Отступление № 9 По ту сторону принципов д-ра «Радость».

[imhotype]

"Flectere si nequeo superos Acheronta movebo"
"Если я не могу подчинить себе высшие силы, я сдвину с места ад".
З.Фрейд,
из эпиграфа к книге, придуманного автором
за девять лет до её написания

Часть I «Супер-Эго»
"Причины, по которым родившийся в мае 1856 года неподалеку от границы Моравии и Силезии Шломо, «получивший по каким-то причинам» второе имя Сигизмунд, решил стать врачом неизвестны. Известно, что когда ему исполнилось шестнадцать, он сменил имя Сигизмунд на более "приличное" - Зигмунд, и через год стал студентом Венского университета - Зигмундом Фрейдом. Фамилия студента, полученная им от имени прабабки Фрейды в переводе с немецкого означала «радость», и по выпуску из университета студент должен был стать д-ром «Радость». Выбор медицины в качестве профессии более чем странный с учетом того, что он не переносил вида крови: лишь однажды присутствуя на операции, ассистируя своему другу Вильгельму Флису, потерял сознание, и его отпаивали бренди. Отучившись семь лет и в марте 1881 года получив разрешение на практику, Фрейд так и «почти ничего не знал о клинической медицине». После выпуска он специализировался на центральной нервной системе и неврологии в клинике д-ра Эрнста Вильгельма фон Брюкке, на кафедре которого остановился еще в 1876 году. Пионерами в этой области были англичане, открывшие синдром "жизненного износа", утверждая, что все зависит от "нервной силы", которой у некоторых людей очень мало, как в истощившихся батарейках. Позже американский доктор Джордж М. Бирд создал термин "неврастения", которое вскоре стало основной жалобой пациентов с диагнозом неопределенного плохого самочувствия. Фрейдовское увлечение неврозами делает выбор в пользу именно медицины более понятным, ибо сам он был парнем весьма странным: приехав в парижскую гостиницу для обучения гипнозу у основателя одноименного душа Жана Мартена Шарко и обнаружив, что полог над кроватью сделан из зеленой материи, поспешил провести его химический анализ на предмет - нет ли в составе красителя мышьяка. Было ли это обычной предосторожностью знающего человека или воздействием невротической фантазии? В это время когда «ему было двадцать пять, насколько известно, все еще был девственником. Возможно, он оставался таковым до тридцати лет», «неровный пульс и жжение в груди сделали из него ипохондрика», он то "дико и нетерпеливо" ждал прихода весны, то впадал в уныние. Возможно, в столь странном поведении лежат корни его теории, в которой всё вращается вокруг секса. "Я едва сдерживаю в себе дикие порывы", - говорит он будущей жене - Марте в одном письме; "во мне заключены всевозможные дьяволы, которые не могут вырваться на свободу, и делают меня неистовым и страстным. Возможно боязнь вида крови, лишь следствие панического страха смерти Фрейда, однажды потерявшего сознание «из-за разговора о трупах в погребе». Многие годы во всем вокруг себя он видел знаки смерти - даже в номере телефона или комнаты, ему было тридцать девять, а он был уверен, что не доживёт до пятидесяти двух, и готовился к смерти, потому, что эта дата имела для него некое таинственное значение. Вскоре после того, как ему исполнилось пятьдесят восемь лет, Фрейд безосновательно решил, что у него рак прямой кишки. Всю жизнь он и сам понимал, что "страдал от серьезного психоневроза", добавляя, что "несомненно, поставил бы себе диагноз истерии тревожности", который гасил безостановочным курением, а в молодости кокаином. Позднее подобные пристрастия он объяснит замещением "главного наркотика" человечества - детских эротических фантазий. С кокаином он начал экспериментировать в апреле 1884 года, в возрасте двадцати семи лет. В одном венском медицинском журнале была опубликована его статья под названием «О коке», с описанием, что одна двадцатая грамма, растворенная в воде, вызывает "приятное возбуждение и длительную эйфорию, ничем не отличающуюся от нормальной эйфории здорового человека". Возможно, Фрейд