"Неизвестный" Хокусай. Суримоно - напечатано только "для своих"
Неспешно продолжается серия заметок "Неизвестный" Хокусай", посвящённая малоизвестным сторонам творчества великого художника.
Сегодня - начало рассказа о его работах в жанре суримоно, для которого он сделал, пожалуй, больше чем кто-либо из других художников укиё-э.
Суримоно (摺 物) можно перевести с японского как "напечатанная вещь" или "то, что напечатано". Их часто называют японскими поздравительными гравюрами-открытками, но это довольно сильное упрощение, мало дающее для понимания сути жанра.
И крайне важным для определения этой сути является то, для кого напечатана эта "вещь" - а именно фигура заказчика суримоно, которая нередко вытесняла издателя из традиционного "квадрата" индустрии японской гравюры (издатель-художник-резчик-печатник).
Фудзи и цветущая вишня
Суримоно всегда печатались по частному заказу небольшими тиражами (обычно 100-200 экземпляров) по определённым поводам, которые могли быть самыми разными: поздравление к Новому году или иному празднику; приглашение на частный концерт или банкет; смена актёром кабуки театрального имени или новое представление в театре; желание запечатлеть лучшие стихи клуба поэтов-любителей (которых на рубеже XVIII-XIX веков в Эдо появилось великое множество).
Чаще всего это был гармоничный синтез собственно изображения, стихов на заданную тему и каллиграфии, "шифрующих" (доступно или довольно сложно) цель этого художественного послания - тот самый повод для суримоно.
Так что суримоно - это особенная гравюра, напечатанная ("сделанная") по заказу на бумаге самого лучшего качества и предназначенная для определённого (заказчиком и художником суримоно) круга ценителей.
Отсюда и такое разнообразие техник и сюжетов в гравюрах суримоно: с тиснением и без; с золотой краской или в скромных, будто поблекших цветах; в виде пейзажа, бытовой или легендарной сцены либо композиции, которую в западной традиции назвали бы натюрмортом.
Берег безымянной реки, будто укрытый туманом...
Любопытно отметить, что неудержимый экспериментатор Хокусай и в этом жанре придумал нечто особенное - суримоно очень большого формата (примерно 40 х 60 см), отпечатанные на цельном листе бумаги (а не в виде обычного триптиха, как большие серийные гравюры). Исследователи в обиходе их так и называют - "длинные суримоно". После Хокусая их практически никто уже не делал, ограничиваясь более скромным форматом.
Сюжет следующей гравюры - странствия знаменитого поэта и придворного эпохи Хэйан, Аривара-но Нарихира, и тот момент, когда Нарихира и его спутники увидели величественную вершину Фудзи-сан.
Вот как описывают эту встречу с Фудзи строки "Исэ моногатари":
Дошли до «Яви» гор, и та тропа, идти которою им надлежало, была темна, узка ужасно, вся в зарослях. Все в замешательстве, и в мыслях: «В беду нежданно не попасть бы нам…» - И вот подвижник им навстречу. «Каким образом вы здесь, на дороге этой?» - воскликнул он, и видят - знакомец их… Тогда в столицу ей - той даме - письмо кавалер с подвижником послал:
«Ни на яву ,
Этих гор в Суруга,
что „Явью“ зовут,
ни во сне я с тобой
уже не встречусь.»
Увидели они гору Фудзи: был конец мая, снег же ярко белел на ней.
«О ты, гора,
не знающая времени, пик Фудзи.
Что за пора, по-твоему, теперь,
что снег лежит, как шкура
пятнистая оленя, на тебе?»
Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет, - как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском.
(Перевод Н.И. Конрада)
Та же сцена встречи с Фудзи, но что-то в ней не так...
Если приглядеться, то в "роли" хэйанских вельмож здесь у нас оказались изящные красавицы, тем самым обыгрывая классический сюжет с помощью приёма митатэ.
