Изображая жизнь
Братья Пресняковы «Изображая жертву» МХАТ имени Чехова, режиссёр Кирилл Серебренников, 2004
Цветные сны и монохромная жизнь
Едва зритель входит в зал, он уже оказывается на мхатовском спектакле - на сцене стоит кровать, в кровати спит молодой человек, спит беспокойно, ворочается, иногда вскакивает. Это главный герой - Валя (П.Кислов). Зрители не спеша рассаживаются, гаснет в зале свет. Из правой кулисы выходит дама в чёрном концертном платье, это аккомпаниатор, она подходит к чёрному роялю, «утопленному» в белом полу сцены и берёт несколько нот. И это невероятное, невозможное, «неправильное» сочетание безусловного и условного, настоящего и театрального, мхатовского и «мейерхольдовского», достоверно по-старомхатовски спящего в постели на белой простыне человека и аккомпаниатора, шествующего через всю сцену к роялю - это сочетание несочетаемого завораживает. И когда аккомпаниаторша возьмёт лишь несколько нот и словно включённый этими музыкальными «каплями» заработает большой монитор на сцене, на котором будет лишь «белый» эфирный шум, заворожённому зрителю будет сразу же понятно, что это сон, сон Вали. В этом сне, на экране монитора возникнет человек в белой парадной офицерской морской форме, и будет кричать ему: «Валя! Валя!» Это его отец, точнее - тень его покойного отца. Сон перейдёт в другую фазу, и тень отца (В.Хаев) возникнет в нише в заднике сцены, в рябом белом свете, точно таком же, как и «белый» эфирный шум. И эти встречи с умершим моряком отцом и его матросами в чёрном, и диалоги с ним - главное, самое важное, что есть у Вали. В реале жизнь его монотонно-монохромна, встреча с его девушкой Олей и процесс под названием «Займёмся любовью!» напоминают какую-то безрадостную, механистическую, унылую работу. Поначалу кажется, что Валю угнетает абсурдное и жестокое явление через которое проходит каждый молодой человек - вколачивание юного существа в жёсткие рамки общественных правил и ритуалов. Он вроде бы пытается себя ставить вне правил: во время «мужской беседы по душам» с дядей Петром, новым мужем его матери, пьёт водку из стакана, налитого дядей Петром с помощью китайских палочек для еды. Он легко манипулирует сержантиком милиционером (С.Медведев), демонстрируя ему условность, призрачность общепринятых правил. Но наблюдая его во время его странной работы - он изображает жертву во время следственных экспериментов на местах преступлений - убийств, понимаешь, что его тяготит всего лишь ОДНО правило, одна рамка, рамка в которую вставлена жизнь, рамка жизни под названием смерть. Он и изображает жертвы убийств ради того, чтобы приблизиться к этой рамке, увидеть и понять - что там и как ТАМ, за границами этой рамки?
Имитация жизни
Изображая жертву, Валя сам становится жертвой - он не живёт, он лишь боится смерти, он имитирует жизнь, изображает жизнь. Думаю, что это ощущение пустоты, призрачности жизни знакомо каждому человеку, заглядывавшему за границы жизни - «зачем что-то делать, если ТАМ всё равно НИЧЕГО не будет!» Монолог Валиного начальника, капитана милиции (его играет тот же актёр, что и отца - В.Хаев) об имитаторах жизни - «Откуда вы, бл@дь, такие взялись?!!!» является кульминацией спектакля, он обрушивает на зрителей и на «имитаторов» такой мощный поток энергии, такой мощный протест против имитации жизни, что заряжает зрителей жаждой жизни. Когда-то в пьесе М.Горького искренний и сильный монолог о человеке «Человек - это звучит гордо!» произносил карточный шулер, жулик. В спектакле «Изображая жертву» такой же концептуальный монолог о Жизни и об имитации жизни выдыхает, выталкивает из себя мент, потёртый, нелепый, жуликоватый мент! В эти мгновения спектакль наследует горьковской традиции. Любопытно, что этот монолог капитана не направлен напрямую против Вали, его спровоцировал Верхушкин (Н.Панфилов), участник следственного эксперимента, показывавший, как он в ресторане «пульнул» в затылок своему бывшему однокласснику, но в спектакле этот монолог адресован прежде всего Вале и всем остальным валям, сидящим в зрительном зале, мент бросает свои взрывные фразу прямо в зал, зрителям: «Откуда, бл&дь, вы взялись?!!!» Зал слушает капитана затаив дыхание и хохоча - так всё это верно и так всё это смешно - настолько неожиданную и парадоксальную точку обзора предлагает театр! Удивительно: этот спектакль, поднимающий фундаментальные экзистенциальные проблемы человеческого бытия, является одновременно и одной из самых смешных комедий, какие приходилось видеть в последнее время!
