера, кочевряжится уже не стал и «тотчас же изъявил согласие идти в Геленджик». Но поскольку был уже вечер и сильный штормовой ветер не давал сняться с якоря, выход пришлось отложить до утра, приняв меры предосторожности: бриг остался на рейде возле шхуны и, «чтобы она не сообщалась более с берегом, учредил за нею надзор и взял к себе за аманата (заложника. - Авт.) хозяина груза, купца Белль». 15 (27) ноября оба судна снялись с якоря и в тот же день прибыли к Геленджику.
В своём рапорте адмиралу Эсмонту командир брига доложил, что «в течение 12 и 13 числа шхуна имела сообщение с горцами и, пока бриг не мог к ней приблизиться, со шхуны успели сгрузить часть груза». Ещё, как подозревал капитан-лейтенант Вульф, «хозяин груза, называющийся купцом, судя по форме его одежды, должен быть каким-либо чиновником английского королевства». Хотя чисто формально Джеймс Станислав Белл (James Stanislaus Bell) - так правильно звучало имя хозяина груза - государственным чиновником вроде бы не являлся, по сути прозорливый офицер оказался не столь уж далёк от истины. При досмотре шхуны ничего запрещённого не обнаружили, кроме груза соли, часть которой, мол, выгрузили горцам. Но соль тоже входила в список запрещённых поставок. К тому же у досматривавших шхуну вызвало недоумение то, что на месте оказалась вся значившаяся по документам соль - сто тонн, хотя что-то с корабля сгружали. Что именно?
Как резонно предположили русские моряки, скорее всего, оружие. Согласно судовым документам шхуна должна была иметь четыре орудия, которые несомненно на ней и находились. Но, как рапортовал адмирал Лазарев начальнику Главного морского штаба и морскому министру Меншикову, на шхуне «налицо только 2 орудия, других же 2 не оказалось, и подозревать должно, не переданы ли оные горцам, к чему было достаточно времени…». Дополнительное обследование показало: в её кормовой части ранее был ещё некий груз, 20-30 тонн, который «или оставлен где-нибудь на берегу Абхазии или же брошен в море». Поскольку стало ясно, «что свезено было нечто, что экипаж шхуны старается скрыть», то решили задержать судно до завершения полного дознания. Одновременно адмирал Эсмонт запросил командующего войсками Кавказской линии генерал-лейтенанта Вельяминова и комендантов Анапской и Геленджикской крепостей задействовать свою агентуру, постаравшись, «буде это возможно, узнать через лазутчиков или приверженных нам горцев, не имела ли команда поименованной шхуны какого непозволительного торга с жителями, а в особенности оружием, или огнестрельными снарядами». Шхуну отконвоировали в Геленджик, оттуда в Севастополь, задержав его под формальным предлогом прохождения чумного карантина. Впрочем, пройти этот карантин шхуна всё равно была обязана, поскольку прибыла из Константинополя, где свирепствовала чума.
Вскоре по дипломатическим каналам из Константинополя пришла агентурная информация: шхуна «Виксен» отправилась к кавказским берегам именно с задачей прорыва блокады, и «что на судне сем находится оружие для продажи черкесам, что оружие то спрятано в низу трюма и покрыто солью». Тогда же «компетентные органы» перехватили и секретное донесение французского консула в Одессе в Париж, где говорилось, что «к берегам Черкесии около Суджук-Кале причалило английское судно, нагруженное товарами для местного сбыта и оружием». Консул довольно точно и детально описал историю задержания «Виксена» за нарушение блокады, особо подчеркнув, что при задержании пресловутый Белл заявил командиру брига, что «король никогда не признавал блокаду берегов Черкесии, что он протестует и будет противиться всеми возможными для него средствами насилия». Самое «вкусное» французский консул приберёг на десерт, сообщив, что «захваченное у берегов Черкесии судно было умышленно туда направлено лордом Понсонби (британский посол в Турции. - Авт.), а следовательно, и английским правительством с целью решительно и остро поставить вопрос о блокаде и пересмотреть его». Одним словом, речь шла о спланированной англичанами провокации: если русские захватят наше судно, мы обвиним их в пиратстве и учиним скандал, если упустят - продолжим снабжать черкесов оружием!
