Бесконечная Гражданская - 1
Я все равно паду на той, на той единственной Гражданской (с)
Это началось не вчера, не при Горбачеве, и не в 1917 году. Лишь краткость человеческой жизни, да рабская приверженность догмам и ярлыкам мешает нам увидеть очевидное - многосотлетнюю гражданскую войну, периодически переходящую в вялотекущую фазу, но никогда окончательно не затухающую на просторах великих евразийских равнин. Точная дата ее начала теряется во мраке истории.
Первые выстрелы прогремели, наверное, еще во времена Русской Смуты в мае 1606 года, когда отчаянный Лжедмитрий выскочил с алебардой в руках навстречу толпе заговорщиков со словами "Я вам не Бориска" (имея в виду Бориса Годунова), а сын боярский Григорий Валуев, выстрелив в Дмитрия, сказал: "Что толковать с еретиком: вот я благословляю польского свистуна!"
Искры этой войны разлетались от пламени горящего Палеостровского монастыря, где впервые совершили самосожжение 2700 старообрядцев.
Ее несли на своих саблях казачьи сотни Разина и Пугачева, именно ей был заряжен пистолет декабриста Каховского, сразивший легендарного Милорадовича. Этой войне служили фанатичные народовольцы и вышколенные жандармы, большевистские комиссары и добровольцы корниловского "Ледового похода"..
.
А недавно я увидел отблеск той же самой войны в искаженных яростью лицах ОМОновцев, неистово молотивших дубинками демонстрантов на Болотной площади, и в оловянных глазках сотрудников Центра "Э", фабрикующих уголовное дело Даниила Константинова.
Должен разочаровать адептов классического марксизма, речь здесь пойдет не о перманентной классовой борьбе, как движущей силе истории (хотя таковая борьба, несомненно, имеет место). Не являются предметом моего интереса и национальные-межнациональные проблемы.
Более 300 лет в России идет ожесточенная борьба между приверженцами модернизации и сторонниками традиционного общества.
Сейчас, с высоты XXI века, знаменитый петровский указ "О бритии бород и усов всякого чина людям, кроме попов и дьяконов, о взятии пошлины с тех, которые сего исполнить не захотят " представляется историческим анекдотом. А для старомосковских людей, глубоко убежденных в греховности бритого подбородка, это было крушением всех представлений о добре и зле, чуть ли ни знамением Антихриста.
И, сочиняя этот и множество подобных ему указов, Петр прекрасно отдавал себе отчет в том, что он объявляет самую настоящую войну Московской Руси, от которой он сбежал в продуваемый балтийским ветром Петербург.
И вел государь эту войну не на жизнь, а на смерть, не жалея ни топора, ни плетей, ни даже жизни своего сына и наследника Алексея.
Не будем гадать о корнях и причинах очевидной современникам и потомкам ненависти Петра Алексеевича ко всему старорусскому, побудившей его "взнуздать Россию". Возможно, эта мотивация носила глубоко личный характер.
Гораздо важнее тот очевидный факт, что значительная часть русской элиты того времени поддержала царя в его модернизационных начинаниях. Этот-то ларчик открывается очень просто: прорубив "окно в Европу", Петр предложил элите куда более широкий и привлекательный образ жизни, чем она могла себе позволить ранее, а окончательное закабаление крестьян создавало экономическую базу для разнообразных светских удовольствий.
Тут мы подходим к важнейшим для понимания особенностей отечественной истории характеристикам "модернизации по-русски": постоянно присущим ей принудительным методам и ее вечной элитарности.
Более того, не сильно греша против истины, можно утверждать, что в отечестве нашем модернизация для одних (верхов), сплошь и рядом сопровождалась еще большим погружением в варварство для других (низов).
Нет, мы не собираемся посыпать себе голову пеплом по поводу ущербности отечественной истории: в Англии, на родине современной модернизации, этот процесс носил не менее жестокий характер, достаточно вспомнить красочно описанные Энгельсом ужасы огораживания.
Так что война продвинутой элиты с традиционным обществом - отнюдь не русское изобретение.
Но там элита в процессе модернизации страны разрушала традиционное общество, а в России модернизация элиты сплошь и рядом осуществлялась за счет укрепления институтов традиционного общества (например, общинной круговой поруки). В силу уже одного этого, модернизация имела поверхностный, а отчасти имитационный характер.
