«Лукавые цифры» и не-лукавый историк товарищ Советов.
Д.и.н. Михаил Иванович Одинцов, ведущий специалист РГАСПИ, председатель Российской ассоциации исследователей религии (часть статей печатает в сборниках этого общества под говорящим псевдонимом «Советов»).
На конференции по истории позднего сталинизма в Твери я делал доклад по истории политики советского государства по открытию церквей в 1943-1953 гг. Излагался ряд данных и цифр из официальных, докладных записок председателя Совета по делам РПЦ Карпова Сталину за указанный период, ясно показывающие тенденции церковной политики власти за разные периоды в рамках т.н. «нового курса» - все эти сведения показывали ясно, что, при определенных шагах навстречу верующим, сталинская власть (с прямой помощью ее главного «приводного ремня» в этой сфере в виде Совета по делам РПЦ) стремилась минимизировать религиозную активность верующих, резко возросшую в результате войны и положить жесткие пределы т.н. «церковному возрождению». Ярко это проявилось в статистике уменьшения церквей на территории СССР во второй половине 1940-х г. - первой половине 1950-х гг., вызванных разными причинами (отобрание значительной части храмов из открытых в оккупации, закрытие их из-за нехватки священников), при том, что с 1948 г. по воле Сталина открытие в СССР церквей и молитвенных домов всех конфессий было запрещено вовсе (эта тема была подробно освещена в моем докладе).
После того, как мое выступление закончилось, М.И. Одинцов
бросил недовольную реплику: «Это все лукавые цифры на самом деле».
Но что же в них лукавого и что он имеет в виду под «лукавостью», маститый ученый автор не удосужился объяснить собравшимся на заседание секции специалистам. Хотя был теперь обязан выступить в дискуссии (время на это ведущим давалось), уважая негласное правило «сказал «А», - говори «Б»».
Проблема в том, что те же самые «лукавые цифры» из отчетов-записок чиновников Совета по делам РПЦ приводят и другие исследователи проблемы - М.В. Шкаровский, О.Ю. Васильева, Шин дон Хек, написавшая в соавторстве с Одинцовом объемную книгу по истории Совета по делам РПЦ Т.А. Чумаченко, да и сам Одинцов.
Конечно, в этих цифрах могут быть свои погрешности, вызванные недостатками учета церквей аппаратами уполномоченных Совета на местах, неполнотой поступивших сведений по некоторым регионам. Но, взятые в целом, тенденции они отражают правильно. И данные записок Карпова Сталину за разные годы вполне корреспондируют друг с другом. Что хотел сказать Одинцов, - что церквей после войны при Сталине было на самом деле закрыто значительно меньше, уполномоченные с мест преувеличивали, а чиновники Совета в центре давали ложные картины в своих донесениях Сталину? Но в историографии никаких, доказанных источниками, опровержений официальной статистики сталинского Совета (это касается не только сокращений храмов, прогрессировавших в те годы, но и синхронно сокращавшихся тогда же монастырей, выпускников духовных учебных заведений, воспроизводства священников) не содержится. И, полагаю, что неслучайно.
Теперь немного скажу о докладе самого проф. Одинцова на Тверской конференции по истории позднего сталинизма (5 декабря сего г.). Он открывал работу нашей секции «Конфессии и конфессиональная политика» (руководитель д.и.н. Т.Г. Леонтьева и несколько удивлял широтой заявленной темы - «Вероисповедная политика советского государства в 1943-1953 гг.». Этим как бы предполагалось, что доклад носит некий постановочный характер. Обычно такими названиям соответствуют не кандидатские, а докторские диссертации и обширные монографии. Потому нужна была бы, как представляется, некая конкретизация этой темы, но ее не последовало.
Доклады на научных конференциях предполагают либо новые факты, либо новые осмысления (еще лучше - и то, и другое), но ничего подобного в выступлении Одинцова не было.
У меня сложилось впечатление, что автор искренне не понимал, что такое научная конференция и что такое научный доклад. Ну, посудите сами. Доклад состоял из изложения известных фактов, - по работам того же М.И. Одинцова, Т.А. Чумаченко и других. Ничего фактологически и научно нового в докладе Одинцова не было. А вот странного и спорного - довольно. (Но то же самое - в его прежних работах).