Как следует из текста, сопровождающего эту гравюру, она является приглашением на вполне конкретное мероприятие - частный концерт дзёрури (особое драматическое пение под аккомпанемент сямисэна) в арендованных комнатах в ресторане Накамура Хейкити по адресу: Оно-тё, Рёгоку (район на берегу реки Сумида к югу от восточного конца моста Рёгоку), которое будет исполнено мастерами Токивадзу Комодзитаю и Кисидзава Котикибу и их учениками. Датой концерта объявлен шестнадцатый день шестого месяца (год в тексте не указан).
Дальше у нас ещё одна процессия придворных, участники которой остались неизвестными:
В пути можно сделать и остановку, особенно если пейзаж так красив и навевает изысканные строки стихов...
Журавли и восходящее солнце - благопожелательные символы, которые мы ещё не раз встретим.
А здесь у нас ещё один странник - могучий богатырь Минамото-но Тамэтомо, уже появлявшийся в этом журнале в рассказе о воинских гравюрах Утагава Куниёси и его учеников.
Тамэтомо и его верный лук, в компании двух очаровательных сборщиц соли
Гравюра эта тоже имеет своё "практичное" предназначение - она рекламирует театральную постановку, автором которой являлся известный писатель того времени Кёкутэй Бакин. Не без доли похвальбы он сообщает в текстовой части гравюры:
"Эта пьеса стала хитом, как стрела, поражающая цель, и, возможно, этот успех продолжится в звездных выступлениях с участием Тамэтомо".
Интересно, что Хокусая и Бакина связывало долгое и плодотворное творческое сотрудничество - художник был иллюстратором ко многим книжным "бестселлерам" Бакина, успех которых, не в последнюю очередь, был вызван именно выразительными работами Хокусая.
Следом ещё один легендарный персонаж - кузнец Сандзё Мунэтика, с очень особым подмастерьем...
Предание гласит, что как-то однажды к Мунэтике явился посланник самого императора Итидзё. Императору накануне приснился странный сон, в котором фигурировал меч удивительной красоты, остроты и прочности - именно его и должен был выковать Мунэтика.
Кузнец, смутившись, ответил посланнику: «Для меня большая честь, что выполнение такого важного поручения доверили мне, но сейчас у меня нет помощника, который должен был бы помочь мне в создании такого превосходного меча, достойного императора». «Если это правда, тебе следует поискать помощника!» - резко ответил посланник и попрощался.
С великой скорбью и опасением впасть в немилость императора Мунэтика сразу же отправился в храм Фусими-Инари, который был расположен в юго-восточном пригороде Киото, недалеко от его кузницы. Уже смеркалось, и когда он проходил через многочисленные храмовые ворота, из полумрака вышел мальчик и сказал: «Ты Кокадзи Мунэтика из Сандзё, не так ли?» «Откуда ты узнал моё имя? Я тебя раньше не видел! » Но мальчик не ответил на его вопрос и продолжил: «Вы пришли, потому что получили высочайший приказ выковать меч для императора, не так ли?» Кузнец в недоумении уставился на странного мальчика, но упал на колени: «Да, это правда, но у меня нет достойного помощника!»
Уже на следующее утро Мунэтика подготовил все для ковки нового меча: он прошел ритуальное омовение, надел белую одежду, похожую на одеяния жреца синто, очистил площадку перед наковальней, приготовил необходимые принадлежности и инструменты.
Когда он произнес молитву о божественной помощи, из-за кузницы появился то самый мальчик, молчаливый, как лис.
Мунэтика догадался, что это, должно быть, Инари-мёдзин, бог плодородия, риса и земледелия, которому он вчера молился и чей посланник обычно появляется в виде белой лисы. «Ты просил о помощи, и я дам её тебе!» - с достоинством произнесло божество Инари.
Кузница была подготовлена, и вскоре они оба начали ковать и укладывать сталь меча, слой за слоем. Мальчик действовал так, как не мог действовать ни один человек-помощник: без единой подсказки кузнеца он уже знал, когда, где и с какой силой нужно приложить удар молота.
