"Бизнес" княгини Екатерины Михайловны Юрьевской
Я давно хотела написать этот пост. Как только прочла это в книге Игорь Зимин. Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых.
Но времени катастрофически нет.
И этот пост скорее цитата из книги, чем рассуждение.
До отмены крепостного права высшее сановное и дворянское общество бизнесом занималось редко. Да и зачем, когда богатства прирастали имениями и хозяйствами. Не многие имели заводики и производства.
К XIX в. сложился порядок, по которому для дворян, активно занимавшихся частнопредпринимательской деятельностью, доступ в придворный штат был полностью закрыт. В свою очередь, потомственные дворяне, занимавшие крупные придворные должности, считали занятие коммерцией для себя делом если не постыдным, то мало достойным. Такая ситуация в целом сохранялась вплоть до отмены крепостного права.
После отмены крепостного права в 1861 г. ситуация начала быстро меняться. Стремительная капитализация страны, со всеми ее моральными и материальными издержками, не могла не пошатнуть привычные стереотипы. Люди становились свидетелями того, как миллионы делались буквально «из воздуха», а многие придворные аристократы все больше отягощались многочисленными долгами.
Активно «продавалось», например, влияние на императора Александра II. Так, по устойчивым слухам, морганатическая жена Александра II Е.М. Долгорукова (кн. Юрьевская) беззастенчиво пробивала, за солидные комиссионные, выгодные для предпринимателей коммерческие проекты.
Вот пример ее бизнеса №1:
Очень красочное и достоверное в деталях описание придворных «гешефтов» содержится в воспоминаниях А. Богданович. Она там ссылается на рассказ князя А. Барятинского.
"Поскольку решения о распределении концессий принималось «на самом верху», то предпринимателям были жизненно необходимы люди со связями при Императорском дворе для лоббирования их интересов. Таким лоббистом известного предпринимателя К.Ф. фон Мекка и стал князь А.И. Барятинский. В это время велась борьба за концессии на строительство Севастопольской и Конотопской железных дорог. В борьбе за концессии схватились не только предпринимали, но и их высокие покровители, рассчитывавшие на соответствующие «откаты». Соперником фон Мекка был предприниматель Н.И. Ефимович, которого поддерживали «либо принц Гессенский, либо Долгорукова». Располагая этими сведениями, фон Мекк отправил кн. Барятинского в Германию на курорт Эмс, где находилась кн. Долгорукова, поскольку там же проходил курс лечения водами Александр II. В силу ряда причин «выйти» на Долгорукову князю не удалось, но случайно в поезде он встретил проигравшуюся в казино графиню Гендрикову, подругу девицы Шебеко, которая «представляла» финансовые интересы княжны Е.М. Долгоруковой. Князь Барятинский прямо предложил проигравшейся графине деньги за устройство свидания с Долгоруковой: «Говорю вам прямо, мне нужно побеседовать с нею об одном предприятии, в котором я принимаю живейшее участие». Графиня немедленно сориентировалась и заявила, что «Долгорукова ничего не смыслит, всеми делами такого рода - к чему таиться - орудует моя belle-souer… Шебеко», и обещала Барятинскому устроить свидание.
Когда свидание состоялось, то князь Барятинский был поражен деловой хваткой девицы Шебеко: «Много я видал на своем веку отчаянных баб, но такой еще не случалось мне встречать». Объяснив ей суть дела и узнав, что близкие к Долгоруковой лица действительно поддерживают Ефимовича, князь приступил к переговорам: «Можете ходатайствовать о дороге Севастопольской, - сказала m-me Шебеко, - но Конотопскую мы вам не уступим». Барятинский предложил Шебеко деньги, и та немедленно оценила свои услуги в полтора миллиона рублей. Эта цифра, приводимая мемуаристом, показывает уровень взяток, бытовавших при Императорском дворе во времена Александра II. Князь Барятинский был весьма озадачен названной суммой, поскольку у него были полномочия не превышать сумму в 700 000 руб., но «Шебеко не хотела об этом и слышать». На том «переговорщики» и расстались. Однако через несколько дней Шебеко сама вышла на Барятинского и согласилась взять предложенные 700 тыс. рублей, но с тем условием, чтобы фон Мекк немедленно, прежде чем состоится решение по Конотопской дороге, выдал ей вексель на всю эту сумму на имя брата княжны Долгоруковой. Барятинский проконсультировался с сопровождавшими его агентами фон Мекка, и те не согласились с предложенным вариантом, поскольку, по их мнению, «партия княжны Долгоруковой только хотела усыпить нас, а в сущности не думала нарушить свою сделку с Ефимовичем». В 1990-х гг. это называлось «кинуть», и за такое «кидалово» людей убивали. Люди фон Мекка посчитали и, видимо, не без оснований, что гражданская жена российского императора Александра II княжна Е.М. Долгорукова, точнее ее окружение, может их банально «кинуть» на 700 000 руб., и на предложенную сделку не пошли.
Тем не менее переговоры с Шебеко продолжились в Петербурге. В них участвовали кн. Барятинский, фон Мекк, двое его агентов и «девица Шебеко». Весьма характерное «соотношение сил», наглядно демонстрирующее бизнес-потенциал «девицы Шебеко». В ходе переговоров Шебеко получила телеграмму и показала ее Барятинскому: «X. нам сказал, что Мекк человек ненадежный; гарантии необходимы». Эту телеграмму показали фон Мекку. Он вспылил и потребовал назвать имя этого «X.». На это требование Шебеко «отвечала весьма спокойно… Государь». Барятинский не поверил: «Я заметил Шебеко, что как генерал-адъютант не позволю кому бы то ни было вмешивать его имя в наши дрязги и глубоко возмущен её выходкой». Совещание было немедленно прервано. Следует заметить, что по законам Российской империи, прямое упоминание имени Александра II в данном контексте было делом подсудным.
Вскоре состоялось совещание Комитета министров, на котором было принято решение в пользу фон Мекка. На министров давили, однако они провели более выгодный для страны вариант и твердо стояли на своем. Только поэтому не прошла интрига «долгоруковской» партии. Но самым поразительным в этой истории то, что после получения фон Мекком концессии на строительство железной дороги к нему тотчас же явилась бой-баба Шебеко - за деньгами! Мекк денег не дал. Судя по тому, что инженер путей сообщения и предприниматель Карл Федорович фон Мекк умер в 1875 г., описанные «деловые» нравы сложились при Императорском дворе уже в первой половине 1870-х гг.
Из этого эпизода следует, что император Александр II был «в курсе» многомиллионных взяток среди своего ближайшего окружения. Коррупция при Императорском дворе «позднего» Александра II стала самым обычным делом. Мемуарист упоминает, что ему «не раз случалось… слышать, что сам император Александр Николаевич находил вполне естественным, что люди к нему близкие на его глазах обогащались с помощью разных концессий и т. п., - если не одни, так другие, почему же не те, кому он благоволил?»803 и добавляет, что всесильный шеф жандармов, имевший серьезное влияние на царя, П.А. Шувалов, которого называли «Петром IV», лишился своей должности и был отправлен послом в Лондон именно потому, что пытался бороться с коррупцией при Императорском дворе, символом которой стала княжна Е.М. Долгорукова."
Вот тут еще подробно описан этот эпизод с фон Мекком и т.д.