и сам был в состоянии кокаиновой эйфории, когда писал эти строки, учитывая, что кокаин ему даже снился. Одной из причин его интереса, возможно, являлось то, что южноамериканские индейцы считали листья куста кока - из которого в начале века был получен кокаин - средством, усиливающим половое чувство. Его статья, написанная как "гимн во славу магического вещества" была посвящена невесте. Фрейд сообщает о том, что ему известно три человека, которые чувствовали половое возбуждение от приема кокаина. Вероятно, одним из них был он сам, кокаин, как уверял он своих читателей, не вызывает привыкания и "абсолютно никакого пристрастия". Подтверждением чудодейственных свойств порошка должны были стать «опыты», которые состояли из раздачи небольших доз вещества себе и друзьям. Марта тоже становится участницей "опытов", он шлёт ей кокаин, чтобы "она стала крепче и румянее". После он взялся лечить кокаином своего приятеля Флейшля от пристрастия к морфию, но уже через год стало ясно, что тот пристрастился к новому наркотику и стал принимать его в огромных дозах. И даже когда польза кокаина стала вызывать серьезные сомнения, а известный психиатр Альбрехт Эрленмейер обвинил Фрейда в том, что он помог выпустить на свободу "бич человечества", последний продолжал рекомендовал делать подкожные инъекции кокаина "безо всяких ограничений". Биограф Эрнест Джонс писал об этой привычке, но преуменьшил ее масштабы. В личном письме переводчику Фрейда, он писал в 1952 году: "То, как Фрейд навязывал всем кокаин, должно быть, делало его настоящей угрозой для здоровья людей... Его интересовали только чудесные свойства вещества, которое он сам принимал в слишком больших количествах". Еще одной причиной душевных томлений Фрейда, вероятно, было его еврейское происхождение: «старый, немного жалкий на вид еврей", по его собственному сардоническому определению». Он назвался Зигмундом вместо Сигизмунда, потому что именно «Сигизмунд» фигурировал в большинстве немецких анекдотов про евреев. Его мать - Амалия Натансон, женщина «с сильной волей и тяжелым характером», молодость отчасти провела в Одессе и на протяжении всей жизни говорила на смеси идиша и ломанного немецкого. В 1860 году его родители поселились в Вене на другом берегу Дунайского канала, напротив Леопольдштадта, еврейского квартала к северо-востоку от центра Вены. Первым, кто достиг известности, стал младший брат отца Фрейда - Якоба. Иосиф попал в газеты в июне 1865 года, когда его арестовали при попытке сбыть 17 959 фальшивых рублей и через год осудили в Вене на десять лет. Предполагалось, что эти средства использовались для финансирования политических целей революционеров в Польше. Этот эпизод вызвал в молодом Фрейде такую ядовитую ненависть к «израэлитам польского происхождения" (то есть галицийским евреям, как и сами Фрейды), что она даже отчасти передалась по наследству его сыну Мартину. Тот с высоты владельца табачного магазина возле Британского музея крайне плохо отзывался о галицийских евреях как об "особой расе", "совершенно отличавшейся от евреев, которые жили на западе на протяжении нескольких поколений". Перед поступлением в университет Фрейд столкнулся в поезде с одним еврейским семейством, которое описал в своем письме другу - Эмилю Флюсу: это были "не те" евреи. Сын был "слеплен из того теста, которое судьба использует для обманщиков: хитрый, лживый". Из их разговора Зигмунд узнал, что "мадам еврейка и ее семья были родом из Мезерича [город на пути из Фрейбурга в Вену]; подходящая компостная куча для таких сорняков", он закончил письмо словами: «Как же мне надоел весь этот сброд!». В другом письме, написанном Фрейду сестрой жены Минной в 1910 году, когда она во время отпуска следила за квартирой, говорилось, что приходили "евреи-электрики", которые, были "слишком утонченными, чтобы убрать за собой грязь". Сам Фрейд, описывая в своем дневнике, как он прервал разговор психоаналитиков Юнга и Штерна, напишет: "потрепанный еврей в смущении удалился".

