Детективный книжный вызов-2016 #40-42 "...смотришь, там и новый год" а у Ириски еще так много книжек прочитанных, но по пунктам не расписанных...
"Хорошие книги начисто отбивают охоту к плохим" (эпиграф) 30. Книга, выбранная по названию Мэри Энн Шеффер & Энни Бэрроуз "Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков" В послевоенном Лондоне молодая писательница Джулиет пытается найти сюжет для новой книги, но об ужасах войны писать ей решительно не хочется, а прочие темы кажутся либо скучными, либо неуместными. На помощь приходит случай - в виде письма одного свиновода с острова Гернси. Оказывается, даже свинари любят почитать, и неведомый Доуси, к которому в руки попала книга, некогда принадлежавшая Джулиет, просит посоветовать ему хорошую книжную лавку. На Гернси с книгами сейчас туго, поскольку остров все годы войны был оккупирован немцами. Так начинается переписка, а точнее, роман в письмах между Джулиет и островитянами...
Вторая "внеплановая" книга в Ирисковом Детективном Книжном Челлендже (после ГП и МРМ) и одна из лучших книг, прочитанных в этом году. Она смело могла бы претендовать на пункты 25 - Книга о войне или с событиями на фоне войны и 46 - Книга с событиями в форме дневника или писем, но эти пункты были уже заняты, а книга с таким удивительным названием никак не могла не привлечь внимание Ириски-книгочейки. Старый добрый классический роман в письмах, старая добрая послевоенная Англия, только-только оправляющаяся от военных невзгод. Книга очень удачно зашла после "Войны Фойла" - одного из лучших сериалов последних лет (Ириска благоразумно остановилась на военных сериях, а то потом как пошла Холодная война и коммунисты внезапно стали злейшими врагами) и отличного английского фильма "Чаринг Кросс Роуд, 84", удивившего реалиями аглицкой посвоенной жизни - как минимум пять лет после войны, а у них все еще были продуктовые карточки и магазины имели точь-в точь наш раннеперестроечный вид с очередями и пустыми прилавками (жалкая связка сосисок не в счет). Конечно, это не наша война (англичане, несмотря на их несомненный вклад в победу, во Второй Мировой все же воевали "малой кровью и на чужой земле", а нацистская оккупация Гернси несравнима с трагедиями нашей войны), но стойкость, героизм, самопожертвование (как и подлость и предательство) - общечеловеческие. И книга очень человечная, грустная и радостная одновременно. Ожидаемый, но очень приятный финал - счастливый конец истории, чудесная новелла о потерянных и найденных письмах Оскара Уайльда.
52. Книга, от которой получил не то, что ожидал* Леони Суонн "Гленнкилл" Кошки и собаки, ведущие следствие? Это банально! Делом о загадочном убийстве ирландского фермера занимается... следственная группа овец под предводительством самой сообразительной особы в стаде по кличке Мисс Мапл. С таким-то прозвищем да не стать гениальным детективом-любителем? Этого просто не может быть! Основная версия Мисс Мапл: поскольку на первый взгляд убитый вообще не имел врагов, значит, от него хотела избавиться как минимум половина обитателей деревушки Гленнкилл! Подозреваемых - множество. Но как найти среди них убийцу?..
Когда речь идет о детективах, трудно получить не то, что ожидал. Детектив (как ему и положено!) и сам по себе имеет множество обличий, а представители "высоких жанров" иногда успешно под него маскируются. И "Гленкилл" попал в этот пункт скорее потому, что обманул мои ожидания. Действие, начинающееся очаровательной, легкой игрой живого ума, к середине пробуксовывает, уходя вдаль с баранами-скитальцами (вот не надо меня всякими литературными аллюзиями и аллитерациями в харю тыкать, образованная Ириска в курсе про Мельмота-скитальца!), и хотя нашим героям удается провести расследование и даже довести результат до крайне непонятливых людей, и в конце торжествует справедливость (кто же убийца - не скажу, может быть кому-то захочется прочитать книжку и я не хочу портить ему удовольствие, которое сама худо-бедно, но получила)... за такие развязки кровожадная Ириска вообще поубивала бы! хотя [(спойлер!)]овцы таки поехали в Париж!
