«На границе Руанды и Конго, у города Гомо
Вспоминаю заветы, данные дома».
Каждые пять минут из Гомо улетают самолеты, а мы стоим на конголезской границе и получаем визы.
- У них, наверное, эвакуация, - сказал Семен, - не хватает только машин ООН, выезжающих из страны.
Давясь от смеха, я показываю на появившиеся джипы с голубыми эмблемами.
- Только сумасшедшие русские едут в Конго, когда нормальные люди из него сваливают.
С волнением перехожу границу. Эта страна в каком-то смысле знаковая для меня. Еще пару лет назад, оправдывая свою поездку в Афганистан, я сказал маме: «Не переживай, зато я никогда не поеду ни в Сомали, ни в Конго». И как только я оказался в восточной Африке, то сразу нарушил оба обещания. Конечно, вместо целого Сомали был сепаратистский Сомалиленд, а вместо огромного Конго будет лишь район города Гомо. Но все же Конго - это Конго. Страна, в которую я очень не хочу, и в которую поэтому так интересно попасть.
Уже 70 дней я пишу эти заметки о восточной Африке, и ни разу у меня не возникало проблем в описании чего-либо необычного. Потому что для жителей России здесь все необычно. В Конго дело обстоит несколько иначе. Оно контрастирует не только с российской действительностью, но и с соседними странами.
Мы въезжали в Конго со стороны Руанды. Да, той самой Руанды, в которой 15 лет назад произошло одно из самых страшных преступлений против человечества в современной истории. Речь идет о геноциде, который устроили Хуту, вырезав в одночасье без видимых серьезных причин около миллиона Тутси. Одна половина страны с потрясающей жестокостью старалась полностью уничтожить другую половину, вырезать всех женщин и детей, чтобы больше никогда не видеть народа Тутси. Это были не расстрелы - патронов не хватало, справлялись мотыгами, дубинами, мачете. В Кигали люди бежали в центральный собор, чтобы укрыться там - я видел фотографии того, что было потом: 11 тысяч трупов гниющих посередине храма. Всего 15 лет назад в Руанде был ад. А сейчас это маленькая уютная страна, чистая, опрятная, с улыбчивыми людьми, которые на вопрос «Вы тутси, или хуту?» сначала поморщатся, а потом ответят «Мы руандийцы».
И вот мы переходим из Руанды в мордор в Конго, и кажется, что мы попали в страну темного властелина. Палит солнце, но ощущение что вокруг кромешная тьма. Город словно соткан из разных оттенков черного: все засыпано вулканическим пеплом, дома и заборы построены из обломков лавы. Над городом возвышается дымящийся вулкан, над которым ночью красное зарево. В 2002 году Гомо почти полностью был уничтожен лавовыми потоками. Сейчас город наводнен ООНовцами, солдатами, медиками без границ, различными миссиями. Кажется, что это одна большая военная база: по раздолбанным, грязным улицам ездят джипы и БТРы, везде колючая проволока, вышки с автоматчиками, плюс еще на границе нас предупредили, что фотографировать здесь строжайше запрещено.
Наши надежды посетить извергающийся сейчас вулкан Нйемурагиру, или лавовое озеро в вулкане Нйирагонго не оправдались. Район сейчас закрыт для туристов, и даже Стасе не удалось уговорить начальников дать разрешение, а гидов - провести нас тайными тропами. Все говорят, что там прячутся какие-то бандиты, а местным властям совсем не хочется получить пару застреленных иностранных туристов. Тем более, как мы прочитали в Интернете, еще пару дней назад была перестрелка в этом районе, на границе с Угандой.
Сразу появился запасной вариант - вместо вулканов заехать в деревню к пигмеям. Я немного опасался, что там так же, как и у масаев, будет шоу для туристов. Но мы купили 20 кг соли, подарок вождю, и поехали.
По дороге остановились у зеленого озера в кратере древнего вулкана. От него шли дети с канистрами воды, я попытался их сфотографировать, но они в ужасе разбегались от камеры. Старшие прикрывали младших, и тащили их в укрытие, словно я направлял на них не объектив, а дуло автомата.
Вот показалась и деревня - разбросанные по поляне низенькие шалашики, обтянутые поверх полиэтиленом с эмблемами UNHCR. Люди довольно высокие для пигмеев - почти 1,5 метра ростом. Но все равно воспринимаются как дети. Постепенно вокруг нас собираются толпа: стоишь посередине, гордо смотришь поверх голов. Я решил улизнуть из центра внимания, оставив ребят разговаривать с аборигенами, чтобы незаметно фотографировать все со стороны. Но пигмеи и так особо на меня не отвлекались, они были больше увлечены беседой друг с другом, тем более такой повод - белые приехали.
С их стороны слышится смех и шутки, им явно весело. Откуда-то приносят большие желтые канистры из под воды и начинают барабанить нехитрый, но зажигательный ритм. Постепенно вся деревня стекается к барабанщикам, окружив их плотным кольцом: дети и старики, низенькие мужики со сморщенными, словно сжатыми лицами, женщины с грудными детьми за спиной. Мы оказываемся где-то сбоку и больше не интересуем пигмеев. Все правильно - посмотреть на белых интересно немногим, а вот потанцевать и побарабанить хотят все. Люди забегают в круг, прыгают, приседают, вращаются вокруг себя, топают ногами, вскрикивают в такт - никакой показухи, отрываются по полной для себя. Мы кое-как протискиваемся между людьми, чтобы видеть происходящее: низенькая бабуля лихо отплясывает какой-то дикий танец. Она настолько зажигательна, что хочется нафиг выбросить камеру и пуститься за ней. Видимо не я один ощутил такое желание, так как скоро становится тесно от прыгающих и кричащих людей.
Провожали нас уже всей деревней, улыбались, махали руками. Раздали соль, я отдал им пару упаковок печенья, наш обед, и жалел, что мы не привезли им чего-нибудь еще. Мы сели в машину, и прощаясь с пигмеями, как с родными, поехали обратно в сторону границы.
Впервые за эту поездку, в стране, в которой пробыл совсем не долго, я ощутил настоящие африканские контрасты. В одни сутки в Конго уместились, сконцентрировались и перемешались впечатления, которых хватило бы на год: Мрачная аура разрушения, опасности, грязные улицы, пепел, застывшая лава, у каждого встречного вид, как у бывалого головореза, пигмеи, танцующие и улыбающиеся посреди своей дичайшей бедности, ночью огненное зарево над вулканом, убегающие дети, непроходимая тупость и потрясающая догадливость местных. Страна, про которую я думал, когда уезжал из нее: «Когда через N лет весь мир мне наскучит своей упорядоченностью и одинаковостью, я вернусь в Конго, пойду по непроходимым дорогам пешком, поплыву по реке на пироге, отправлюсь в путешествие без начала и конца, чтобы снова ощутить этот первобытный хаос».
деревянный велосипед используется как грузовой транспорт в городах. Вроде бы все нормально, пока не дойдет: Блин, он же сделан из дерева!