«…в конце ХVIII столетия и в пору своего наибольшего богатства берлинские евреи сумели воспрепятствовать притоку из восточных провинций своих бедных соплеменников, потому что не стремились обеспечивать и их долю «равенства» и которых не считали ровней себе. … Различение между евреями-соотечественниками и теми евреями, что «вторглись» в страну с востока, проводилось во всех западноевропейских и центральноевропейских странах. К польским и русским евреям в Германии и в Австрии относились … с таким же снобистским презрением, с каким смотрели на евреев из Эльзаса во Франции»
Анна Харендт «Истоки тоталитаризма»

Подобный презрительный взгляд типичен для ассимилировавших евреев среднего класса Вены, каковыми были друзья и коллеги Фрейда, а их презрение связано с диагнозом «дурной крови» по которой «евреи как нация больны и аморальны». В то время "дурная кровь", которая передается из поколения в поколение, имела силу научного диагноза. У этого диагноза был национальный подтекст: евреев обвиняли в умственной нестабильности. Одна из причин, по которой Фрейд в противопоставление школе евгеников начал поиск корней невроза в детстве человека, а не в его наследственности, возможно, была вызвана его стремлением доказать, что у евреев и у неевреев одни и те же психологические механизмы. Как отметил историк психиатрии Гилман, Фрейд в своих теориях "отверг модель вырождения". Но в молодости он считал, что со стороны Якоба сам унаследовал "дурную кровь". Семья брата Якоба, Абрама, который жил в Бреслау и произвел на свет слабоумных детей, в глазах Фрейда являлась лишь нехорошим подтверждением этой слабой теории. Профессор Венского университета Теодор Бильрот, прогрессивный немецкий хирург, в свободное время сочинявший музыку и водивший знакомство с Брамсом предлагал ввести квоту, чтобы спасти университет от этих культурно недоразвитых иммигрантов, ибо "между чистой немецкой и еврейской кровью - огромная разница". И хотя сам Бильрот взял свои слова обратно, это уже успело вызвать студенческие бунты, «во время которых евреев выгоняли из лекционных залов и били». Примечательно отметить, что сами «еврейские члены радикального студенческого общества, похоже, всеми силами поддерживали Бильрота» - что тут поделаешь - сила «научного диагноза». О предполагаемой физической и умственной отсталости ходило множество литературы, чаще всего подкрепленной именами людей, которые слыли авторитетами в медицине. Таким образом, антисемитизм в Вене проявлялся ярче, чем когда-либо. Люди высказывали идеи о том, чтобы избавиться от опасных чужаков. В австрийском парламенте в 1900 году слушалось предложение о добавлении к закону, о содомии поправки, запрещавшей евреям иметь половые сношения с христианами. В такой обстановке «навязчивый невроз связывали с евреями сами евреи», их «травмированное Я», оказавшееся в таком положении из-за невозможности гармонично сочетать в себе австрийское и еврейское начала. Поэтому к 1908 году в психоаналитическом кружке Фрейда было уже двадцать два члена. Более половины жило во внутренних районах города, облюбованных евреями среднего класса. Почти все уже начали заниматься психоанализом и вначале чувствовали очень смущавшую их зависимость от Фрейда в лечении пациентов. Член психоаналитического кружка Фрейда Садгер выступал на его собраниях, говоря о "распространенной нервозности (особенно навязчивых неврозов и истерии) среди евреев польского происхождения", т.е. нелюбимых всеми галицийских евреев. Эту связь он объяснил предположением, что галицийские евреи, к которым принадлежал сам, слишком подвержены "раздумьям". Всё «это делало психоанализ особо привлекательным для тех, кто считался "запятнанным" своей национальностью», но их биографии способны кого угодно записать в сторонники теории «дурной крови». Большинство учеников-психоаналитиков были еще более нездоровы, чем сам основатель школы психоанализа и сначала являлись его пациентами.

«Психоанализ! Абсурдная иллюзия, трюк, способный возбудить лишь несколько старых истеричек».