И второй вариант ее "бизнеса", которым она успешно занималась до Революции:
"Николаю II приходилось платить и «по старым счетам». Причем счетам своего деда - императора Александра II. Дело в том, что морганатическая жена Александра II, светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская, все царствование Александра III тихо «просидела» в Ницце, потихоньку проматывая в различных денежных аферах 3 000 000 руб., полученные по завещанию Александра II. Когда в октябре 1894 г. императором стал Николай II, светлейшая вдова немедленно развернула широкомасштабные боевые действия против Кабинета, выбивая для себя дополнительные бонусы. При этом она постоянно апеллировала к благородству внука «своего царственного Деда». В результате Николай II пошел на пересмотр сумм негласных выплат княгине Е.М. Юрьевской.
Это действительно старая история, корнями уходившая в 1880-е гг.
Весной 1881 г., после трагической гибели от рук террористов Александра II, когда на Александра III обрушилось множество проблем, ему приходилось еще и решать «проблему Долгоруковой».
Судя по всему, скандальная княгиня Юрьевская, отъехавшая из России в Ниццу в начале 1882 г., поставила ценой своего отъезда ряд условий. Состоялись буквально «высочайшие торги». Конечно, император сам этим не занимался, для решения подобных ситуаций привлекались министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков (с августа 1881 г.) и управляющий Кабинетом Е.И.В. В результате переговоров княгиня Юрьевская кроме 3 млн руб., полученных по завещанию от Александра II, получила еще и ежегодную ренту в 100 000 руб. на себя и 100 000 руб. на своих детей. Содержание княгине отпускалось «по третям года вперед» и переводилось в «Банкирский дом Лампе и К0».649 На что последовало негласное высочайшее повеление 30 апреля 1881 г. ...
Далее, в обмен на право проживания в Зимнем дворце, дарованное княгине Юрьевской по завещанию Александра II (Александр III согласиться с этим категорически не мог), ей был подарен дом в Петербурге, оцениваемый в 1900-х гг. в 1,5-2 млн руб. Кроме этого, по условиям соглашения, детям княгини Юрьевской по достижении совершеннолетия из средств Кабинета следовали ежегодные секретные «выдачи». Так, сын Александра II от второго брака светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский ежегодно получал по 40 000 руб., они отпускалось помесячно, по 3333 руб. 33 коп., и также переводилось в «Банкирский дом Лампе и К°». Не забыли и о его сестрах.651 Совершенно очевидно, что Александр III предпочел откупиться, лишь бы удалить из страны свою молодую и скандальную «маму».
Только по завершении этих «торгов» княгиня Юрьевская согласилась уехать из России. Она поселилась на собственной даче в Ницце, где всегда бывало много русских. Негласные выплаты из средств Кабинета регулярно поступали на счет княгини и, судя по тому, что княгиня Юрьевская некоторое время вела себя достаточно «тихо», она соблюдала свою часть соглашения.
Прожила она «тихо» во Франции до 1900 г. После этого начала буквально терроризировать императора Николая II и министра Императорского двора В.Б. Фредерикса бесконечными просьбами о денежной помощи. Любопытно то, что «девица Шебеко», выбивавшая «откаты» из предпринимателей для Е.М. Долгоруковой в 1870-х гг., продолжала оставаться главным мозгом финансовых махинаций, в которые она втягивала светлейшую княгиню Юрьевскую.
Весной 1900 г. Е.М. Юрьевская написала письмо на имя Николая II, с просьбой вновь оказать ей материальную поддержку. Это письмо было вызвано тем, что дети у княгини выросли и расходы их соответственно тоже возросли. Кроме этого, сын княгини Георгий Александрович, сын Александра II и, следовательно, дядя Николая II, жил, как водится, не по средствам и просил своего «племянника-императора» оплатить его долги. Юрьевская просила выделить и себе единовременную крупную сумму. Николая II это совершенно не устраивало, поскольку за просьбой могла последовать следующая, а ему хотелось «закрыть проблему». Закрыть совсем. Император прекрасно знал, что Юрьевская получила по завещанию Александра III более 3 млн руб. и имела в России солидную собственность.
На протяжении лета 1900 г. Министерство двора решало этот вопрос и, наконец, в августе 1900 г. министр Императорского двора В.Б. Фредерике отправил Е.М. Юрьевской письмо с перечислением жестких условий, на которых Николай II соглашался увеличить ежегодную секретную пенсию морганатической жене своего деда.
Главные требования императора сводились к следующему: во-первых, княгиня должна положить в Государственный банк неприкосновенный капитал в 1 000 000 руб. Также высказывалось настоятельное пожелание, чтобы княгиня «в самое непродолжительное время» довела этот неприкосновенный капитал до 2 000 000 руб. Зная, что у княгини нет такой суммы, ей предлагалось продать свой дом в Петербурге «на Гагаринской ул., 3» и вырученные деньги внести в банк.
Во-вторых, император, увеличивая ежегодную пенсию Юрьевской со 100 000 до 200 000 руб. и считая, что семья княгини обеспечена достаточно, предупреждал, что впредь любые обращения князя Г.А. Юрьевского «об уплате его долгов, таковые, безусловно, и при каких бы то ни было условиях Государем Императором будут оставлены без удовлетворения».
В-третьих, император выражал надежду, что сама княгиня и ее дети будут жить «соответственно получаемым им средствам».652 А выделяемая субсидия в 200 000 руб. должна быть поделена следующим образом: треть получала Е.М. Юрьевская, треть Г.А. Юрьевский и последнюю треть делили между собой две дочери княгини. Говоря о сумме в 200 000 руб., подразумевалось, что Юрьевская уже ежегодно получает 100 000 руб., кроме этого, после женитьбы Георгия Александровича ему выплачивалась ежегодная пенсия в 30 000 руб. Следовательно, Кабинет должен доплатить Юрьевской «чистыми» только 70 000 руб. в год. Приведя эти расчеты, княгине Юрьевской напоминали, что обещанные 200 000 руб. - это ежегодные проценты с капитала в 5 000 000 руб., княгине предлагалось положить в банк только 1 000 000 руб. и еще некоторую сумму, которую она выручит от продажи дома на Гагаринской.
В заключение Николай II заявлял: «Отпуск этот повелеваю начать со дня внесения в Кабинет Е.М. Юрьевской одного миллиона рублей в Государственный банк бессрочным вкладом, с правом получать лишь проценты с оного». Далее в письме указывалось, что «подобное устройство Ваших капиталов вполне ответило бы воле в Бозе почивающего Императора Александра II, ясно выразившего желание, чтобы дарованная Вам собственность оставалась бы неприкосновенной и избавленной от случайностей». Однако Николаю II, несмотря на столь жесткие формулировки, так и не удалось отделаться от этого семейства, тем более что рядом с княгиней Юрьевской оставался ее финансовый гений - «девица Шабеко».
Вскоре начался новый скандал. В июле 1904 г. начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов получил письмо от Петебургского градоначальника И. А. Фуллона. Суть письма сводилась к тому, что с кн. Юрьевской следует к взысканию Казенной палатой гербового сбора и штрафов на сумму 12 500 руб. По закону «взыскание это должно быть обращено на дом княгини, который подлежит продаже».653 Руководство Кабинета, связавшись с княгиней, рекомендовало ей уплатить долги «из причитающихся Ея Светлости из Кабинета денег», что она и сделала.
Но это было еще не все. В 1908 г. начался новый «наезд» княгини на Кабинет Е.И.В. Встретившись за границей с великим князем Алексеем Александровичем, Юрьевская заявила ему, что, буквально за несколько дней до смерти, Александр II пообещал своей жене еще 3 000 000 руб. и об этом решении императора есть запись в его ежедневнике, либо в конце 1880 г., либо в начале 1881 г. Великий князь Алексей Александрович ей поверил.