Автор рассказывал о том, что война мобилизовывала также патриотические, духовные ресурсы. Отсюда поворот к Церкви, - открытие храмов, разрешение много в конфессиональной области. И т.д. Основная работа по исполнению нового курса легла на В.М. Молотова, но не только на него. Председатель Совета по делам РПЦ чекист Г.Г. Карпов и другие работали. Все, что мы знаем положительного, сделано по запискам Карпова. Одинцов хвалил взахлеб чекиста Карпова - очевидно, что незаслуженно, ибо документы показывают, что и плохое в 1940-е гг. тоже по его запискам того же Карпова делалось (об этом историк умалчивает). Умалчивалось, что Карпов был, прежде всего, послушным исполнителем воли диктатора Сталина, хотя в рамках ему дозволенного мог быть инициативен. Одинцов откровенно и явно идеализирует его личность и деятельность. Карпов для него тот, кого «нельзя мазать». Вообще Карпов у Одинцова - почти что церковный деятель, все плохое исходило от партии (не от Сталина!), от партийного аппарата. Обмолвился Одинцов и о мотивах такой «процерковной» деятельности Карпова. Слушатели узнали от него, что чекист Карпов, которого уличали в 1950-е гг. в применении пыток в годы террора 1937-1938 гг., был абсолютно бекорыстен и бескарьерен всю жизнь (!) и был убежден: "у человека должна быть свобода" (!!!). Думаю, нефундированно это было у докладчика. Затем тов. Советов хвалил чекиста Полянского (меньше) - за его деятельность в Совете по делам религиозных культов. Хвалил деятельность двух этих Советов, - выходило, что ничего, кроме радужных красок, в их трудах не было. Боролись за интересы церквей и религий, не щадя живота своего. Могли быть, конечно, отклонения отдельных уполномоченных - исполнителей на местах (по причине их атеистических предрассудков, неполной сознательности), но, конечно, не начальства в Москве.
Время «нового курса» 1943-53 гг. Одинцов характеризует, как якобы цельный, благотворный период. По его представлению, позитивный импульс 1943 г. (встреча митрополитов со Сталиным) все время сохранялся (как быть с фактами ужесточения же сталинской церковной политики с 1948 г., которые доложил на той же секции и Ваш покорный слуга, - при том оставалось непонятно). Сам же Одинцов сказал и о фактах притеснений церкви и религии с 1948 г. - уже после того, как сделал вывод о благотворном периоде. Объяснение у него нашлось: это искривления антирелигиозных партократов, а «процерковный» чекист Г.Г. Карпов якобы боролся за открытие церквей. «Настойчивость граничила с безрассудностью», "настаивал, убеждал", - именно такие слова употребил докладчик. Но полагаю все же, что это домыслы автора. Карпов, известным мне его докладным запискам Сталину, осторожно предлагал церкви где-то открыть, но не более того. Когда я задал вопрос Михаилу Ивановичу уже после его выступления, справедливо ли в этом случае определение «настойчивой борьбы»? - то мой вопрос позвучал риторически. Справедливо, и всё тут.
Показателен спор на заседании нашей секции М.И. Одинцова с историком П.М. Поляном, известным специалистом по сталинским депортациям.
Тема выступления Павла Марковича была: «Наказанные за веру: конфессиональные депортации 1951-1952 гг. (новые материалы)». Рассказ был о сектах «крестиков», «молчальников» и «федоровцев» с привлечением лагерных воспоминаний. И вот в числе прочего Полян говорил о том, что Совет по делам культов с помощью своего аппарата, чиновников инициировал эти депортации, обращался в карательные органы с соответствующими предложениями.
После доклада Поляна произошла небольшая перепалка. Одинцов, возражая П.М. Поляну, настаивал: совет по делам культов нельзя представлять инициатором преследования религиозных сект «Этого не было". Полян - "Как же не было? Когда было". Одинцов - «но это были единичные случаи» (то есть для благодетельного Совета по делам культов не характерные). У Одинцова явно просматривалась защита чести мундира. (Он бывший работник Совета по делам религий, а потом перешел в историки). В основе выступления в дискуссии его главный посыл (с эмоциями): "Не трогайте моих и хороших!". Полян, отвечая Одинцову, сказал буквально следующее: "Вам нужно привыкнуть в мысли, что та контора, в которой вы работали, не такая розовая и пушистая, как представляется вам".
У Одинцова есть несомненные заслуги в публикации многих ценных исторических материалов, но… есть и немалое «но». Бывший чиновник Совета по делам религий, он когда-то «пошел» в историки. Получил, как номенклатурный историк-монополист, преимущественный доступ ко многим архивным материалам, хорошие ресурсы для карьеры. А постоянная защита «чести мундира» любимой организации, воспевание ее деятелей и деятельности, наложила свою печать на многие его работы. Что видно и до сих пор.
Апологетика искажает историю.