Ведь, говоря серьезно, сущность "осовременивания" общества состоит не только и не столько в развитии науки и техники, даже не в становлении рационального мышления, как основы общественного прогресса, а в эмансипации человека из пеленок первичного социума, создающей условия для формирования личности.
Вот этот-то аспект модернизации в России всегда прогрессировал медленно и крайне выборочно.
Сразу оговорюсь, что понятие "личность" отнюдь не является для меня культовым: наличие у человека ярко выраженных индивидуальных особенностей, даже делающих его относительно самодостаточным психологическим субъектом, вовсе не гарантирует "доброкачественности" этого человека для окружающих.
Личность может быть агрессивной, деструктивной, даже патологической.
Более того, забегая вперед, я скажу, что в конечном счете, модернизация вымывает из человека его человеческую субстанцию, угрожая создать совершенно бесчеловечное общество.
Но России, слава Богу, это пока не угрожает, нам до гипертрофии личностного начала еще далеко.
Вернемся ненадолго в век XVIII в эпоху Петербургской империи, которая, несмотря на весь свой блеск, оставалась глубоко традиционным обществом, где даже немногочисленная знать, судя по литературным источникам, имела весьма смутное представление о личном достоинстве (а без него, какая личность?).
Помните, в "Горе от ума" описание вельможи екатерининской эпохи, который не щадил свой зад на потеху императрице: "упал он больно, встал здорово".
Но даже такая (а может быть, именно такая) модернизация вызвала нешуточный всплеск гражданской войны.
В XVIII веке гражданская война в России носила название Пугачевского бунта. В этом грандиозном народном восстании, как в любом событии такого масштаба, переплелись черты крестьянской войны, национально-освободительного движения, рабочего бунта.
Но обращает на себя внимание влияние старообрядцев на Пугачева ( игумена старообрядческого скита Филарета) и безусловный приоритет яицких казаков (незадолго до этого утративших традиционные вольности) в войске повстанцев. Одного этого достаточно, чтобы констатировать традиционалистскую составляющую Пугачевского бунта.
продолжение следует
Это началось не вчера, не при Горбачеве, и не в 1917 году. Лишь краткость человеческой жизни, да рабская приверженность догмам и ярлыкам мешает нам увидеть очевидное - многосотлетнюю гражданскую войну, периодически переходящую в вялотекущую фазу, но никогда окончательно не затухающую на просторах великих евразийских равнин. Точная дата ее начала теряется во мраке истории.
Первые выстрелы прогремели, наверное, еще во времена Русской Смуты в мае 1606 года, когда отчаянный Лжедмитрий выскочил с алебардой в руках навстречу толпе заговорщиков со словами "Я вам не Бориска" (имея в виду Бориса Годунова), а сын боярский Григорий Валуев, выстрелив в Дмитрия, сказал: "Что толковать с еретиком: вот я благословляю польского свистуна!"
Искры этой войны разлетались от пламени горящего Палеостровского монастыря, где впервые совершили самосожжение 2700 старообрядцев.
Ее несли на своих саблях казачьи сотни Разина и Пугачева, именно ей был заряжен пистолет декабриста Каховского, сразивший легендарного Милорадовича. Этой войне служили фанатичные народовольцы и вышколенные жандармы, большевистские комиссары и добровольцы корниловского "Ледового похода"..
.
А недавно я увидел отблеск той же самой войны в искаженных яростью лицах ОМОновцев, неистово молотивших дубинками демонстрантов на Болотной площади, и в оловянных глазках сотрудников Центра "Э", фабрикующих уголовное дело Даниила Константинова.
Должен разочаровать адептов классического марксизма, речь здесь пойдет не о перманентной классовой борьбе, как движущей силе истории (хотя таковая борьба, несомненно, имеет место). Не являются предметом моего интереса и национальные-межнациональные проблемы.
Более 300 лет в России идет ожесточенная борьба между приверженцами модернизации и сторонниками традиционного общества.
