Ануфриенко Евгений Александрович.Подполковник-инженер."Моя первая жизнь" 1
Я принимал Присягу трижды в течение моей службы: первый раз в Академии, потом при приходе к власти Н.С. Хрущева и при приходе к власти Л.И. Брежнева. Каждый раз я это делал по офицерскому ритуалу, собственноручно подписывая текст. Этот текст вкладывался в личное дело офицера.
Само по себе это многократное присягание на верность выглядит подозрительно. Что у нас, государственный строй менялся или государство было другое после замены Первого (Генерального) секретаря ЦК КПСС? Все оставалось в неприкосновенности, а офицеры присягали. О личной преданности лидеру, как в клятве члена СС, в Присяге ничего не говорилось, но присягали каждому новому лидеру. Зачем? . . . Не знаю.
Инженеры в Советской Армии были больше техническими специалистами, чем офицерами, да и характер моей будущей работы требовал инженерных знаний. Недаром же Петр I требовал строить на левом фланге "господ инженеров и прочую нестроевую сволочь, дабы гнусным своим видом строя не портили".
В советской стране создание надежного вооружения было всегда задачей № 1. Но создавадось это вооружение в условиях всеобщего дефицита и относительно низкого качества промышленной продукции. Поэтому требования военных стандартов превышали показатели стандартов для изделий общепромышленного применения.
Военным представителям было предоставлено право отбора высококачественных комплектующих из общего потока произведенных (отбор для гражданских целей был категорически запрещен). Так, например, транзисторы, производимые электронной промышленностью, отбирались и маркировались особым образом, так что изделия высокого качества шли в "'оборонку", а остальные на изготовление товаров широкого потребления и общепромышленного назначения.
Поэтому, приобретая, например, трактор производства КБ "Южное", покупатель получал товар, собранный из отходов основного производства, не прошедших через игольное ушко военной приемки. То же касается и паровозов производства Харьковского завода им. Малышева. Эта продукция была все теми же пушками, которые возили по Плесецку, стреляя из орудия один раз в день.
Тюратам, 60-е... на площадках всегда существовала проблема туалетов. При строительстве МИКа площадки два в проект был заложен водопровод, канализация и кондиционирование воздуха в служебных помещениях. С кондиционированием воздуха не заладилось с самого начала. В окончательном виде мощности кондиционера хватило только на охлаждение помещения лаборатории гироскопических приборов. И то это было сделано потому, что в технических требованиях на приборы были определены строгие лимиты температуры, при которых их следовало хранить. Аппаратура не выдерживала условий, в которых работали люди.
Иногда удавалось по делам или просто так зайти в эту лабораторию в гости к капитану Поцелуеву и отвести душу посреди иссушающей жары летнего дня в пустыне. А потом, выйдя в коридор, привыкать к местным условиям заново.
Туалеты были построены, но открыть их командование не решилось. Желающих воспользоваться ими оказалось слишком много, и среди них -- множество солдат. Ясно было, что туалеты будут в короткое время загажены или выведены из строя. Поэтому было принято промежуточное решение.
Заведующей машинописным бюро был выдан ключ от туалета, чтобы им могли пользоваться женщины, каждый раз отпирая и запирая заветную дверь. Ключ от туалета имел также начальник Управления.
Все остальные военнослужащие, включая офицеров-испытателей, пользовались общим туалетом "типа сортир", который был спешно отрыт неподалеку от входных ворот.
Трудность заключалась в том, что среди гостей было большое количество высокопоставленных лиц, которым предлагать пользоваться сортиром было неловко. Поэтому в дни посещения площадки генералитетом и министрами туалет открывали, но назначали нештатных наблюдателей из числа свободных офицеров Управления, зорко следивших, чтобы туалетом не воспользовалась ''черная кость".
Ну, а в дни посещения Главкомом РВСН туалет охранял один из начальников отдела в чине полковника. Эта высокая честь никогда не предоставлялась комплексникам, постоянно занятым на работах с техникой. Воду для питья мы набирали из кранов. Кипяченой волы нехватало. Пили сырую, обильно насыщенную хлором. Поэтому мы вздохнули с облегчением, когда командование испытательной части распорядилось построить во дворе МИКа киоск по продаже газированной воды. Брали мы ее трехлитровыми банками и пили с наслаждением. Некоторые автономные расчеты имели в комнатах холодильники для хранения аппаратуры и пленок. Эти холодильники всегда были заполнены трехлитровыми "баллонами" с водой.
****
При формировании в свое время командно-измерительного комплекса в его название были добавлены магические слова "научно-исследовательский испытательный", что давало возможность ввести в штат научные должности, платить повышенные оклады и надбавки за ученые степени и звания и отвергать любые претензии Филиала на научное руководство.
В состав КИК тогда входило около двух десятков командно-измерительных пунктов, разбросанных по всей территории СССР. Каждый такой пункт был самостоятельной войсковой частью со своим командованием и штабом. КИК вел напряженную круглосуточную работу по эксплуатации всех советских спутников в полете. Комплекс имел все внешние признаки научно-исследовательского учреждения, включая заместителя начальника по науке, но серьезной научно-исследовательской работы вести не мог из-за большой занятости текущей работой и недостаточной квалификации сотрудников. Это был еще один ряженый в огромной когорте так называемой прикладной науки.
Филиал НИИ-4 унаследовал систему документации, планирования и контроля НИР от НИИ-4, где она была отточена с годами до совершенства точки. Младшие и старшие научные сотрудники были непосредственными исполнителями работ и находились в самом низу пирамиды. В конце каждого квартала они расписывались в совершенно секретном документе, называемом "План-задание". Чтобы сузить глобальную постановку задачи до объема, выполнимого одним человеком за три месяца, придуманы были магические слова "в части".
Таким образом, научный сотрудник мог получить задание в виде: "Разработка и обоснование предложений по совершенствованию системы связи командно-измерительного комплекса ... на 1971-1975 г.г. ... в части: предварительного определения потребности в проводных каналах связи на планируемый период", или еще уже: "... в части: предварительной разработки методического подхода к определению потребности в каналах связи"
Звучало это серьезно, но на практике сводилось к тому, чтобы проделанную работу можно было хоть как-то оценить. Отчетность по работе была, как правило, "рм в рт", что означало - рабочий материал в рабочей тетради. В случае выпуска отчета, рм в рт заменялся на "материал в отчете".
Прочитать эту гору рукописного материала начальник отдела уже не успевал: в отделе было около двадцати человек; материалы за квартал составляли увесистый том. Чтение материалов возлагалось на начальников лабораторий, которые этим частенько пренебрегали, доверяя сотрудникам.
Научным руководителем темы был Начальник института или один из его заместителей. Они тем более не могли знать, что рождено умом и мыслью подчиненных. В этих условиях проявил гениальность начальник планового отдела НИИ-4 подполковник Лопаченок. Он создавал каждый квартал комиссию, которая проверяла каждый рабочий материал в части … правильной записи заданий в план-задании и точного копирования этой записи в рабочей тетради исполнителя. Глубже комиссия не копала. На основе замечаний этой комиссии определялись места в соцсоревновании и премии, создавались и рушились репутации и карьеры.
Андрей Илларионович Соколов довольно быстро понял, что такая проверка - это фикция. "Лопаченковщина" была осуждена, но следы ее сохранились. Поэтому после соответствующего инструктажа подполковника Корягина я с трепетом перенес в свою первую девственно чистую совершенно секретную рабочую тетрадь первое свое задание. Потеряй я эту пустую тетрадь, и мне пришлось бы доказывать специальной комиссии, что она не содержала секретной информации.