И. Звено,итальянский писатель

Своему «дорогому другу» и наиболее приближенному коллеге Шандору Ференци Фрейд поставит следующий диагноз: «теперь легче понять медленный процесс разрушения, жертвой которого он стал. В последние два года он выразился органически в виде злокачественного малокровия... В последние недели жизни... с ужасной последовательностью развилась умственная дегенерация в виде паранойи». Когда-то Фрейд анализировал невесту Ференци, в результате та потеряла желание выходить за того замуж и Ференци оказался с её матерью(!). Несмотря на венгерское имя Шандора, его родители "Ostjuden" восточные, а именно польские евреи, переехавшие в Венгрию. Поль Федерн, вступивший в кружок в 1903 застрелился, предварительно «застрелив» портрет учителя. Виктор Тауск покончил с собой в июле 1919, одновременно застрелившись и повесившись. "Признаюсь, я не скучаю по нему - писал Фрейд бывшей любовнице Виктора, знаменитой Лу Саломе, - я давно считал его бесполезным и даже потенциально опасным" Герберт Зильберер повесился в 1922 году весьма необычным образом - так, чтобы его лицо освещала свеча и жена тут же увидела его, когда войдет. Об этом эпизоде автор книги о Фрейде Пол Феррис отметит, что «на заднем плане этой трагедии ощущается присутствие Фрейда». Через два года президент нью-йоркского психоаналитического общества Гарольд Фринк вскроет себе вены. Перед этим Фринк не единожды побывал в психиатрических клиниках. Его последний врач - швейцарец Адольф Мейер решит, что Фринк действовал «под более или менее насильственным внушением Фрейда". Еще один выходец из польских евреев, основательница и вице-президент Парижского психоаналитического общества Евгения Сокольницкая-Кутнер покончила с собой, отравившись газом в мае 1934 года. Настоящим «фрейдовским» экземпляром станет еще один выходец из зажиточной еврейской семье в Галиции - Вильгельм Райх. Еще в детстве он участвовал в настоящей эдиповой драме с настоящим сексом и настоящей смертью: он подсматривал за матерью, которая занималась любовью с его учителем, и сам желал ее; после этого отец, чрезвычайно ревнивый человек, заставил сына предать ее, и мать после этого покончила с собой, выпив отбеливатель. Райх стал практикующим аналитиком еще до того, как получил диплом врача. В 1939 году он отправился в США, заработал там дурную славу как изобретатель "оргонного аккумулятора энергии", кубика, который якобы концентрировал энергию из атмосферы и мог вылечить заболевания от обычной простуды и сексуальной импотенции до рака. Благодаря этим действиям он оказался в тюрьме, где и умер в 1967 году. Подобная биография не мешает относить Райха «к числу выдающихся представителей психологической мысли нашего столетия», а его книгу «Сексуальная революция», впервые изданную венским(!) издательством "Мюнстер Ферлаг" бесконечно тиражировать и переиздавать до настоящего времени. Впрочем, говорить о «выдающихся последователях Фрейда» только еврейского происхождения несправедливо.
В 1907 году с рекомендательным письмом от Юнга перед Фрейдом предстал «худой и голодный, явно недоедающий» сын заводского служащего из городка Суонси в Южном Уэльсе - Эрнест Джонс. «Он еще не слишком глубоко проник в вашу теорию, но убежден в научной важности ваших взглядов" - написал К.Юнг в своём рекомендательном письме. Джонс, без сомнения, был одним из тех, кто легко принимал теорию, в основе которой лежит секс, который его очень интересовал на протяжении всей жизни. Он писал, что "познакомился с коитусом на практике в возрасте шести-семи лет и после этого возобновил подобные занятия лишь в двадцать четыре года". Он даже как-то признался Фрейду, будто стал врачом потому, что это давало сексуальные возможности. В 1900 году он получил диплом врача со множеством золотых медалей, а его «неврологические статьи были великолепными образчиками научной литературы». Но в 1906-ом был арестован по обвинению «в неподобающем поведении с двумя тринадцатилетними девочками, посещавшими школу в Дептфорде для "умственно отсталых" детей», где проводил опросы для исследования механизмов речи. С каждой девочкой он был наедине, что именно делал, в газетах не говорилось, адвокату уже знакомый с теорией Фрейда Джонс рассказывал, что девочки, наверное, разыграли сексуальную фантазию и спроецировали свою вину на него. Если бы не эта история, то Джонс вполне бы мог жениться на младшей дочери Фрейда Анне, настолько близок он стал с основателем психоанализа, будучи посвященным в большую часть его секретов и даже написавшем трехтомную биографию своего учителя. И хотя за тридцать лет для Фрейда он так и не стал "дорогим другом", а только "дорогим Джонсом", но именно он поделился с Юнгом своими соображениями о том, что психоаналитикам нужно каждый год устраивать общий съезд. О своих соображениях они вместе сообщили Фрейду, и так никому неизвестный Джонс, еще не познакомившись с Фрейдом, уже заложил основу всемирного распространения психоанализа.
