Русский дух Ближнего Востока. Армейский дневник. «Скитание по тылам» Ч.6
...
Часть 15 http://ilyasevenard.livejournal.com/5738.html
Часть 16 http://ilyasevenard.livejournal.com/6039.html
Часть 17 http://ilyasevenard.livejournal.com/6146.html
С утра командиры распределяли заключенных на полезные работы. Направление хотел получить каждый, лишь бы не выносить этих унижений и затрахов целый день. Конечно же, я не получил ничего. Но чуть позже к нам зашел инженер из соседнего ремонтного центра и спросил, нет ли среди нас понимающих в электронике. Когда он уже развернулся, чтобы уйти, я подошел к нему:
- Я учился на факультете робототехники и электроники. Может, могу быть вам полезен?
После этого в тюрьму я возвращался только на ночевку. Дело в том, что в ремонтную мастерскую из Штатов прислали устройства связи для танков, но все они нуждались в модернизации для постановки на израильские машины. В авральном режиме нужно было перепаять схемы почти двух сотен устройств, и сил трех электронщиков явно не хватало. Мы сидели с восьми утра до девяти вечера, почти не разгибаясь, лишь с перерывами на обед и ужин. Для меня это было счастьем. В удобном кресле, под кондиционером, да к тому же по первому требованию секретарша приносила мне кофе и свежайшие круассаны! За четыре дня мы ударным трудом закончили всю партию, и вечером инженер ремонтного центра проводил меня назад в тюрьму:
- Ты здорово нам помог, подожди меня здесь, я хочу зайти к капитану.
Через десять минут вышел начальник нашего блока и сказал, чтобы я собирал свои манатки и проваливал домой. Из присужденных четырнадцати дней я отсидел в итоге лишь восемь.
Зайдя домой, я просто обомлел. Вместо маленьких росточков в горшках меня ждали здоровые кусты по тридцать - сорок сантиметров. Гидропоника и двадцатидвухчасовой режим света творят настоящие чудеса!
Для себя я уже решил, что, как только получу место постоянной дислокации, то немедленно обращусь к психиатру. Армейские приключения меня уже изрядно достали, поэтому я не стал откладывать в долгий ящик и следующим же утром отправился снова в «Мази» к Дуду.
- Ты что так быстро?
- Меня выгнали из тюрьмы. Кстати, Алеша передавал вам всем привет, я его встретил в «четверке».
- Кто такой Алеша?
- Алеша - ваш добрый друг с костылями.
- А, ну, если будешь вести себя как он, то поедешь снова к нему с пожеланиями от нас.
- Дуду, хватит угрожать. Я согласен на дневную службу.
- А как же спасателем в бассейне?
- Хрен с вами, просто дайте базу с дневной службой, чтобы после пяти возвращаться домой.
- Поваром не хочешь?
- Дуду, издеваешься?! Я за это уже отсидел!
- Ладно, ладно. Я распоряжусь, чтобы тебе подыскали дневную службу.
***
Мне дали направление на базу «Угда», входящую в комплекс «Циилим» между Нетивотом и Беер-Шевой. Своим ходом дорога до места службы занимала более двух часов, но база имела собственную развозку. Утром армейский автобус проезжал по Ашкелону, собирая солдат, а вечером привозил с базы. Останавливался он буквально под моими окнами, поэтому этот вариант меня вполне устраивал.
Отдел, в который я попал, выглядел довольно забавно. В основном там были парни, которые вылетели по разным причинам из той или иной «нормальной» части: Офер - бывший снайпер саперных войск, который отсидел восемь месяцев в тюрьме за то, что в пылу сражения подстрелил не тех арабов, которых было нужно. Под его погоном по-прежнему красовался белый берет. Другой, Сергей - бывший боевой солдат бригады Кфир с пятнистым беретом беспрестанно ныл о том, что из-за болезни мамы не может продолжить службу в боевых войсках. Я и вовсе все еще ходил в белой форме ВВС. Были еще Артем - забавный белорус, и странный бухарский пацанчик с непроизносимым именем.
Познакомившись со всеми на утреннем построении, я отправился с Артемом осмотреть базу.