Подтверждала это и заметка о путешествии шхуны «Виксен» к кавказским берегам, опубликованная британской газетой Morning Chronicle ещё 8 (20) декабря 1836 года (опубликована в переводе на русский в 1955 году): «Шхуна «Виксен» (владельцы - мистеры Белль и Андерсон) 17-го сего месяца отплыла из Константинополя с инструкцией прорвать блокаду… установленную Россией у берегов Черкесии… Груз судна состоит, главным образом, из пороха - статьи, запрещённой русским тарифом, но именно поэтому тем более [этот факт] высоко оценивается с точки зрения решительного характера эксперимента, т. к. это даёт возможность испытать законность [установленной] блокады…»
Вскоре российский посол в Константинополе Аполлинарий Бутенёв доложил по инстанции, что «вне всякого сомнения английское судно… было нагружено солью, под солью тайно были положены боевые припасы», а отправлено оно к берегам Черкесии с единственной целью: спровоцировать англо-российский конфликт. Ни малейшего сомнения не вызывает факт, писал посол, что отправка «Виксена» «состоялась под непосредственным влиянием английского посла в Константинополе», причём одновременно «различные британские эмиссары были направлены в те места, чтобы возбуждать восстания и раздавать горцам боевые припасы и убеждать их в том, что Порта не отказалась от своих старинных сюзеренных прав над ними и что иностранные державы поддержат их».
Вскоре уже исправляющий должность коменданта Анапской крепости подполковник артиллерии Маклаков «донёс секретно», что через «бежавшего от горцев, находившегося у них в плену анапского артиллерийского гарнизона канонира Алексея Малахова» стало известно: в ноябре в Суджукскую бухту действительно приходило «из турецких владений» судно, доставившее горцам значительное количество соли и, самое главное, оружие и боеприпасы - четыре медных турецких орудия трёхфунтового калибра, четыре орудия шестифунтового калибра, «ружей и шашек весьма много и пороху 200 боченков, весом в каждом по 4 пуда». - Такого количества хватило бы более чем на миллион ружейных выстрелов!
Но сведения относительно оружия и пороха пришить к делу было сложно, потому мудро рассудили, что про него публично лучше не упоминать, но «Виксен» всё равно злонамеренно нарушил установленные русским правительством правила: таможню и карантина не прошёл, в запретную бухту вошёл, выгрузил горцам соль - тоже чистой воды контрабанда. Николай I приказал объявить пойманную английскую шхуну «правильным военным призом», конфисковав её вместе с грузом. Экипаж шхуны и хозяина груза отправили в Одессу, а оттуда в Константинополь - за счёт казны. Судно же переименовали в «Суджук-Кале», включив в состав Черноморского флота. Сначала его использовали как транспортное, потом вооружили 10 орудиями и оно продолжило нести службу как боевой корабль.
Отметили и тех, кто захватил контрабандистов. Как поведал Павел Вульф, его отец Николай Павлович Вульф за поимку шхуны был представлен к ордену Святой Анны 2-й степени с короной и 5000 рублей призовых денег - для капитан-лейтенанта сумма эта по тем временам была колоссальной, превышавшей пятилетнее жалованье контр-адмирала! (Кстати, Николай Вульф дослужился до контр-адмирала, участвовал в обороне Севастополя, его сын Павел тоже получил эполеты контр-адмирала, а внук, лейтенант Владимир Павлович Вульф, погиб в Русско-японскую войну на броненосце «Петропавловск», взорвавшемся на внешнем рейде Порт-Артура.)