...Был вечер, мы с Володей дежурили по части: он - дежурным, а я - помощником. Он принес с собой приготовленные дома засахаренные орешки, и мы закусывали ими вкуснейший кофе Хараре из Эфиопии, который он заварил по специальному рецепту и принес в термосе. Кофе этот больше мне никогда не попадался, а в США широкие массы о нем и понятия не имеют. Здесь все сорта кофе, включая бразильский мокко, готовятся из колумбийского простой добавкой ароматизаторов. Стоили все сорта кофе в СССР того времени четыре рубля пятьдесят копеек за килограмм. Даже считая рубль за доллар, это получалось в несколько раз дешевле, чем за границей, поэтому магазин "Чай - Кофе" на улице Кирова был включен в маршруты "Интуриста", и, когда приводили группу, в отделе кофе стояла очередь иностранцев, скупавших продукт большими партиями. То же происходило и в магазине "Инструменты" по соседству, где неплохие инструменты стоили в рублях дешевле, чем в США в долларах.
С деньгами было по-прежнему трудновато, поэтому я попросил В. Ю. Татарского, и он рекомендовал меня Б.Е. Бердичевсному, заместителю Пилюгина по надежности. Тот с удовольствием взял меня нештатньм переводчиком в ЦНИИНТИ - Центральный научно-исследовательский институт научно-технической информации. Теперь мне время от времени присыпали на дом статьи на английском языке для перевода. Пришлось купить портативную пишущую машинку. Воистину черствым был этот кусок хлеба...
Кроме того, однажды я решился и в субботу зашел в Московскую областную организацию общества "Знание" на Маросейке. Правление было закрыто, к двери подошел сторож и посоветовал зайти в рабочий день. Так я и сделал и вскоре был уже внештатным лектором. Постепенно я стал также лектором Российской республиканской и Всесоюзной организаций. Теперь не было проблем с поездками по стране. Все расходы принимало на себя общество "Знание". В области РСФСР и другие республики я ездил, в основном, во время отпусков. Иногда выступал я с лекциями и во время служебных командировок.
***
Лекции давались мне легко. Обычно я выписывал цифры и факты на все те же перфокарты и преподносил материал в импровизационной свободной манере, никогда не пользуясь написанным текстом. Кстати, от лекторов никогда не требовали предварительно представлять тексты. Единственное, что требовалось неукоснительно, лектор должен был быть членом КПСС. Как кандидат наук, я получал десять рублей за лекцию, исправно плюсовал их к моей зарплате и платил членские взносы в партийную кассу. Лекции в Московской области я читал урывками, потому что официально отпрашиваться на них я не мог. Эти приработки поглотали как-то справляться с насущными потребностями. Теперь, оглядываясь назад, мы с женой однозначно знаем, что причина наших трудностей была в нас самих; нас подводила житейская неопытность.
****
жизнь Института становилась мне понятнее. Существовал некий годовой цикл, повторяющийся неизменно. Новый год праздновался неофициально.
Двадцать третьего февраля мы собирались на торжественные собрания в честь дня Советской армии.
Двадцать второго апреля праздновалась очередная годовщина со дня рождения В.И. Ленина. В честь этого в ближайшую субботу мы выходили нам ленинский субботник, показывая невиданную производительность научного труда.
Первого мая - Международный день Солидарности трудящихся всех стран и обязательная демонстрация.
Девятого мая - день Победы и снова торжественное заседание.
Затем в один из выходных дней мая - коллективный выезд в подведомственный пионерский лагерь на ремонт зданий и уборку территории.
Седьмого ноября - главный праздник СССР -годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции (все слова с прописных букв) и, конечно, демонстрация.
Плюс к этому у нас было организовано и постоянно совершенствовалось социалистическое соревнование с выявлением передовиков и отстающих каждые три месяца.
По результатам соревнования нас ежеквартально премировали.
Плюс - ежемесячные партийные собрания в отделах.
Плюс - регулярные партийные собрания в управлениях.
Плюс регулярные занятия по боевой и политической подготовке.
Плюс - обязательное конспектирование произведений классиков марксизма-ленинизма и текущих решений Партии и Правительства.
Плюсов было еще много. Например, заседания партбюро, парткомитета управления, партактивы и партконференции. Минусов не было.
Иногда складывалось такое впечатление, что перечисленные мероприятия и были нашей основной работой. В этом нас активно убеждали "солдаты партии" - замполиты управлений в ранге полковников. А научно-исследовательскую работу нам разрешали проводить в оставшееся время. Утешало только то, что в СССР, на первый взгляд, всем всего доставалось поровну.
Мы не только ездили на конференции, мы их обязаны были организовывать и сами. Помню одну из таких конференций, проведенных отделом надежности. До сих пор живо во мне чувство стыда за так называемые доклады, прочитанные сотрудниками нашего отдела. На вопросы они не отвечали, ссылаясь на недостаток времени. Интересно, что приглашенные специалисты были теоретически подготовлены значительно лучше. В военных ВУЗах тоже служили блатняки, но их на конференции старались не посылать, чтобы не позориться.
Может быть, и решение США по созданию многоразовой космической системы было преждевременным. Как показал опыт, запуски космических аппаратов с помощью одноразовых ракет-носителей и МКС по стоимости отличаются незначительно. Дорогостоящие и редко запускаемые "Шаттлы" надо эксплуатировать, а стоимость эксплуатации сложных комплексов на Земле по американским оценкам составляет 10-15% в год от стоимости разработки и изготовления.
Появившаяся в результате внедрения МКС уникальная возможность ремонта ранее запущенных аппаратов на орбите или возвращения их на Землю для определения причин отказов с увеличением срока активного существования спутников используется все реже и реже. К тому же корабли, находясь большую часть времени в земных условиях на хранении, стремительно стареют, что показывает опыт США и, к глубокому прискорбию, катастрофы "Шаттлов".
Речь идет о другом. Решение не начинать работы по советским МКС было принято без всякого обоснования. Просто разработчикам и производителям ракет-носителей и космических аппаратов в случае принятия положительного решения грозило резкое сокращение программ. Наш Институт просто "примкнул" к промышленности.
Общаясь с офицерами ГУКОС, давно и хорошо знакомыми мне людьми, мнению которых я доверял, я все чаще слышал неблагоприятные отзывы о работе Института и особенно о нашем Начальнике. Подпольная кличка Геннадия Павловича в ГУКОСе была "Артист" или "Народный артист". Он был эмоционален, легко возбуждался и закатывал на совещаниях такие представления, что знающие дело люди только улыбались и качали головами.
Одно из таких представлений было дано, когда состоялось совместное с представителями войск Противовоздушной обороны совещание о работах по так называемой задаче сближения в Космосе. Геннадий Павлович продемонстрировал весь свой талант, доказывая, что именно НИИ-50 (наш Институт) должен быть головным по проблеме. Когда ГП замолчал, представитель ПВО спокойно спросил: "Геннадий Павлович, а какими силами Вы будете эту задачу решать?" ГП с неостывшим пафосом воскликнул: "Я выделю ОДНОГО, нет, даже ДВУХ старших научных сотрудников!" "Вот видите, - все так же спокойно ответил представитель ПВО, - а у нас этой задачей занимаются ДВА УПРАВЛЕНИЯ численностью триста человек ПЛЮС ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР." Конечно, головным исполнителем было определены войска ПВО. Были и другие случаи, когда некомпетентность ГП была видна невооруженным глазом.
Одной из причин неподготовленности ГП к обсуждению была внезапность возникающих проблем. Высшему руководству результаты всегда были нужны "вчера". Но в том и должно было состоять искусство руководителя, чтобы предвидеть развитие ситуации и проводить необходимые исследования с опережением. Геннадий Павлович к числу искусных руководителей не относился, кроме той части обязанностей, которая относилась к получаемым им лично благам.
Но зато к 1972 году он стал "непотопляемым авианосцем". Ходили слухи, что его жена, Муза Николаевна, сумела наладить дружбу с женой Главкома Ракетных войск, а та, в свою очередь, была близкой подругой жены Л.И. Брежнева. Эта цепочка обеспечивала ГП практически полную безнаказанность. Конечно, немалую роль играло и то, что Институт был набит детьми и племянниками элиты, вроде уже упоминавшихся Игоря Ивашутина и Виктора Григоренко. Были фамилии, который говорили сами за себя, например, Щелоков или Долгих, но чаще родственные связи были замаскированы, так что со временем уже и сам ГП не помнил, кто работает в Институте. Но в случае чего - услуга за услугу - отцы и дяди этих сотрудников поддерживали ГП на всех уровнях.