- А это что за зомби? - я ткнул в проходящего мимо паренька с отсутствующем взглядом.
- Это тоже местный тип из авторемонтной.
- Он что, на крэке сидит или на метадоне?
- Нет, на «Стоптуссине».
- Что это?
- Детский сироп от кашля.
- Ну-ну, хочешь сказать, что детский сироп может так вштырить? Посмотри на него, он же сам не знает, на каком он сейчас свете.
- Представь себе, сироп от кашля может вштырить похлеще героина, если выдуть две банки залпом.
- А жопа не слипнется?
- У него уже давно мозги слиплись, не то, что жопа.
По пути нам встретился рослый русский парень с замасленными руками. То, что он обдолбан, не вызывало никаких сомнений - глаза его были узкие, а глазные яблоки красными.
- О, Леха, здорова. Это Илюха, новенький.
- Здорово, - положив мне руку на плечо и проморгавшись минуту, он махнул головой - пойдем долбанем.
Я с недоверием взглянул на Тёму.
- Да все нормально, Илья. Леха - отличный парень.
- Что это за место? Наркоманский притон? Вы вообще не боитесь слоняться по базе в таком состоянии? На, закапай в глаза, чтобы не спалиться, демон, - я протянул ему свои капли для глаз, маскирующие признаки канабиоидного опьянения.
- Ты еще не понял? Добро пожаловать в жопу мира. Здесь всем на все насрать!
В «Угде» моя служба состояла, в основном, из того, что целый день я бесцельно слонялся по базе или за компанию сопровождал в поездках Артема. Он был водителем нашего отдела и имел привычку обсаживаться гашишем прямо на ходу.
- Тёма, ты весь грузовик провонял. Тебя командир запалит.
- Уже запалил. Но у нас всего два водителя в отделе логистики. И командир не может меня сдать военной полиции, ведь второй водитель уже сидит в тюрьме за шмаль, а без водилы в логистике никак нельзя.
В первую же неделю я написал прошение, чтобы командир направил меня к армейскому психологу, на иврите «КАБАН» (Кацин Бриют Нефеш - офицер душевного здоровья).
***
- Вы хотите по-плохому с безумными спектаклями или договоримся?
Моя психолог была довольно миловидной женщиной лет тридцати.
- Илья, безумств точно не нужно. Но я хочу поговорить с тобой. Я хочу знать, почему ты не хочешь продолжать службу в армии?
- Надоело.
- Ты ведь уже взрослый и понимаешь, что гражданин имеет обязательства перед государством.
- Вот именно, я уже взрослый мальчик и давно не верю ни в государство, ни в гражданское общество, ни в Санта Клауса, ни в Бен Ладена. Мы просрали шанс построить свободный и просвещенный мир. Не нужно мне втирать про защиту Родины и святой долг. Служить я все равно не буду. И мне бы хотелось с вами договориться цивилизованно, без шизофренических шубов и приступов психоза.
- Да уж, избавь меня от этих представлений. Мне больше нравится, когда ты улыбаешься, и продолжить нашу беседу я хотела бы в дружественной тональности. Расскажи о себе.
- Что именно?
- Все, что захочешь. Так или иначе, мы должны о чем-то беседовать. Депрессии и психических отклонений у тебя, как я вижу, нет. Раз не о твоих проблемах, то поговорим о тебе.
- А нельзя просто выписать мне справку, что я идиот?
- Какой ты шустрый! Это не такая быстрая процедура. Мы еще встретимся несколько раз, прежде чем я смогу написать рекомендацию психиатру.
- А будет еще психиатр?
- Конечно, освободить из армии может только врач. Я всего навсего психолог. Но не переживай, это простая формальность. Если я подпишу рекомендацию демобилизовать тебя, то психиатр не будет задавать лишних вопросов.
Моя беседа с психологом скорее напоминала непринужденный треп с легким флиртом и рассуждениями о политике.
Моя травка тем временем уже вымахала почти метр высотой и начинала зацветать, наполняя всю квартиру волшебным ароматом цветущей конопли.