«Черкесский барьер» Лондона
Между тем банальное, казалось бы, задержание контрабандиста стало мировой сенсацией и спровоцировало грандиозный международный скандал, едва не вылившийся в войну между Англией и Россией. Британская общественность бурно возмущалась «дерзким пиратским актом» против мирного судна, призывая «покарать захватчика», поскольку «владычице морей» непристойно взирать, как Россия «покушается на нашу торговлю». Дошло до бурных дебатов в палате общин, где даже прозвучало, что когда «Виксен» бросил якорь в Суджукской бухте, то русский бриг, мол, вошёл в бухту как раз в тот момент, когда владелец груза шхуны «и несколько офицеров, высадившиеся на берег, вели переговоры с черкесскими властями относительно размеров требуемой последними пошлины со стоимости груза…». Да уж, черкесская таможня - это сильно, но ведь британская публика на эту чушь повелась! Попутно газеты живописали про «зверства русских войск в Черкесии», публиковались статьи о неправомерности русской блокады, утверждая, что черкесское побережье вовсе не русская территория…
И.К. Айвазовский. Десант Н.Н. Раевского в Субаши. 1839
Министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон потребовал от русского правительства «указать мотивы, на основании которых оно сочло себя вправе в мирное время наложить арест на торговое судно, принадлежащее британскому подданному». Чуть позже лорд учинил сцену русскому послу в Лондоне графу Поццо ди Борго: «Да, Европа слишком долго спала, - кричал он на посла. - Она наконец пробуждается, чтобы положить конец системе захватов, которые император желает предпринять на всех границах своей обширной империи». Много лет спустя, когда Пальмерстон был уже премьер-министром, он с сожалением заявил: «Захват «Виксена» был прекрасным поводом для нападения. Тогда англичане могли бы нанести России сокрушительное поражение». Цинично заметив, что «суть вопроса не в том, имеет ли Россия право владеть побережьем, а в том, выгодно ли это нам. Британские интересы превыше законов и справедливости, ибо они и есть законы и справедливость».
Интересы у Британии в том регионе действительно были серьёзные. По данным издания The Free Press, отказ от прав торговли с Черкесией обходился Англии в 100 тысяч фунтов стерлингов ежегодно. Всего же британский экспорт в гавани Чёрного моря достигал тогда двух миллионов фунтов стерлингов. Но не только в деньгах было дело: «владычица морей» имела свои виды на турецкое «наследие», рассматривая Черкесию как барьер на пути возможной экспансии России. «Когда черкесы будут побеждены, - уверял журнал The Edinburgh Review, - Кавказ будет открыт, и Персия окажется предоставленной милости Санкт-Петербурга. …В результате мы увидим, как границы России одним махом придвинутся на 1200 миль к нашим индийским границам». Трудно спорить с тем, что в том регионе действительно пересеклись стратегические интересы трёх империй - Российской, Османской и Британской, и уже потому Кавказ никак не мог остаться нейтральным. Воевать же с горцами России пришлось прежде всего для обеспечения своих коммуникаций с Грузией и, как пишет автор современного труда о Кавказской войне Яков Гордин, «обеспечивая тыл и фланг в противостоянии с историческим противником - Турцией».
По Адрианопольскому мирному договору 1829 года восточное побережье Чёрного моря отходило к Российской империи. По тогдашним международным нормам Россия получала права на эти территории, потому что формально черкесские князья были вассалами Турции.
Источник
Самое смешное было в продолжении инцидента.
Первый секретарь английского посольства Дэвид Уркарт (виг), курировавший эту спецоперацию, был с позором изгнан со службы.
Консерваторы-виги, находившиеся в оппозиции на тот момент (Дерби и Дизраэлли) вообще сделали запрос в английский парламент о законности владения России Черкесией. Официальный ответ от правительства и Пальмерстона (тогда состоявшего из тори-лейбористов) стал для вигов, искавших поводов для войны с Россией, холодным душем - Черкесия принадлежит России на законном основании, поскольку отошла ей по результатам всеми признанного Адрианопольского мира (1829). На этом инцидент оказался полностью исчерпан, выжать из него больше после такого публичного признания не получилось бы ни при каких раскладах.
В общем, инцидент со шхуной "Виксен" на самом деле был внутрибританской разборкой между консерваторами и лейбористами, и нужен был в первую очередь вигам, чтобы прийти к власти..))) Пикантности прибавляло то, что по газетам Европы его больше всех пытались раздуть польские эмигранты (впрочем, как и всегда), привычно затягивая на всех улицах "Есче польска не сгинела...", но "Польска онги сгинела", и предсказуемо начальная перемога для поляков привычно переросла в зраду.
Джеймс Белл ещё не раз привозил английские подарки - пушки и порох, в Черкесию. В числе прочего, его пушкам обязана своим названием гора Батарейка, расположенная в центре Сочи. Правда, дело было попозже, в 1838 году.
