ДЕТСТВО (продолжаю)
По тем временам кормильцем семьи обычно считался отец. После женитьбы отец мой попытался вместе с дядей Наумом открыть махорочную фабрику - и с треском прогорел. Ничего взамен он придумать не мог и уехал на хлеба к своим родителям, арендовавшим мельницу в деревне Бушевицы, вблизи Молодечно. А мама с тремя детьми (я старший, пяти лет) осталась на хлебах у деда, жившего тогда в своем домике с тремя незамужними дочерьми. У деда была лавка, где продавались ткани (готовой одеждой в Орше не торговали). Такие лавки назывались «мануфактурами».
Впрочем, дед был лишь юридическим хозяином, а работали одни лишь тетки. Он был прекрасным рассказчиком, причем совершенно не стеснялся в выражениях, называя вещи их нецензурными именами, и в присутствии женщин, и при детях. Внешне набожный, он был большим умником. Часто заглядывал в толстые фолианты талмуда, но не очень верил тому, что в них написано. Однажды он мне сказал: «Там интересные истории, но сплошная выдумка». Лодырь был первостатейный.
Любил также дед рассказывать и небылицы. Если ему верить, то его дедушка Иешуа из местечка Устье занимал какое-то видное место при Екатерине II. Однажды на милостивой аудиенции она назвала его полковником. Тотчас за его спиной возник некий придворный с полковничьим мундиром в руках. В следующий раз императрица назвала его генералом - и на сцене появился генеральский мундир.
Жить нам у деда было очень тяжело. Мать игнорировали и оскорбляли на каждом шагу, и она, человек с большим чувством собственного достоинства, молча это проглатывала. Ей и пожаловаться было некому, не было возле нее близких людей. Если делалось совсем невтерпеж, раскрывала душу передо мной. Я, конечно, мало что понимал, но чувствовал, что маме плохо, и очень жалел ее. Спал я на полу на клеенке, снятой со стола и покрытой простыней, а потом стал обходиться и без простыни. Через некоторое время тетки, чтобы избавиться от нас, сняли нам квартиру.
Через год возвратился отец. Ему удалось получить разрешение на открытие в Орше типографии (одна типография уже работала, хозяином ее был некий Подземский).
Со словом «типография» теперь связано представление о линотипах, манотипах, ротационных машинах, моторах и т.д. Отец мой имел в виду совсем другую типографию: маленькую, кустарную, с печатной машиной, приводимой в движение от руки, и ничтожным количеством шрифта, примерно, типа дореволюционной подпольной.
Стало веселее, но и страшнее. А как ее открыть? Прежде всего, для этого нужны деньги. А где их взять? Единственная возможность - обратиться к ростовщикам. Но кто поверит бедняку? Правда, люди, открывающие торговлю либо мастерскую, всячески маскировали свое безденежье, иначе нельзя пользоваться кредитом, а на нем все и было основано.
Под чудовищные проценты кое-какие деньги наконец достали. Основным кредитором была хромая вдова, которая каждый месяц приходила к нам по утрам за очередным взносом в погашение долга.
Типография помещалась в нашей же квартире. Вход в нее был через столовую. Поселились мы тогда на втором этаже двухэтажного дома. В первом этаже была пивная. Крохотный дворик утопал в навозе и нечистотах, так как посетители пивной, в основном крестьяне, ставили туда свои запряженные телеги и ходили по нужде. Вдоль нашей квартиры шел открытый деревянный узкий помост, упиравшийся в уборную, вплотную прилегавшую к кухне. Рабочие ходили туда через нашу столовую.
А семья тем временем росла. Детей уже стало семеро. Когда же умерла совсем молодая сестра мамы, оставив трех ребят, а через год умер и ее муж, мои родители взяли к себе двух сирот. В этой квартире мы прожили вместе с типографией 17 лет.
Уж поскольку я заговорил об этих сиротах, расскажу об их участи. Старший рано вступил в партию, был участником Гражданской войны, потом ответственным работником аппарата ЦК. В 1937 году была арестован, получил «срок» - 10 лет, отбыл его, но жить в Москве, где оставил жену и двух детей, не имел права и приткнулся где-то в 100 километрах от столицы (так тогда полагалось), и погиб от разрыва аорты. Посмертно реабилитирован.