- Что ты делаешь? Ты с ума сошел?! - ужаснулся Яшка, зайдя ко мне в гости, - зачем ты вырвал столько растений?!
- Не переживай. Это мальчики. Они не слишком ароматны, и, главное, если их вовремя не выбросить, то они опылят женские растения. А самая ароматная, мягкая и мощная травка получается из колы неопыленного женского растения. Полюбуйся, вот они, мои девочки.
Не знаю, видели ли вы цветущий канабис, но цветение сакуры и черных орхидей просто меркнет перед этой красотой. Расположившись на диване, я мог часами любоваться этим бесподобным видом.
- Илья, а сколько им еще цвести?
- Три с половиной недели, и можно будет собирать урожай.
***
Мне время от времени выпадала очередь нести караул. Меня всегда отправляли охранять складской комплекс на юго-восток от нашей базы, недалеко от тренировочного городка. Больше всего я любил ночные караулы, потому что нет ничего красивее, чем ночь в пустыне Негев. В глубокой темноте и тишине я проваливался в свои мысли, прокручивая в голове самые яркие моменты, проведенные с Ленкой, полные безумия, невероятной нежности, безудержной страсти и детского озорства. Без Шнайдер все вокруг казалось черно-белым и унылым. И только воспоминания о времени, проведенном с ней, походили на цветные сны. В наушниках почти плакали Guns N' Roses с Дилановской «Knocking On Haven's Door», в воздухе стоял сладкий запах анаши, а я упивался своим одиночеством и своей грустью о ней. Она исчезла, вырвав у меня из груди кусок плоти и оставив глубокую рану, которая не спешила затягиваться. Рацию я давно выключил, чтобы она не отвлекала меня и не разрушала своим треском поэзию ночи. Осветив дорогу фарами, возле моей вышки остановился патрульный «Хаммер».
- Солдат, почему ты не отвечаешь на позывной? - спросил меня офицер безопасности, поднявшись наверх.
- Я не умею. Да и позывных-то своих не знаю.
Офицер взглянул на меня удивленно и посмотрел на рацию:
- Ты выключил связь?
- Нет. Я ничего не трогал.
- Рация должна быть включена! Вот этот тумблер. Ты что, не умеешь ей пользоваться?
- Нет, не умею.
- Да как же это может быть! А если нападут террористы или посторонние появятся на объекте, что ты будешь делать?
- Я позвоню в полицию, - грустно взглянув офицеру в глаза, я показал ему свой мобильник.
Лейтенант скорее сочувственно похлопал меня по плечу и, включив мне рацию, удалился. По мере того, как «Хаммер» увозил от меня ночного гостя, тьма и одиночество становились все отчетливее, нежно заключая меня в свои объятия. Ленивым движением руки я щелкнул по тумблеру, вырубив чертову тарахтелку, и, прибавив громкости в наушниках, достал еще один косяк. Звезды горели необычайно ярко на ночном небе, и с каждым вдохом они разгорались еще ярче. А вдалеке взметались вверх языки пламени, оставляя после себя клубы такого же густого белого дыма на фоне звездного неба. «Кассамы» взлетали один за другим, разукрашивая небосвод реактивными выбросами. В ту ночь палестинские боевики подвергли Ашкелон, Нетивот и Сдерот небывалому по интенсивности обстрелу. Я не слышал грохота, как не слышал воя сирен пожарных машин и машин «скорой помощи», которыми наполнились улицы городов. Мир несправедлив, он был таким с самого начала, и он останется таким до самого конца, пока мы не уничтожим друг друга и все вокруг. Лишь когда воцарится мрак, а ядерный пожар сметет все живое, все будут довольны: коммунисты, исламисты, фашисты и пацифисты... На меня накатило такое острое чувство одиночества, какое может ощутить лишь человек, понявший, что он остался один на всей планете. Со счета я уже давно сбился, наверное, это был восьмой, а может десятый джойнт марихуаны, еще один вдох, и я услышал стук в ворота рая...
