Скрытый народец - глава 4
Глава 4. Хюльдра в ипостаси соблазнительницы в сравнении со славянской и греческой фольклорной традицией
Итак, роль эротического символа в целом несвойственна представительницам «скрытого народца» других фольклорных традиций. В то же время и внутри самой норвежской традиции наблюдаются некоторые несоответствия: образ хюльдры далеко не всегда относится к образу «скрытого народца» как часть к целому. Мало того, слово «хюльдра» нередко избегается в преданиях, когда нужно передать смысл «одна из многих», «представительница скрытого народца». В таких случаях используются синонимы (женщина из холма), (женщина - ветте), хотя встречаются и варианты с прямым именованием. Хюльдра в значении «одна из народа» занимается обычными для всех делами, например, пасет скот и ничуть не интересуется мужчинами. Хюльдра-соблазнительница, напротив, предстает перед нами праздной, она всегда одна и ее единственное занятие - завлекать в свои сети мужчин, что они и делает при помощи своей волшебной красоты.
Похожие образы мы можем встретить и в других фольклорных традициях, которым ничего не известно о «скрытом народце». Русалка у славянских народов - прекрасная девушка, нередко с зелеными волосами. Ассоциируемая с водой, она тем не менее чаще всего является людям в лесу, и может защекотать до смерти. Греческая нереида более дружелюбна, хотя если подсматривать за тем, как нереиды танцуют, можно лишиться жизни. В отличие от русалки, нереида может выйти замуж за смертного, если тому удастся похитить волшебный платок нереиды и тем лишить ее магической силы. В норвежских преданиях мужчина может подчинить себе хюльдру, если перекинет через нее нож или выстрелит у нее над головой (т.к. дробь - тоже кусочек железа). Тогда хюльдра лишается своих магических чар и обязана последовать за человеком даже против своей воли.
Нереида - прямой потомок нереид-духов воды древнегреческой мифологии, хотя в позднейшей фольклорной традиции произошло смешение нереиды и дриады, в результате чего осталась одна нереида с чертами обоих образов. Возможно, более мягкий по сравнению с русалкой нрав нереиды можно приписать ее мифологическому происхождению, в то время как русалки, согласно Д.К. Зеленину, - это заложные покойницы и злобность им присуща, так сказать, по определению. Заметим, что представление о русалке как о водяной девушке с хвостом - это позднейшее наслоение, да и само слово «русалка» появилось намного позже собственно фольклорного образа и имеет «культурное происхождение» [ДЗ 142-143]. Несмотря на все свои различия, хюльдру, русалку и нереиду объединяет один и тот же повторяющийся мотив: если смертный откажется вступить с ней в отношения, он никогда не будет счастлив. Во всяком случае, забыть о встрече ему не удастся. ”Du skal aldri bli gift og armod skal bli ditt lodd” (ты никогда не женишься и весь свой век проведешь в нищете); ”han var syk og ble aldri frisk senere” (он заболел, да так никогда и не выздоровел) [EH]. Сравним у Зеленина: ««Не креститься бы тебе, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца своих дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не одна я убиваться буду: убивайся и ты до конца своих дней». […] А только с тех пор вот он все невеселый ходит. […] Защекотать она его хотела. Это ихнее дело, этих русалок-то» [ДЗ 158]. В Мани (область в Пелопоннесе) «взятым» называется «молодой человек, очарованный нереидой, который, увидев ее один раз, теряет рассудок и отправляется на ее поиски» [КП 8].
Как видим, источники происхождения образа соблазнительницы в фольклоре разные, а результат очень похожий. Это не может не наводить на размышления, хотя и нельзя с уверенностью утверждать, что норвежская хюльдра имеет какое-то отношение к заложным покойникам, как это наблюдается в случае с русалкой в славянской традиции. Нет у этого образа и прямого мифологического предшественника, как у греческой нереиды. Приобретение нереидой некоторых русалочьих признаков (например, мотив расчесывания волос) можно объяснить тесными контактами греков с балканскими славянами, хотя в данном случае трудно определить первоисточник заимствования. Думается, что проблема типологического сходства фольклорных образов, не обусловленного непосредственными контактами, еще ждет своего исследователя.