По Институту ходил анекдот. Вопрос: "Кто работает в нашем НИИ?" Ответ: "ДОРы, ЖОРы, ЛОРы и СУКИ." Расшифровка: дети ответственных работников, жены ответственных работников, любовницы ответственных работников и случайно уцелевшие квалифицированные инженеры.
По моему, в книге "Закон Паркинсона" я прочел о том, что одним из критериев работоспособности учреждения является процент блатняков среди работающих. Чем выше этот процент, тем менее работоспособно учреждение. Если судить по этому критерию, наш Институт был явно неработоспособен. Мы с Олегом Констанденко однажды сели и подсчитали, исходя из очень простых, но реальных допущений, сколько родственников и друзей особо важных персон стоит в Москве "в очереди" на продвижение по службе впереди нас. Получилось, что более ста тысяч. "Вот видишь, - философски заметил Олег, - а мы еще на что-то надеемся."
По-моему, весной 1972 года в Институт перешел Степан Богодяж. Его взяли в Первое управление. Опыта работы на полигоне и знаний у него было достаточно, но родни нехватало. Он был, если я не ошибаюсь, заместителем начальника отдела. В этом качестве он встречался иногда с ГП по службе и однажды отличился. Шло совещание, когда раздался звонок по "Кремлевке", и кто-то из больших чинов спросил, сколько потребуется топлива для перехода с одной заданной орбиты на другую. ГП тут же вызвал Германа Васильевича Степанова и поставил ему задачу. Герман запросил 3 часа.
У Богодяжа с собой был маленький томик энциклопедии "Космонавтика" - справочное пособие, которое Степан носил с собой, чтобы читать во время скучных заседаний. Он открыл нужную страницу и подсчитал по готовой формуле. "А ответ на Вашу задачу будет ..." - сказал Богодяж. ГП не поверил, но взял листок. Когда через несколько часов(!) появился Степанов, ответы совпали.
Это был пример печального явления, происходящего в современной науке и технике. Прошли славные времена, когда Архимед, доказав свою знаменитую теорему, забил сто быков и устроил пир своим согражданам. Современные прикладные математики, получив в распоряжение вычислительные машины, не хотят больше думать и доказывать теоремы и с подозрением смотрят на тех, кто помнит давно открытое.
Вот и гоняли наши неумехи мощнейшие вычислительные средства, чтобы определить, что получится, если сложить две независимые случайные нормально распределенные величины, а когда им давали точный ответ, вычисленный по теоретической формуле, искренне удивлялись: "Смотри-ка, ты ПОЧТИ УГАДАЛ!"
Большинство сотрудников Института имело только остаточные знания по математике. Последний раз они изучали теоретические курсы в училищах и академиях. Очные адъюнкты, получившие дополнительную теоретическую подготовку, вроде меня, были редким исключением. Единицы пытались читать книги по специальности самостоятельно. Та же картина наблюдалась и в гражданских прикладных НИИ.
Руководство МГУ имени Ломоносова прекрасно знало об этой проблеме. Поэтому однажды мы увидели в газетах объявление о приеме дипломированных инженеров на трехгодичные вечерние курсы по изучению математики с выдачей, после окончания, диплома об окончании МГУ Я всерьез подумывал о поступлении, но потом отказался от этой мысли. Может быть, зря …
***
...Когда я утром первого дня отпуска появился в пионерлагере, начальник лагеря позвал меня в кабинет и предложил на один месяц занять должность плаврука. Грубо говоря, моя задача была наблюдать за детьми во время плавания в бассейне и не дать никому утонуть. Я с этой задачей справился и получил, по-моему, восемьдесят рублей.
Пионерский лагерь принадлежал богатому НИИ министерства Обороны, расположенному в Загорске и относящемуся к 12-му Главному управлению. В число подчиненных частей Института входил филиал на Чукотке, поэтому часть детей приезжала отдыхать в наш лагерь. С питанием в лагере дело обстояло отлично. Проблема была в другом. На пионерскую душу отводилось одинаковое количество продуктов независимо от возраста, но десятилетний ребенок и пятнадцатилетний подросток едят по-разному. Оставалась гора несъеденной пищи, и ее уничтожали. Правда, и тут нашлись ловкие ребята. Одна из постоянных сотрудниц лагеря (старший воспитатель или что-то похожее) и ее муж каждый вечер грузили в свою "Ниву" чаны с едой и кормили ею поросят, которых они откармливали на убой. Для них это было большое подспорье.
Интересно, что эта самая "воспитательница", подслушав однажды беседу вожатых, воскликнула по моему адресу: "Да он же антисоветчик!" Ну да, ведь ее мировоззрение ограничивалось пионерскими лозунгами типа:
"Раз, два! Ленин с нами!
Три, четыре! Ленин жив!
Выше ленинское знамя,
Пионерский коллектив!"
Для нее антисоветчиком был всякий, кто сказал что-то, не напечатанное сегодня в "Правде". Впрочем, она в отличие от меня была настоящим советским функционером и знала: главное, произнести правильный лозунг, а после этого делать можно совершенно противоположное.
Примерно в середине смены начался поиск взрослых, имеющих туристские навыки. В план каждой смены для пионеров входил поход на Плещееве озеро с несколькими ночевками. Я оказался идеальной кандидатурой. Плещееве озеро, связанное в русской истории с именем Петра I, действительно очень красиво. В заботе о чистоте воды было принят запрет на использование лодок с бензиновыми моторами. Жаль только, что химический комбинат, расположенный на реке, впадающей в озеро, не получил запрета на выброс своих отходов в реку
Ребята купались на уникальном песчаном пляже и загорали, а для меня часы тикали. Независимо от того, чем я занимался, в конце июня я должен был сдать квартальный план по двум темам. Поэтому однажды, пользуясь тем, что было время коротких ночей, я сел у костра и под неустанную песню комаров часа за два изобразил в обычной ученической тетрадке несложную математическую модель надежности ретранслятора спутника "Молния". Это и было мое задание по теме "Корунд". Этот материал без редактирования вошел в очередной отчет и позже в диссертацию Олега Чепура.
Ретранслятор был основной целевой системой, с помощью которой сигнал с Земли принимался и передавался адресатам. Ввиду особой важности и высоких требований к надежности на борту устанавливали четыре комплекта аппаратуры, работал же только один.
Много позже, согласовывая с представителями КБ Прикладной механики программу летных испытаний, я предложил начать полет на орбите с того, чтобы переключить последовательно все комплекты радиоаппаратуры и проверить их работоспособность. Промышленники испуганно переглянулись, подумали и осторожно ввели меня в курс дела: переключение комплектов было аварийной вынужденной операцией. Если выходил из строя первый комплект, станция управления МОГЛА ПОПРОБОВАТЬ переключить ретранслятор на второй комплект, но надежность антенных переключателей на борту была очень низкой и успеха не гарантировала. Несрабатывание антенных переключателей приводило к почти мгновенному полному отказу антенной системы из-за расплавления фидеров. Так что четырехкратное резервирование было, по существу, фикцией.
Второе мое задание (по теме "Долг") я в отпуске выполнить не мог, так как для этого требовались статистические и, конечно, совершенно секретные материалы.
Мы вернулись в лагерь и стали готовиться к отъезду, когда неожиданно случилась беда: два пионера заболели дизентерией. Медики тут же объявили карантин и запретили выезд. У меня отпуск заканчивался, и я попросился уехать, но исключений не делали. Я дозвонился до отдела и доложил ситуацию. Конечно, Н.Г. Литюк был в ярости, но сделать ничего не мог Точнее, он кое-что сделал. Он пошел к начальнику управления генерал-майору И.И. Корнееву и облил меня дерьмом по первой категории. И офицер я был недисциплинированный, и карантин вымышленный и т.д.