Mama, take this badge off of me
I can't use it anymore
It's getting dark, too dark to see
Feel I'm knocking on heaven's door
Knock-knock-knockin' on heaven's door
Knock-knock-knockin' on heaven's door
Knock-knock-knockin' on heaven's door
***
Спустя три недели, моя милая офицерша душевного здоровья передала мое дело психиатру и выписала мне двухнедельный больничный для освобождения от службы до окончательного решения. Теперь уже мне предстояло вернуться на базу только для того, чтобы сдать вещи и подписать обходной лист.
Сидя в кресле в обнимку с дымящимся бонгом, я парил где-то в стратосфере, когда зазвонил мой мобильный:
- Илья, я хотел тебя спросить, ты не хочешь продать часть травы?
- Яша, я об этом не думал.
- Просто я угостил Халиля, и он хочет взять ее по десять долларов за грамм. У тебя ее сколько?
- Сухого веса должно получиться где-то кило восемьсот, кило шестьсот.
- Может, продашь килограмм? Тебе все равно хватит.
- Но она еще не высохла.
- А нельзя ее подсушить быстренько?
- Это немного испортит букет, но, в принципе, можно.
- Я зайду через полчасика, поставь пока сушиться.
Отделив часть травы в миску, я поставил ее в духовку и положил руку на «барашек» газовой плиты, когда в кармане завибрировал мой мобильный.
- Да, але?
- Илья, это твоя бывшая мефакедед, - услышал я знакомый голос - я обзваниваю ребят, чтобы оповестить. Йонатан Сокол покончил с собой. Похороны будут в воскресенье.
Пока я переваривал услышанное, моя бывшая командирка все еще гундосила мне что-то на иврите, и я грустно соглашался с каждой ее фразой, не понимая более ни слова из ее речи. Ощущение какой-то нереальной пустоты навалилось на меня. Я вспомнил его странную улыбку, словно сквозь бездонную тоску, которую не ожидаешь встретить на лице американца. Его главная проблема была в том, что он был неподходящим для этого жестокого мира, в котором правило осталось прежним - выживает сильнейший. Ты можешь быть волком или леопардом, но хищником быть обязан, иначе не стоять тебе на вершине пищевой цепочки. И он это понимал. О многом мечтая, еще там, в Нью-Йорке он споткнулся, сломался, не знал, как себя реализовать, понимал, что он не из тех ребят, которые, порвав эту реальность, ногтями расцарапывая стеклянную стену небоскреба, заберутся на самые вершины общества. Он побежал из опухшей от телевизионной туфты Америки в Израильскую армию. Здесь он так надеялся начать все сначала и стать кем-то. Если не героем, то в дословном переводе с иврита - преодолевающим. Дать себе шанс. Но уже тогда я слышал в его голосе ноты сомнения - он знал, что не рожден хищником.
Плюхнувшись, наконец, в кресло, я закрыл глаза.
Очнулся от выносящего мозг звонка в дверь.
- Привет! А чем так пахнет?
- Вот черт, трава в духовке!
Бросившись к плите, я потянул дверцу на себя - вместо минимального режима, оказывается, врубил огонь на полную мощь. Распахнув дверцу, я впустил кислород в раскаленную полость, и тлеющая трава мгновенно вспыхнула ярким факелом. Вся квартира тут же наполнилась густым дымом так, что, вытянув руку, рассмотреть ладоней было уже невозможно. Я моментально протрезвел. Из всех щелей валили клубы с характерным запахом анаши. В этот миг я забыл про все свои атеистические изыскания и молил Бога, чтобы соседи не вызвали пожарных, вслед за которыми непременно бы появилась и полиция. Мы метались по квартире, открывая все окна для проветривания, и врубали вентиляторы. Сгоревшие остатки Яша отнес на помойку, а оставшуюся траву я покидал в мешок, чтобы забросить к соседу в палисадник в случае чего.
«Повезло», - сказал я себе, когда все обошлось, и, конечно же, так и не поблагодарил Всевышнего.
- Я тебя просто ненавижу! Илья, ты сжег килограмм травы! Ты сжег десять тысяч баксов!
- Да, сжег. Но сегодня я потерял нечто большее... - я протянул ему мешок с оставшимися «шишками» - Яша, я хочу обкуриться до потери сознания, курить, пока не потухнет свет.
