Игорь Павлович - рутина
Начало в:
http://humorable.livejournal.com/39194.html
http://humorable.livejournal.com/39979.html
Игорь Павлович учился в Петербурге у профессора Браудо. Пoтом что-то произошло - по-моему, какая-то травма руки, после которoй он перевелся в Казань и закончил теоретическое отделение.
Думаю, перевод в Казань был для него очень болезненным. Я не помню особых рассказов о том периоде, за исключениeм эпиграмм, написанных им на некоторых преподавателей-выдвиженцев.
ИП выyчил английский самостоятельно, по карточкам - так по крайней мере он объяснял мне.
В Кишиневе было совсем немного знатоков английского. Как и любого другого, кроме французского, румынского и идиша.
Румынский - понятно, почему. Французский - поскольку много еще оставалось голубоголовых изящных дам, учившихся во французских гимназиях до войны. Ну, а идиш....Это как румынский.
Пока я писала, мне пришло в голову, что те самые дамы и были единственными носителями трех этих языков одновременно.
А английский - был Виктор Семенович, о котором я писала.Был знаменитый Король, у которого умудрилась уже в Израиле поучиться моя тетя...Был профессор Котляров, поживший в Бельгии и Великобритании - инопланетянин. И Л.З. Зайченко, потрясающая "англичанка", встречавшаяся с американским профессором и потому ставшая навеки невыездной..
.И- ИП.
Он долгое время пытался заставить меня заговорить, я жутко стеснялась несколько лет.Как для меня было мучительно вылезти из этого ступора стыда, говорит тот факт, что я до сих пор помню мои первые слова, обращенные к нему.
-See you on Monday, - выдавила я, прощаясь с ним на автобусной остановке. А он просиял и похвалил меня.
Как мои дети болтают по-английски, не сомневаясь в правильности построенноего предложения? Заменяя неизвестное слово дурацким синонимом?
В девять лет меня приняли в ту семилетку, где ИП преподавал. Я ездила три-четыре раза в неделю далеко-далеко, в набитом звтобусе, которого приходилось ждать по полчаса. Моя нотная папка царапала колготки девушкам. Одна мне честно сказала:если порвала мне новые колготки, - убью.
От страха я, как танк, протиснулась на переднюю площадку.
Сколько связано у меня с этим автобусом, которым я ездила пять лет...
Вначале бабушка Женя меня сажала, а бабушка Роза встречала в конечном пункте.
Она ласково кивала мне и начинала расспрашивать.
Поскольку она была глуха к тому времени, я кричала ей ответы в самое ухо. бабушка Роза кивала, не переставая улыбаться, в знак того, что слышала, поняла. В руках у нее были авоськи со свертками. Я уже знала, что там: пирожные корзиночки, трубочки, иногда безе, или взбитые сливки на песочной основе, посыпанные арахисом. Эти пирожные я поедала в закутке возле доски объявлений. мне было неудобно,потому что на меня смотрели, но пересилить себя я еще не могла.
Чего только я не узнала в этом автобусе! И об извращенцах, которые терлись об меня или пытались облапать, и о том, как разговаривают между собой влюбленные, и как горят у них глаза, и о женщинах, пристально рассматривающих друг друга: какая у кого сумочка,и какие сапоги...А потом, не умея превозмочь себя, спрашивают: женщина,я извиняюсь, у кого вы стриглись ? И о веселых пьянчугах, счастливых и желающих всех полюбить.
Как-то раз автобус так и не пришел. Бабушка женя запихнула меня к какому-то частнику. Села еще женщина с ребенком, и бабYшка попросила ее присматривать за мной.
Водитель разговорился с пассажиркой: безобразие, люди на морозе ждут транспорта,в магазинах очереди, а ИМ наплевать...Вот если бы Ленин был жив, он бы им показал!
Водитель так раздухарился, что даже не взял мой рубль, сказал: да не нужно мне твоих денег!
Школа стояла на пригорке, вид у нее был жутковатый: избушка. Старое-престарое, обваливающееся одноэтажное здание. Звукоизоляция осуществлялась путем обивки дверей. Пока я доходила до своего класса номер двадцать пять ( всего их было, по-моему,двадцать шесть) я слушала, что кто играет. Иногда везло - девушка Нина, студентка консерватории и подрабатывавшая "иллюстратором" на уроках муз.литературы ( муз-ры) разучивала "Экспромт-фантазию".
ИП всегда играл, когда был перерыв между учениками.У него была привычка мычать как-то так в такт во время игры.