Сейчас, с высоты XXI века, знаменитый петровский указ "О бритии бород и усов всякого чина людям, кроме попов и дьяконов, о взятии пошлины с тех, которые сего исполнить не захотят " представляется историческим анекдотом. А для старомосковских людей, глубоко убежденных в греховности бритого подбородка, это было крушением всех представлений о добре и зле, чуть ли ни знамением Антихриста.
И, сочиняя этот и множество подобных ему указов, Петр прекрасно отдавал себе отчет в том, что он объявляет самую настоящую войну Московской Руси, от которой он сбежал в продуваемый балтийским ветром Петербург.
И вел государь эту войну не на жизнь, а на смерть, не жалея ни топора, ни плетей, ни даже жизни своего сына и наследника Алексея.
Не будем гадать о корнях и причинах очевидной современникам и потомкам ненависти Петра Алексеевича ко всему старорусскому, побудившей его "взнуздать Россию". Возможно, эта мотивация носила глубоко личный характер.
Гораздо важнее тот очевидный факт, что значительная часть русской элиты того времени поддержала царя в его модернизационных начинаниях. Этот-то ларчик открывается очень просто: прорубив "окно в Европу", Петр предложил элите куда более широкий и привлекательный образ жизни, чем она могла себе позволить ранее, а окончательное закабаление крестьян создавало экономическую базу для разнообразных светских удовольствий.
Тут мы подходим к важнейшим для понимания особенностей отечественной истории характеристикам "модернизации по-русски": постоянно присущим ей принудительным методам и ее вечной элитарности.
Более того, не сильно греша против истины, можно утверждать, что в отечестве нашем модернизация для одних (верхов), сплошь и рядом сопровождалась еще большим погружением в варварство для других (низов).
Нет, мы не собираемся посыпать себе голову пеплом по поводу ущербности отечественной истории: в Англии, на родине современной модернизации, этот процесс носил не менее жестокий характер, достаточно вспомнить красочно описанные Энгельсом ужасы огораживания.
Так что война продвинутой элиты с традиционным обществом - отнюдь не русское изобретение.
Но там элита в процессе модернизации страны разрушала традиционное общество, а в России модернизация элиты сплошь и рядом осуществлялась за счет укрепления институтов традиционного общества (например, общинной круговой поруки). В силу уже одного этого, модернизация имела поверхностный, а отчасти имитационный характер.
Ведь, говоря серьезно, сущность "осовременивания" общества состоит не только и не столько в развитии науки и техники, даже не в становлении рационального мышления, как основы общественного прогресса, а в эмансипации человека из пеленок первичного социума, создающей условия для формирования личности.
Вот этот-то аспект модернизации в России всегда прогрессировал медленно и крайне выборочно.
Сразу оговорюсь, что понятие "личность" отнюдь не является для меня культовым: наличие у человека ярко выраженных индивидуальных особенностей, даже делающих его относительно самодостаточным психологическим субъектом, вовсе не гарантирует "доброкачественности" этого человека для окружающих.
Личность может быть агрессивной, деструктивной, даже патологической.
Более того, забегая вперед, я скажу, что в конечном счете, модернизация вымывает из человека его человеческую субстанцию, угрожая создать совершенно бесчеловечное общество.
Но России, слава Богу, это пока не угрожает, нам до гипертрофии личностного начала еще далеко.
Вернемся ненадолго в век XVIII в эпоху Петербургской империи, которая, несмотря на весь свой блеск, оставалась глубоко традиционным обществом, где даже немногочисленная знать, судя по литературным источникам, имела весьма смутное представление о личном достоинстве (а без него, какая личность?).
Помните, в "Горе от ума" описание вельможи екатерининской эпохи, который не щадил свой зад на потеху императрице: "упал он больно, встал здорово".
Но даже такая (а может быть, именно такая) модернизация вызвала нешуточный всплеск гражданской войны.
В XVIII веке гражданская война в России носила название Пугачевского бунта. В этом грандиозном народном восстании, как в любом событии такого масштаба, переплелись черты крестьянской войны, национально-освободительного движения, рабочего бунта.
Но обращает на себя внимание влияние старообрядцев на Пугачева ( игумена старообрядческого скита Филарета) и безусловный приоритет яицких казаков (незадолго до этого утративших традиционные вольности) в войске повстанцев. Одного этого достаточно, чтобы констатировать традиционалистскую составляющую Пугачевского бунта.
продолжение следует