К вопросу о Божьих Судах
Суд поединком. Бог дарует победу правому. Как это романтично и как воспето в романах - исторических и фэнтезийных! "Князь Серебряный", "Волкодав"... нет им числа. В романах правый всегда побеждает, причем красиво. Иногда (у известного "реалиста" Мартина) дело происходит не так однозначно и не так чисто (выбитые зубы, кровь, яд на оружии, удары ниже пояса и жуткие оскорбления), но все равно завораживающе красиво.
А вот как это выглядело в действительности...
Далее отрывок из Andrew McCall "The Medieval Underworld". Текст большей частью принадлежит автору книги; отдельные фразы современника-хрониста приведены в кавычках.
Винчестер, 1456 год.
Некий Томас Уайтхорн, обвиненный и осужденный вор, пожелал стать Королевским свидетелем - в обмен на жизнь и выплату постоянной пенсии. Для этого он выдал множество своих якобы сообщников. Один из главных "сообщников", рыбак Джамис Фишер (да, именно Fyscher), отрицал вину и, в свою очередь, обвинил вора во лжи.
Судья, Мейстер Майхелл Скайллинг, приказал, чтобы оба мужчины были одеты в белое, и чтобы каждый в одной руке держал трехфутовый ясеневый посох, а в другой - железный рог в форме "a rammyshorne", более узкий конец которого был бы заточен так остро, как только возможно. В большинстве стран экипировка производилась за счет поединщика, если только он не был слишком беден; но в Англии государство оплачивало расходы на проведение поединков, и потому мы можем предположить, что ясеневые посохи и загадочные раммисхорны были выданы Фишеру и Уайтхорну бесплатно.
Чтобы отметить огромную разницу между дуэлью чести 18-19 веков с ее элегантными традициями и средневековой судебной дуэлью, давайте проследим спор Уайтхорна и Фишера вплоть до его отвратительного завершения. Для этих двух поединщиков не было Булонского леса на рассвете, не было нежного прощального ужина, на самом деле накануне их вообще не кормили. Битва должна была была протекать, "как повелел сей самый милосердный из судей восседающий над жизнью и смертью" на "самой жалкой и скверной лужайке, какая может быть найдена в городе", после того как оба попостились "не принимая ни мяса, ни питья". На самом деле, "слишком позорно воспроизводить все условия этой отвратительной ссоры; и если им нужно питье, они должны пить свою мочу".
Как водится, битва привлекла большую толпу зрителей, которые, как водится в таких случаях, были столь же неистовы в своей ненависти к вору, сколь горячи в своей поддержке "этому честному человеку, Джеймису Фишеру". Фактически, они пытались надавить на судью, чтобы тот повязал Уайтхорна без поединка. Им было отказано. Когда обвинитель вышел "вооруженный с востока", а обвиняемый "с юго-западной стороны в своем снаряжении", дабы преклонить колени и молить Бога и мир о прощении, все они молились вместе и в поддержку обвиняемого.
Эта трогательная сцена разъярила Уайтхорна, который издевательски поинтересовался, почему Фишер устраивает такое долгое представление из своего фальшивого благочестия. Тогда Фишер вскочил с колен и, восклицая, что его дело столь же истинно, сколь и его вера, набросился на Уайтхорна, неудачно сломав свое оружие в процессе. Уайтхорн, подтверждая низкое мнение публики о себе, с удовольствием принялся драться нечестно, заполучив преимущество, до тех пор, пока судьям не удалось его обезоружить и, таким образом, опять сделать схватку равной, какой она и должна была быть.
С этого момента, не считая коротких интервалов для восстановления дыхания, битва проходила без оружия. "И затем они кусали зубами, так что кожа от одежды и от плоти была прорвана во многих местах их тел. И затем лживый обвинитель повалил кроткого невинного на землю и укусил за член, и бедный невинный закричал". Но затем, скорее благодаря удаче, нежели силе, "этот невинный смог подняться на колени и ухватил лживого обвинителя зубами за нос и поместил свой большой палец ему в глаз". Это оказалось настолько ужасно больно, что обвинитель завопил, моля о пощаде.
Мейстер Майхелл Скайллинг приказал остановить поединок, чтобы эти двое смогли рассказать свои истории в последний раз. Обвинитель наконец сознался, что возводил поклеп на Фишера, а также еще на двадцать восемь человек помимо него, и просил о милосердии и божественном прощении. "И затем он был исповедован и повешен, да смилуется Бог над его душой". Обвиняемый же "сохранил жизнь, конечности и достояние и пошел домой", где он стал отшельником и, что неудивительно, вскоре скончался.