Вернувшись в Россию, великий князь Алексей Александрович попросил разрешения у царствующего племянника пересмотреть портфель с бумагами Александра II, в котором хранилось его завещание. Николай II и вдовствующая императрица Мария Федоровна разрешили. Разрешили, наверное, не без колебаний. Пересмотрев бумаги в портфеле, великий князь искомых записных книжек не обнаружил. Однако речь шла об очень крупной сумме, поэтому великий князь решил продолжить поиски среди «не разобранных бумаг Гатчинского дворца», то есть фактического дома вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вряд ли эти поиски вызывали удовольствие у Николая II и у Марии Федоровны. Тем не менее они дали разрешение. В свою очередь, кн. Юрьевская писала бесконечные письма барону В.Б. Фредериксу с той же просьбой о продолжении поисков записных книжек Александра II. Попутно она просила новую ссуду в 200 000 руб. из средств Кабинета.
Как ни удивительно, руководство Кабинета не могло отказать в просьбе морганатической супруге Александра II. Кабинет предложил беспроцентную ссуду в 200 000 руб. на 10 лет под залог ее дома в Петербурге «на Гагаринской ул., 3». Долг на протяжении 10 лет предполагалось взыскивать из ежегодных выплат княгине из средств Кабинета. Княгиня Юрьевская согласилась, правда, срок выплаты долга уменьшила до двух лет, заявив, что вскоре будет иметь «возможность погасить заем по истечении двух лет».654 Одновременно Юрьевская настойчиво просила продолжить поиски календарей за 1880 и 1881 гг., в которых содержалась «отметка о даровании им мне капитала в три миллиона рублей».655 Тогда еще руководство Кабинета не знало, что история с ссудой и домом была началом сложной многоходовой операции «девицы Шебеко».
Николай II и Мария Федоровна внимательно следили за поисками записных книжек Александра II, поскольку перспектива выплаты очередных 3 000 000 руб. их совершенно не радовала. К лету 1909 г. искомые «памятные книжки» императора Александра II за 1880 и 1881 гг. были найдены. Их обнаружили в Готической библиотеке Николая II в Зимнем дворце. Книжки нашел и внимательно прочел заведующий Императорскими библиотеками Щеглов. Никаких отметок «о трех миллионах» он не обнаружил: «Прочитав памятную книжку 1881 г., так же как и в книжке 1880 г. ничего существенного, в известном смысле не нашел».656 Видимо, для гарантии Щеглов переслал записные книжки ген. А.А. Мосолову. Этот факт вызвал страшное раздражение Николая II и пространную его резолюцию (12 августа 1909 г.), что было, в общем-то, редкостью: «Зачем Щеглов послал оба дневника моего Деда - Мосолову? Немедленно вернуть их в мою библиотеку Зимнего Дворца»658. Так закончилась история «о трех миллионах». Но это не означало, что светлейшая княгиня Юрьевская оставила Кабинет в покое.
Осенью 1909 г. Юрьевская стала буквально засыпать В.Б. Фредерикса отчаянными просьбами о материальной помощи: «Мое положение безвыходное; дни сосчитаны до краха. Верьте искренности этих слов и тоже моей к Вам глубокой благодарности. Княгиня Юрьевская». Ничего, кроме раздражения, эти телеграммы (о них регулярно докладывалось Николаю II) не вызывали. Поэтому Фредерике сообщал княгине, что «телеграмма Ваша доложена Его Величеству, благоприятного ответа дать не можем». А в октябре 1909 г. Фредерике прямо приказал «оставить эти телеграммы княгини Юрьевской без ответа»659.
Тогда же, осенью 1909 г., выяснилось, что светлейший князь Григорий Александрович Юрьевский, сын Александра II от второго брака, задолжал лучшему военному портному Петербурга Норденштрему 90 469 руб. Портной подал в суд, и суд мог арестовать жалованье князя в 40 000 руб. в год, получаемое из сумм Кабинета. Это - очередной скандал, допустить его Кабинет не мог. Скандалов в императорском семействе и без этого хватало. Поэтому Кабинет распорядился удерживать из «зарплаты» князя по 16 000 руб. в год до погашения долга. Судя по тону переписки, сама фамилия Юрьевских, вызывала у чиновников Кабинета чувство идиосинкразии. Вот только некоторые фразы из сугубо деловой переписки между Кабинетом Е.И.В. и Канцелярией Министерства Императорского двора: «Я ожидаю теперь новых нападений на Барона (то есть В.Б. Фредерикса. - И. 3.) помимо меня»; «Хитрости Юрьевских не особенно тонки»; «Юрьевский хотел успеть выхватить свое содержание до наложения запрещения кредиторами на законную часть» и т. д.
В ноябре 1909 г. «команда» княгини Юрьевской перевела операцию «Дом на Гагаринской, 3», в активную фазу. Дом был уже заложен дважды: Кабинету под беспроцентную ссуду в 200 000 руб. и одновременно частному лицу, уже под проценты. Княгиня Юрьевская заявила, что выставляет дом «на Гагаринской» на публичные торги со всеми находящимися в нем вещами. Дом и все в нем находящееся она оценила в 2 000 000 руб. Изюминка этого хода заключалась в том, что на торги выставлялись и все личные вещи Александра II, хранившиеся в этом доме.
Надо заметить, что княгиня уже давно позаботилась, чтобы превратить свой дом в музей Александра II. Ко всем вещам, к которым притрагивался император, были прикреплены бронзовые таблички с соответствующими надписями. На продажу выставлялся даже ночной горшок из спальни императора, правда, без бронзовой таблички. Тексты готовящегося аукционного каталога были следующие: «Кровать двуспальная под черное дерево. В изголовье кровати бронзовая дощечка: «Проведена последняя ночь жизни до 1 марта 1881 г. государем Императором Александром II»; Матрац пружинный, матрац волосяной, шкафчик ночной под черное дерево, столик десертный под черное дерево. На столике надпись «Государь император Александр II у зеркала, где причесывался до 1 марта 1881 г.»»660. Примерно так же «оформлены» многочисленные портсигары и портреты императора, включая знаменитый портрет кисти Маковского с почившим императором в форме Преображенского полка.
После этого известия в Министерстве двора началась тихая паника, поскольку допустить аукционные торги по «царским» лотам они не могли в принципе. Однако, поразмыслив, успокоились, решив, что «если это почтенное семейство пустит все в продажу то, конечно, мы этих вещей не выпустим и купим своевременно. Но имейте в виду, что на этом хотят сыграть, выхватив приказание купить все за двойную цену, и при том за немногими исключениями… вещи никакого касательства к Императору не имеющие.
…Из дальнейших переговоров стало понятно, что план был задуман большой, а именно: разыграть на истории с вещами большую драму о несчастном понуждении, благодаря ненайденным миллионам, о которых вы, вероятно, слыхали, продать весь дом со всеми вещами, которые так дороги их сердцу, а потому, мол помогите, устраните скандал продажи вещей и купите просто весь дом с вещами за миллион 200 тыс. Вот суть плана… нет смысла идти на этот шантаж».661
Таким образом, осенью 1909 г. светлейшая княгиня Юрьевская желала либо получить из Кабинета 1 200 000 руб., за дважды заложенный дом, со списанием с нее всех долгов Кабинету и другим кредиторам, либо получить 3 000 000 руб. по сомнительной устной реплике Александра II, произнесенной то ли в 1880 г., то ли в начале 1881 г. и о которой княгиня внезапно «вспомнила» в 1908 г.