Тут надо сказать, что мне уже подошло время присвоения звания "подполковник", и Литюк сделал все возможное, чтобы я с ним в звании не сравнялся. Когда я прибыл в отдел с вынужденным недельным опозданием, он обрушился на меня с упреками по поводу невыполнения плана. Я спокойно ответил, что результаты по теме "Корунд" я представлю через два часа. Я переписал текст из своей тетради в официальную. Теперь материал был украшен грифом "Совершенно секретно".
"А тема "Долг"?! продолжал яриться Литкж, - Отчет уже в печати!" "Кабинет Татарского свободен?" - спросил я. "Причем здесь!?" начал было Литюк. "Сейчас я перенесу машинку и продиктую Люсе Желновской материал." Так я и сделал, выбирая на ходу статистические данные из отчетов соисполнителей, и к концу рабочего дня мой параграф в отчете был отпечатан (много раньше других). Литюк был в шоке: у него написание такого материала занимало весь квартал. Но формальных претензий ко мне больше не было;
Как мне помнится, в 1972 году состоялась, наконец, успешная защита диссертации Констанденко. Посвящена была его работа прогнозированию случайный процессов с использованием метода экспоненциального сглаживания. Основным результатом диссертации была компьютерная программа.
Примерно через год я добросовестно скопировал программу и попробовал ее запустить, но она не работала. Что тут было, ошибка при компилировании или простое мошенничество, не знаю. Скорее, последнее. Последующий опыт показал, что Олег тоже принадлежал к великой когорте ряженых. Несчастье его заключалось в том, что он прилично знал математику и даже преподавал ее в Филиале академии Дзержинского (на полигоне), но не мог применить свои знания к реальной жизни.
Впрочем, он был в институте не одинок. В отделе систем управления ракет-носителей, которым командовал спокойный интеллигентный полковник Катанский, вовсю трудился над докторской Владимир Николаевич Карпов. Каждую неделю принадлежащая отделу малая вычислительная машина "Мир" включалась на три-четыре часа и работала с дребезжащим звоном. "Карпов опять для диссертации считает." -Уважительно говорили сотрудники, проходя мимо.
В.Н. Карпов успешно подготовил и защитил докторскую, посвященную теории гироскопов. После этого он тут же пошел к Г.П. Мельникову, попросил отдел и получил его ... в управлении боевого применения. Как могло пригодиться знание гироскопов на новой службе, никому не известно.
ГП сделал для Карпова исключение: он разрешил простому старшему научному сотруднику защитить докторскую. Ведь кредо генерала Мельникова было: нет отдела - нет докторской. То есть, представлять к защите докторскую можно было только начальникам отдела и выше. Причина такого исключения выяснилась довольно быстро - В.Н. Карпов был близким родственником нового Председателя ВАК, органа, утверждающего решения Ученых советов и окончательно присваивающим степени и звания. Именно поэтому от дня защиты до положительного решения о присуждении В.Н. Карпову степени доктора технических прошло менее трех недель. Обычный соискатель мог прождать год и более.
В следующем, после описываемой защиты, году инвентаризационная комиссия проверила машину "Мир" и рекомендовала списать ее с учета, так как на заводе-изготовителе в нее был поставлен неисправный блок, исключающий ее использование по назначению. В.Н. Карпов некоторое время пребывал в испуге, как бы его мошенничество не вскрылось, но затем успокоился. Снова ряженый, на этот раз в тогу доктора наук.
Тридцатого сентября 1972 года Главком РВСН своим приказом присвоил мне звание "подполковник-инженер". Конечно, мы отметили это событие, как положено, с доставанием звездочек зубами из стакана с водкой. Такова была традиция.
Осенью меня вдруг предупредили, что предстоит поездка в Красноярск. Это было связано с работами по "Корунду". Конструкторское бюро Прикладной механики (КБПМ) во главе с Михаилом Федоровичем Решетневым было создано как филиал ОКБ-1 и занималось разработкой спутников связи, в том числе и для системы "Корунд".
Командировка эта была необычной. Кроме рутинной справки о допуске к работам и документам по форме 1, которую я получил у майора И.И. Кокорева, требовалось еще получить специальную справку о допуске на территорию городка Красноярск-26. Для этого потребовалось поехать в Минобщемаш.
Въехав в городок, мы как бы совершили прыжок назад в сороковые - пятидесятые годы. Все дома были построены по проектам сталинского времени, когда строили немного, но капитально и с большими удобствами. Ни одной "хрущебы" в городке не было. Позже мы узнали, что руководство Минсредмаша вышло в Совет министров СССР и добилось объявления своих закрытых городков "памятниками архитектуры 50-х годов". Так что теперь ни один дом в городе не мог быть построен по более поздним проектам. Тут наши атомщики не ошиблись: через двадцать пять лет в СССР строились дома гораздо более низкого качества, хотя и в большем количестве.
КБПМ оказалось обычным предприятием. Необычным было только наличие рядовых и сержантов КГБ в качестве контролеров на каждом этаже КБ. Этим ребятам внушено было, что от их бдительности зависит безопасность государства, и они в это свято верили. Какой-то умник из Комитета вычислил, что качественная проверка пропуска требует полторы минуты, и это было внедрено в качестве норматива. Каждый обеденный перерыв у здания выстраивалась очередь ожидающих, а очередной проверяемый должен был девяносто секунд стоять в ожидании момента, когда ему вернут пропуск и разрешат войти. Самим контролерам эта комедия изрядно надоела, но нарушить норматив было нельзя, поэтому ребята медленно считали про себя до девяноста, и лишь затем отдавали пропуск владельцу. У более опытных сержантов заметить этот счет было трудно; рядовые свежего призыва усердно шевелили губами при "проверке пропуска".
1972 год заканчивался как всегда в спешке. Мало было выполнить план, надо было за его выполнение еще и отчитаться. Много позже я понял, почему в Институте две должности считались лучшими: заместитель начальника отдела и старший научный сотрудник "на верхней вилке", т.е., на максимальном окладе. Заместитель начальника отдела занимался, в основном, бумажной работой и представлял отдел на различных проверках, ни за что больше не отвечая и сохраняя все привилегии высокооплачиваемого научного работника, а СНС занимался только научной деятельностью, отчитываясь только за самого себя
Познакомился я и с начальником отдела Виталием Тарасенко. Он прекрасно устроился в Москве, получив на троих роскошную трехкомнатную квартиру. По службе он продвигался легко и даже попал в состав советской делегации на переговоры о сокращении стратегических вооружений.
На примере этой командировки мне стала понятна еще одна уловка сильных мира того. В войсковую часть 32103 поступило письмо из МИД с просьбой выделить одного (политически устойчивого) офицера для поездки в Австрию. Кандидат был назван, но не подошел. Послали другую фамилию, и снова отказ. Тогда позвонили в МИД и спросили, кто нужен. "Мы Вам советовать не можем, - спокойно ответили дипломаты, - когда кандидат нам подойдет, мы его возьмем." С большим трудом окольными путями удалось узнать фамилию счастливца, и на этот раз отказа не было.
Осенью 1972 года в наш институт пришло письмо с предложением выделить двух офицеров для поступления в академию Советской армии в 1973 году. Так называлась она официально, но в быту мы ее называли военно-дипломатической. Готовила она помощников военных атташе - официальных шпионов. В тот же день на столе у ГП появились два рапорта - Ивашутина и Григоренко. Рапорт Ивашутина ГП подписал сразу, а про Григоренко пробурчал: "Не знаю такого." Когда ГП вернулся с обеда, раздался звонок "кремлевки". "Геннадий Павлович, - негромко осведомился анонимный звонивший, - Вы собираетесь в запас?" "Нет!" - Воскликнул ГП. "Тогда подпишите рапорт Григоренко, - посоветовал собеседник, - так лучше будет и для него, и для Вас." ГП подписал, но долго матерился, оправдываясь тем, что не может же он упомнить, кто у него служит.
Игорек Ивашутин получил вопросы, на которые он должен был отвечать на вступительном экзамене, за год до поступления. Один из вопросов был: "Назовите столицы основных капиталистических государств." Он тут же принялся зубрить ответы. Через три месяца или около того Олег Констанденко спросил: "Игорь, назови столицу США?" "Нью-Йорк!" - Был мгновенный ответ будущего разведчика. Учитывая, что академия подчинялась его дяде напрямую, Игорь на экзамене мог назвать любой город. Чем не Ярослав Гашек с его экзаменом на звание врача военного времени?!