Первый конгресс был спланирован в 1908 году в Зальцбурге. Краткое выступление, которое по всеобщему признанию было блистательным сделал делегат, признанный самым ярким из выступавших. Это был сын основателя мировой судебной криминалистики, написавшего в числе прочего первый современный учебник по раскрытию преступлений - Отто Гросс - исхудавший австриец, со спутанными волосами и тяжелым взглядом голубых глаз, в жилете, испачканном кокаином. Основная его идея: "Состояние подлинного здоровья для невротика - половое бессмертие". "Такой прекрасный человек, такой острый ум", - подытожил Фрейд, несмотря на то, что Юнг рассказал ему кое-что о жизненных установках Гросса: на этом же конгрессе Фрейд и Юнг уговаривали Отто пойти на лечение от наркотической зависимости. Начиная с 1898 г. Гросс экспериментировал с веществами, воздействующими на психику. Во время морского путешествия в Южную Америку в 1900 и 1901 гг. он разгонял тоску с помощью наркотиков, которые он имел при себе как судовой врач. Поначалу он глотал небольшие порции опиума и морфия, но начиная с 1902 г. он стал принимать морфий в значительно больших дозах, а уже к апрелю ему нужно было делать это как минимум дважды в день просто для того, чтобы быть в состоянии исполнять свои служебные обязанности в психиатрической клинике в Граце. В конце концов, он перестал быть способным исполнять какие-либо обязанности и стал проводить импровизированные психоаналитические сеансы в богемном "Cafe Grossenwahn" ("Кафе мегаломанов"), длившиеся всю ночь и державшие аудиторию в завороженном состоянии. Обладатель магически-блистательного ума (по воспоминанию его друга Гросс знал всего Ницше наизусть) он добился заметного влияния на публику. Гипнотизируя пациентов своими голубыми глазами, он беспрерывно настаивал: "Nichts verdraengen!" - "Ничего не подавляй!" Благодаря Отто Гроссу психоанализ впервые перешел от буржуазии к богемной контркультуре, пробудив у литераторов и художников увлечение Фрейдом, длящееся и по сей день. Он толковал новые прозрения своего учителя на свой собственный лад, делал из них радикальные выводы и провозглашал сексуальный коммунизм, вкратце его доктрина выглядела примерно так: жизнетворная ценность эротизма столь велика, что он должен оставаться свободным от каких-либо обсуждений и законов, и, особенно, от интеграции в повседневную жизнь. Раз брак пока еще продолжает существовать, любовь должна праздновать свой экстаз за пределами этой институции. Мужья и жены не должны ограничивать друг друга, какой бы кому не представился эротический стимул. Ревность является чем-то убогим. Сидя в мюнхенских кафе и анализируя посетителей за столиком, он тратил свою плату на морфий, в то же время проводя ночи с многими женщинами во имя свободы, или убеждал других мужчин заняться любовью с его любовницей, а сам подслушивал из соседней комнаты. Будучи полковым врачом он собрал вокруг себя последователей, которые, между прочим, все без исключения обязаны вступать в половые отношения с его любовницей по имени "Mieze". Сила любви обязательно ослабевает, будучи постоянно направленной на одного и того же человека. Сексуальность, на которой основывается всякая любовь, требует многостороннего удовлетворения. Моногамные ограничения "подавляют" естественные влечения и ставят под угрозу эмоциональное здоровье. Поэтому, прочь от оков, мешающих человеку осуществиться в новых опытах; свободная любовь спасет мир. Джонс говорил, что "из всех тех людей, которых я когда-либо встречал, Гросс был наиболее близок к романтическому идеалу гения и одновременно являлся подтверждением предположения о сходстве гениальности и умопомешательства, поскольку он страдал явным психическим расстройством, которое на моих глазах переросло в убийство, помещение в психиатрическую больницу и в суицид". Он обладал ужасной способностью подстрекать других вести себя распутно, поддаваться инстинктивному импульсу. Гросс был великим разрушителем связей, пакостником, а также любимцем армии женщин, которых он хотя бы на короткое время доводил до умопомешательства. Он довел одну свою пациентку-любовницу до самоубийства, а чуть позднее и другая его пациентка умерла при сходных обстоятельствах. Поначалу Юнг относился к Гроссу с неприязнью и согласился анализировать его по настойчивой просьбе Фрейда.
