Дни лета: 67-68
Мы не ходили гулять уже три дня. Дитя спит в саду -- она гуляет, я же выхожу на её сердитые окрики. На улице невыносимая жара и я пребываю в полной уверенности в том, что если мы ступим за порог, то немедленно растаем. По крайней мере, я. Помимо этого, на данный момент нам ничего не нужно ни в магазине, ни в поликлинике, совершенно нигде. А гулять просто так, без конечной цели, я не умею и не умела никогда. Я действительно не умею гулять в том смысле, который вкладывают в это слово многие люди. К примеру, прогулки по лесу для меня сущее наказание. Я не понимаю какая конечная цель, куда мы идём и для чего. Когда мы гуляем по лесу, я ною -- скажите мне, ну скажите, ною я, куда мы идём?! Мне отвечают -- мы гуляем. От этого ответа я впадаю в депрессию и небольшой ступор: в каком смысле гуляем? куда гуляем? мы куда-нибудь когда-нибудь догуляем? какая у нас конечная цель? Ыкл смеётся -- у нас нет конечной цели, отвечает он мне, не понимая, что бьёт по самому больному, -- мы, говорит он назидательно, просто гуляем.
Я не умею просто гулять. Я могу идти сколь угодно долго, сколь угодно далеко, но мне обязательно надо знать, что этот поход конечен, что у него есть конечная цель. Мне не столь важно дойду ли я до этой цели, мне важно, что она есть. Когда я ездила гулять в Нью-Йорк из Принстона, я всегда намечала маршрут: от поезда я сначала пойду вот сюда, дойду вот до этого места, после я сверну туда, пройду вот так, чтобы дойти вот до этой точки, остановлюсь вот здесь и выпью горячего шоколада, потом сверну налево, пройдусь вот здесь, и прочее, прочее, прочее. Несмотря на то, что я невероятно люблю гулять по городам в общем, а по Нью-Йорку в особенности, даже по нему я не могла гулять без очевидной конечной цели. Чаще всего я не доходила до самой конечной цели, но тогда я знала, что в следующий раз я обязательно пойду гулять начиная с того места, где остановилась сейчас. В лесу же или в парке, к примеру, такой подход в принципе не жизнеспособен. Там всё одинаковое и никакой конечной цели быть не может. Мы не идём куда-то, мы просто идём. Просто идти можно до бесконечности и это меня неизменно удручает.
Поскольку нам с дитятей сейчас никуда не нужно, в силу всего вышесказанного, мы гулять не ходили. Вот если бы, к примеру, мы могли бы поехать в город, я бы придумала себе конечную цель, до которой бы с удовольствием гуляла. Но мы не можем поехать в город, поскольку после определённой станции (на нашей ветке) в метро нельзя с колясками, а как гулять без коляски я пока не придумала. К тому же, думаю я, пока мы туда доедем, придёт время очередного кормления и вместо дивной прогулки я буду прятаться по углам, пытаясь придумать как накормить рассерженное дитя (а она будет сердиться, как пить дать) и при этом практически не заниматься эксгибиоционизмом. Всё это, в конечном итоге, представляется настолько сложным, что я отказываюсь от этой идеи ещё до того, как успеваю её полностью продумать. Зато, радостно вспоминаю я, здесь есть ещё одно кафе, в котором мы ни разу не были, туда и пойдём завтра гулять.
Я всё пытаюсь сконцентрироваться и начать работать, у меня сейчас почти идеальные условия: чистый дом, определённая рутина и практически полное отсутствие отвлекающих факторов (дитя меня нисколько не отвлекает, мы мило общаемся всё то время, что она не спит и не сердится), но пока никак не получается. Вместо этого, в перерывах, когда появляется немного времени, я смотрю не обременяющие никакую часть мозга сериалы. Самое смешное заключается в том, что именно сейчас я смотрю старый российский сериал про милицию. Я его смотрю и поражаюсь нескольким вещам. Да хотя бы вот: исходя из того, какие шарфики и сумки небрежно носит одна из героев, я немедленно прихожу к выводу, что зарплаты российских милиционеров самые лучшие в мире. Она небрежно носит сумки стоимостью в половину моей зарплаты, шарфики, стоимость которых около пятой части моей зарплаты, а уж сколько стоит её одежда в переводе на мою зарплату мне и думать не хочется. При этом все они регулярно сообщают как плоха жизнь, как у них не просто нет денег, но нет денег до такой степени, что не на что пойти сегодня и пообедать.