Автор не может отказать себе в удовольствии привести обширную цитату из письма (от 11 ноября 1909 г.) светлейшей княгини Юрьевской, адресованного министру Императорского двора барону В.Б. Фредериксу: «Я очень огорчена тем, что в календаре 1881 г., или в дневнике, как называл его Император, найденном, по моему настоянию, после стольких поисков, Его Императорское Величество не усмотрел записи, существование которой я имела основание предполагать. Думаю, что если бы при строгих розысках ведомости о капиталах Императора, которая была ему предъявлена в феврале 1881 г., таковая была найдена, так же как нашли календарь, то в этой ведомости могла найтись отметка о том даре, который Император в то время сделал и объявил об этом в присутствии постороннего лица.
Может быть, конечно, и то, что для оформления дара особым Высочайшим указом нужно было еще письменное распоряжение Императора, которое он до 1 марта не успел сделать, но, во всяком случае, факт остается фактом, и я обращалась и обращаюсь к Его Императорскому Величеству по этому поводу не на основании каких-либо юридических доказательств, а взываю к чувствам нравственного долга.
Я не имела никогда права сомневаться в словах Императора, моего Супруга и Отца наших детей, и было бы ниже моего достоинства и оскорбительно для Императора требовать от него немедленного письменного подтверждения сделанного им мне и детям нашим дара… Царское слово, в дни моей молодости, я считаю столь же непоколебимым и священным, как считаю его таким же и теперь.
Если я не возбуждала вопроса о даре сейчас же после смерти Императора, то потому, что я не сомневалась в исполнении воли Императора, даже помимо моего обращения о выдаче мне дара, а отчасти и потому, что я не имела в то время достаточного понятия о всех случайностях, какие могли бы постигнуть меня в материальном отношении… довести до сведения Его Императорского Величества, что я свое желание о получении дара, мне сделанного, основываю не на юридических доказательствах или письменных актах, а на том нравственном долге, который обязывает исполнить волю Императора, моего Супруга, выраженную Им не только мне лично, но и повторенную в присутствии находящегося еще в живых лица.
Те подробности, при которых совершился этот дар, я имела случай лично передать в Бозе почивающему великому князю Алексею Александровичу, великой княгине Марии Александровне и великой княгине Марии Павловне….Подробности, которые я им сообщала по поводу дара, исключают всякую возможность сомневаться в справедливости моего заявления, не говоря уже о том, что я вообще не допускаю возможности сомнений в правдивости моих слов, обращаемых к Его Величеству Государю Императору, Внуку Александра II.
Если после всего выраженного мною Его Императорское Величество все-таки не найдет возможным признать волю Своего Царственного Деда, то я прошу Вас довести до сведения Его Императорского Величества о том затруднительном материальном положении, в котором я нахожусь теперь и в котором я и дети мои не должны бы оставаться».662
Надо отдать должное Николаю II - держался он стойко. В результате этой «атаки» дело с домом было спущено «на тормозах», и осенью 1909 г. к ренте светлейшей княгини Юрьевской добавили еще 50 000 руб. Деньги также негласно переводились княгине Кабинетом Е.И.В. через банк «Лампе и К0» во Францию. Но для княгини это все было только промежуточным результатом перед новой атакой на Кабинет.
В начале 1910 г. для давления на министра двора В.Б. Фредерикса светлейшая княгиня использовала и личные письма Александра II, обращенные к ней. Юрьевская через своего адвоката сообщила министру, что желает выставить на публичные торги свою интимную переписку с Александром II. Министр двора принял адвоката княгини в январе 1910 г. и тот действительно продемонстрировал образчики выписок из писем императора к княгине за 1877-1878 гг. До сведения министра было мимоходом доведено, что оригиналы писем хранятся в «Bank of England».
Как сегодня известно (письма сейчас находятся в Государственном архиве Российской Федерации и частично опубликованы), это - откровенные письма двух любящих людей. С обычными нежностями и разными словами. Но проблема заключалась в том, что один из пары любящих людей был императором великой державы и на момент написания им писем женат на императрице Марии Александровне. Понятно, что публикация даже небольших отрывков из этих писем привела бы тогда к колоссальному скандалу.
В результате принятие решений в некрасивой и скандальной истории перешло на «самый верх». 22 апреля 1910 г. светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская «была принята Его Величеством Государем Императором и Ея Величеством Государыней Императрицей Александрой Федоровной»663. После чего над имуществом княгини (в 1881 г. она имела более 3 000 000 руб., приличную недвижимость и огромную ежегодную выплату из средств Кабинета) учреждается опека Кабинета. В документах указывалось, что регулярные денежные выплаты княгине в руки передавать не следует, поскольку «она не в состоянии их удержать… Полагаю, что пенсию следует выдавать помесячно, а не по третям, как выдается теперь 150 000 руб., что составит 12 500 руб. в месяц, чем чаще и дробнее выдачи, тем лучше для людей бесхарактерных». Шталмейстер сенатор В.Н. Охотников664, занимавшийся летом 1910 г. этим делом, намекнул Николаю II, что деньги княгине надо все же дать, поскольку распоряжение Александра II «о трех миллионах» вполне могло быть.
Сенатор Охотников писал В.Б. Фредериксу 27 мая 1910 г.: «Позволяю себе добавить, что в письме Государя Императора Александра II к Сыну выражена просьба быть покровителем его жены и детей, а на третьей странице сказано буквально: «Жене Моей принадлежит капитал, который внесен, пока брак наш не будет объявлен официально, на Мое имя в Государственный банк, причем Я дал ей свидетельство, что капитал этот принадлежит ей. При ее жизни она может располагать им по ее усмотрению, а в случае ее смерти он должен быть разделен поровну между всеми Нашими детьми, оставаясь в Госбанке и приращиваясь процентами и теми взносами, которыми мне можно будет его увеличить "» (курсив мой. - И. 3.).
Поскольку дело было серьезным, то 5 июня 1910 г. Николай II счел нужным лично ознакомиться с текстом завещания Александра II. Видимо, после этого принято решение - деньги Юрьевской дать. По крайней мере в архивном деле имеется расписка Юрьевской о получении ею очередных 200 000 руб.
Но княгине оказалось и этого мало. За многие годы (по крайней мере с начала правления Николая II) она смотрела на Кабинет как на дойную корову и не стеснялась в своих просьбах, густо замешанных на шантаже и угрозах скандалом. Уже в конце августа 1910 г. управляющий Кабинетом генерал С.В. Волков пишет В.Б. Фредериксу, что очень огорчен тем, что «должен вновь Вам писать о княгине Юрьевской, которая на другой день по уплате 200 000 руб. за нее Кабинетом (второй раз в том же году) и 300 000 руб. уделами через Смельского, просит Вас выдать ей 50 000 руб. и 200 000 франков для выкупа ее дачи в Ницце. Кроме того, получена телеграмма о выдаче ей содержания за сентябрь вперед…»665.
В 1912 г. светлейшую княгиню Юрьевскую видел в Ницце, где она жила на собственной вилле, князь Гавриил Константинович: «Это была старушка небольшого роста, с тонким, острым носом и, как мне показалось, мало симпатичная. У нее был неприятный, крикливый голос и вообще она мне не понравилась». Судя по всему, светлейшая княгиня так и «доила» Кабинет, вплоть до 1913 г., пока она окончательно не свернула свои дела в России, продав заложенный-перезаложенный, многострадальный дом на Гагаринский ул., 3."
Я понимаю что тут очень много текста.
Но это очень интересные и малоизвестные факты. Очень хорошо характеризующие ту женщину в чьи сети попался в 1866 году император Александр II.
А я то думаю почему меня тошнит все время от ее Дневников. Ведь я очень люблю читать такие вещи, но от ее дневников и воспоминаний просто тошнит.
И я поняла Александра III и Марию Федоровну, когда они так болезненно воспринимали необходимость общения с ней.
В общем читайте и размышляйте. Кто она была на самом деле эта любовь стареющего мужчины на троне Российской империи.