Во истину психи и психиаторы созданы друг для друга: когда в мае 1908 Отто поместили в клинику Бургхельцли, то пока швейцарсикий психоаналитик лечил австрийского, последний анализировал первого. Юнг вел дневник наблюдений за пациентом: "В последние дни постоянно привлекал к себе внимание …: рычал как животное, если на его вызов не приходили немедленно, катался по полу. Худшие симптомы отвыкания часто исчезали во время общения и без возобновления прежних доз опиума. … Дружелюбен, но очень неустойчив, легко довести до крика, говорит и смеется жалобным голосом. Легко разозлить. Абсолютно убежден, что уже излечен». Юнг явственно осознавал, что Гросс совершенно игнорирует реальность и близок к мании величия. Далее у Юнга написано: "Изрисовал наружную сторону двери в свою комнату странными рисунками. Иногда расхаживает по кругу, а так обычно проводит целый день, сидя или лежа на кровати в любой позе, какую только можно вообразить, например: голова под подушкой или ноги на ней. Совершенно непродуктивен". Как только Отто Гросс почувствовал себя лучше, ему разрешили самостоятельно прогуляться по прилегающей к госпиталю территории. "В четыре часа дня он перелез через стену на участке А-2 и сбежал", - сделал последнюю запись Юнг. Само лечение давало слабые результаты, но другой эффект от общения и взаимного психоанализа оказался неожиданным: Гросс пленил Юнга своей теорией сексуального освобождения, своим ницшеанством и своими утопическими мечтами о переустройстве мира с помощью психоанализа. За то время, что они провели вместе, Гросс предложил Юнгу запретный плод. После мучительных раздумий Юнг был окончательно отравлен. Изменилось его понимание того, что является "грехом": "причинение зла" может оказаться полезным для личности, освободив ее от "односторонности" и позволив ей соприкоснуться с эдемским инстинктивным существованием. Юнг пришел к убеждению, что неуступчивость по отношению к сильному сексуальному импульсу может привести к болезни или даже смерти. Всякий, кто знал Юнга хоть какое-то более или менее продолжительное время, мог услышать как он убеждал в этом остальных. Именно опыт с Гроссом решительно перевернул юнговскую судьбу, а также предопределил участь Сабины Шпильрейн, первой женщины, посвятившей себя психоанализу. Практически все, что мы знаем об этой истории, получено из тайника с ее личными бумагами, обнаруженного в 1977 г. в подвале Palais Wilson в Женеве. Когда в 1905 году Юнг начать лечить двадцатилетнюю еврейку хрупкого телосложения, очень умную, но уже шесть лет страдавшую от серьезных нарушений психики. Семья послала ее за полторы тысячи километров из Ростова-на-Дону из-за навязчивых идей, связанных с перенесенными в детстве телесными наказаниями(!), а также дефекацией и мастурбацией. Ею управляли фантазии о власти и магии(!), которые, в свою очередь, возможно, слились в мозгу Юнга с его собственными слабостями к мистицизму и парапсихологии. Ни к чему хорошему встреча двух одиночеств не привела, одним из независимых подтверждений факта принятия Юнгом философии Отто Гросса может являться письмо Шпильрейн (вероятно Фрейду, который через переписку с обоими был свидетелем их отношений): "Я сидела и ждала в глубокой депрессии. И вот он приходит, сверкает от удовольствия, и очень эмоционально рассказывает мне о Гроссе, о только что пришедшем к нему замечательном прозрении [имеется в виду полигамия]; он больше не хочет подавлять свое чувство по отношению ко мне, он признал, что я была его первой и самой дорогой подругой и т.д. и т.п. (его жена, разумеется, не в счет), и что он хотел бы рассказать мне все о себе". После 10-месячного курса интенсивной терапии Сабина в 1905 году поступила на медицинский факультет Цюрихского университета, где специализировалась по психоанализу и педологии, продолжая лечение. Юнг снова упоминает о ее случае в июле 1907 года, но пишет о ней Фрейду просто как об "одной пациентке-истеричке". "Во сне, - пишет Юнг, - она постоянно видит меня. Она признает, что ее самое большое желание - иметь от меня ребенка, который бы исполнил все ее несбыточные желания". Ребенка должны были звать Зиггфрид, как немецкого мифического героя - сына Зигмунда и Зиглинды. Похоже, она думала, что в этом реально-мистическом ребенке соединятся еврейский элемент - она и Фрейд, и арийский в виде