Жажда жизни
Вале, этому растерянному маленькому гамлету, решающему вечный вопрос «быть или/и не быть», и уже почти застывшему перед «не быть» на помощь опять приходит тень его отца, весьма символично, что двух капитанов - милиции и отца-моряка играет один и тот же актёр. Он опять приходит ОТТУДА и рассказывает ему и зрителям о своём последнем плавании, о своём «быть или не быть»: не быть - это капитуляция, быть - значит плыть по океану жизни наперекор всему, поверх барьеров, поверх самого главного барьера! Во время этого монолога все герои спектакля прямо на сцене одевают чёрные бушлаты и бескозырки, точно такие, как и у чёрных матросов, встают живописной группой у самого края сцены, а отец-капитан, в белом парадном кителе, взяв в руки дирижёрскую палочку, дирижирует этим сводным морским хором. Хор запевает старую морскую песню «Прощайте, скалистые горы», солирует один из чёрных матросов С.Медведев, и в этой старой песне военных лет столько НАСТОЯЩЕГО, столько ЖИЗНИ, столько ЖАЖДЫ ЖИЗНИ:
«Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход…»
Боже мой, кто же пел эту песню во время войны? Кажется Киричек, Пётр Тихонович Киричек. Завсегдатаи Большого театра и Московской консерватории помнят и его концерты и его оперные партии. Сводный мхатовский хор поёт эту финальную песню совсем по-другому, но не менее пронзительно, а может быть и более, потому как большая часть хористов - это тени людей, поющих нам ОТТУДА о ГЛАВНОМ, о жажде жизни!
И тут песня прошибает и Валю, до того понуро стоявшего сбоку, и он входит в хор, и берёт соло своим чистым голосом, полным ЖИЗНИ:
«А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля...
Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля…»
Цветные сны и монохромная жизнь
Едва зритель входит в зал, он уже оказывается на мхатовском спектакле - на сцене стоит кровать, в кровати спит молодой человек, спит беспокойно, ворочается, иногда вскакивает. Это главный герой - Валя (П.Кислов). Зрители не спеша рассаживаются, гаснет в зале свет. Из правой кулисы выходит дама в чёрном концертном платье, это аккомпаниатор, она подходит к чёрному роялю, «утопленному» в белом полу сцены и берёт несколько нот. И это невероятное, невозможное, «неправильное» сочетание безусловного и условного, настоящего и театрального, мхатовского и «мейерхольдовского», достоверно по-старомхатовски спящего в постели на белой простыне человека и аккомпаниатора, шествующего через всю сцену к роялю - это сочетание несочетаемого завораживает. И когда аккомпаниаторша возьмёт лишь несколько нот и словно включённый этими музыкальными «каплями» заработает большой монитор на сцене, на котором будет лишь «белый» эфирный шум, заворожённому зрителю будет сразу же понятно, что это сон, сон Вали. В этом сне, на экране монитора возникнет человек в белой парадной офицерской морской форме, и будет кричать ему: «Валя! Валя!» Это его отец, точнее - тень его покойного отца. Сон перейдёт в другую фазу, и тень отца (В.Хаев) возникнет в нише в заднике сцены, в рябом белом свете, точно таком же, как и «белый» эфирный шум. И эти встречи с умершим моряком отцом и его матросами в чёрном, и диалоги с ним - главное, самое важное, что есть у Вали. В реале жизнь его монотонно-монохромна, встреча с его девушкой Олей и процесс под названием «Займёмся любовью!» напоминают какую-то безрадостную, механистическую, унылую работу. Поначалу кажется, что Валю угнетает абсурдное и жестокое явление через которое проходит каждый молодой человек - вколачивание юного существа в жёсткие рамки общественных правил и ритуалов. Он вроде бы пытается себя ставить вне правил: во время «мужской беседы по душам» с дядей Петром, новым мужем его матери, пьёт водку из стакана, налитого дядей Петром с помощью китайских палочек для еды. Он легко манипулирует сержантиком милиционером (С.Медведев), демонстрируя ему условность, призрачность общепринятых правил. Но наблюдая его во время его странной работы - он изображает жертву во время следственных экспериментов на местах преступлений - убийств, понимаешь, что его тяготит всего лишь ОДНО правило, одна рамка, рамка в которую вставлена жизнь, рамка жизни под названием смерть. Он и изображает жертвы убийств ради того, чтобы приблизиться к этой рамке, увидеть и понять - что там и как ТАМ, за границами этой рамки?