Итак, роль эротического символа в целом несвойственна представительницам «скрытого народца» других фольклорных традиций. В то же время и внутри самой норвежской традиции наблюдаются некоторые несоответствия: образ хюльдры далеко не всегда относится к образу «скрытого народца» как часть к целому. Мало того, слово «хюльдра» нередко избегается в преданиях, когда нужно передать смысл «одна из многих», «представительница скрытого народца». В таких случаях используются синонимы (женщина из холма), (женщина - ветте), хотя встречаются и варианты с прямым именованием. Хюльдра в значении «одна из народа» занимается обычными для всех делами, например, пасет скот и ничуть не интересуется мужчинами. Хюльдра-соблазнительница, напротив, предстает перед нами праздной, она всегда одна и ее единственное занятие - завлекать в свои сети мужчин, что они и делает при помощи своей волшебной красоты.
Похожие образы мы можем встретить и в других фольклорных традициях, которым ничего не известно о «скрытом народце». Русалка у славянских народов - прекрасная девушка, нередко с зелеными волосами. Ассоциируемая с водой, она тем не менее чаще всего является людям в лесу, и может защекотать до смерти. Греческая нереида более дружелюбна, хотя если подсматривать за тем, как нереиды танцуют, можно лишиться жизни. В отличие от русалки, нереида может выйти замуж за смертного, если тому удастся похитить волшебный платок нереиды и тем лишить ее магической силы. В норвежских преданиях мужчина может подчинить себе хюльдру, если перекинет через нее нож или выстрелит у нее над головой (т.к. дробь - тоже кусочек железа). Тогда хюльдра лишается своих магических чар и обязана последовать за человеком даже против своей воли.
Нереида - прямой потомок нереид-духов воды древнегреческой мифологии, хотя в позднейшей фольклорной традиции произошло смешение нереиды и дриады, в результате чего осталась одна нереида с чертами обоих образов. Возможно, более мягкий по сравнению с русалкой нрав нереиды можно приписать ее мифологическому происхождению, в то время как русалки, согласно Д.К. Зеленину, - это заложные покойницы и злобность им присуща, так сказать, по определению. Заметим, что представление о русалке как о водяной девушке с хвостом - это позднейшее наслоение, да и само слово «русалка» появилось намного позже собственно фольклорного образа и имеет «культурное происхождение» [ДЗ 142-143]. Несмотря на все свои различия, хюльдру, русалку и нереиду объединяет один и тот же повторяющийся мотив: если смертный откажется вступить с ней в отношения, он никогда не будет счастлив. Во всяком случае, забыть о встрече ему не удастся. ”Du skal aldri bli gift og armod skal bli ditt lodd” (ты никогда не женишься и весь свой век проведешь в нищете); ”han var syk og ble aldri frisk senere” (он заболел, да так никогда и не выздоровел) [EH]. Сравним у Зеленина: ««Не креститься бы тебе, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца своих дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не одна я убиваться буду: убивайся и ты до конца своих дней». […] А только с тех пор вот он все невеселый ходит. […] Защекотать она его хотела. Это ихнее дело, этих русалок-то» [ДЗ 158]. В Мани (область в Пелопоннесе) «взятым» называется «молодой человек, очарованный нереидой, который, увидев ее один раз, теряет рассудок и отправляется на ее поиски» [КП 8].
Как видим, источники происхождения образа соблазнительницы в фольклоре разные, а результат очень похожий. Это не может не наводить на размышления, хотя и нельзя с уверенностью утверждать, что норвежская хюльдра имеет какое-то отношение к заложным покойникам, как это наблюдается в случае с русалкой в славянской традиции. Нет у этого образа и прямого мифологического предшественника, как у греческой нереиды. Приобретение нереидой некоторых русалочьих признаков (например, мотив расчесывания волос) можно объяснить тесными контактами греков с балканскими славянами, хотя в данном случае трудно определить первоисточник заимствования. Думается, что проблема типологического сходства фольклорных образов, не обусловленного непосредственными контактами, еще ждет своего исследователя.