Часть 15 http://ilyasevenard.livejournal.com/5738.html
Часть 16 http://ilyasevenard.livejournal.com/6039.html
Часть 17 http://ilyasevenard.livejournal.com/6146.html
С утра командиры распределяли заключенных на полезные работы. Направление хотел получить каждый, лишь бы не выносить этих унижений и затрахов целый день. Конечно же, я не получил ничего. Но чуть позже к нам зашел инженер из соседнего ремонтного центра и спросил, нет ли среди нас понимающих в электронике. Когда он уже развернулся, чтобы уйти, я подошел к нему:
- Я учился на факультете робототехники и электроники. Может, могу быть вам полезен?
После этого в тюрьму я возвращался только на ночевку. Дело в том, что в ремонтную мастерскую из Штатов прислали устройства связи для танков, но все они нуждались в модернизации для постановки на израильские машины. В авральном режиме нужно было перепаять схемы почти двух сотен устройств, и сил трех электронщиков явно не хватало. Мы сидели с восьми утра до девяти вечера, почти не разгибаясь, лишь с перерывами на обед и ужин. Для меня это было счастьем. В удобном кресле, под кондиционером, да к тому же по первому требованию секретарша приносила мне кофе и свежайшие круассаны! За четыре дня мы ударным трудом закончили всю партию, и вечером инженер ремонтного центра проводил меня назад в тюрьму:
- Ты здорово нам помог, подожди меня здесь, я хочу зайти к капитану.
Через десять минут вышел начальник нашего блока и сказал, чтобы я собирал свои манатки и проваливал домой. Из присужденных четырнадцати дней я отсидел в итоге лишь восемь.
Зайдя домой, я просто обомлел. Вместо маленьких росточков в горшках меня ждали здоровые кусты по тридцать - сорок сантиметров. Гидропоника и двадцатидвухчасовой режим света творят настоящие чудеса!
Для себя я уже решил, что, как только получу место постоянной дислокации, то немедленно обращусь к психиатру. Армейские приключения меня уже изрядно достали, поэтому я не стал откладывать в долгий ящик и следующим же утром отправился снова в «Мази» к Дуду.
- Ты что так быстро?
- Меня выгнали из тюрьмы. Кстати, Алеша передавал вам всем привет, я его встретил в «четверке».
- Кто такой Алеша?
- Алеша - ваш добрый друг с костылями.
- А, ну, если будешь вести себя как он, то поедешь снова к нему с пожеланиями от нас.
- Дуду, хватит угрожать. Я согласен на дневную службу.
- А как же спасателем в бассейне?
- Хрен с вами, просто дайте базу с дневной службой, чтобы после пяти возвращаться домой.
- Поваром не хочешь?
- Дуду, издеваешься?! Я за это уже отсидел!
- Ладно, ладно. Я распоряжусь, чтобы тебе подыскали дневную службу.
***
Мне дали направление на базу «Угда», входящую в комплекс «Циилим» между Нетивотом и Беер-Шевой. Своим ходом дорога до места службы занимала более двух часов, но база имела собственную развозку. Утром армейский автобус проезжал по Ашкелону, собирая солдат, а вечером привозил с базы. Останавливался он буквально под моими окнами, поэтому этот вариант меня вполне устраивал.
Отдел, в который я попал, выглядел довольно забавно. В основном там были парни, которые вылетели по разным причинам из той или иной «нормальной» части: Офер - бывший снайпер саперных войск, который отсидел восемь месяцев в тюрьме за то, что в пылу сражения подстрелил не тех арабов, которых было нужно. Под его погоном по-прежнему красовался белый берет. Другой, Сергей - бывший боевой солдат бригады Кфир с пятнистым беретом беспрестанно ныл о том, что из-за болезни мамы не может продолжить службу в боевых войсках. Я и вовсе все еще ходил в белой форме ВВС. Были еще Артем - забавный белорус, и странный бухарский пацанчик с непроизносимым именем.
Познакомившись со всеми на утреннем построении, я отправился с Артемом осмотреть базу.