Само по себе это многократное присягание на верность выглядит подозрительно. Что у нас, государственный строй менялся или государство было другое после замены Первого (Генерального) секретаря ЦК КПСС? Все оставалось в неприкосновенности, а офицеры присягали. О личной преданности лидеру, как в клятве члена СС, в Присяге ничего не говорилось, но присягали каждому новому лидеру. Зачем? . . . Не знаю.
Инженеры в Советской Армии были больше техническими специалистами, чем офицерами, да и характер моей будущей работы требовал инженерных знаний. Недаром же Петр I требовал строить на левом фланге "господ инженеров и прочую нестроевую сволочь, дабы гнусным своим видом строя не портили".
В советской стране создание надежного вооружения было всегда задачей № 1. Но создавадось это вооружение в условиях всеобщего дефицита и относительно низкого качества промышленной продукции. Поэтому требования военных стандартов превышали показатели стандартов для изделий общепромышленного применения.
Военным представителям было предоставлено право отбора высококачественных комплектующих из общего потока произведенных (отбор для гражданских целей был категорически запрещен). Так, например, транзисторы, производимые электронной промышленностью, отбирались и маркировались особым образом, так что изделия высокого качества шли в "'оборонку", а остальные на изготовление товаров широкого потребления и общепромышленного назначения.
Поэтому, приобретая, например, трактор производства КБ "Южное", покупатель получал товар, собранный из отходов основного производства, не прошедших через игольное ушко военной приемки. То же касается и паровозов производства Харьковского завода им. Малышева. Эта продукция была все теми же пушками, которые возили по Плесецку, стреляя из орудия один раз в день.
Тюратам, 60-е... на площадках всегда существовала проблема туалетов. При строительстве МИКа площадки два в проект был заложен водопровод, канализация и кондиционирование воздуха в служебных помещениях. С кондиционированием воздуха не заладилось с самого начала. В окончательном виде мощности кондиционера хватило только на охлаждение помещения лаборатории гироскопических приборов. И то это было сделано потому, что в технических требованиях на приборы были определены строгие лимиты температуры, при которых их следовало хранить. Аппаратура не выдерживала условий, в которых работали люди.
Иногда удавалось по делам или просто так зайти в эту лабораторию в гости к капитану Поцелуеву и отвести душу посреди иссушающей жары летнего дня в пустыне. А потом, выйдя в коридор, привыкать к местным условиям заново.
Туалеты были построены, но открыть их командование не решилось. Желающих воспользоваться ими оказалось слишком много, и среди них -- множество солдат. Ясно было, что туалеты будут в короткое время загажены или выведены из строя. Поэтому было принято промежуточное решение.
Заведующей машинописным бюро был выдан ключ от туалета, чтобы им могли пользоваться женщины, каждый раз отпирая и запирая заветную дверь. Ключ от туалета имел также начальник Управления.
Все остальные военнослужащие, включая офицеров-испытателей, пользовались общим туалетом "типа сортир", который был спешно отрыт неподалеку от входных ворот.
Трудность заключалась в том, что среди гостей было большое количество высокопоставленных лиц, которым предлагать пользоваться сортиром было неловко. Поэтому в дни посещения площадки генералитетом и министрами туалет открывали, но назначали нештатных наблюдателей из числа свободных офицеров Управления, зорко следивших, чтобы туалетом не воспользовалась ''черная кость".
Ну, а в дни посещения Главкомом РВСН туалет охранял один из начальников отдела в чине полковника. Эта высокая честь никогда не предоставлялась комплексникам, постоянно занятым на работах с техникой. Воду для питья мы набирали из кранов. Кипяченой волы нехватало. Пили сырую, обильно насыщенную хлором. Поэтому мы вздохнули с облегчением, когда командование испытательной части распорядилось построить во дворе МИКа киоск по продаже газированной воды. Брали мы ее трехлитровыми банками и пили с наслаждением. Некоторые автономные расчеты имели в комнатах холодильники для хранения аппаратуры и пленок. Эти холодильники всегда были заполнены трехлитровыми "баллонами" с водой.
****
При формировании в свое время командно-измерительного комплекса в его название были добавлены магические слова "научно-исследовательский испытательный", что давало возможность ввести в штат научные должности, платить повышенные оклады и надбавки за ученые степени и звания и отвергать любые претензии Филиала на научное руководство.
В состав КИК тогда входило около двух десятков командно-измерительных пунктов, разбросанных по всей территории СССР. Каждый такой пункт был самостоятельной войсковой частью со своим командованием и штабом. КИК вел напряженную круглосуточную работу по эксплуатации всех советских спутников в полете. Комплекс имел все внешние признаки научно-исследовательского учреждения, включая заместителя начальника по науке, но серьезной научно-исследовательской работы вести не мог из-за большой занятости текущей работой и недостаточной квалификации сотрудников. Это был еще один ряженый в огромной когорте так называемой прикладной науки.
Филиал НИИ-4 унаследовал систему документации, планирования и контроля НИР от НИИ-4, где она была отточена с годами до совершенства точки. Младшие и старшие научные сотрудники были непосредственными исполнителями работ и находились в самом низу пирамиды. В конце каждого квартала они расписывались в совершенно секретном документе, называемом "План-задание". Чтобы сузить глобальную постановку задачи до объема, выполнимого одним человеком за три месяца, придуманы были магические слова "в части".
Таким образом, научный сотрудник мог получить задание в виде: "Разработка и обоснование предложений по совершенствованию системы связи командно-измерительного комплекса ... на 1971-1975 г.г. ... в части: предварительного определения потребности в проводных каналах связи на планируемый период", или еще уже: "... в части: предварительной разработки методического подхода к определению потребности в каналах связи"
Звучало это серьезно, но на практике сводилось к тому, чтобы проделанную работу можно было хоть как-то оценить. Отчетность по работе была, как правило, "рм в рт", что означало - рабочий материал в рабочей тетради. В случае выпуска отчета, рм в рт заменялся на "материал в отчете".
Прочитать эту гору рукописного материала начальник отдела уже не успевал: в отделе было около двадцати человек; материалы за квартал составляли увесистый том. Чтение материалов возлагалось на начальников лабораторий, которые этим частенько пренебрегали, доверяя сотрудникам.
Научным руководителем темы был Начальник института или один из его заместителей. Они тем более не могли знать, что рождено умом и мыслью подчиненных. В этих условиях проявил гениальность начальник планового отдела НИИ-4 подполковник Лопаченок. Он создавал каждый квартал комиссию, которая проверяла каждый рабочий материал в части … правильной записи заданий в план-задании и точного копирования этой записи в рабочей тетради исполнителя. Глубже комиссия не копала. На основе замечаний этой комиссии определялись места в соцсоревновании и премии, создавались и рушились репутации и карьеры.
Андрей Илларионович Соколов довольно быстро понял, что такая проверка - это фикция. "Лопаченковщина" была осуждена, но следы ее сохранились. Поэтому после соответствующего инструктажа подполковника Корягина я с трепетом перенес в свою первую девственно чистую совершенно секретную рабочую тетрадь первое свое задание. Потеряй я эту пустую тетрадь, и мне пришлось бы доказывать специальной комиссии, что она не содержала секретной информации.
...Был вечер, мы с Володей дежурили по части: он - дежурным, а я - помощником. Он принес с собой приготовленные дома засахаренные орешки, и мы закусывали ими вкуснейший кофе Хараре из Эфиопии, который он заварил по специальному рецепту и принес в термосе. Кофе этот больше мне никогда не попадался, а в США широкие массы о нем и понятия не имеют. Здесь все сорта кофе, включая бразильский мокко, готовятся из колумбийского простой добавкой ароматизаторов. Стоили все сорта кофе в СССР того времени четыре рубля пятьдесят копеек за килограмм. Даже считая рубль за доллар, это получалось в несколько раз дешевле, чем за границей, поэтому магазин "Чай - Кофе" на улице Кирова был включен в маршруты "Интуриста", и, когда приводили группу, в отделе кофе стояла очередь иностранцев, скупавших продукт большими партиями. То же происходило и в магазине "Инструменты" по соседству, где неплохие инструменты стоили в рублях дешевле, чем в США в долларах.