Как и обещало императорское сновидение, меч оказался удивительно хорош. В знак благодарности божеству, Мунэтика на обратной стороне меча написал Когицунэ (小 狐), что означает «лисёнок». Но как только он вырезал последний штрих этой надписи, мальчик бесследно исчез. На следующий день кузнец с гордостью передал посланнику императора меч по прозвищу Когицунэ-мару (小 狐 丸), который стал одним из пяти величайших мечей Японии.
От деяний легендарных переходим к обычным людским занятиям и промыслам, и они очень и очень разнообразны.
Тут и сбор хвороста...
... и работа по уборке риса ...
И снова величественная Фудзи-сан на горизонте - даже за тяжкой работой найдётся минута полюбоваться ...
Та же гравюра чуть лучшей сохранности, но в обрезанном варианте:
... сбор морских ракушек и других морских гадов на берегу:
А это уже дела городские, тоже самые обыденные - стирка и окраска тканей ...
... доставка свежей рыбы для городских рынков ...
... и лодки с не менее ценным и полезным грузом - тюками риса.
Следующий корабль вроде бы везёт тот же груз (тюки риса), но если приглядеться - заметишь, что он особенный.
Подсказкой в этом случае будут имена некоторых Семи богов счастья, начертанные на стенах складов в правой части картинки.
А значит перед нами сам Такарабунэ - волшебный корабль божественной семерки, благопожелательные изображения с которым японцы так любили дарить друг другу на Новый год.
А вот и сами Семь богов счастья собственной персоной - веселятся от души:
На следующем суримоно также изображены вестники хорошего Нового года - восходящее солнце первого дня, цветущая слива и журавль с сосной, которые издавна ассоциируются на Востоке с долгой и счастливой жизнью.
Ещё один благопожелательный мотив - с восходящим солнцем и соснами - напоминает нам о легендарном сюжете, который лёг в основу одной из самых популярных пьес Но: - "Такасаго".
Вот краткое изложение сюжета этой замечательной пьесы (принадлежит оно перу исследователя Дзётаро Ота):
Томонари из Хиго (Кумамото), жрец синтоистского храма Асо, на пути в столицу встретил на берегу Такасаго-но-ура престарелых супругов, которые метлой и граблями убирали иглы из-под одной сосны. Томонари спросил их, где находится прославленная сосна Такасаго-но-мацу, и почему ее называют Аиои-но-мацу (сосна двуствольная, вместе растущая).
На эти вопросы старец ответил, ссылаясь на древние легенды о происхождении Аиои-но-мацу, что это и есть Такасаго-но-мацу, у подножия которой они сейчас убирают иглы; что сам он живет в Суминоэ, а жена его - в Такасаго, и он её каждый вечер навещает; и что чета должна быть дружной и неразлучной, «как чета Неразлучных сосен, которые крепко-крепко сплелись под землей своими корнями». На прощание, уплывая на лодке в море, старые супруги признались Томонари, что они - духи сосен Такасаго-но-мацу и Суминоэ-но-мацу в образе мужа и жены. Супруги пообещали жрецу, что будут ждать Томонари в Суминоэ.
Томонари, напевая «песню ожидания» со спутниками, приплыл на лодке в Суминоэ, где ему явился бог Суминоэ-мёдзин. Оказалось, что старец и был этим богом, который порой является людям в образе вечнозеленой сосны. Бог начал торжественно танцевать, любуясь весенней природой, для того, чтобы принести народу благополучие, а императору - долголетнее царствование.
Примечательно, что в этой легенде вечнозеленая сосна символизирует процветание страны и народа, а Аиои-но-мацу, сосна двуствольная, неразлучная, - гармонию совместной жизни супругов, которые вместе рождаются, проживают и стареют.
В заключение - жернова с веточкой риса, как символ достатка и благополучия, и ловкие воробушки рядом:
Чудесных гравюр этого жанра у Хокусая наберётся не на одну заметку, так что будет и продолжение, в котором мы узнаем, почему не на всех "длинных" суримоно Хокусая есть стихи, попробуем разгадать некоторые загадки, зашифрованные художником в своих работах, и даже познакомимся с "фальшивыми" суримоно Хокусая (что любопытно, одними из самых известных в его творчестве).