- А это что за зомби? - я ткнул в проходящего мимо паренька с отсутствующем взглядом.
- Это тоже местный тип из авторемонтной.
- Он что, на крэке сидит или на метадоне?
- Нет, на «Стоптуссине».
- Что это?
- Детский сироп от кашля.
- Ну-ну, хочешь сказать, что детский сироп может так вштырить? Посмотри на него, он же сам не знает, на каком он сейчас свете.
- Представь себе, сироп от кашля может вштырить похлеще героина, если выдуть две банки залпом.
- А жопа не слипнется?
- У него уже давно мозги слиплись, не то, что жопа.
По пути нам встретился рослый русский парень с замасленными руками. То, что он обдолбан, не вызывало никаких сомнений - глаза его были узкие, а глазные яблоки красными.
- О, Леха, здорова. Это Илюха, новенький.
- Здорово, - положив мне руку на плечо и проморгавшись минуту, он махнул головой - пойдем долбанем.
Я с недоверием взглянул на Тёму.
- Да все нормально, Илья. Леха - отличный парень.
- Что это за место? Наркоманский притон? Вы вообще не боитесь слоняться по базе в таком состоянии? На, закапай в глаза, чтобы не спалиться, демон, - я протянул ему свои капли для глаз, маскирующие признаки канабиоидного опьянения.
- Ты еще не понял? Добро пожаловать в жопу мира. Здесь всем на все насрать!
В «Угде» моя служба состояла, в основном, из того, что целый день я бесцельно слонялся по базе или за компанию сопровождал в поездках Артема. Он был водителем нашего отдела и имел привычку обсаживаться гашишем прямо на ходу.
- Тёма, ты весь грузовик провонял. Тебя командир запалит.
- Уже запалил. Но у нас всего два водителя в отделе логистики. И командир не может меня сдать военной полиции, ведь второй водитель уже сидит в тюрьме за шмаль, а без водилы в логистике никак нельзя.
В первую же неделю я написал прошение, чтобы командир направил меня к армейскому психологу, на иврите «КАБАН» (Кацин Бриют Нефеш - офицер душевного здоровья).
***
- Вы хотите по-плохому с безумными спектаклями или договоримся?
Моя психолог была довольно миловидной женщиной лет тридцати.
- Илья, безумств точно не нужно. Но я хочу поговорить с тобой. Я хочу знать, почему ты не хочешь продолжать службу в армии?
- Надоело.
- Ты ведь уже взрослый и понимаешь, что гражданин имеет обязательства перед государством.
- Вот именно, я уже взрослый мальчик и давно не верю ни в государство, ни в гражданское общество, ни в Санта Клауса, ни в Бен Ладена. Мы просрали шанс построить свободный и просвещенный мир. Не нужно мне втирать про защиту Родины и святой долг. Служить я все равно не буду. И мне бы хотелось с вами договориться цивилизованно, без шизофренических шубов и приступов психоза.
- Да уж, избавь меня от этих представлений. Мне больше нравится, когда ты улыбаешься, и продолжить нашу беседу я хотела бы в дружественной тональности. Расскажи о себе.
- Что именно?
- Все, что захочешь. Так или иначе, мы должны о чем-то беседовать. Депрессии и психических отклонений у тебя, как я вижу, нет. Раз не о твоих проблемах, то поговорим о тебе.
- А нельзя просто выписать мне справку, что я идиот?
- Какой ты шустрый! Это не такая быстрая процедура. Мы еще встретимся несколько раз, прежде чем я смогу написать рекомендацию психиатру.
- А будет еще психиатр?
- Конечно, освободить из армии может только врач. Я всего навсего психолог. Но не переживай, это простая формальность. Если я подпишу рекомендацию демобилизовать тебя, то психиатр не будет задавать лишних вопросов.
Моя беседа с психологом скорее напоминала непринужденный треп с легким флиртом и рассуждениями о политике.
Моя травка тем временем уже вымахала почти метр высотой и начинала зацветать, наполняя всю квартиру волшебным ароматом цветущей конопли.
- Что ты делаешь? Ты с ума сошел?! - ужаснулся Яшка, зайдя ко мне в гости, - зачем ты вырвал столько растений?!