20. Книга, которую читал герой другой книги или фильма Эмили Бронте "Грозовой перевал" Этот роман был признан во всем мире как главная романтическая книга всех времен. Хитклиф, приемный сын владельца "Грозового перевала", так и не стал равным в семье. Даже любовь дочери хозяина Кэтрин не заставит его забыть унижения и обиды детства. История роковой любви Хитклифа и Кэтрин завораживает своей красотой и поражает глубиной проникновения автора в тайны человеческой души.
В Детективный книгочеллендж эта совсем не детективная книга попала, поскольку ее читала Изола из "Клуба любителей книг и пирогов из картофельных очистков" Амелия - Джулиет ...Нас объединила Элизабет, это она настояла, чтобы я пригласила всех на ужин. Без нее гернсийский клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков не появился бы на свет... Вечером они пришли за книгами, и те, кто прежде держал в руках лишь Писание, каталоги семян и «Календарь свиновода», открыли для себя совсем иную литературу. Доуси нашел Чарльза Лэма, Изола - "Грозовой перевал". Я выбрала "Записки Пиквикского клуба" в надежде воспрянуть духом - и помогло. ... Изола Прибби - Джулиет Дорогая мисс Эштон! Господи боже. Так это Вы написали книгу об Энн Бронте, сестре Шарлотты и Эмили. Амелия Моджери обещала дать ее мне почитать, она знает, как я люблю девочек Бронте. Бедняжки! Подумайте только, у всех пятерых были слабые лёгкие, и умерли совсем молодыми! Грустно... С двумя такими мужчинами в доме Эмили оставалось, что выдумать Хитклифа! Других-то вокруг не было. Но у нее здорово получилось… Мужчины в книгах вообще интересней, чем в обычной жизни... Амелия сказала, что Вы хотите больше узнать про наш клуб и про что мы разговариваем на заседаниях. Я однажды, когда подошла моя очередь, докладывала о сестрах Бронте. Шарлотте и Эмили. Жаль, не могу послать Вам мои записки, ни (?) на растопку плиты, другой бумаги в доме не было. До того я успела сжечь таблицы приливов, Апокалипсис и Книгу Иова. Вам, наверное, интересно, почему я восхищаюсь сестрами Бронте. Обожаю любовные истории. У меня у самой ничего такого не было, а по их книжкам я хорошо все представляю. Вначале "Грозовой перевал" мне не нравился, но едва призрак Кэти начал царапать костлявым пальцем по оконному стеклу, как книжка словно схватила меня за горло и больше не отпустила. В ушах словно по-настоящему звенели жалобные крики Хитклифа на болоте. Чудесная писательница Эмили Бронте! После нее не станешь читать "Оскорбленную при свечах" какой-нибудь мисс Аманды Джиллифлауэр. Хорошие книги начисто отбивают охоту к плохим. и Ребекка, дочь убиенного пастуха Джорджа из "Гленнкилла", читала ее овцам (до того Джордж читал овцам детективы и книги "про Памелу") - Значит, я должна вам читать. И я вам такое прочитаю, чего вам еще никогда не читали. Я уже знаю что. Посмотрим, как вам это понравится. Слегка покачиваясь, она снова пошла в вагончик и вернулась с книжкой. И раскрыла ее где-то посередине. Овцы знали, что так не делается. Книга открывается с самого начала, а потом постепенно перелистываются одна страница за другой, до обложки. Кое-кто возмущенно заблеял, но большинство овец слишком устали, чтобы протестовать против этого маленького отступления от правил. Трудно ожидать, что юная пастушка с первого раза сделает все, как надо. Ребекка начала читать. - "Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил, так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю, призраки бродят по земле! Будь со мной всегда… Прими какой угодно образ… Сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О Боже! Она моя жизнь! Я не могу жить без моей души!" Луна исчезла за темным облаком, и единственным источником света, освещающим страницы, осталась маленькая пылающая точка, которая перемещалась от движения губ Ребекки. Овцы как зачарованные стояли у вагончика. Ребекка казалась похожей на сиамского морского разбойника из книжки "Памела и желтый пират". Книжка захлопнулась. - Слишком темно, - сказала Ребекка. - Слишком мрачно. Мрачную историю, овцы, я могу рассказать и без всякой книжки...