Смотря на всё это, я нет-нет, да думаю -- может мне тоже податься в такие российские милиционеры. У меня есть для этого всё необходимое: я, как никто другой, умею ныть как плоха жизнь и как нет денег, я изумительно умею бегать на каблуках (надо будет за преступником, так побегу и за преступником -- так же элегантно, как и героиня: перескакивая из сугроба в сугроб, и продолжая элегантно, на сгибе локтя, держать сумочку, стоимостью в половину моей зарплаты, а иногда даже в целую зарплату), а также я лучше всех на свете умею делать умное лицо и рассуждать о высоких материях. Но есть одна важная вещь, которую я совершенно не умею делать, а она, судя по сериалу, жизненно необходима в работе среднестатистического российского милиционера -- я не умею так пить водку. Совсем не умею. Я им даже завидую: они запросто выпивают бутылку на троих прямо с утра, а потом элегантно бегают за преступниками по сугробам на каблуках. Впрочем, если задуматься, может для того, чтобы так элегантно бегать на каблуках по сугробам, эта самая бутылка на троих жизненно необходима. Нет, с грустью думаю я, меня туда не возьмут, я им всю картину испорчу. Они мне скажут: садись, друг! и нальют стопку. А я буду смотреть будто дурной ребёнок и, заикаясь, объяснять, что я вообще-то очень люблю эль, а водку вообще не пью, но даже эль я люблю только вечером, после рабочего дня. А они мне тогда скажут: как же ты живёшь на этом свете? А я расстроюсь и проведу весь оставшийся день обдумывая сей философский вопрос, не найду на него ответа, расстроюсь ещё больше, сломаю каблук в погоне за преступником, разучусь ныть, и окажусь тогда категорически непригодна к работе. Нет, лучше даже не пытаться, думаю я, и вздыхаю -- теперь понятно почему у них такие зарплаты. Такое не всякому под силу, далеко не всякому.
Я вздыхаю и обещаю себе, что завтра, наконец, напишу рецензию и отвечу на все срочные и важные письма. Завтра, обязательно завтра.
Я не умею просто гулять. Я могу идти сколь угодно долго, сколь угодно далеко, но мне обязательно надо знать, что этот поход конечен, что у него есть конечная цель. Мне не столь важно дойду ли я до этой цели, мне важно, что она есть. Когда я ездила гулять в Нью-Йорк из Принстона, я всегда намечала маршрут: от поезда я сначала пойду вот сюда, дойду вот до этого места, после я сверну туда, пройду вот так, чтобы дойти вот до этой точки, остановлюсь вот здесь и выпью горячего шоколада, потом сверну налево, пройдусь вот здесь, и прочее, прочее, прочее. Несмотря на то, что я невероятно люблю гулять по городам в общем, а по Нью-Йорку в особенности, даже по нему я не могла гулять без очевидной конечной цели. Чаще всего я не доходила до самой конечной цели, но тогда я знала, что в следующий раз я обязательно пойду гулять начиная с того места, где остановилась сейчас. В лесу же или в парке, к примеру, такой подход в принципе не жизнеспособен. Там всё одинаковое и никакой конечной цели быть не может. Мы не идём куда-то, мы просто идём. Просто идти можно до бесконечности и это меня неизменно удручает.