- Не переживай. Это мальчики. Они не слишком ароматны, и, главное, если их вовремя не выбросить, то они опылят женские растения. А самая ароматная, мягкая и мощная травка получается из колы неопыленного женского растения. Полюбуйся, вот они, мои девочки.
Не знаю, видели ли вы цветущий канабис, но цветение сакуры и черных орхидей просто меркнет перед этой красотой. Расположившись на диване, я мог часами любоваться этим бесподобным видом.
- Илья, а сколько им еще цвести?
- Три с половиной недели, и можно будет собирать урожай.
***
Мне время от времени выпадала очередь нести караул. Меня всегда отправляли охранять складской комплекс на юго-восток от нашей базы, недалеко от тренировочного городка. Больше всего я любил ночные караулы, потому что нет ничего красивее, чем ночь в пустыне Негев. В глубокой темноте и тишине я проваливался в свои мысли, прокручивая в голове самые яркие моменты, проведенные с Ленкой, полные безумия, невероятной нежности, безудержной страсти и детского озорства. Без Шнайдер все вокруг казалось черно-белым и унылым. И только воспоминания о времени, проведенном с ней, походили на цветные сны. В наушниках почти плакали Guns N' Roses с Дилановской «Knocking On Haven's Door», в воздухе стоял сладкий запах анаши, а я упивался своим одиночеством и своей грустью о ней. Она исчезла, вырвав у меня из груди кусок плоти и оставив глубокую рану, которая не спешила затягиваться. Рацию я давно выключил, чтобы она не отвлекала меня и не разрушала своим треском поэзию ночи. Осветив дорогу фарами, возле моей вышки остановился патрульный «Хаммер».
- Солдат, почему ты не отвечаешь на позывной? - спросил меня офицер безопасности, поднявшись наверх.
- Я не умею. Да и позывных-то своих не знаю.
Офицер взглянул на меня удивленно и посмотрел на рацию:
- Ты выключил связь?
- Нет. Я ничего не трогал.
- Рация должна быть включена! Вот этот тумблер. Ты что, не умеешь ей пользоваться?
- Нет, не умею.
- Да как же это может быть! А если нападут террористы или посторонние появятся на объекте, что ты будешь делать?
- Я позвоню в полицию, - грустно взглянув офицеру в глаза, я показал ему свой мобильник.
Лейтенант скорее сочувственно похлопал меня по плечу и, включив мне рацию, удалился. По мере того, как «Хаммер» увозил от меня ночного гостя, тьма и одиночество становились все отчетливее, нежно заключая меня в свои объятия. Ленивым движением руки я щелкнул по тумблеру, вырубив чертову тарахтелку, и, прибавив громкости в наушниках, достал еще один косяк. Звезды горели необычайно ярко на ночном небе, и с каждым вдохом они разгорались еще ярче. А вдалеке взметались вверх языки пламени, оставляя после себя клубы такого же густого белого дыма на фоне звездного неба. «Кассамы» взлетали один за другим, разукрашивая небосвод реактивными выбросами. В ту ночь палестинские боевики подвергли Ашкелон, Нетивот и Сдерот небывалому по интенсивности обстрелу. Я не слышал грохота, как не слышал воя сирен пожарных машин и машин «скорой помощи», которыми наполнились улицы городов. Мир несправедлив, он был таким с самого начала, и он останется таким до самого конца, пока мы не уничтожим друг друга и все вокруг. Лишь когда воцарится мрак, а ядерный пожар сметет все живое, все будут довольны: коммунисты, исламисты, фашисты и пацифисты... На меня накатило такое острое чувство одиночества, какое может ощутить лишь человек, понявший, что он остался один на всей планете. Со счета я уже давно сбился, наверное, это был восьмой, а может десятый джойнт марихуаны, еще один вдох, и я услышал стук в ворота рая...