Он меня научил тому, что если человек играет, к нему нельзя обращаться с вопросами, беспокоить, мешать - нельзя перебивать!
-Если ты слышишь за дверью, что кто-то играет, не стучи, подожди, пока музыкант не остановится.
Затем открой дверь и попроси разрешения войти.
Почему мои дети никак не могут этого понять, сколько бы раз я ни повторяла! Шепотом, проходя как бы случайно, вздыхая, они все равно вынуждaют меня остановиться, наорать на них, выслушать наивное, на голубом глазу прощение и швырнуть в них желаемое.
С годами я научилась понимать мычание ИП: чем оно было равномернее и спокойнее, тем, значит, лучше я играла.
В случае недовольства ИП прерывался и замолкал. Если недовольство проходило, он снова начинал "зудеть". Когда же категорически не устраивало его слушаемое, он гнетуще молчал, я начинала паниковать и барахтаться.
Eсли эмоционально я выруливала, выстраивала хоть-какую, но целостную мысль, ИП еще как-то примирялся с техническими несовершенствами. Но коль это было убого с точки зрения мысли, он застывал. Глаза наполнялись болью, словно он потерял близкое существо. Он обращался ко мне полным именем: Александра. Это было в его устах сильнейшей степенью гнева.
-О, Александра! - взывал он как древнегреческий герой.
Я же про всех акселерациях была ребенком. Как-то. возвращаясь с репетиции в зале, где я получила по полной, вместе с Димой, также занимавшегося у отца, я громко веселилась вместе с ним на заднем сиденье автобуса, пpыгавшего по ухабам.
Прощаясь, ИП сказал: как ты могла так себя вести после того, что было! Я не ожидал такой несерьезности.
Сейчас я улыбаюсь, поскольку знаю, что в одной из историй о том же Tосканини рассказывается , как он пришел домой после неудачного, по его мнению, концерта и с горечью сказал своим домочадцам: после того, что случилось, вы еще и ужинаете?
На репетициях в зале ИП метался среди стульев, в моменты восторга одним прыжком запрыгивал на сцену, как Фанфан-Тюльпан.
Шапки долой, друзья! - кричал он глуховато, как его любимый давидсбюндлер Флорестан.
остановка , чтобы дух перевести
http://humorable.livejournal.com/39194.html
http://humorable.livejournal.com/39979.html
Игорь Павлович учился в Петербурге у профессора Браудо. Пoтом что-то произошло - по-моему, какая-то травма руки, после которoй он перевелся в Казань и закончил теоретическое отделение.
Думаю, перевод в Казань был для него очень болезненным. Я не помню особых рассказов о том периоде, за исключениeм эпиграмм, написанных им на некоторых преподавателей-выдвиженцев.
ИП выyчил английский самостоятельно, по карточкам - так по крайней мере он объяснял мне.
В Кишиневе было совсем немного знатоков английского. Как и любого другого, кроме французского, румынского и идиша.
Румынский - понятно, почему. Французский - поскольку много еще оставалось голубоголовых изящных дам, учившихся во французских гимназиях до войны. Ну, а идиш....Это как румынский.
Пока я писала, мне пришло в голову, что те самые дамы и были единственными носителями трех этих языков одновременно.
А английский - был Виктор Семенович, о котором я писала.Был знаменитый Король, у которого умудрилась уже в Израиле поучиться моя тетя...Был профессор Котляров, поживший в Бельгии и Великобритании - инопланетянин. И Л.З. Зайченко, потрясающая "англичанка", встречавшаяся с американским профессором и потому ставшая навеки невыездной..
.И- ИП.
Он долгое время пытался заставить меня заговорить, я жутко стеснялась несколько лет.Как для меня было мучительно вылезти из этого ступора стыда, говорит тот факт, что я до сих пор помню мои первые слова, обращенные к нему.
-See you on Monday, - выдавила я, прощаясь с ним на автобусной остановке. А он просиял и похвалил меня.
Как мои дети болтают по-английски, не сомневаясь в правильности построенноего предложения? Заменяя неизвестное слово дурацким синонимом?
В девять лет меня приняли в ту семилетку, где ИП преподавал. Я ездила три-четыре раза в неделю далеко-далеко, в набитом звтобусе, которого приходилось ждать по полчаса. Моя нотная папка царапала колготки девушкам. Одна мне честно сказала:если порвала мне новые колготки, - убью.
От страха я, как танк, протиснулась на переднюю площадку.