Этого чтения вам хватит до НГ:):)
Но времени катастрофически нет.
И этот пост скорее цитата из книги, чем рассуждение.
До отмены крепостного права высшее сановное и дворянское общество бизнесом занималось редко. Да и зачем, когда богатства прирастали имениями и хозяйствами. Не многие имели заводики и производства.
К XIX в. сложился порядок, по которому для дворян, активно занимавшихся частнопредпринимательской деятельностью, доступ в придворный штат был полностью закрыт. В свою очередь, потомственные дворяне, занимавшие крупные придворные должности, считали занятие коммерцией для себя делом если не постыдным, то мало достойным. Такая ситуация в целом сохранялась вплоть до отмены крепостного права.
После отмены крепостного права в 1861 г. ситуация начала быстро меняться. Стремительная капитализация страны, со всеми ее моральными и материальными издержками, не могла не пошатнуть привычные стереотипы. Люди становились свидетелями того, как миллионы делались буквально «из воздуха», а многие придворные аристократы все больше отягощались многочисленными долгами.
Активно «продавалось», например, влияние на императора Александра II. Так, по устойчивым слухам, морганатическая жена Александра II Е.М. Долгорукова (кн. Юрьевская) беззастенчиво пробивала, за солидные комиссионные, выгодные для предпринимателей коммерческие проекты.
Вот пример ее бизнеса №1:
Очень красочное и достоверное в деталях описание придворных «гешефтов» содержится в воспоминаниях А. Богданович. Она там ссылается на рассказ князя А. Барятинского.
"Поскольку решения о распределении концессий принималось «на самом верху», то предпринимателям были жизненно необходимы люди со связями при Императорском дворе для лоббирования их интересов. Таким лоббистом известного предпринимателя К.Ф. фон Мекка и стал князь А.И. Барятинский. В это время велась борьба за концессии на строительство Севастопольской и Конотопской железных дорог. В борьбе за концессии схватились не только предпринимали, но и их высокие покровители, рассчитывавшие на соответствующие «откаты». Соперником фон Мекка был предприниматель Н.И. Ефимович, которого поддерживали «либо принц Гессенский, либо Долгорукова». Располагая этими сведениями, фон Мекк отправил кн. Барятинского в Германию на курорт Эмс, где находилась кн. Долгорукова, поскольку там же проходил курс лечения водами Александр II. В силу ряда причин «выйти» на Долгорукову князю не удалось, но случайно в поезде он встретил проигравшуюся в казино графиню Гендрикову, подругу девицы Шебеко, которая «представляла» финансовые интересы княжны Е.М. Долгоруковой. Князь Барятинский прямо предложил проигравшейся графине деньги за устройство свидания с Долгоруковой: «Говорю вам прямо, мне нужно побеседовать с нею об одном предприятии, в котором я принимаю живейшее участие». Графиня немедленно сориентировалась и заявила, что «Долгорукова ничего не смыслит, всеми делами такого рода - к чему таиться - орудует моя belle-souer… Шебеко», и обещала Барятинскому устроить свидание.
Когда свидание состоялось, то князь Барятинский был поражен деловой хваткой девицы Шебеко: «Много я видал на своем веку отчаянных баб, но такой еще не случалось мне встречать». Объяснив ей суть дела и узнав, что близкие к Долгоруковой лица действительно поддерживают Ефимовича, князь приступил к переговорам: «Можете ходатайствовать о дороге Севастопольской, - сказала m-me Шебеко, - но Конотопскую мы вам не уступим». Барятинский предложил Шебеко деньги, и та немедленно оценила свои услуги в полтора миллиона рублей. Эта цифра, приводимая мемуаристом, показывает уровень взяток, бытовавших при Императорском дворе во времена Александра II. Князь Барятинский был весьма озадачен названной суммой, поскольку у него были полномочия не превышать сумму в 700 000 руб., но «Шебеко не хотела об этом и слышать». На том «переговорщики» и расстались. Однако через несколько дней Шебеко сама вышла на Барятинского и согласилась взять предложенные 700 тыс. рублей, но с тем условием, чтобы фон Мекк немедленно, прежде чем состоится решение по Конотопской дороге, выдал ей вексель на всю эту сумму на имя брата княжны Долгоруковой. Барятинский проконсультировался с сопровождавшими его агентами фон Мекка, и те не согласились с предложенным вариантом, поскольку, по их мнению, «партия княжны Долгоруковой только хотела усыпить нас, а в сущности не думала нарушить свою сделку с Ефимовичем». В 1990-х гг. это называлось «кинуть», и за такое «кидалово» людей убивали. Люди фон Мекка посчитали и, видимо, не без оснований, что гражданская жена российского императора Александра II княжна Е.М. Долгорукова, точнее ее окружение, может их банально «кинуть» на 700 000 руб., и на предложенную сделку не пошли.
Тем не менее переговоры с Шебеко продолжились в Петербурге. В них участвовали кн. Барятинский, фон Мекк, двое его агентов и «девица Шебеко». Весьма характерное «соотношение сил», наглядно демонстрирующее бизнес-потенциал «девицы Шебеко». В ходе переговоров Шебеко получила телеграмму и показала ее Барятинскому: «X. нам сказал, что Мекк человек ненадежный; гарантии необходимы». Эту телеграмму показали фон Мекку. Он вспылил и потребовал назвать имя этого «X.». На это требование Шебеко «отвечала весьма спокойно… Государь». Барятинский не поверил: «Я заметил Шебеко, что как генерал-адъютант не позволю кому бы то ни было вмешивать его имя в наши дрязги и глубоко возмущен её выходкой». Совещание было немедленно прервано. Следует заметить, что по законам Российской империи, прямое упоминание имени Александра II в данном контексте было делом подсудным.
Вскоре состоялось совещание Комитета министров, на котором было принято решение в пользу фон Мекка. На министров давили, однако они провели более выгодный для страны вариант и твердо стояли на своем. Только поэтому не прошла интрига «долгоруковской» партии. Но самым поразительным в этой истории то, что после получения фон Мекком концессии на строительство железной дороги к нему тотчас же явилась бой-баба Шебеко - за деньгами! Мекк денег не дал. Судя по тому, что инженер путей сообщения и предприниматель Карл Федорович фон Мекк умер в 1875 г., описанные «деловые» нравы сложились при Императорском дворе уже в первой половине 1870-х гг.
Из этого эпизода следует, что император Александр II был «в курсе» многомиллионных взяток среди своего ближайшего окружения. Коррупция при Императорском дворе «позднего» Александра II стала самым обычным делом. Мемуарист упоминает, что ему «не раз случалось… слышать, что сам император Александр Николаевич находил вполне естественным, что люди к нему близкие на его глазах обогащались с помощью разных концессий и т. п., - если не одни, так другие, почему же не те, кому он благоволил?»803 и добавляет, что всесильный шеф жандармов, имевший серьезное влияние на царя, П.А. Шувалов, которого называли «Петром IV», лишился своей должности и был отправлен послом в Лондон именно потому, что пытался бороться с коррупцией при Императорском дворе, символом которой стала княжна Е.М. Долгорукова."
Вот тут еще подробно описан этот эпизод с фон Мекком и т.д.
И второй вариант ее "бизнеса", которым она успешно занималась до Революции:
"Николаю II приходилось платить и «по старым счетам». Причем счетам своего деда - императора Александра II. Дело в том, что морганатическая жена Александра II, светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская, все царствование Александра III тихо «просидела» в Ницце, потихоньку проматывая в различных денежных аферах 3 000 000 руб., полученные по завещанию Александра II. Когда в октябре 1894 г. императором стал Николай II, светлейшая вдова немедленно развернула широкомасштабные боевые действия против Кабинета, выбивая для себя дополнительные бонусы. При этом она постоянно апеллировала к благородству внука «своего царственного Деда». В результате Николай II пошел на пересмотр сумм негласных выплат княгине Е.М. Юрьевской.
