Так. Просто...
Если стоять, раскинув руки, под дождём, то ощущаешь, как дождь заливает всю тебя. От головы до самых пяток. И есть в этом что-то совершенно сумасшедшее -- какой идиот стоит, раскинув руки, прямо под дождём. И пробегающие мимо, защищённые зонтами, сначала оглядываются -- боже, какая сумасшедшая, а потом, вдруг, на секунду опускают зонт и визжат -- но продолжают мокнуть. А ты стоишь, раскинув руки, и думаешь о том, что вот этот дождь, этот конкретный дождь, это совсем другой дождь -- такого дождя в твоей жизни ещё не было. И никогда ты так не стоял -- раскинув руки, прямо под дождём.
*****************
На вопрос: "сколько ты весишь?", чадо уверенно отвечает: "тонну", а на вопрос "сколько звёзд на небе?", не менее уверенно -- "миллион". Её язык красивее моего языка. Она точно знает где шуйца, а где десница; в её небе летают аэропланы; и всё другое, что ей хочется, именуется иное.
- Ты понимаешь, что если она будет и дальше так разговаривать, её поймёт, может быть -- это в хорошем случае, -- всего тысячная процента русскоговорящего населения, -- с жаром говорила мне моя подруга.
- Ты знаешь, -- задумалась вдруг я, -- на самом деле, и ты, и я, мы и общаемся только с тысячной долей этого самого процента. Может и ещё меньше. Каждый из нас выбирает ту самую тысячную долю, которая поймёт то, что ему есть сказать. Ту, которая поймёт; которая, если не поймёт, то спросит. А бóльшего никому из нас и не надо. Она будет, если захочет, общаться ровно с теми, с кем ей будет что сказать. Или будет о чём молчать. Наверное, это будут именно те, которые знают, что на аэроплан надо указывать шуйцей, а десницей исключительно на кувшинки. Или, к примеру, на канадских гусей.
- Ну для чего, для чего ей шуйца -- я не знаю, что такое шуйца!
- Уже знаешь, правда же?
- Уже знаю, -- нехотя согласилась подруга.
Чадо отличает ромашки от акации, а акацию от жасмина и кипариса. Чадо хитро смотрит -- сколько тебе лет?, -- спрашиваю я. Года -- отвечает чадо и хитро смотрит. Два! Два года -- настойчиво повторяю я. Чадо жмурится: один! Я хочу что-то объяснить, но она не замолкает -- пять! семь! восемь! Ей столько, сколько ей хочется в этот момент. Это прекрасно -- когда тебе ровно столько лет, сколько тебе хочется в этот момент.
*************************
Когда ему что-то не нравится, он бурчит, а я злюсь. Я молча злюсь -- я не могу говорить. Да и ни к чему это. Я перестану злиться очень быстро -- для чего ему вообще знать, что я злилась. И я вдруг понимаю -- сквозь бурчание и злость: я здесь потому, что не могла бы быть больше нигде. Я здесь потому, что никто больше не смог бы мне дать всего этого -- этого непрерывного ощущения дождя, стекающего по рукам и ногам, этого непрерывного ощущения радуги, этого непрерывного ощущения свежести после майской грозы -- не любой, именно майской, самой свежей и самой искренней. Со всеми её, на вид страшными, молниями и громами.
**************************
- Ты получила письмо?
- Какое письмо? -- мне не до писем, я забыла, что же ещё я забыла написать в список покупок.
- Ну как -- предупреждение. В городе видели чёрного медведя. Маленького совсем. Пишут не пугаться, если увидишь. Пишут: близко не подходить, не пытаться кормить и гладить. Подожди, -- я уже открыла рот, но мне не дают возможности сказать, -- тут ещё. Тут написано, что если он придёт к нам домой, то, то... -- он сидит, восторженно смеясь и почти задыхается, -- Ты знаешь, что нужно делать?
- Нет, прости -- ко мне никогда не приходил в гости чёрный медведь. Разве что, если считать
- Не надо считать! -- он хохочет и продолжает -- Тут написано: если он придёт в гости, то надо не показывать ему, что ты боишься, а наоборот -- надо хлопать в ладоши, прыгать и петь весёлые песенки.
- Весёлые песенки? -- я озадачена -- А на каком языке? Все песенки, которые я знаю по-английски, настолько депрессивные, что медведь, боюсь, ужасно расстроится и ненароком съест нас всех.
- Что -- прямо все депрессивные?
- Нет, ну я не знаю, -- он-то хохочет, а я пытаюсь спасти нам жизнь -- я могу happy birthday спеть. Разве что.... Чего ты ржёшь, как умалишённый -- ты думаешь, ему не понравится happy birthday?
- Нет, просто я подумал, что -- ну а вдруг -- он понимает исключительно китайский!
О таком варианте я действительно не думала. Но если медведь решит заглянуть к нам в гости, я уверена, чадо сообщит ему, что он весит тонну, спросит, есть ли у него нос и будет переживать, что он вышел погулять без носков и ботинок. Она всегда волнуется. "Боже!" -- восклицает она, а я удивляюсь -- где она этому научилась?! "Где? Тебе рассказать где?" -- он смотрит на меня и я понимаю, что сейчас скажет что-то ужасно гадкое, я готовлюсь, я жду -- "От тебя, конечно! Это же ты вот именно так смотришь -- к примеру, на туфли, -- и говоришь" Я не даю ему договорить, я машу рукой -- мол, замолчи -- я и так поняла. "Боже мой," -- думаю я, -- "Это самое боже, это же совсем не я! Боже мой!". Но говорю лишь -- да ну тебя, я никогда так не говорю!