Mama, take this badge off of me
I can't use it anymore
It's getting dark, too dark to see
Feel I'm knocking on heaven's door
Knock-knock-knockin' on heaven's door
Knock-knock-knockin' on heaven's door
Knock-knock-knockin' on heaven's door
***
Спустя три недели, моя милая офицерша душевного здоровья передала мое дело психиатру и выписала мне двухнедельный больничный для освобождения от службы до окончательного решения. Теперь уже мне предстояло вернуться на базу только для того, чтобы сдать вещи и подписать обходной лист.
Сидя в кресле в обнимку с дымящимся бонгом, я парил где-то в стратосфере, когда зазвонил мой мобильный:
- Илья, я хотел тебя спросить, ты не хочешь продать часть травы?
- Яша, я об этом не думал.
- Просто я угостил Халиля, и он хочет взять ее по десять долларов за грамм. У тебя ее сколько?
- Сухого веса должно получиться где-то кило восемьсот, кило шестьсот.
- Может, продашь килограмм? Тебе все равно хватит.
- Но она еще не высохла.
- А нельзя ее подсушить быстренько?
- Это немного испортит букет, но, в принципе, можно.
- Я зайду через полчасика, поставь пока сушиться.
Отделив часть травы в миску, я поставил ее в духовку и положил руку на «барашек» газовой плиты, когда в кармане завибрировал мой мобильный.
- Да, але?
- Илья, это твоя бывшая мефакедед, - услышал я знакомый голос - я обзваниваю ребят, чтобы оповестить. Йонатан Сокол покончил с собой. Похороны будут в воскресенье.
Пока я переваривал услышанное, моя бывшая командирка все еще гундосила мне что-то на иврите, и я грустно соглашался с каждой ее фразой, не понимая более ни слова из ее речи. Ощущение какой-то нереальной пустоты навалилось на меня. Я вспомнил его странную улыбку, словно сквозь бездонную тоску, которую не ожидаешь встретить на лице американца. Его главная проблема была в том, что он был неподходящим для этого жестокого мира, в котором правило осталось прежним - выживает сильнейший. Ты можешь быть волком или леопардом, но хищником быть обязан, иначе не стоять тебе на вершине пищевой цепочки. И он это понимал. О многом мечтая, еще там, в Нью-Йорке он споткнулся, сломался, не знал, как себя реализовать, понимал, что он не из тех ребят, которые, порвав эту реальность, ногтями расцарапывая стеклянную стену небоскреба, заберутся на самые вершины общества. Он побежал из опухшей от телевизионной туфты Америки в Израильскую армию. Здесь он так надеялся начать все сначала и стать кем-то. Если не героем, то в дословном переводе с иврита - преодолевающим. Дать себе шанс. Но уже тогда я слышал в его голосе ноты сомнения - он знал, что не рожден хищником.
Плюхнувшись, наконец, в кресло, я закрыл глаза.
Очнулся от выносящего мозг звонка в дверь.
- Привет! А чем так пахнет?
- Вот черт, трава в духовке!
Бросившись к плите, я потянул дверцу на себя - вместо минимального режима, оказывается, врубил огонь на полную мощь. Распахнув дверцу, я впустил кислород в раскаленную полость, и тлеющая трава мгновенно вспыхнула ярким факелом. Вся квартира тут же наполнилась густым дымом так, что, вытянув руку, рассмотреть ладоней было уже невозможно. Я моментально протрезвел. Из всех щелей валили клубы с характерным запахом анаши. В этот миг я забыл про все свои атеистические изыскания и молил Бога, чтобы соседи не вызвали пожарных, вслед за которыми непременно бы появилась и полиция. Мы метались по квартире, открывая все окна для проветривания, и врубали вентиляторы. Сгоревшие остатки Яша отнес на помойку, а оставшуюся траву я покидал в мешок, чтобы забросить к соседу в палисадник в случае чего.
«Повезло», - сказал я себе, когда все обошлось, и, конечно же, так и не поблагодарил Всевышнего.
- Я тебя просто ненавижу! Илья, ты сжег килограмм травы! Ты сжег десять тысяч баксов!
- Да, сжег. Но сегодня я потерял нечто большее... - я протянул ему мешок с оставшимися «шишками» - Яша, я хочу обкуриться до потери сознания, курить, пока не потухнет свет.