Да, друзья мои! помните я говорила про страсти роковые в "Тени ветра" Карлоса Сафона и "Тринадцатой сказке" Дианы Сеттерфилд? Так это я еще не читала "Грозовой перевал"! Но Ириска не настолько самонадеянна, чтобы просто так отмахнуться от главной романтической книги всех времен и у нее хватило ума прочитать эссэ Вирджинии Вульф "Джен Эйр и Грозовой перевал", которое Ириске несколько вправило мозги в направлении того, как надо читать эту книгу и получать удовольствие. под кат я положила Мысль всей книги часто лежит в стороне от того, что в ней описывается и говорится, она обусловлена, главным образом, личными авторскими ассоциациями, и поэтому ее трудно ухватить. Тем более если у автора, как у сестер Бронте, талант поэтический и смысл в его творчестве неотделим от языка, он скорее настроение, чем вывод. "Грозовой перевал" - книга более трудная для понимания, чем "Джейн Эйр", потому что Эмили - больше поэт, чем Шарлотта. Шарлотта все свое красноречие, страсть и богатство стиля употребляла для того, чтобы выразить простые вещи: "Я люблю", "Я ненавижу", "Я страдаю". Ее переживания, хотя и богаче наших, но находятся на нашем уровне. А в "Грозовом перевале" Я вообще отсутствует. Здесь нет ни гувернанток, ни их нанимателей. Есть любовь, но не та любовь, что связывает мужчин и женщин. Вдохновение Эмили - более обобщенное. К творчеству ее побуждали не личные переживания и обиды. Она видела перед собой расколотый мир, хаотическую груду осколков, и чувствовала в себе силы свести их воедино на страницах своей книги. От начала и до конца в ее романе ощущается этот титанический замысел, это высокое старание - наполовину бесплодное - сказать устами своих героев не просто "Я люблю" или "Я ненавижу", а - "Мы, род человеческий" и "Вы, предвечные силы...". Фраза не закончена. И не удивительно. Гораздо удивительнее, что Эмили Бронте все-таки дала нам понять, о чем ее мысль. Эта мысль слышна в маловразумительных речах Кэтрин Эрншоу: "Если погибнет все, но он останется, жизнь моя не прекратится; но если все другое сохранится, а его не будет, вся вселенная сделается мне чужой, и мне нечего будет в ней делать". В другой раз она прорывается над телами умерших: "Я вижу покой, которого не потревожить ни земле, ни адским силам, и это для меня залог бесконечного, безоблачного будущего - вечности, в которую они вступили, где жизнь беспредельна в своей продолжительности, любовь - в своей душевности, а радости - в своей полноте". Именно эта мысль, что в основе проявлений человеческой природы лежат силы, возвышающие ее и подымающие к подножью величия, и ставит роман Эмили Бронте на особое, выдающееся место в ряду подобных ему романов. Но она не довольствовалась лирикой, восклицаниями, символом веры. Это все уже было в ее стихах, которым, быть может, суждено пережить роман. Однако она не только поэтесса, но и романистка. И должна брать на себя задачу гораздо труднее и неблагодарнее. Ей приходится признать существование других живых существ, изучать механику внешних событий, возводить правдоподобные дома и фермы и записывать речь людей, отличных от нее самой. Мы возносимся на те самые высоты не посредством пышных слов, а просто когда, слушаем, как девочка поет старинные песенки, раскачиваясь в ветвях дерева; и глядим, как овцы щиплют травку на болотистых пустошах, а нежное дыханье ветра шевелит тростники. Нам открывается картина жизни на ферме, со всеми ее дикостями и особенностями. И можно сравнить "Грозовой перевал" с настоящей фермой, а Хитклифа - с живыми людьми. При этом думаешь, откуда ждать правдивости, понимания человеческой природы и более тонких эмоций в этих портретах, настолько отличных от того, что мы наблюдаем сами? Но уже в следующее мгновение мы различаем в Хитклифе брата, каким он представляется гениальной сестре; он, конечно, немыслимая личность, говорим мы, и, однако же, в литературе нет более живого мужского образа. То же самое происходит с обеими героинями: ни одна живая женщина не может так чувствовать и поступать, говорим мы. И тем не менее это самые обаятельные женские образы в английской прозе. Эмили Бронте словно бы отбрасывает все, что мы знаем о людях, а затем заполняет пустые до прозрачности контуры таким могучим дыханием жизни, что ее персонажи становятся правдоподобнее правды. Ибо она обладает редчайшим даром. Она высвобождает жизнь от владычества фактов, двумя-тремя мазками придает лицу душу, одухотворенность, так что уже нет нужды в теле, а говоря о вересковой пустоши, заставляет ветер дуть и громыхать гром. Ириске все равно не написать лучше.