(posidelkin)
А вот как это выглядело в действительности...
Далее отрывок из Andrew McCall "The Medieval Underworld". Текст большей частью принадлежит автору книги; отдельные фразы современника-хрониста приведены в кавычках.
Винчестер, 1456 год.
Некий Томас Уайтхорн, обвиненный и осужденный вор, пожелал стать Королевским свидетелем - в обмен на жизнь и выплату постоянной пенсии. Для этого он выдал множество своих якобы сообщников. Один из главных "сообщников", рыбак Джамис Фишер (да, именно Fyscher), отрицал вину и, в свою очередь, обвинил вора во лжи.
Судья, Мейстер Майхелл Скайллинг, приказал, чтобы оба мужчины были одеты в белое, и чтобы каждый в одной руке держал трехфутовый ясеневый посох, а в другой - железный рог в форме "a rammyshorne", более узкий конец которого был бы заточен так остро, как только возможно. В большинстве стран экипировка производилась за счет поединщика, если только он не был слишком беден; но в Англии государство оплачивало расходы на проведение поединков, и потому мы можем предположить, что ясеневые посохи и загадочные раммисхорны были выданы Фишеру и Уайтхорну бесплатно.
Чтобы отметить огромную разницу между дуэлью чести 18-19 веков с ее элегантными традициями и средневековой судебной дуэлью, давайте проследим спор Уайтхорна и Фишера вплоть до его отвратительного завершения. Для этих двух поединщиков не было Булонского леса на рассвете, не было нежного прощального ужина, на самом деле накануне их вообще не кормили. Битва должна была была протекать, "как повелел сей самый милосердный из судей восседающий над жизнью и смертью" на "самой жалкой и скверной лужайке, какая может быть найдена в городе", после того как оба попостились "не принимая ни мяса, ни питья". На самом деле, "слишком позорно воспроизводить все условия этой отвратительной ссоры; и если им нужно питье, они должны пить свою мочу".
Как водится, битва привлекла большую толпу зрителей, которые, как водится в таких случаях, были столь же неистовы в своей ненависти к вору, сколь горячи в своей поддержке "этому честному человеку, Джеймису Фишеру". Фактически, они пытались надавить на судью, чтобы тот повязал Уайтхорна без поединка. Им было отказано. Когда обвинитель вышел "вооруженный с востока", а обвиняемый "с юго-западной стороны в своем снаряжении", дабы преклонить колени и молить Бога и мир о прощении, все они молились вместе и в поддержку обвиняемого.
Эта трогательная сцена разъярила Уайтхорна, который издевательски поинтересовался, почему Фишер устраивает такое долгое представление из своего фальшивого благочестия. Тогда Фишер вскочил с колен и, восклицая, что его дело столь же истинно, сколь и его вера, набросился на Уайтхорна, неудачно сломав свое оружие в процессе. Уайтхорн, подтверждая низкое мнение публики о себе, с удовольствием принялся драться нечестно, заполучив преимущество, до тех пор, пока судьям не удалось его обезоружить и, таким образом, опять сделать схватку равной, какой она и должна была быть.
С этого момента, не считая коротких интервалов для восстановления дыхания, битва проходила без оружия. "И затем они кусали зубами, так что кожа от одежды и от плоти была прорвана во многих местах их тел. И затем лживый обвинитель повалил кроткого невинного на землю и укусил за член, и бедный невинный закричал". Но затем, скорее благодаря удаче, нежели силе, "этот невинный смог подняться на колени и ухватил лживого обвинителя зубами за нос и поместил свой большой палец ему в глаз". Это оказалось настолько ужасно больно, что обвинитель завопил, моля о пощаде.
Мейстер Майхелл Скайллинг приказал остановить поединок, чтобы эти двое смогли рассказать свои истории в последний раз. Обвинитель наконец сознался, что возводил поклеп на Фишера, а также еще на двадцать восемь человек помимо него, и просил о милосердии и божественном прощении. "И затем он был исповедован и повешен, да смилуется Бог над его душой". Обвиняемый же "сохранил жизнь, конечности и достояние и пошел домой", где он стал отшельником и, что неудивительно, вскоре скончался.
(posidelkin)