Продолжение следует
Сегодня - начало рассказа о его работах в жанре суримоно, для которого он сделал, пожалуй, больше чем кто-либо из других художников укиё-э.
Суримоно (摺 物) можно перевести с японского как "напечатанная вещь" или "то, что напечатано". Их часто называют японскими поздравительными гравюрами-открытками, но это довольно сильное упрощение, мало дающее для понимания сути жанра.
И крайне важным для определения этой сути является то, для кого напечатана эта "вещь" - а именно фигура заказчика суримоно, которая нередко вытесняла издателя из традиционного "квадрата" индустрии японской гравюры (издатель-художник-резчик-печатник).
Фудзи и цветущая вишня
Суримоно всегда печатались по частному заказу небольшими тиражами (обычно 100-200 экземпляров) по определённым поводам, которые могли быть самыми разными: поздравление к Новому году или иному празднику; приглашение на частный концерт или банкет; смена актёром кабуки театрального имени или новое представление в театре; желание запечатлеть лучшие стихи клуба поэтов-любителей (которых на рубеже XVIII-XIX веков в Эдо появилось великое множество).
Чаще всего это был гармоничный синтез собственно изображения, стихов на заданную тему и каллиграфии, "шифрующих" (доступно или довольно сложно) цель этого художественного послания - тот самый повод для суримоно.
Так что суримоно - это особенная гравюра, напечатанная ("сделанная") по заказу на бумаге самого лучшего качества и предназначенная для определённого (заказчиком и художником суримоно) круга ценителей.
Отсюда и такое разнообразие техник и сюжетов в гравюрах суримоно: с тиснением и без; с золотой краской или в скромных, будто поблекших цветах; в виде пейзажа, бытовой или легендарной сцены либо композиции, которую в западной традиции назвали бы натюрмортом.
Берег безымянной реки, будто укрытый туманом...
Любопытно отметить, что неудержимый экспериментатор Хокусай и в этом жанре придумал нечто особенное - суримоно очень большого формата (примерно 40 х 60 см), отпечатанные на цельном листе бумаги (а не в виде обычного триптиха, как большие серийные гравюры). Исследователи в обиходе их так и называют - "длинные суримоно". После Хокусая их практически никто уже не делал, ограничиваясь более скромным форматом.
Сюжет следующей гравюры - странствия знаменитого поэта и придворного эпохи Хэйан, Аривара-но Нарихира, и тот момент, когда Нарихира и его спутники увидели величественную вершину Фудзи-сан.
Вот как описывают эту встречу с Фудзи строки "Исэ моногатари":
Дошли до «Яви» гор, и та тропа, идти которою им надлежало, была темна, узка ужасно, вся в зарослях. Все в замешательстве, и в мыслях: «В беду нежданно не попасть бы нам…» - И вот подвижник им навстречу. «Каким образом вы здесь, на дороге этой?» - воскликнул он, и видят - знакомец их… Тогда в столицу ей - той даме - письмо кавалер с подвижником послал:
«Ни на яву ,
Этих гор в Суруга,
что „Явью“ зовут,
ни во сне я с тобой
уже не встречусь.»
Увидели они гору Фудзи: был конец мая, снег же ярко белел на ней.
«О ты, гора,
не знающая времени, пик Фудзи.
Что за пора, по-твоему, теперь,
что снег лежит, как шкура
пятнистая оленя, на тебе?»
Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет, - как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском.
(Перевод Н.И. Конрада)
Та же сцена встречи с Фудзи, но что-то в ней не так...
Если приглядеться, то в "роли" хэйанских вельмож здесь у нас оказались изящные красавицы, тем самым обыгрывая классический сюжет с помощью приёма митатэ.