Поскольку нам с дитятей сейчас никуда не нужно, в силу всего вышесказанного, мы гулять не ходили. Вот если бы, к примеру, мы могли бы поехать в город, я бы придумала себе конечную цель, до которой бы с удовольствием гуляла. Но мы не можем поехать в город, поскольку после определённой станции (на нашей ветке) в метро нельзя с колясками, а как гулять без коляски я пока не придумала. К тому же, думаю я, пока мы туда доедем, придёт время очередного кормления и вместо дивной прогулки я буду прятаться по углам, пытаясь придумать как накормить рассерженное дитя (а она будет сердиться, как пить дать) и при этом практически не заниматься эксгибиоционизмом. Всё это, в конечном итоге, представляется настолько сложным, что я отказываюсь от этой идеи ещё до того, как успеваю её полностью продумать. Зато, радостно вспоминаю я, здесь есть ещё одно кафе, в котором мы ни разу не были, туда и пойдём завтра гулять.
Я всё пытаюсь сконцентрироваться и начать работать, у меня сейчас почти идеальные условия: чистый дом, определённая рутина и практически полное отсутствие отвлекающих факторов (дитя меня нисколько не отвлекает, мы мило общаемся всё то время, что она не спит и не сердится), но пока никак не получается. Вместо этого, в перерывах, когда появляется немного времени, я смотрю не обременяющие никакую часть мозга сериалы. Самое смешное заключается в том, что именно сейчас я смотрю старый российский сериал про милицию. Я его смотрю и поражаюсь нескольким вещам. Да хотя бы вот: исходя из того, какие шарфики и сумки небрежно носит одна из героев, я немедленно прихожу к выводу, что зарплаты российских милиционеров самые лучшие в мире. Она небрежно носит сумки стоимостью в половину моей зарплаты, шарфики, стоимость которых около пятой части моей зарплаты, а уж сколько стоит её одежда в переводе на мою зарплату мне и думать не хочется. При этом все они регулярно сообщают как плоха жизнь, как у них не просто нет денег, но нет денег до такой степени, что не на что пойти сегодня и пообедать.
Смотря на всё это, я нет-нет, да думаю -- может мне тоже податься в такие российские милиционеры. У меня есть для этого всё необходимое: я, как никто другой, умею ныть как плоха жизнь и как нет денег, я изумительно умею бегать на каблуках (надо будет за преступником, так побегу и за преступником -- так же элегантно, как и героиня: перескакивая из сугроба в сугроб, и продолжая элегантно, на сгибе локтя, держать сумочку, стоимостью в половину моей зарплаты, а иногда даже в целую зарплату), а также я лучше всех на свете умею делать умное лицо и рассуждать о высоких материях. Но есть одна важная вещь, которую я совершенно не умею делать, а она, судя по сериалу, жизненно необходима в работе среднестатистического российского милиционера -- я не умею так пить водку. Совсем не умею. Я им даже завидую: они запросто выпивают бутылку на троих прямо с утра, а потом элегантно бегают за преступниками по сугробам на каблуках. Впрочем, если задуматься, может для того, чтобы так элегантно бегать на каблуках по сугробам, эта самая бутылка на троих жизненно необходима. Нет, с грустью думаю я, меня туда не возьмут, я им всю картину испорчу. Они мне скажут: садись, друг! и нальют стопку. А я буду смотреть будто дурной ребёнок и, заикаясь, объяснять, что я вообще-то очень люблю эль, а водку вообще не пью, но даже эль я люблю только вечером, после рабочего дня. А они мне тогда скажут: как же ты живёшь на этом свете? А я расстроюсь и проведу весь оставшийся день обдумывая сей философский вопрос, не найду на него ответа, расстроюсь ещё больше, сломаю каблук в погоне за преступником, разучусь ныть, и окажусь тогда категорически непригодна к работе. Нет, лучше даже не пытаться, думаю я, и вздыхаю -- теперь понятно почему у них такие зарплаты. Такое не всякому под силу, далеко не всякому.
Я вздыхаю и обещаю себе, что завтра, наконец, напишу рецензию и отвечу на все срочные и важные письма. Завтра, обязательно завтра.