С деньгами было по-прежнему трудновато, поэтому я попросил В. Ю. Татарского, и он рекомендовал меня Б.Е. Бердичевсному, заместителю Пилюгина по надежности. Тот с удовольствием взял меня нештатньм переводчиком в ЦНИИНТИ - Центральный научно-исследовательский институт научно-технической информации. Теперь мне время от времени присыпали на дом статьи на английском языке для перевода. Пришлось купить портативную пишущую машинку. Воистину черствым был этот кусок хлеба...
Кроме того, однажды я решился и в субботу зашел в Московскую областную организацию общества "Знание" на Маросейке. Правление было закрыто, к двери подошел сторож и посоветовал зайти в рабочий день. Так я и сделал и вскоре был уже внештатным лектором. Постепенно я стал также лектором Российской республиканской и Всесоюзной организаций. Теперь не было проблем с поездками по стране. Все расходы принимало на себя общество "Знание". В области РСФСР и другие республики я ездил, в основном, во время отпусков. Иногда выступал я с лекциями и во время служебных командировок.
***
Лекции давались мне легко. Обычно я выписывал цифры и факты на все те же перфокарты и преподносил материал в импровизационной свободной манере, никогда не пользуясь написанным текстом. Кстати, от лекторов никогда не требовали предварительно представлять тексты. Единственное, что требовалось неукоснительно, лектор должен был быть членом КПСС. Как кандидат наук, я получал десять рублей за лекцию, исправно плюсовал их к моей зарплате и платил членские взносы в партийную кассу. Лекции в Московской области я читал урывками, потому что официально отпрашиваться на них я не мог. Эти приработки поглотали как-то справляться с насущными потребностями. Теперь, оглядываясь назад, мы с женой однозначно знаем, что причина наших трудностей была в нас самих; нас подводила житейская неопытность.
****
жизнь Института становилась мне понятнее. Существовал некий годовой цикл, повторяющийся неизменно. Новый год праздновался неофициально.
Двадцать третьего февраля мы собирались на торжественные собрания в честь дня Советской армии.
Двадцать второго апреля праздновалась очередная годовщина со дня рождения В.И. Ленина. В честь этого в ближайшую субботу мы выходили нам ленинский субботник, показывая невиданную производительность научного труда.
Первого мая - Международный день Солидарности трудящихся всех стран и обязательная демонстрация.
Девятого мая - день Победы и снова торжественное заседание.
Затем в один из выходных дней мая - коллективный выезд в подведомственный пионерский лагерь на ремонт зданий и уборку территории.
Седьмого ноября - главный праздник СССР -годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции (все слова с прописных букв) и, конечно, демонстрация.
Плюс к этому у нас было организовано и постоянно совершенствовалось социалистическое соревнование с выявлением передовиков и отстающих каждые три месяца.
По результатам соревнования нас ежеквартально премировали.
Плюс - ежемесячные партийные собрания в отделах.
Плюс - регулярные партийные собрания в управлениях.
Плюс регулярные занятия по боевой и политической подготовке.
Плюс - обязательное конспектирование произведений классиков марксизма-ленинизма и текущих решений Партии и Правительства.
Плюсов было еще много. Например, заседания партбюро, парткомитета управления, партактивы и партконференции. Минусов не было.
Иногда складывалось такое впечатление, что перечисленные мероприятия и были нашей основной работой. В этом нас активно убеждали "солдаты партии" - замполиты управлений в ранге полковников. А научно-исследовательскую работу нам разрешали проводить в оставшееся время. Утешало только то, что в СССР, на первый взгляд, всем всего доставалось поровну.
Мы не только ездили на конференции, мы их обязаны были организовывать и сами. Помню одну из таких конференций, проведенных отделом надежности. До сих пор живо во мне чувство стыда за так называемые доклады, прочитанные сотрудниками нашего отдела. На вопросы они не отвечали, ссылаясь на недостаток времени. Интересно, что приглашенные специалисты были теоретически подготовлены значительно лучше. В военных ВУЗах тоже служили блатняки, но их на конференции старались не посылать, чтобы не позориться.
Может быть, и решение США по созданию многоразовой космической системы было преждевременным. Как показал опыт, запуски космических аппаратов с помощью одноразовых ракет-носителей и МКС по стоимости отличаются незначительно. Дорогостоящие и редко запускаемые "Шаттлы" надо эксплуатировать, а стоимость эксплуатации сложных комплексов на Земле по американским оценкам составляет 10-15% в год от стоимости разработки и изготовления.
Появившаяся в результате внедрения МКС уникальная возможность ремонта ранее запущенных аппаратов на орбите или возвращения их на Землю для определения причин отказов с увеличением срока активного существования спутников используется все реже и реже. К тому же корабли, находясь большую часть времени в земных условиях на хранении, стремительно стареют, что показывает опыт США и, к глубокому прискорбию, катастрофы "Шаттлов".
Речь идет о другом. Решение не начинать работы по советским МКС было принято без всякого обоснования. Просто разработчикам и производителям ракет-носителей и космических аппаратов в случае принятия положительного решения грозило резкое сокращение программ. Наш Институт просто "примкнул" к промышленности.
Общаясь с офицерами ГУКОС, давно и хорошо знакомыми мне людьми, мнению которых я доверял, я все чаще слышал неблагоприятные отзывы о работе Института и особенно о нашем Начальнике. Подпольная кличка Геннадия Павловича в ГУКОСе была "Артист" или "Народный артист". Он был эмоционален, легко возбуждался и закатывал на совещаниях такие представления, что знающие дело люди только улыбались и качали головами.
Одно из таких представлений было дано, когда состоялось совместное с представителями войск Противовоздушной обороны совещание о работах по так называемой задаче сближения в Космосе. Геннадий Павлович продемонстрировал весь свой талант, доказывая, что именно НИИ-50 (наш Институт) должен быть головным по проблеме. Когда ГП замолчал, представитель ПВО спокойно спросил: "Геннадий Павлович, а какими силами Вы будете эту задачу решать?" ГП с неостывшим пафосом воскликнул: "Я выделю ОДНОГО, нет, даже ДВУХ старших научных сотрудников!" "Вот видите, - все так же спокойно ответил представитель ПВО, - а у нас этой задачей занимаются ДВА УПРАВЛЕНИЯ численностью триста человек ПЛЮС ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР." Конечно, головным исполнителем было определены войска ПВО. Были и другие случаи, когда некомпетентность ГП была видна невооруженным глазом.
Одной из причин неподготовленности ГП к обсуждению была внезапность возникающих проблем. Высшему руководству результаты всегда были нужны "вчера". Но в том и должно было состоять искусство руководителя, чтобы предвидеть развитие ситуации и проводить необходимые исследования с опережением. Геннадий Павлович к числу искусных руководителей не относился, кроме той части обязанностей, которая относилась к получаемым им лично благам.
Но зато к 1972 году он стал "непотопляемым авианосцем". Ходили слухи, что его жена, Муза Николаевна, сумела наладить дружбу с женой Главкома Ракетных войск, а та, в свою очередь, была близкой подругой жены Л.И. Брежнева. Эта цепочка обеспечивала ГП практически полную безнаказанность. Конечно, немалую роль играло и то, что Институт был набит детьми и племянниками элиты, вроде уже упоминавшихся Игоря Ивашутина и Виктора Григоренко. Были фамилии, который говорили сами за себя, например, Щелоков или Долгих, но чаще родственные связи были замаскированы, так что со временем уже и сам ГП не помнил, кто работает в Институте. Но в случае чего - услуга за услугу - отцы и дяди этих сотрудников поддерживали ГП на всех уровнях.