Юнга. После того, как она стала распространять слухи о том, что он хочет развестись с женой и жениться на ней, Юнг сказал, что порвал с ней, потому что она "последовательно планировала мое совращение... А теперь она хочет отомстить" и устроила "мерзкий скандал лишь потому, что я отказал себе в удовольствии дать ей ребенка". Юнг также заявил, что всегда вел себя как джентльмен, но "вы же знаете, как это бывает - дьявол может из самого чистого сделать грязь". Не стоит забывать, что сам Юнг формировал свое изотерическое мировоззрение под воздействием спиритических контактов со своим дедом, мистически чревовещавшем через сестру Юнга - Берту о важности чистоты арийской крови. Поэтому Юнг, возможно и был для Сабины её «поэтом», но она для него оставалась «египтянкой». Конфликт достиг высшей точки во время физического столкновения, когда она держала в окровавленной руке нож. Возможно, это произошло в кабинете Юнга в "Бургхельцли", где она выбежала к коллегам-женщинам с криком: "Это не моя кровь, а его. Я убила его!". После провала реализации мессианского невроза Сабина Шпильрейн покинула Цюрих и в течение последующих лет работала в различных немецких, швейцарских и австрийских центрах: психиатрической клиники у Э.Блейлера (Цюрих), психоневрологической клинике Бонхэфера (Берлин), занималась психоанализом 3.Фрейда (Вена), исследовала мифологию и историю искусства (Женева), осуществила психоаналитическое исследование «Песни о Нибелунгах» и сказок. Хотя есть некоторые свидетельства в пользу того, что Шпильрейн и после этого продолжала поддерживать с Юнгом любовные отношения, официально история закончилась браком Сабины и медика, еврея по национальности, доктора Пауля Шефтеля. Узнав об этом браке, Фрейд порадовался, что Сабина смогла частично излечиться от болезненной привязанности к Юнгу, и поделился с ней своими мыслями на этот счет: «Теперь я могу вам признаться, что мне совсем не нравилась ваша навязчивая идея родить Спасителя от смешанного брака. Во время своей антисемитской фазы Бог уже сотворил его, выбрав для этого самую лучшую расу - еврейскую».
Таким образом, Фрейд и его психоаналитическое общество - это бестиарий нездоровых людей на выгуле (себя Фрейд также считал неврастеником), озабоченных индивидов, перенесших свои личные переживания в болезненный опыт самоанализа по принципу «у кого чего болит». К примеру, один из первых феминистов, сын венского торговца зерном Альфред Адлер считал, что гений Фрейда состоит в том, что тот создал методику, на основе которой его ученики могут разрабатывать свои собственные приемы. В адлеровском варианте анализа ведущую роль играла агрессия, жажда власти. Ребенка побуждает на поступки желание выжить, а чем слабее ребенок, тем больше его потребность компенсировать свои недостатки. Такая теория неудивительна, если учесть, что сам Адлер был болезненным ребенком, страдавшим от рахита. Для Адлера невроз - не подавление, а компенсация, и секс - лишь проявление желания властвовать. Теории Адлера в которой основной инстинкт личности - стремление человека к власти поддержал Штекель и еще несколько менее заметных венцев, что привело к расколу среди психоаналитического сообщества. К тому же Адлер "простой человек", который лечил бедных и иногда сам выглядел как они. Фрейд же делил на «тех» и «не тех», не только собственных соплеменников, но и вообще любых пациентов: психоанализ - процедура не для грубых и глупых людей, не для простого народа, оставаясь привилегией образованных, цивилизованных и богатых. Уже к 1904 году предполагаемый курс лечения должен был составлять "от шести месяцев до трех лет". Это требует большой решимости и не меньших средств. Операция на мозге стоила дешевле. Своим коллегам из кружка он говорил, что от невроза практически свободны две группы людей: пролетарии и принцы. В отличие от демократичного Альфреда Адлера Фрейд не владеет лексикой, которую можно будет использовать в разговорах с водителями трамваев и дворниками, и считает непрактичными попытки ее освоить, презрительно относясь к простым австрийцам, к "деформированным черепам и носам картошкой". Окончательно отнеся Адлера к еретикам, Фрейд порывает с ним - все-таки у Фрейда был свой осевой «пунктик» для построения теорий:

"Древние знали, как непреклонен бог Эрос"
З.Фрейд
из письма К.Юнгу 1907 г.