****************************
За окном дождь -- тропический шторм Андреа. У всех штормов невероятно ласковые имена. Хочется их приласкать и успокоить -- ни к чему волноваться. Даже если ты шторм. Даже если тебя зовут Андреа. Не волнуйся -- всё хорошо. Смотри, в небе аэроплан. И миллион звёзд -- целый миллион.
*****************
На вопрос: "сколько ты весишь?", чадо уверенно отвечает: "тонну", а на вопрос "сколько звёзд на небе?", не менее уверенно -- "миллион". Её язык красивее моего языка. Она точно знает где шуйца, а где десница; в её небе летают аэропланы; и всё другое, что ей хочется, именуется иное.
- Ты понимаешь, что если она будет и дальше так разговаривать, её поймёт, может быть -- это в хорошем случае, -- всего тысячная процента русскоговорящего населения, -- с жаром говорила мне моя подруга.
- Ты знаешь, -- задумалась вдруг я, -- на самом деле, и ты, и я, мы и общаемся только с тысячной долей этого самого процента. Может и ещё меньше. Каждый из нас выбирает ту самую тысячную долю, которая поймёт то, что ему есть сказать. Ту, которая поймёт; которая, если не поймёт, то спросит. А бóльшего никому из нас и не надо. Она будет, если захочет, общаться ровно с теми, с кем ей будет что сказать. Или будет о чём молчать. Наверное, это будут именно те, которые знают, что на аэроплан надо указывать шуйцей, а десницей исключительно на кувшинки. Или, к примеру, на канадских гусей.
- Ну для чего, для чего ей шуйца -- я не знаю, что такое шуйца!
- Уже знаешь, правда же?
- Уже знаю, -- нехотя согласилась подруга.
Чадо отличает ромашки от акации, а акацию от жасмина и кипариса. Чадо хитро смотрит -- сколько тебе лет?, -- спрашиваю я. Года -- отвечает чадо и хитро смотрит. Два! Два года -- настойчиво повторяю я. Чадо жмурится: один! Я хочу что-то объяснить, но она не замолкает -- пять! семь! восемь! Ей столько, сколько ей хочется в этот момент. Это прекрасно -- когда тебе ровно столько лет, сколько тебе хочется в этот момент.
*************************
Когда ему что-то не нравится, он бурчит, а я злюсь. Я молча злюсь -- я не могу говорить. Да и ни к чему это. Я перестану злиться очень быстро -- для чего ему вообще знать, что я злилась. И я вдруг понимаю -- сквозь бурчание и злость: я здесь потому, что не могла бы быть больше нигде. Я здесь потому, что никто больше не смог бы мне дать всего этого -- этого непрерывного ощущения дождя, стекающего по рукам и ногам, этого непрерывного ощущения радуги, этого непрерывного ощущения свежести после майской грозы -- не любой, именно майской, самой свежей и самой искренней. Со всеми её, на вид страшными, молниями и громами.
**************************
- Ты получила письмо?
- Какое письмо? -- мне не до писем, я забыла, что же ещё я забыла написать в список покупок.
- Ну как -- предупреждение. В городе видели чёрного медведя. Маленького совсем. Пишут не пугаться, если увидишь. Пишут: близко не подходить, не пытаться кормить и гладить. Подожди, -- я уже открыла рот, но мне не дают возможности сказать, -- тут ещё. Тут написано, что если он придёт к нам домой, то, то... -- он сидит, восторженно смеясь и почти задыхается, -- Ты знаешь, что нужно делать?
- Нет, прости -- ко мне никогда не приходил в гости чёрный медведь. Разве что, если считать
- Не надо считать! -- он хохочет и продолжает -- Тут написано: если он придёт в гости, то надо не показывать ему, что ты боишься, а наоборот -- надо хлопать в ладоши, прыгать и петь весёлые песенки.
- Весёлые песенки? -- я озадачена -- А на каком языке? Все песенки, которые я знаю по-английски, настолько депрессивные, что медведь, боюсь, ужасно расстроится и ненароком съест нас всех.
- Что -- прямо все депрессивные?
- Нет, ну я не знаю, -- он-то хохочет, а я пытаюсь спасти нам жизнь -- я могу happy birthday спеть. Разве что.... Чего ты ржёшь, как умалишённый -- ты думаешь, ему не понравится happy birthday?
- Нет, просто я подумал, что -- ну а вдруг -- он понимает исключительно китайский!
О таком варианте я действительно не думала. Но если медведь решит заглянуть к нам в гости, я уверена, чадо сообщит ему, что он весит тонну, спросит, есть ли у него нос и будет переживать, что он вышел погулять без носков и ботинок. Она всегда волнуется. "Боже!" -- восклицает она, а я удивляюсь -- где она этому научилась?! "Где? Тебе рассказать где?" -- он смотрит на меня и я понимаю, что сейчас скажет что-то ужасно гадкое, я готовлюсь, я жду -- "От тебя, конечно! Это же ты вот именно так смотришь -- к примеру, на туфли, -- и говоришь" Я не даю ему договорить, я машу рукой -- мол, замолчи -- я и так поняла. "Боже мой," -- думаю я, -- "Это самое боже, это же совсем не я! Боже мой!". Но говорю лишь -- да ну тебя, я никогда так не говорю!
****************************
За окном дождь -- тропический шторм Андреа. У всех штормов невероятно ласковые имена. Хочется их приласкать и успокоить -- ни к чему волноваться. Даже если ты шторм. Даже если тебя зовут Андреа. Не волнуйся -- всё хорошо. Смотри, в небе аэроплан. И миллион звёзд -- целый миллион.