Как следует из текста, сопровождающего эту гравюру, она является приглашением на вполне конкретное мероприятие - частный концерт дзёрури (особое драматическое пение под аккомпанемент сямисэна) в арендованных комнатах в ресторане Накамура Хейкити по адресу: Оно-тё, Рёгоку (район на берегу реки Сумида к югу от восточного конца моста Рёгоку), которое будет исполнено мастерами Токивадзу Комодзитаю и Кисидзава Котикибу и их учениками. Датой концерта объявлен шестнадцатый день шестого месяца (год в тексте не указан).
Дальше у нас ещё одна процессия придворных, участники которой остались неизвестными:
В пути можно сделать и остановку, особенно если пейзаж так красив и навевает изысканные строки стихов...
Журавли и восходящее солнце - благопожелательные символы, которые мы ещё не раз встретим.
А здесь у нас ещё один странник - могучий богатырь Минамото-но Тамэтомо, уже появлявшийся в этом журнале в рассказе о воинских гравюрах Утагава Куниёси и его учеников.
Тамэтомо и его верный лук, в компании двух очаровательных сборщиц соли
Гравюра эта тоже имеет своё "практичное" предназначение - она рекламирует театральную постановку, автором которой являлся известный писатель того времени Кёкутэй Бакин. Не без доли похвальбы он сообщает в текстовой части гравюры:
"Эта пьеса стала хитом, как стрела, поражающая цель, и, возможно, этот успех продолжится в звездных выступлениях с участием Тамэтомо".
Интересно, что Хокусая и Бакина связывало долгое и плодотворное творческое сотрудничество - художник был иллюстратором ко многим книжным "бестселлерам" Бакина, успех которых, не в последнюю очередь, был вызван именно выразительными работами Хокусая.
Следом ещё один легендарный персонаж - кузнец Сандзё Мунэтика, с очень особым подмастерьем...
Предание гласит, что как-то однажды к Мунэтике явился посланник самого императора Итидзё. Императору накануне приснился странный сон, в котором фигурировал меч удивительной красоты, остроты и прочности - именно его и должен был выковать Мунэтика.
Кузнец, смутившись, ответил посланнику: «Для меня большая честь, что выполнение такого важного поручения доверили мне, но сейчас у меня нет помощника, который должен был бы помочь мне в создании такого превосходного меча, достойного императора». «Если это правда, тебе следует поискать помощника!» - резко ответил посланник и попрощался.
С великой скорбью и опасением впасть в немилость императора Мунэтика сразу же отправился в храм Фусими-Инари, который был расположен в юго-восточном пригороде Киото, недалеко от его кузницы. Уже смеркалось, и когда он проходил через многочисленные храмовые ворота, из полумрака вышел мальчик и сказал: «Ты Кокадзи Мунэтика из Сандзё, не так ли?» «Откуда ты узнал моё имя? Я тебя раньше не видел! » Но мальчик не ответил на его вопрос и продолжил: «Вы пришли, потому что получили высочайший приказ выковать меч для императора, не так ли?» Кузнец в недоумении уставился на странного мальчика, но упал на колени: «Да, это правда, но у меня нет достойного помощника!»
Уже на следующее утро Мунэтика подготовил все для ковки нового меча: он прошел ритуальное омовение, надел белую одежду, похожую на одеяния жреца синто, очистил площадку перед наковальней, приготовил необходимые принадлежности и инструменты.
Когда он произнес молитву о божественной помощи, из-за кузницы появился то самый мальчик, молчаливый, как лис.
Мунэтика догадался, что это, должно быть, Инари-мёдзин, бог плодородия, риса и земледелия, которому он вчера молился и чей посланник обычно появляется в виде белой лисы. «Ты просил о помощи, и я дам её тебе!» - с достоинством произнесло божество Инари.
Кузница была подготовлена, и вскоре они оба начали ковать и укладывать сталь меча, слой за слоем. Мальчик действовал так, как не мог действовать ни один человек-помощник: без единой подсказки кузнеца он уже знал, когда, где и с какой силой нужно приложить удар молота.