Это действительно старая история, корнями уходившая в 1880-е гг.
Весной 1881 г., после трагической гибели от рук террористов Александра II, когда на Александра III обрушилось множество проблем, ему приходилось еще и решать «проблему Долгоруковой».
Судя по всему, скандальная княгиня Юрьевская, отъехавшая из России в Ниццу в начале 1882 г., поставила ценой своего отъезда ряд условий. Состоялись буквально «высочайшие торги». Конечно, император сам этим не занимался, для решения подобных ситуаций привлекались министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков (с августа 1881 г.) и управляющий Кабинетом Е.И.В. В результате переговоров княгиня Юрьевская кроме 3 млн руб., полученных по завещанию от Александра II, получила еще и ежегодную ренту в 100 000 руб. на себя и 100 000 руб. на своих детей. Содержание княгине отпускалось «по третям года вперед» и переводилось в «Банкирский дом Лампе и К0».649 На что последовало негласное высочайшее повеление 30 апреля 1881 г. ...
Далее, в обмен на право проживания в Зимнем дворце, дарованное княгине Юрьевской по завещанию Александра II (Александр III согласиться с этим категорически не мог), ей был подарен дом в Петербурге, оцениваемый в 1900-х гг. в 1,5-2 млн руб. Кроме этого, по условиям соглашения, детям княгини Юрьевской по достижении совершеннолетия из средств Кабинета следовали ежегодные секретные «выдачи». Так, сын Александра II от второго брака светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский ежегодно получал по 40 000 руб., они отпускалось помесячно, по 3333 руб. 33 коп., и также переводилось в «Банкирский дом Лампе и К°». Не забыли и о его сестрах.651 Совершенно очевидно, что Александр III предпочел откупиться, лишь бы удалить из страны свою молодую и скандальную «маму».
Только по завершении этих «торгов» княгиня Юрьевская согласилась уехать из России. Она поселилась на собственной даче в Ницце, где всегда бывало много русских. Негласные выплаты из средств Кабинета регулярно поступали на счет княгини и, судя по тому, что княгиня Юрьевская некоторое время вела себя достаточно «тихо», она соблюдала свою часть соглашения.
Прожила она «тихо» во Франции до 1900 г. После этого начала буквально терроризировать императора Николая II и министра Императорского двора В.Б. Фредерикса бесконечными просьбами о денежной помощи. Любопытно то, что «девица Шебеко», выбивавшая «откаты» из предпринимателей для Е.М. Долгоруковой в 1870-х гг., продолжала оставаться главным мозгом финансовых махинаций, в которые она втягивала светлейшую княгиню Юрьевскую.
Весной 1900 г. Е.М. Юрьевская написала письмо на имя Николая II, с просьбой вновь оказать ей материальную поддержку. Это письмо было вызвано тем, что дети у княгини выросли и расходы их соответственно тоже возросли. Кроме этого, сын княгини Георгий Александрович, сын Александра II и, следовательно, дядя Николая II, жил, как водится, не по средствам и просил своего «племянника-императора» оплатить его долги. Юрьевская просила выделить и себе единовременную крупную сумму. Николая II это совершенно не устраивало, поскольку за просьбой могла последовать следующая, а ему хотелось «закрыть проблему». Закрыть совсем. Император прекрасно знал, что Юрьевская получила по завещанию Александра III более 3 млн руб. и имела в России солидную собственность.
На протяжении лета 1900 г. Министерство двора решало этот вопрос и, наконец, в августе 1900 г. министр Императорского двора В.Б. Фредерике отправил Е.М. Юрьевской письмо с перечислением жестких условий, на которых Николай II соглашался увеличить ежегодную секретную пенсию морганатической жене своего деда.
Главные требования императора сводились к следующему: во-первых, княгиня должна положить в Государственный банк неприкосновенный капитал в 1 000 000 руб. Также высказывалось настоятельное пожелание, чтобы княгиня «в самое непродолжительное время» довела этот неприкосновенный капитал до 2 000 000 руб. Зная, что у княгини нет такой суммы, ей предлагалось продать свой дом в Петербурге «на Гагаринской ул., 3» и вырученные деньги внести в банк.
Во-вторых, император, увеличивая ежегодную пенсию Юрьевской со 100 000 до 200 000 руб. и считая, что семья княгини обеспечена достаточно, предупреждал, что впредь любые обращения князя Г.А. Юрьевского «об уплате его долгов, таковые, безусловно, и при каких бы то ни было условиях Государем Императором будут оставлены без удовлетворения».
В-третьих, император выражал надежду, что сама княгиня и ее дети будут жить «соответственно получаемым им средствам».652 А выделяемая субсидия в 200 000 руб. должна быть поделена следующим образом: треть получала Е.М. Юрьевская, треть Г.А. Юрьевский и последнюю треть делили между собой две дочери княгини. Говоря о сумме в 200 000 руб., подразумевалось, что Юрьевская уже ежегодно получает 100 000 руб., кроме этого, после женитьбы Георгия Александровича ему выплачивалась ежегодная пенсия в 30 000 руб. Следовательно, Кабинет должен доплатить Юрьевской «чистыми» только 70 000 руб. в год. Приведя эти расчеты, княгине Юрьевской напоминали, что обещанные 200 000 руб. - это ежегодные проценты с капитала в 5 000 000 руб., княгине предлагалось положить в банк только 1 000 000 руб. и еще некоторую сумму, которую она выручит от продажи дома на Гагаринской.
В заключение Николай II заявлял: «Отпуск этот повелеваю начать со дня внесения в Кабинет Е.М. Юрьевской одного миллиона рублей в Государственный банк бессрочным вкладом, с правом получать лишь проценты с оного». Далее в письме указывалось, что «подобное устройство Ваших капиталов вполне ответило бы воле в Бозе почивающего Императора Александра II, ясно выразившего желание, чтобы дарованная Вам собственность оставалась бы неприкосновенной и избавленной от случайностей». Однако Николаю II, несмотря на столь жесткие формулировки, так и не удалось отделаться от этого семейства, тем более что рядом с княгиней Юрьевской оставался ее финансовый гений - «девица Шабеко».
Вскоре начался новый скандал. В июле 1904 г. начальник Канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов получил письмо от Петебургского градоначальника И. А. Фуллона. Суть письма сводилась к тому, что с кн. Юрьевской следует к взысканию Казенной палатой гербового сбора и штрафов на сумму 12 500 руб. По закону «взыскание это должно быть обращено на дом княгини, который подлежит продаже».653 Руководство Кабинета, связавшись с княгиней, рекомендовало ей уплатить долги «из причитающихся Ея Светлости из Кабинета денег», что она и сделала.
Но это было еще не все. В 1908 г. начался новый «наезд» княгини на Кабинет Е.И.В. Встретившись за границей с великим князем Алексеем Александровичем, Юрьевская заявила ему, что, буквально за несколько дней до смерти, Александр II пообещал своей жене еще 3 000 000 руб. и об этом решении императора есть запись в его ежедневнике, либо в конце 1880 г., либо в начале 1881 г. Великий князь Алексей Александрович ей поверил.