Лишь в одном 1830 году из Турции к берегам Кавказа прибыло до 200 турецких и британских судов, доставивших военные грузы. Для пресечения этой контрабанды русские власти установили блокаду побережья, предписав кораблям Черноморского флота крейсировать у кавказских берегов, задерживая нарушителей. На Кавказе иностранным торговым судам дозволялось заходить лишь в Анапу и Редут-Кале (севернее Поти, ныне Кулеви), где были таможни и карантинные станции. Суда-нарушители, разгружавшиеся в «неположенном месте» и вёзшие запрещённый груз, подлежали конфискации. Никакого урона черноморской торговле эта блокада не наносила, поскольку велась в основном не через кавказские порты, а через Одессу, Николаев, Херсон, Керчь и Таганрог. Пресекать нелегальные поставки горцам стали с 1830 года, правила же и инструкции по организации и исполнению блокады император Николай I окончательно утвердил в 1832 году. Разумеется, и о блокаде, и о её правилах объявили заблаговременно, уведомив все заинтересованные стороны по дипломатическим каналам. И уж к 1836 году мореплаватели и коммерсанты прекрасно знали, что и где им разрешено или запрещено
Карта Кавказского побережья, сделанная в 1840 году британским разведчиком Джеймсом Беллом
Оружие для черкесов
Если в Европе историю с задержанием шхуны «Виксен» освещали широко, то российская публика узнала о ней лишь полвека спустя, когда в 1886 году статью про этот казус опубликовал в «Морском сборнике» Павел Вульф, сын командира брига «Аякс» Николая Вульфа. До того писать про этот случай в России воспрещала цензура, хотя никакой тайны в том не было, а преследование нашими военными судами «турецких кочерм и захват мелких судов, уличавшихся как-либо в запрещённых сношениях с горцами Кавказа, считалось делом обыденным», - сообщал «Морской сборник».
Первую информацию об этом захвате вышестоящие инстанции получили из рапорта контр-адмирала Самуила Эсмонта, отряд кораблей которого крейсировал между Геленджиком и Сухум-Кале. В его задачу как раз и входила блокада побережья. Адмирал доложил, что «12-го числа сего ноября в 5 часов пополудни при свежем ветре прошла в виду Геленджика по направлению к Суджукской бухте шхуна, флага которой по пасмурности видно не было. Посему я в то же время предписал командиру брига «Аякс» капитан-лейтенанту Вульфу сняться немедленно с якоря и следовать за тою шхуною и, догнав её или застигнув где на якоре, привести на здешний рейд для подробного на основании инструкции исследования».
Подробности же операции по захвату нарушителя в своей публикации изложил Павел Вульф, сын командира брига «Аякс». Когда шхуна была замечена, капитан-лейтенанту Николаю Вульфу было приказано «вступить под парус и следовать за неизвестною шхуной … употребить всю возможность догнать её и привести на геленджикский рейд; в случае малейшего с ея стороны сопротивления употребить силу оружия». Из-за сильного «свежего противного» ветра командир «Аякса» не смог исполнить приказ немедленно: бригу удалось выйти в открытое море лишь в 9 часов утра следующего дня. Но и в тот день нарушителя не удалось настичь из-за того же мощного встречного ветра и разыгравшейся бури. Лишь 14 (26) ноября 1836 года бриг «Аякс» достиг Суджукской бухты, где, став на якорь, «увидел на глубине бухты также стоящее на якоре двухмачтовое судно». Но вновь помешала буря и, рапортовал Вульф, он «должен был оставаться на якоре и только после полдня, при переменившемся тогда ветре, мог приблизиться к неизвестному судну и тогда увидел, что это была купеческая шхуна под английским флагом». Военные моряки действовали строго по инструкции: сначала дали предупредительный пушечный выстрел и затребовали шкипера. Последний, пожаловав на бриг, «на французском языке объяснил, что прибыл из Константинополя с купцом Белль (Белл) и грузом соли, с коммерческою целью, а на предложение командира следовать за бригом в Геленджик решительно отказался, заявив, что он зависит от вышепоименованного купца Белль». Но тот как раз возвращался на шлюпке с берега на шхуну «и не медля доставлен на бриг». Купец, повторив легенду шкипера, кочевряжится уже не стал и «тотчас же изъявил согласие идти в Геленджик». Но поскольку был уже вечер и сильный штормовой ветер не давал сняться с якоря, выход пришлось отложить до утра, приняв меры предосторожности: бриг остался на рейде возле шхуны и, «чтобы она не сообщалась более с берегом, учредил за нею надзор и взял к себе за аманата (заложника. - Авт.) хозяина груза, купца Белль». 15 (27) ноября оба судна снялись с якоря и в тот же день прибыли к Геленджику.