Сколько связано у меня с этим автобусом, которым я ездила пять лет...
Вначале бабушка Женя меня сажала, а бабушка Роза встречала в конечном пункте.
Она ласково кивала мне и начинала расспрашивать.
Поскольку она была глуха к тому времени, я кричала ей ответы в самое ухо. бабушка Роза кивала, не переставая улыбаться, в знак того, что слышала, поняла. В руках у нее были авоськи со свертками. Я уже знала, что там: пирожные корзиночки, трубочки, иногда безе, или взбитые сливки на песочной основе, посыпанные арахисом. Эти пирожные я поедала в закутке возле доски объявлений. мне было неудобно,потому что на меня смотрели, но пересилить себя я еще не могла.
Чего только я не узнала в этом автобусе! И об извращенцах, которые терлись об меня или пытались облапать, и о том, как разговаривают между собой влюбленные, и как горят у них глаза, и о женщинах, пристально рассматривающих друг друга: какая у кого сумочка,и какие сапоги...А потом, не умея превозмочь себя, спрашивают: женщина,я извиняюсь, у кого вы стриглись ? И о веселых пьянчугах, счастливых и желающих всех полюбить.
Как-то раз автобус так и не пришел. Бабушка женя запихнула меня к какому-то частнику. Села еще женщина с ребенком, и бабYшка попросила ее присматривать за мной.
Водитель разговорился с пассажиркой: безобразие, люди на морозе ждут транспорта,в магазинах очереди, а ИМ наплевать...Вот если бы Ленин был жив, он бы им показал!
Водитель так раздухарился, что даже не взял мой рубль, сказал: да не нужно мне твоих денег!
Школа стояла на пригорке, вид у нее был жутковатый: избушка. Старое-престарое, обваливающееся одноэтажное здание. Звукоизоляция осуществлялась путем обивки дверей. Пока я доходила до своего класса номер двадцать пять ( всего их было, по-моему,двадцать шесть) я слушала, что кто играет. Иногда везло - девушка Нина, студентка консерватории и подрабатывавшая "иллюстратором" на уроках муз.литературы ( муз-ры) разучивала "Экспромт-фантазию".
ИП всегда играл, когда был перерыв между учениками.У него была привычка мычать как-то так в такт во время игры.
Он меня научил тому, что если человек играет, к нему нельзя обращаться с вопросами, беспокоить, мешать - нельзя перебивать!
-Если ты слышишь за дверью, что кто-то играет, не стучи, подожди, пока музыкант не остановится.
Затем открой дверь и попроси разрешения войти.
Почему мои дети никак не могут этого понять, сколько бы раз я ни повторяла! Шепотом, проходя как бы случайно, вздыхая, они все равно вынуждaют меня остановиться, наорать на них, выслушать наивное, на голубом глазу прощение и швырнуть в них желаемое.
С годами я научилась понимать мычание ИП: чем оно было равномернее и спокойнее, тем, значит, лучше я играла.
В случае недовольства ИП прерывался и замолкал. Если недовольство проходило, он снова начинал "зудеть". Когда же категорически не устраивало его слушаемое, он гнетуще молчал, я начинала паниковать и барахтаться.
Eсли эмоционально я выруливала, выстраивала хоть-какую, но целостную мысль, ИП еще как-то примирялся с техническими несовершенствами. Но коль это было убого с точки зрения мысли, он застывал. Глаза наполнялись болью, словно он потерял близкое существо. Он обращался ко мне полным именем: Александра. Это было в его устах сильнейшей степенью гнева.
-О, Александра! - взывал он как древнегреческий герой.
Я же про всех акселерациях была ребенком. Как-то. возвращаясь с репетиции в зале, где я получила по полной, вместе с Димой, также занимавшегося у отца, я громко веселилась вместе с ним на заднем сиденье автобуса, пpыгавшего по ухабам.
Прощаясь, ИП сказал: как ты могла так себя вести после того, что было! Я не ожидал такой несерьезности.
Сейчас я улыбаюсь, поскольку знаю, что в одной из историй о том же Tосканини рассказывается , как он пришел домой после неудачного, по его мнению, концерта и с горечью сказал своим домочадцам: после того, что случилось, вы еще и ужинаете?
На репетициях в зале ИП метался среди стульев, в моменты восторга одним прыжком запрыгивал на сцену, как Фанфан-Тюльпан.
Шапки долой, друзья! - кричал он глуховато, как его любимый давидсбюндлер Флорестан.
остановка , чтобы дух перевести