Вернувшись в Россию, великий князь Алексей Александрович попросил разрешения у царствующего племянника пересмотреть портфель с бумагами Александра II, в котором хранилось его завещание. Николай II и вдовствующая императрица Мария Федоровна разрешили. Разрешили, наверное, не без колебаний. Пересмотрев бумаги в портфеле, великий князь искомых записных книжек не обнаружил. Однако речь шла об очень крупной сумме, поэтому великий князь решил продолжить поиски среди «не разобранных бумаг Гатчинского дворца», то есть фактического дома вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вряд ли эти поиски вызывали удовольствие у Николая II и у Марии Федоровны. Тем не менее они дали разрешение. В свою очередь, кн. Юрьевская писала бесконечные письма барону В.Б. Фредериксу с той же просьбой о продолжении поисков записных книжек Александра II. Попутно она просила новую ссуду в 200 000 руб. из средств Кабинета.
Как ни удивительно, руководство Кабинета не могло отказать в просьбе морганатической супруге Александра II. Кабинет предложил беспроцентную ссуду в 200 000 руб. на 10 лет под залог ее дома в Петербурге «на Гагаринской ул., 3». Долг на протяжении 10 лет предполагалось взыскивать из ежегодных выплат княгине из средств Кабинета. Княгиня Юрьевская согласилась, правда, срок выплаты долга уменьшила до двух лет, заявив, что вскоре будет иметь «возможность погасить заем по истечении двух лет».654 Одновременно Юрьевская настойчиво просила продолжить поиски календарей за 1880 и 1881 гг., в которых содержалась «отметка о даровании им мне капитала в три миллиона рублей».655 Тогда еще руководство Кабинета не знало, что история с ссудой и домом была началом сложной многоходовой операции «девицы Шебеко».
Николай II и Мария Федоровна внимательно следили за поисками записных книжек Александра II, поскольку перспектива выплаты очередных 3 000 000 руб. их совершенно не радовала. К лету 1909 г. искомые «памятные книжки» императора Александра II за 1880 и 1881 гг. были найдены. Их обнаружили в Готической библиотеке Николая II в Зимнем дворце. Книжки нашел и внимательно прочел заведующий Императорскими библиотеками Щеглов. Никаких отметок «о трех миллионах» он не обнаружил: «Прочитав памятную книжку 1881 г., так же как и в книжке 1880 г. ничего существенного, в известном смысле не нашел».656 Видимо, для гарантии Щеглов переслал записные книжки ген. А.А. Мосолову. Этот факт вызвал страшное раздражение Николая II и пространную его резолюцию (12 августа 1909 г.), что было, в общем-то, редкостью: «Зачем Щеглов послал оба дневника моего Деда - Мосолову? Немедленно вернуть их в мою библиотеку Зимнего Дворца»658. Так закончилась история «о трех миллионах». Но это не означало, что светлейшая княгиня Юрьевская оставила Кабинет в покое.
Осенью 1909 г. Юрьевская стала буквально засыпать В.Б. Фредерикса отчаянными просьбами о материальной помощи: «Мое положение безвыходное; дни сосчитаны до краха. Верьте искренности этих слов и тоже моей к Вам глубокой благодарности. Княгиня Юрьевская». Ничего, кроме раздражения, эти телеграммы (о них регулярно докладывалось Николаю II) не вызывали. Поэтому Фредерике сообщал княгине, что «телеграмма Ваша доложена Его Величеству, благоприятного ответа дать не можем». А в октябре 1909 г. Фредерике прямо приказал «оставить эти телеграммы княгини Юрьевской без ответа»659.
Тогда же, осенью 1909 г., выяснилось, что светлейший князь Григорий Александрович Юрьевский, сын Александра II от второго брака, задолжал лучшему военному портному Петербурга Норденштрему 90 469 руб. Портной подал в суд, и суд мог арестовать жалованье князя в 40 000 руб. в год, получаемое из сумм Кабинета. Это - очередной скандал, допустить его Кабинет не мог. Скандалов в императорском семействе и без этого хватало. Поэтому Кабинет распорядился удерживать из «зарплаты» князя по 16 000 руб. в год до погашения долга. Судя по тону переписки, сама фамилия Юрьевских, вызывала у чиновников Кабинета чувство идиосинкразии. Вот только некоторые фразы из сугубо деловой переписки между Кабинетом Е.И.В. и Канцелярией Министерства Императорского двора: «Я ожидаю теперь новых нападений на Барона (то есть В.Б. Фредерикса. - И. 3.) помимо меня»; «Хитрости Юрьевских не особенно тонки»; «Юрьевский хотел успеть выхватить свое содержание до наложения запрещения кредиторами на законную часть» и т. д.
В ноябре 1909 г. «команда» княгини Юрьевской перевела операцию «Дом на Гагаринской, 3», в активную фазу. Дом был уже заложен дважды: Кабинету под беспроцентную ссуду в 200 000 руб. и одновременно частному лицу, уже под проценты. Княгиня Юрьевская заявила, что выставляет дом «на Гагаринской» на публичные торги со всеми находящимися в нем вещами. Дом и все в нем находящееся она оценила в 2 000 000 руб. Изюминка этого хода заключалась в том, что на торги выставлялись и все личные вещи Александра II, хранившиеся в этом доме.
Надо заметить, что княгиня уже давно позаботилась, чтобы превратить свой дом в музей Александра II. Ко всем вещам, к которым притрагивался император, были прикреплены бронзовые таблички с соответствующими надписями. На продажу выставлялся даже ночной горшок из спальни императора, правда, без бронзовой таблички. Тексты готовящегося аукционного каталога были следующие: «Кровать двуспальная под черное дерево. В изголовье кровати бронзовая дощечка: «Проведена последняя ночь жизни до 1 марта 1881 г. государем Императором Александром II»; Матрац пружинный, матрац волосяной, шкафчик ночной под черное дерево, столик десертный под черное дерево. На столике надпись «Государь император Александр II у зеркала, где причесывался до 1 марта 1881 г.»»660. Примерно так же «оформлены» многочисленные портсигары и портреты императора, включая знаменитый портрет кисти Маковского с почившим императором в форме Преображенского полка.
После этого известия в Министерстве двора началась тихая паника, поскольку допустить аукционные торги по «царским» лотам они не могли в принципе. Однако, поразмыслив, успокоились, решив, что «если это почтенное семейство пустит все в продажу то, конечно, мы этих вещей не выпустим и купим своевременно. Но имейте в виду, что на этом хотят сыграть, выхватив приказание купить все за двойную цену, и при том за немногими исключениями… вещи никакого касательства к Императору не имеющие.
…Из дальнейших переговоров стало понятно, что план был задуман большой, а именно: разыграть на истории с вещами большую драму о несчастном понуждении, благодаря ненайденным миллионам, о которых вы, вероятно, слыхали, продать весь дом со всеми вещами, которые так дороги их сердцу, а потому, мол помогите, устраните скандал продажи вещей и купите просто весь дом с вещами за миллион 200 тыс. Вот суть плана… нет смысла идти на этот шантаж».661
Таким образом, осенью 1909 г. светлейшая княгиня Юрьевская желала либо получить из Кабинета 1 200 000 руб., за дважды заложенный дом, со списанием с нее всех долгов Кабинету и другим кредиторам, либо получить 3 000 000 руб. по сомнительной устной реплике Александра II, произнесенной то ли в 1880 г., то ли в начале 1881 г. и о которой княгиня внезапно «вспомнила» в 1908 г.
Автор не может отказать себе в удовольствии привести обширную цитату из письма (от 11 ноября 1909 г.) светлейшей княгини Юрьевской, адресованного министру Императорского двора барону В.Б. Фредериксу: «Я очень огорчена тем, что в календаре 1881 г., или в дневнике, как называл его Император, найденном, по моему настоянию, после стольких поисков, Его Императорское Величество не усмотрел записи, существование которой я имела основание предполагать. Думаю, что если бы при строгих розысках ведомости о капиталах Императора, которая была ему предъявлена в феврале 1881 г., таковая была найдена, так же как нашли календарь, то в этой ведомости могла найтись отметка о том даре, который Император в то время сделал и объявил об этом в присутствии постороннего лица.