В своём рапорте адмиралу Эсмонту командир брига доложил, что «в течение 12 и 13 числа шхуна имела сообщение с горцами и, пока бриг не мог к ней приблизиться, со шхуны успели сгрузить часть груза». Ещё, как подозревал капитан-лейтенант Вульф, «хозяин груза, называющийся купцом, судя по форме его одежды, должен быть каким-либо чиновником английского королевства». Хотя чисто формально Джеймс Станислав Белл (James Stanislaus Bell) - так правильно звучало имя хозяина груза - государственным чиновником вроде бы не являлся, по сути прозорливый офицер оказался не столь уж далёк от истины. При досмотре шхуны ничего запрещённого не обнаружили, кроме груза соли, часть которой, мол, выгрузили горцам. Но соль тоже входила в список запрещённых поставок. К тому же у досматривавших шхуну вызвало недоумение то, что на месте оказалась вся значившаяся по документам соль - сто тонн, хотя что-то с корабля сгружали. Что именно?
Как резонно предположили русские моряки, скорее всего, оружие. Согласно судовым документам шхуна должна была иметь четыре орудия, которые несомненно на ней и находились. Но, как рапортовал адмирал Лазарев начальнику Главного морского штаба и морскому министру Меншикову, на шхуне «налицо только 2 орудия, других же 2 не оказалось, и подозревать должно, не переданы ли оные горцам, к чему было достаточно времени…». Дополнительное обследование показало: в её кормовой части ранее был ещё некий груз, 20-30 тонн, который «или оставлен где-нибудь на берегу Абхазии или же брошен в море». Поскольку стало ясно, «что свезено было нечто, что экипаж шхуны старается скрыть», то решили задержать судно до завершения полного дознания. Одновременно адмирал Эсмонт запросил командующего войсками Кавказской линии генерал-лейтенанта Вельяминова и комендантов Анапской и Геленджикской крепостей задействовать свою агентуру, постаравшись, «буде это возможно, узнать через лазутчиков или приверженных нам горцев, не имела ли команда поименованной шхуны какого непозволительного торга с жителями, а в особенности оружием, или огнестрельными снарядами». Шхуну отконвоировали в Геленджик, оттуда в Севастополь, задержав его под формальным предлогом прохождения чумного карантина. Впрочем, пройти этот карантин шхуна всё равно была обязана, поскольку прибыла из Константинополя, где свирепствовала чума.
Вскоре по дипломатическим каналам из Константинополя пришла агентурная информация: шхуна «Виксен» отправилась к кавказским берегам именно с задачей прорыва блокады, и «что на судне сем находится оружие для продажи черкесам, что оружие то спрятано в низу трюма и покрыто солью». Тогда же «компетентные органы» перехватили и секретное донесение французского консула в Одессе в Париж, где говорилось, что «к берегам Черкесии около Суджук-Кале причалило английское судно, нагруженное товарами для местного сбыта и оружием». Консул довольно точно и детально описал историю задержания «Виксена» за нарушение блокады, особо подчеркнув, что при задержании пресловутый Белл заявил командиру брига, что «король никогда не признавал блокаду берегов Черкесии, что он протестует и будет противиться всеми возможными для него средствами насилия». Самое «вкусное» французский консул приберёг на десерт, сообщив, что «захваченное у берегов Черкесии судно было умышленно туда направлено лордом Понсонби (британский посол в Турции. - Авт.), а следовательно, и английским правительством с целью решительно и остро поставить вопрос о блокаде и пересмотреть его». Одним словом, речь шла о спланированной англичанами провокации: если русские захватят наше судно, мы обвиним их в пиратстве и учиним скандал, если упустят - продолжим снабжать черкесов оружием!