Примечательно, что во Франции Фрейд посещал только одного лектора, кроме Шарко - Бруарделя, специалиста по судебной психиатрии. Они проводились в парижском морге и были посвящены убийствам, изнасилованию детей и инцесту. Получив новое название "всевозможные дьяволы" Фрейда, стали- "природными инстинктами" и продолжили терзать своего хозяина. Фрейд приложил максимум усилий к созданию стройной теории. К моменту, когда Фрейд связал истерию с сексом, это была идея, считавшаяся в научных кругах устаревшей, её автор профессор неврологии Мориц Бенедикт также как и Фрейд занимался гипнозом. В своих «Трех очерках о сексуальности» Фрейд четко определяет детей сексуальными существами, а не воплощением невинности. Детская сексуальность занимала центральное место в его теории, и поэтому исследователи, возможно, не безосновательно стремятся найти ее следы в биографии самого Фрейда. В октябре 1895 года Фрейд сказал Флису, что напал на след "обязательной причины" истерии: она должна быть вызвана "первым сексуальным опытом (до пубертации), сопровождающимся отвращением и страхом", если жертва вместо испуга испытывала удовольствие. Основная идея состояла в утверждении, что маленькие дети получают удовольствие, которое можно назвать сексуальным, не только от своих половых органов, но и от телесных отправлений, а эта зачаточная сексуальность оказывает большое влияние на последующую взрослую жизнь, а воспоминания, будучи подавленными, становятся причиной неврозов. Вскоре появляется теория совращения, по которой, причины неврозов также кроются в совращении детей, в статьях 1896 года в качестве виновников совращения фигурируют братья, няни и учителя. В апреле 1897 года, беседуя с одной из малоизвестных пациенток, Фрейд внезапно произнес: "Что ж, давайте говорить начистоту. Мои анализы показывают, что виноваты обычно близкие родственники: отец или брат". Она тут же во всем созналась и рассказала, что, когда ей было от восьми до двенадцати лет, отец регулярно брал ее к себе в постель и ласкал ее. Фрейд сказал ей, что "такие же и худшие вещи" наверняка должны были происходить с ней и в более раннем возрасте - то есть совращение, которое вполне подходило к его теории. Как он сообщил Флису, убедить в этом женщину было совсем просто. Постепенно отцы-совратители начинают появляться в письмах регулярно, «во всех случаях нужно было обвинять в извращенности отца, в том числе моего собственного». Возможно, и здесь имела место какая-то личная ассоциация: Амалия, мать Фрейда стала женой вдовца, который был старше её на двадцать лет и так же, как и её отец носил имя Якоб. Так как Фрейд не предоставлял Флису никаких доказательств, кто из семьи подвергался преследованиям отца можно только догадываться. Составляя биографию своего учителя Эрнест Джонс, заметил что Фрейд "считает, будто его отец совратил только его брата и нескольких младших сестер, и этим объясняет их истерию. В то же время он тогда сам страдал от сильной истерии. Все это очень интересно". В конце концов, Фрейд занялся своей собственной памятью.

«Тот, кто, подобно мне, будит, чтобы побороть, самых страшных демонов, притаившихся в глубине человеческой души, должен быть готов к тому, что в этой борьбе ему самому тоже не будет пощады»
З.Фрейд.

Весной или летом 1897 года он начал проводить самоанализ. Начался новый этап психологической драмы, в которую он превратил свою жизнь.
  Продолжение