По Институту ходил анекдот. Вопрос: "Кто работает в нашем НИИ?" Ответ: "ДОРы, ЖОРы, ЛОРы и СУКИ." Расшифровка: дети ответственных работников, жены ответственных работников, любовницы ответственных работников и случайно уцелевшие квалифицированные инженеры.
По моему, в книге "Закон Паркинсона" я прочел о том, что одним из критериев работоспособности учреждения является процент блатняков среди работающих. Чем выше этот процент, тем менее работоспособно учреждение. Если судить по этому критерию, наш Институт был явно неработоспособен. Мы с Олегом Констанденко однажды сели и подсчитали, исходя из очень простых, но реальных допущений, сколько родственников и друзей особо важных персон стоит в Москве "в очереди" на продвижение по службе впереди нас. Получилось, что более ста тысяч. "Вот видишь, - философски заметил Олег, - а мы еще на что-то надеемся."
По-моему, весной 1972 года в Институт перешел Степан Богодяж. Его взяли в Первое управление. Опыта работы на полигоне и знаний у него было достаточно, но родни нехватало. Он был, если я не ошибаюсь, заместителем начальника отдела. В этом качестве он встречался иногда с ГП по службе и однажды отличился. Шло совещание, когда раздался звонок по "Кремлевке", и кто-то из больших чинов спросил, сколько потребуется топлива для перехода с одной заданной орбиты на другую. ГП тут же вызвал Германа Васильевича Степанова и поставил ему задачу. Герман запросил 3 часа.
У Богодяжа с собой был маленький томик энциклопедии "Космонавтика" - справочное пособие, которое Степан носил с собой, чтобы читать во время скучных заседаний. Он открыл нужную страницу и подсчитал по готовой формуле. "А ответ на Вашу задачу будет ..." - сказал Богодяж. ГП не поверил, но взял листок. Когда через несколько часов(!) появился Степанов, ответы совпали.
Это был пример печального явления, происходящего в современной науке и технике. Прошли славные времена, когда Архимед, доказав свою знаменитую теорему, забил сто быков и устроил пир своим согражданам. Современные прикладные математики, получив в распоряжение вычислительные машины, не хотят больше думать и доказывать теоремы и с подозрением смотрят на тех, кто помнит давно открытое.
Вот и гоняли наши неумехи мощнейшие вычислительные средства, чтобы определить, что получится, если сложить две независимые случайные нормально распределенные величины, а когда им давали точный ответ, вычисленный по теоретической формуле, искренне удивлялись: "Смотри-ка, ты ПОЧТИ УГАДАЛ!"
Большинство сотрудников Института имело только остаточные знания по математике. Последний раз они изучали теоретические курсы в училищах и академиях. Очные адъюнкты, получившие дополнительную теоретическую подготовку, вроде меня, были редким исключением. Единицы пытались читать книги по специальности самостоятельно. Та же картина наблюдалась и в гражданских прикладных НИИ.
Руководство МГУ имени Ломоносова прекрасно знало об этой проблеме. Поэтому однажды мы увидели в газетах объявление о приеме дипломированных инженеров на трехгодичные вечерние курсы по изучению математики с выдачей, после окончания, диплома об окончании МГУ Я всерьез подумывал о поступлении, но потом отказался от этой мысли. Может быть, зря …
***
...Когда я утром первого дня отпуска появился в пионерлагере, начальник лагеря позвал меня в кабинет и предложил на один месяц занять должность плаврука. Грубо говоря, моя задача была наблюдать за детьми во время плавания в бассейне и не дать никому утонуть. Я с этой задачей справился и получил, по-моему, восемьдесят рублей.
Пионерский лагерь принадлежал богатому НИИ министерства Обороны, расположенному в Загорске и относящемуся к 12-му Главному управлению. В число подчиненных частей Института входил филиал на Чукотке, поэтому часть детей приезжала отдыхать в наш лагерь. С питанием в лагере дело обстояло отлично. Проблема была в другом. На пионерскую душу отводилось одинаковое количество продуктов независимо от возраста, но десятилетний ребенок и пятнадцатилетний подросток едят по-разному. Оставалась гора несъеденной пищи, и ее уничтожали. Правда, и тут нашлись ловкие ребята. Одна из постоянных сотрудниц лагеря (старший воспитатель или что-то похожее) и ее муж каждый вечер грузили в свою "Ниву" чаны с едой и кормили ею поросят, которых они откармливали на убой. Для них это было большое подспорье.
Интересно, что эта самая "воспитательница", подслушав однажды беседу вожатых, воскликнула по моему адресу: "Да он же антисоветчик!" Ну да, ведь ее мировоззрение ограничивалось пионерскими лозунгами типа:
"Раз, два! Ленин с нами!
Три, четыре! Ленин жив!
Выше ленинское знамя,
Пионерский коллектив!"
Для нее антисоветчиком был всякий, кто сказал что-то, не напечатанное сегодня в "Правде". Впрочем, она в отличие от меня была настоящим советским функционером и знала: главное, произнести правильный лозунг, а после этого делать можно совершенно противоположное.
Примерно в середине смены начался поиск взрослых, имеющих туристские навыки. В план каждой смены для пионеров входил поход на Плещееве озеро с несколькими ночевками. Я оказался идеальной кандидатурой. Плещееве озеро, связанное в русской истории с именем Петра I, действительно очень красиво. В заботе о чистоте воды было принят запрет на использование лодок с бензиновыми моторами. Жаль только, что химический комбинат, расположенный на реке, впадающей в озеро, не получил запрета на выброс своих отходов в реку
Ребята купались на уникальном песчаном пляже и загорали, а для меня часы тикали. Независимо от того, чем я занимался, в конце июня я должен был сдать квартальный план по двум темам. Поэтому однажды, пользуясь тем, что было время коротких ночей, я сел у костра и под неустанную песню комаров часа за два изобразил в обычной ученической тетрадке несложную математическую модель надежности ретранслятора спутника "Молния". Это и было мое задание по теме "Корунд". Этот материал без редактирования вошел в очередной отчет и позже в диссертацию Олега Чепура.
Ретранслятор был основной целевой системой, с помощью которой сигнал с Земли принимался и передавался адресатам. Ввиду особой важности и высоких требований к надежности на борту устанавливали четыре комплекта аппаратуры, работал же только один.
Много позже, согласовывая с представителями КБ Прикладной механики программу летных испытаний, я предложил начать полет на орбите с того, чтобы переключить последовательно все комплекты радиоаппаратуры и проверить их работоспособность. Промышленники испуганно переглянулись, подумали и осторожно ввели меня в курс дела: переключение комплектов было аварийной вынужденной операцией. Если выходил из строя первый комплект, станция управления МОГЛА ПОПРОБОВАТЬ переключить ретранслятор на второй комплект, но надежность антенных переключателей на борту была очень низкой и успеха не гарантировала. Несрабатывание антенных переключателей приводило к почти мгновенному полному отказу антенной системы из-за расплавления фидеров. Так что четырехкратное резервирование было, по существу, фикцией.
Второе мое задание (по теме "Долг") я в отпуске выполнить не мог, так как для этого требовались статистические и, конечно, совершенно секретные материалы.
Мы вернулись в лагерь и стали готовиться к отъезду, когда неожиданно случилась беда: два пионера заболели дизентерией. Медики тут же объявили карантин и запретили выезд. У меня отпуск заканчивался, и я попросился уехать, но исключений не делали. Я дозвонился до отдела и доложил ситуацию. Конечно, Н.Г. Литюк был в ярости, но сделать ничего не мог Точнее, он кое-что сделал. Он пошел к начальнику управления генерал-майору И.И. Корнееву и облил меня дерьмом по первой категории. И офицер я был недисциплинированный, и карантин вымышленный и т.д.
Тут надо сказать, что мне уже подошло время присвоения звания "подполковник", и Литюк сделал все возможное, чтобы я с ним в звании не сравнялся. Когда я прибыл в отдел с вынужденным недельным опозданием, он обрушился на меня с упреками по поводу невыполнения плана. Я спокойно ответил, что результаты по теме "Корунд" я представлю через два часа. Я переписал текст из своей тетради в официальную. Теперь материал был украшен грифом "Совершенно секретно".