Подтверждала это и заметка о путешествии шхуны «Виксен» к кавказским берегам, опубликованная британской газетой Morning Chronicle ещё 8 (20) декабря 1836 года (опубликована в переводе на русский в 1955 году): «Шхуна «Виксен» (владельцы - мистеры Белль и Андерсон) 17-го сего месяца отплыла из Константинополя с инструкцией прорвать блокаду… установленную Россией у берегов Черкесии… Груз судна состоит, главным образом, из пороха - статьи, запрещённой русским тарифом, но именно поэтому тем более [этот факт] высоко оценивается с точки зрения решительного характера эксперимента, т. к. это даёт возможность испытать законность [установленной] блокады…»
Вскоре российский посол в Константинополе Аполлинарий Бутенёв доложил по инстанции, что «вне всякого сомнения английское судно… было нагружено солью, под солью тайно были положены боевые припасы», а отправлено оно к берегам Черкесии с единственной целью: спровоцировать англо-российский конфликт. Ни малейшего сомнения не вызывает факт, писал посол, что отправка «Виксена» «состоялась под непосредственным влиянием английского посла в Константинополе», причём одновременно «различные британские эмиссары были направлены в те места, чтобы возбуждать восстания и раздавать горцам боевые припасы и убеждать их в том, что Порта не отказалась от своих старинных сюзеренных прав над ними и что иностранные державы поддержат их».
Вскоре уже исправляющий должность коменданта Анапской крепости подполковник артиллерии Маклаков «донёс секретно», что через «бежавшего от горцев, находившегося у них в плену анапского артиллерийского гарнизона канонира Алексея Малахова» стало известно: в ноябре в Суджукскую бухту действительно приходило «из турецких владений» судно, доставившее горцам значительное количество соли и, самое главное, оружие и боеприпасы - четыре медных турецких орудия трёхфунтового калибра, четыре орудия шестифунтового калибра, «ружей и шашек весьма много и пороху 200 боченков, весом в каждом по 4 пуда». - Такого количества хватило бы более чем на миллион ружейных выстрелов!
Но сведения относительно оружия и пороха пришить к делу было сложно, потому мудро рассудили, что про него публично лучше не упоминать, но «Виксен» всё равно злонамеренно нарушил установленные русским правительством правила: таможню и карантина не прошёл, в запретную бухту вошёл, выгрузил горцам соль - тоже чистой воды контрабанда. Николай I приказал объявить пойманную английскую шхуну «правильным военным призом», конфисковав её вместе с грузом. Экипаж шхуны и хозяина груза отправили в Одессу, а оттуда в Константинополь - за счёт казны. Судно же переименовали в «Суджук-Кале», включив в состав Черноморского флота. Сначала его использовали как транспортное, потом вооружили 10 орудиями и оно продолжило нести службу как боевой корабль.
Отметили и тех, кто захватил контрабандистов. Как поведал Павел Вульф, его отец Николай Павлович Вульф за поимку шхуны был представлен к ордену Святой Анны 2-й степени с короной и 5000 рублей призовых денег - для капитан-лейтенанта сумма эта по тем временам была колоссальной, превышавшей пятилетнее жалованье контр-адмирала! (Кстати, Николай Вульф дослужился до контр-адмирала, участвовал в обороне Севастополя, его сын Павел тоже получил эполеты контр-адмирала, а внук, лейтенант Владимир Павлович Вульф, погиб в Русско-японскую войну на броненосце «Петропавловск», взорвавшемся на внешнем рейде Порт-Артура.)