Как и обещало императорское сновидение, меч оказался удивительно хорош. В знак благодарности божеству, Мунэтика на обратной стороне меча написал Когицунэ (小 狐), что означает «лисёнок». Но как только он вырезал последний штрих этой надписи, мальчик бесследно исчез. На следующий день кузнец с гордостью передал посланнику императора меч по прозвищу Когицунэ-мару (小 狐 丸), который стал одним из пяти величайших мечей Японии.
От деяний легендарных переходим к обычным людским занятиям и промыслам, и они очень и очень разнообразны.
Тут и сбор хвороста...
... и работа по уборке риса ...
И снова величественная Фудзи-сан на горизонте - даже за тяжкой работой найдётся минута полюбоваться ...
Та же гравюра чуть лучшей сохранности, но в обрезанном варианте:
... сбор морских ракушек и других морских гадов на берегу:
А это уже дела городские, тоже самые обыденные - стирка и окраска тканей ...
... доставка свежей рыбы для городских рынков ...
... и лодки с не менее ценным и полезным грузом - тюками риса.
Следующий корабль вроде бы везёт тот же груз (тюки риса), но если приглядеться - заметишь, что он особенный.
Подсказкой в этом случае будут имена некоторых Семи богов счастья, начертанные на стенах складов в правой части картинки.
А значит перед нами сам Такарабунэ - волшебный корабль божественной семерки, благопожелательные изображения с которым японцы так любили дарить друг другу на Новый год.
А вот и сами Семь богов счастья собственной персоной - веселятся от души:
На следующем суримоно также изображены вестники хорошего Нового года - восходящее солнце первого дня, цветущая слива и журавль с сосной, которые издавна ассоциируются на Востоке с долгой и счастливой жизнью.
Ещё один благопожелательный мотив - с восходящим солнцем и соснами - напоминает нам о легендарном сюжете, который лёг в основу одной из самых популярных пьес Но: - "Такасаго".
Вот краткое изложение сюжета этой замечательной пьесы (принадлежит оно перу исследователя Дзётаро Ота):
Томонари из Хиго (Кумамото), жрец синтоистского храма Асо, на пути в столицу встретил на берегу Такасаго-но-ура престарелых супругов, которые метлой и граблями убирали иглы из-под одной сосны. Томонари спросил их, где находится прославленная сосна Такасаго-но-мацу, и почему ее называют Аиои-но-мацу (сосна двуствольная, вместе растущая).
На эти вопросы старец ответил, ссылаясь на древние легенды о происхождении Аиои-но-мацу, что это и есть Такасаго-но-мацу, у подножия которой они сейчас убирают иглы; что сам он живет в Суминоэ, а жена его - в Такасаго, и он её каждый вечер навещает; и что чета должна быть дружной и неразлучной, «как чета Неразлучных сосен, которые крепко-крепко сплелись под землей своими корнями». На прощание, уплывая на лодке в море, старые супруги признались Томонари, что они - духи сосен Такасаго-но-мацу и Суминоэ-но-мацу в образе мужа и жены. Супруги пообещали жрецу, что будут ждать Томонари в Суминоэ.
Томонари, напевая «песню ожидания» со спутниками, приплыл на лодке в Суминоэ, где ему явился бог Суминоэ-мёдзин. Оказалось, что старец и был этим богом, который порой является людям в образе вечнозеленой сосны. Бог начал торжественно танцевать, любуясь весенней природой, для того, чтобы принести народу благополучие, а императору - долголетнее царствование.
Примечательно, что в этой легенде вечнозеленая сосна символизирует процветание страны и народа, а Аиои-но-мацу, сосна двуствольная, неразлучная, - гармонию совместной жизни супругов, которые вместе рождаются, проживают и стареют.
В заключение - жернова с веточкой риса, как символ достатка и благополучия, и ловкие воробушки рядом:
Чудесных гравюр этого жанра у Хокусая наберётся не на одну заметку, так что будет и продолжение, в котором мы узнаем, почему не на всех "длинных" суримоно Хокусая есть стихи, попробуем разгадать некоторые загадки, зашифрованные художником в своих работах, и даже познакомимся с "фальшивыми" суримоно Хокусая (что любопытно, одними из самых известных в его творчестве).
Продолжение следует