"А тема "Долг"?! продолжал яриться Литкж, - Отчет уже в печати!" "Кабинет Татарского свободен?" - спросил я. "Причем здесь!?" начал было Литюк. "Сейчас я перенесу машинку и продиктую Люсе Желновской материал." Так я и сделал, выбирая на ходу статистические данные из отчетов соисполнителей, и к концу рабочего дня мой параграф в отчете был отпечатан (много раньше других). Литюк был в шоке: у него написание такого материала занимало весь квартал. Но формальных претензий ко мне больше не было;
Как мне помнится, в 1972 году состоялась, наконец, успешная защита диссертации Констанденко. Посвящена была его работа прогнозированию случайный процессов с использованием метода экспоненциального сглаживания. Основным результатом диссертации была компьютерная программа.
Примерно через год я добросовестно скопировал программу и попробовал ее запустить, но она не работала. Что тут было, ошибка при компилировании или простое мошенничество, не знаю. Скорее, последнее. Последующий опыт показал, что Олег тоже принадлежал к великой когорте ряженых. Несчастье его заключалось в том, что он прилично знал математику и даже преподавал ее в Филиале академии Дзержинского (на полигоне), но не мог применить свои знания к реальной жизни.
Впрочем, он был в институте не одинок. В отделе систем управления ракет-носителей, которым командовал спокойный интеллигентный полковник Катанский, вовсю трудился над докторской Владимир Николаевич Карпов. Каждую неделю принадлежащая отделу малая вычислительная машина "Мир" включалась на три-четыре часа и работала с дребезжащим звоном. "Карпов опять для диссертации считает." -Уважительно говорили сотрудники, проходя мимо.
В.Н. Карпов успешно подготовил и защитил докторскую, посвященную теории гироскопов. После этого он тут же пошел к Г.П. Мельникову, попросил отдел и получил его ... в управлении боевого применения. Как могло пригодиться знание гироскопов на новой службе, никому не известно.
ГП сделал для Карпова исключение: он разрешил простому старшему научному сотруднику защитить докторскую. Ведь кредо генерала Мельникова было: нет отдела - нет докторской. То есть, представлять к защите докторскую можно было только начальникам отдела и выше. Причина такого исключения выяснилась довольно быстро - В.Н. Карпов был близким родственником нового Председателя ВАК, органа, утверждающего решения Ученых советов и окончательно присваивающим степени и звания. Именно поэтому от дня защиты до положительного решения о присуждении В.Н. Карпову степени доктора технических прошло менее трех недель. Обычный соискатель мог прождать год и более.
В следующем, после описываемой защиты, году инвентаризационная комиссия проверила машину "Мир" и рекомендовала списать ее с учета, так как на заводе-изготовителе в нее был поставлен неисправный блок, исключающий ее использование по назначению. В.Н. Карпов некоторое время пребывал в испуге, как бы его мошенничество не вскрылось, но затем успокоился. Снова ряженый, на этот раз в тогу доктора наук.
Тридцатого сентября 1972 года Главком РВСН своим приказом присвоил мне звание "подполковник-инженер". Конечно, мы отметили это событие, как положено, с доставанием звездочек зубами из стакана с водкой. Такова была традиция.
Осенью меня вдруг предупредили, что предстоит поездка в Красноярск. Это было связано с работами по "Корунду". Конструкторское бюро Прикладной механики (КБПМ) во главе с Михаилом Федоровичем Решетневым было создано как филиал ОКБ-1 и занималось разработкой спутников связи, в том числе и для системы "Корунд".
Командировка эта была необычной. Кроме рутинной справки о допуске к работам и документам по форме 1, которую я получил у майора И.И. Кокорева, требовалось еще получить специальную справку о допуске на территорию городка Красноярск-26. Для этого потребовалось поехать в Минобщемаш.
Въехав в городок, мы как бы совершили прыжок назад в сороковые - пятидесятые годы. Все дома были построены по проектам сталинского времени, когда строили немного, но капитально и с большими удобствами. Ни одной "хрущебы" в городке не было. Позже мы узнали, что руководство Минсредмаша вышло в Совет министров СССР и добилось объявления своих закрытых городков "памятниками архитектуры 50-х годов". Так что теперь ни один дом в городе не мог быть построен по более поздним проектам. Тут наши атомщики не ошиблись: через двадцать пять лет в СССР строились дома гораздо более низкого качества, хотя и в большем количестве.
КБПМ оказалось обычным предприятием. Необычным было только наличие рядовых и сержантов КГБ в качестве контролеров на каждом этаже КБ. Этим ребятам внушено было, что от их бдительности зависит безопасность государства, и они в это свято верили. Какой-то умник из Комитета вычислил, что качественная проверка пропуска требует полторы минуты, и это было внедрено в качестве норматива. Каждый обеденный перерыв у здания выстраивалась очередь ожидающих, а очередной проверяемый должен был девяносто секунд стоять в ожидании момента, когда ему вернут пропуск и разрешат войти. Самим контролерам эта комедия изрядно надоела, но нарушить норматив было нельзя, поэтому ребята медленно считали про себя до девяноста, и лишь затем отдавали пропуск владельцу. У более опытных сержантов заметить этот счет было трудно; рядовые свежего призыва усердно шевелили губами при "проверке пропуска".
1972 год заканчивался как всегда в спешке. Мало было выполнить план, надо было за его выполнение еще и отчитаться. Много позже я понял, почему в Институте две должности считались лучшими: заместитель начальника отдела и старший научный сотрудник "на верхней вилке", т.е., на максимальном окладе. Заместитель начальника отдела занимался, в основном, бумажной работой и представлял отдел на различных проверках, ни за что больше не отвечая и сохраняя все привилегии высокооплачиваемого научного работника, а СНС занимался только научной деятельностью, отчитываясь только за самого себя
Познакомился я и с начальником отдела Виталием Тарасенко. Он прекрасно устроился в Москве, получив на троих роскошную трехкомнатную квартиру. По службе он продвигался легко и даже попал в состав советской делегации на переговоры о сокращении стратегических вооружений.
На примере этой командировки мне стала понятна еще одна уловка сильных мира того. В войсковую часть 32103 поступило письмо из МИД с просьбой выделить одного (политически устойчивого) офицера для поездки в Австрию. Кандидат был назван, но не подошел. Послали другую фамилию, и снова отказ. Тогда позвонили в МИД и спросили, кто нужен. "Мы Вам советовать не можем, - спокойно ответили дипломаты, - когда кандидат нам подойдет, мы его возьмем." С большим трудом окольными путями удалось узнать фамилию счастливца, и на этот раз отказа не было.
Осенью 1972 года в наш институт пришло письмо с предложением выделить двух офицеров для поступления в академию Советской армии в 1973 году. Так называлась она официально, но в быту мы ее называли военно-дипломатической. Готовила она помощников военных атташе - официальных шпионов. В тот же день на столе у ГП появились два рапорта - Ивашутина и Григоренко. Рапорт Ивашутина ГП подписал сразу, а про Григоренко пробурчал: "Не знаю такого." Когда ГП вернулся с обеда, раздался звонок "кремлевки". "Геннадий Павлович, - негромко осведомился анонимный звонивший, - Вы собираетесь в запас?" "Нет!" - Воскликнул ГП. "Тогда подпишите рапорт Григоренко, - посоветовал собеседник, - так лучше будет и для него, и для Вас." ГП подписал, но долго матерился, оправдываясь тем, что не может же он упомнить, кто у него служит.
Игорек Ивашутин получил вопросы, на которые он должен был отвечать на вступительном экзамене, за год до поступления. Один из вопросов был: "Назовите столицы основных капиталистических государств." Он тут же принялся зубрить ответы. Через три месяца или около того Олег Констанденко спросил: "Игорь, назови столицу США?" "Нью-Йорк!" - Был мгновенный ответ будущего разведчика. Учитывая, что академия подчинялась его дяде напрямую, Игорь на экзамене мог назвать любой город. Чем не Ярослав Гашек с его экзаменом на звание врача военного времени?!