«Черкесский барьер» Лондона
Между тем банальное, казалось бы, задержание контрабандиста стало мировой сенсацией и спровоцировало грандиозный международный скандал, едва не вылившийся в войну между Англией и Россией. Британская общественность бурно возмущалась «дерзким пиратским актом» против мирного судна, призывая «покарать захватчика», поскольку «владычице морей» непристойно взирать, как Россия «покушается на нашу торговлю». Дошло до бурных дебатов в палате общин, где даже прозвучало, что когда «Виксен» бросил якорь в Суджукской бухте, то русский бриг, мол, вошёл в бухту как раз в тот момент, когда владелец груза шхуны «и несколько офицеров, высадившиеся на берег, вели переговоры с черкесскими властями относительно размеров требуемой последними пошлины со стоимости груза…». Да уж, черкесская таможня - это сильно, но ведь британская публика на эту чушь повелась! Попутно газеты живописали про «зверства русских войск в Черкесии», публиковались статьи о неправомерности русской блокады, утверждая, что черкесское побережье вовсе не русская территория…
И.К. Айвазовский. Десант Н.Н. Раевского в Субаши. 1839
Министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон потребовал от русского правительства «указать мотивы, на основании которых оно сочло себя вправе в мирное время наложить арест на торговое судно, принадлежащее британскому подданному». Чуть позже лорд учинил сцену русскому послу в Лондоне графу Поццо ди Борго: «Да, Европа слишком долго спала, - кричал он на посла. - Она наконец пробуждается, чтобы положить конец системе захватов, которые император желает предпринять на всех границах своей обширной империи». Много лет спустя, когда Пальмерстон был уже премьер-министром, он с сожалением заявил: «Захват «Виксена» был прекрасным поводом для нападения. Тогда англичане могли бы нанести России сокрушительное поражение». Цинично заметив, что «суть вопроса не в том, имеет ли Россия право владеть побережьем, а в том, выгодно ли это нам. Британские интересы превыше законов и справедливости, ибо они и есть законы и справедливость».
Интересы у Британии в том регионе действительно были серьёзные. По данным издания The Free Press, отказ от прав торговли с Черкесией обходился Англии в 100 тысяч фунтов стерлингов ежегодно. Всего же британский экспорт в гавани Чёрного моря достигал тогда двух миллионов фунтов стерлингов. Но не только в деньгах было дело: «владычица морей» имела свои виды на турецкое «наследие», рассматривая Черкесию как барьер на пути возможной экспансии России. «Когда черкесы будут побеждены, - уверял журнал The Edinburgh Review, - Кавказ будет открыт, и Персия окажется предоставленной милости Санкт-Петербурга. …В результате мы увидим, как границы России одним махом придвинутся на 1200 миль к нашим индийским границам». Трудно спорить с тем, что в том регионе действительно пересеклись стратегические интересы трёх империй - Российской, Османской и Британской, и уже потому Кавказ никак не мог остаться нейтральным. Воевать же с горцами России пришлось прежде всего для обеспечения своих коммуникаций с Грузией и, как пишет автор современного труда о Кавказской войне Яков Гордин, «обеспечивая тыл и фланг в противостоянии с историческим противником - Турцией».
По Адрианопольскому мирному договору 1829 года восточное побережье Чёрного моря отходило к Российской империи. По тогдашним международным нормам Россия получала права на эти территории, потому что формально черкесские князья были вассалами Турции.
Источник
Самое смешное было в продолжении инцидента.
Первый секретарь английского посольства Дэвид Уркарт (виг), курировавший эту спецоперацию, был с позором изгнан со службы.
Консерваторы-виги, находившиеся в оппозиции на тот момент (Дерби и Дизраэлли) вообще сделали запрос в английский парламент о законности владения России Черкесией. Официальный ответ от правительства и Пальмерстона (тогда состоявшего из тори-лейбористов) стал для вигов, искавших поводов для войны с Россией, холодным душем - Черкесия принадлежит России на законном основании, поскольку отошла ей по результатам всеми признанного Адрианопольского мира (1829). На этом инцидент оказался полностью исчерпан, выжать из него больше после такого публичного признания не получилось бы ни при каких раскладах.
В общем, инцидент со шхуной "Виксен" на самом деле был внутрибританской разборкой между консерваторами и лейбористами, и нужен был в первую очередь вигам, чтобы прийти к власти..))) Пикантности прибавляло то, что по газетам Европы его больше всех пытались раздуть польские эмигранты (впрочем, как и всегда), привычно затягивая на всех улицах "Есче польска не сгинела...", но "Польска онги сгинела", и предсказуемо начальная перемога для поляков привычно переросла в зраду.
Джеймс Белл ещё не раз привозил английские подарки - пушки и порох, в Черкесию. В числе прочего, его пушкам обязана своим названием гора Батарейка, расположенная в центре Сочи. Правда, дело было попозже, в 1838 году.