Может быть, конечно, и то, что для оформления дара особым Высочайшим указом нужно было еще письменное распоряжение Императора, которое он до 1 марта не успел сделать, но, во всяком случае, факт остается фактом, и я обращалась и обращаюсь к Его Императорскому Величеству по этому поводу не на основании каких-либо юридических доказательств, а взываю к чувствам нравственного долга.
Я не имела никогда права сомневаться в словах Императора, моего Супруга и Отца наших детей, и было бы ниже моего достоинства и оскорбительно для Императора требовать от него немедленного письменного подтверждения сделанного им мне и детям нашим дара… Царское слово, в дни моей молодости, я считаю столь же непоколебимым и священным, как считаю его таким же и теперь.
Если я не возбуждала вопроса о даре сейчас же после смерти Императора, то потому, что я не сомневалась в исполнении воли Императора, даже помимо моего обращения о выдаче мне дара, а отчасти и потому, что я не имела в то время достаточного понятия о всех случайностях, какие могли бы постигнуть меня в материальном отношении… довести до сведения Его Императорского Величества, что я свое желание о получении дара, мне сделанного, основываю не на юридических доказательствах или письменных актах, а на том нравственном долге, который обязывает исполнить волю Императора, моего Супруга, выраженную Им не только мне лично, но и повторенную в присутствии находящегося еще в живых лица.
Те подробности, при которых совершился этот дар, я имела случай лично передать в Бозе почивающему великому князю Алексею Александровичу, великой княгине Марии Александровне и великой княгине Марии Павловне….Подробности, которые я им сообщала по поводу дара, исключают всякую возможность сомневаться в справедливости моего заявления, не говоря уже о том, что я вообще не допускаю возможности сомнений в правдивости моих слов, обращаемых к Его Величеству Государю Императору, Внуку Александра II.
Если после всего выраженного мною Его Императорское Величество все-таки не найдет возможным признать волю Своего Царственного Деда, то я прошу Вас довести до сведения Его Императорского Величества о том затруднительном материальном положении, в котором я нахожусь теперь и в котором я и дети мои не должны бы оставаться».662
Надо отдать должное Николаю II - держался он стойко. В результате этой «атаки» дело с домом было спущено «на тормозах», и осенью 1909 г. к ренте светлейшей княгини Юрьевской добавили еще 50 000 руб. Деньги также негласно переводились княгине Кабинетом Е.И.В. через банк «Лампе и К0» во Францию. Но для княгини это все было только промежуточным результатом перед новой атакой на Кабинет.
В начале 1910 г. для давления на министра двора В.Б. Фредерикса светлейшая княгиня использовала и личные письма Александра II, обращенные к ней. Юрьевская через своего адвоката сообщила министру, что желает выставить на публичные торги свою интимную переписку с Александром II. Министр двора принял адвоката княгини в январе 1910 г. и тот действительно продемонстрировал образчики выписок из писем императора к княгине за 1877-1878 гг. До сведения министра было мимоходом доведено, что оригиналы писем хранятся в «Bank of England».
Как сегодня известно (письма сейчас находятся в Государственном архиве Российской Федерации и частично опубликованы), это - откровенные письма двух любящих людей. С обычными нежностями и разными словами. Но проблема заключалась в том, что один из пары любящих людей был императором великой державы и на момент написания им писем женат на императрице Марии Александровне. Понятно, что публикация даже небольших отрывков из этих писем привела бы тогда к колоссальному скандалу.
В результате принятие решений в некрасивой и скандальной истории перешло на «самый верх». 22 апреля 1910 г. светлейшая княгиня Е.М. Юрьевская «была принята Его Величеством Государем Императором и Ея Величеством Государыней Императрицей Александрой Федоровной»663. После чего над имуществом княгини (в 1881 г. она имела более 3 000 000 руб., приличную недвижимость и огромную ежегодную выплату из средств Кабинета) учреждается опека Кабинета. В документах указывалось, что регулярные денежные выплаты княгине в руки передавать не следует, поскольку «она не в состоянии их удержать… Полагаю, что пенсию следует выдавать помесячно, а не по третям, как выдается теперь 150 000 руб., что составит 12 500 руб. в месяц, чем чаще и дробнее выдачи, тем лучше для людей бесхарактерных». Шталмейстер сенатор В.Н. Охотников664, занимавшийся летом 1910 г. этим делом, намекнул Николаю II, что деньги княгине надо все же дать, поскольку распоряжение Александра II «о трех миллионах» вполне могло быть.
Сенатор Охотников писал В.Б. Фредериксу 27 мая 1910 г.: «Позволяю себе добавить, что в письме Государя Императора Александра II к Сыну выражена просьба быть покровителем его жены и детей, а на третьей странице сказано буквально: «Жене Моей принадлежит капитал, который внесен, пока брак наш не будет объявлен официально, на Мое имя в Государственный банк, причем Я дал ей свидетельство, что капитал этот принадлежит ей. При ее жизни она может располагать им по ее усмотрению, а в случае ее смерти он должен быть разделен поровну между всеми Нашими детьми, оставаясь в Госбанке и приращиваясь процентами и теми взносами, которыми мне можно будет его увеличить "» (курсив мой. - И. 3.).
Поскольку дело было серьезным, то 5 июня 1910 г. Николай II счел нужным лично ознакомиться с текстом завещания Александра II. Видимо, после этого принято решение - деньги Юрьевской дать. По крайней мере в архивном деле имеется расписка Юрьевской о получении ею очередных 200 000 руб.
Но княгине оказалось и этого мало. За многие годы (по крайней мере с начала правления Николая II) она смотрела на Кабинет как на дойную корову и не стеснялась в своих просьбах, густо замешанных на шантаже и угрозах скандалом. Уже в конце августа 1910 г. управляющий Кабинетом генерал С.В. Волков пишет В.Б. Фредериксу, что очень огорчен тем, что «должен вновь Вам писать о княгине Юрьевской, которая на другой день по уплате 200 000 руб. за нее Кабинетом (второй раз в том же году) и 300 000 руб. уделами через Смельского, просит Вас выдать ей 50 000 руб. и 200 000 франков для выкупа ее дачи в Ницце. Кроме того, получена телеграмма о выдаче ей содержания за сентябрь вперед…»665.
В 1912 г. светлейшую княгиню Юрьевскую видел в Ницце, где она жила на собственной вилле, князь Гавриил Константинович: «Это была старушка небольшого роста, с тонким, острым носом и, как мне показалось, мало симпатичная. У нее был неприятный, крикливый голос и вообще она мне не понравилась». Судя по всему, светлейшая княгиня так и «доила» Кабинет, вплоть до 1913 г., пока она окончательно не свернула свои дела в России, продав заложенный-перезаложенный, многострадальный дом на Гагаринский ул., 3."
Я понимаю что тут очень много текста.
Но это очень интересные и малоизвестные факты. Очень хорошо характеризующие ту женщину в чьи сети попался в 1866 году император Александр II.
А я то думаю почему меня тошнит все время от ее Дневников. Ведь я очень люблю читать такие вещи, но от ее дневников и воспоминаний просто тошнит.
И я поняла Александра III и Марию Федоровну, когда они так болезненно воспринимали необходимость общения с ней.
В общем читайте и размышляйте. Кто она была на самом деле эта любовь стареющего мужчины на троне Российской империи.
Этого чтения вам хватит до НГ:):)