Имитация жизни
Изображая жертву, Валя сам становится жертвой - он не живёт, он лишь боится смерти, он имитирует жизнь, изображает жизнь. Думаю, что это ощущение пустоты, призрачности жизни знакомо каждому человеку, заглядывавшему за границы жизни - «зачем что-то делать, если ТАМ всё равно НИЧЕГО не будет!» Монолог Валиного начальника, капитана милиции (его играет тот же актёр, что и отца - В.Хаев) об имитаторах жизни - «Откуда вы, бл@дь, такие взялись?!!!» является кульминацией спектакля, он обрушивает на зрителей и на «имитаторов» такой мощный поток энергии, такой мощный протест против имитации жизни, что заряжает зрителей жаждой жизни. Когда-то в пьесе М.Горького искренний и сильный монолог о человеке «Человек - это звучит гордо!» произносил карточный шулер, жулик. В спектакле «Изображая жертву» такой же концептуальный монолог о Жизни и об имитации жизни выдыхает, выталкивает из себя мент, потёртый, нелепый, жуликоватый мент! В эти мгновения спектакль наследует горьковской традиции. Любопытно, что этот монолог капитана не направлен напрямую против Вали, его спровоцировал Верхушкин (Н.Панфилов), участник следственного эксперимента, показывавший, как он в ресторане «пульнул» в затылок своему бывшему однокласснику, но в спектакле этот монолог адресован прежде всего Вале и всем остальным валям, сидящим в зрительном зале, мент бросает свои взрывные фразу прямо в зал, зрителям: «Откуда, бл&дь, вы взялись?!!!» Зал слушает капитана затаив дыхание и хохоча - так всё это верно и так всё это смешно - настолько неожиданную и парадоксальную точку обзора предлагает театр! Удивительно: этот спектакль, поднимающий фундаментальные экзистенциальные проблемы человеческого бытия, является одновременно и одной из самых смешных комедий, какие приходилось видеть в последнее время!
Жажда жизни
Вале, этому растерянному маленькому гамлету, решающему вечный вопрос «быть или/и не быть», и уже почти застывшему перед «не быть» на помощь опять приходит тень его отца, весьма символично, что двух капитанов - милиции и отца-моряка играет один и тот же актёр. Он опять приходит ОТТУДА и рассказывает ему и зрителям о своём последнем плавании, о своём «быть или не быть»: не быть - это капитуляция, быть - значит плыть по океану жизни наперекор всему, поверх барьеров, поверх самого главного барьера! Во время этого монолога все герои спектакля прямо на сцене одевают чёрные бушлаты и бескозырки, точно такие, как и у чёрных матросов, встают живописной группой у самого края сцены, а отец-капитан, в белом парадном кителе, взяв в руки дирижёрскую палочку, дирижирует этим сводным морским хором. Хор запевает старую морскую песню «Прощайте, скалистые горы», солирует один из чёрных матросов С.Медведев, и в этой старой песне военных лет столько НАСТОЯЩЕГО, столько ЖИЗНИ, столько ЖАЖДЫ ЖИЗНИ:
«Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход…»
Боже мой, кто же пел эту песню во время войны? Кажется Киричек, Пётр Тихонович Киричек. Завсегдатаи Большого театра и Московской консерватории помнят и его концерты и его оперные партии. Сводный мхатовский хор поёт эту финальную песню совсем по-другому, но не менее пронзительно, а может быть и более, потому как большая часть хористов - это тени людей, поющих нам ОТТУДА о ГЛАВНОМ, о жажде жизни!
И тут песня прошибает и Валю, до того понуро стоявшего сбоку, и он входит в хор, и берёт соло своим чистым голосом, полным ЖИЗНИ:
«А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля...
Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля…»