Второй брат был членом коллегии Наркомфина СССР. В том же страшном 1937 году был арестован и расстрелян, и также посмертно реабилитирован.
Третий брат, самый младший, был дельным инженером какого-то крупного ленинградского завода и успел умереть до 1937 года.
Все по порядку:
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
Впрочем, дед был лишь юридическим хозяином, а работали одни лишь тетки. Он был прекрасным рассказчиком, причем совершенно не стеснялся в выражениях, называя вещи их нецензурными именами, и в присутствии женщин, и при детях. Внешне набожный, он был большим умником. Часто заглядывал в толстые фолианты талмуда, но не очень верил тому, что в них написано. Однажды он мне сказал: «Там интересные истории, но сплошная выдумка». Лодырь был первостатейный.
Любил также дед рассказывать и небылицы. Если ему верить, то его дедушка Иешуа из местечка Устье занимал какое-то видное место при Екатерине II. Однажды на милостивой аудиенции она назвала его полковником. Тотчас за его спиной возник некий придворный с полковничьим мундиром в руках. В следующий раз императрица назвала его генералом - и на сцене появился генеральский мундир.
Жить нам у деда было очень тяжело. Мать игнорировали и оскорбляли на каждом шагу, и она, человек с большим чувством собственного достоинства, молча это проглатывала. Ей и пожаловаться было некому, не было возле нее близких людей. Если делалось совсем невтерпеж, раскрывала душу передо мной. Я, конечно, мало что понимал, но чувствовал, что маме плохо, и очень жалел ее. Спал я на полу на клеенке, снятой со стола и покрытой простыней, а потом стал обходиться и без простыни. Через некоторое время тетки, чтобы избавиться от нас, сняли нам квартиру.
Через год возвратился отец. Ему удалось получить разрешение на открытие в Орше типографии (одна типография уже работала, хозяином ее был некий Подземский).
Со словом «типография» теперь связано представление о линотипах, манотипах, ротационных машинах, моторах и т.д. Отец мой имел в виду совсем другую типографию: маленькую, кустарную, с печатной машиной, приводимой в движение от руки, и ничтожным количеством шрифта, примерно, типа дореволюционной подпольной.
Стало веселее, но и страшнее. А как ее открыть? Прежде всего, для этого нужны деньги. А где их взять? Единственная возможность - обратиться к ростовщикам. Но кто поверит бедняку? Правда, люди, открывающие торговлю либо мастерскую, всячески маскировали свое безденежье, иначе нельзя пользоваться кредитом, а на нем все и было основано.
Под чудовищные проценты кое-какие деньги наконец достали. Основным кредитором была хромая вдова, которая каждый месяц приходила к нам по утрам за очередным взносом в погашение долга.
Типография помещалась в нашей же квартире. Вход в нее был через столовую. Поселились мы тогда на втором этаже двухэтажного дома. В первом этаже была пивная. Крохотный дворик утопал в навозе и нечистотах, так как посетители пивной, в основном крестьяне, ставили туда свои запряженные телеги и ходили по нужде. Вдоль нашей квартиры шел открытый деревянный узкий помост, упиравшийся в уборную, вплотную прилегавшую к кухне. Рабочие ходили туда через нашу столовую.
А семья тем временем росла. Детей уже стало семеро. Когда же умерла совсем молодая сестра мамы, оставив трех ребят, а через год умер и ее муж, мои родители взяли к себе двух сирот. В этой квартире мы прожили вместе с типографией 17 лет.
Уж поскольку я заговорил об этих сиротах, расскажу об их участи. Старший рано вступил в партию, был участником Гражданской войны, потом ответственным работником аппарата ЦК. В 1937 году была арестован, получил «срок» - 10 лет, отбыл его, но жить в Москве, где оставил жену и двух детей, не имел права и приткнулся где-то в 100 километрах от столицы (так тогда полагалось), и погиб от разрыва аорты. Посмертно реабилитирован.
Второй брат был членом коллегии Наркомфина СССР. В том же страшном 1937 году был арестован и расстрелян, и также посмертно реабилитирован.
Третий брат, самый младший, был дельным инженером какого-то крупного ленинградского завода и успел умереть до 1937 года.
Все по порядку:
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО