Divine Macro
В начале экономика состояла из одних потребителей, государство же не потребляло и даже не инвестировало почти. И был Кейнс, и был пиздец в мировой экономике, год 1929. И увидел Кейнс, что это нехорошо, и повелел Кейнс государству произвести единицу. И стало так.
«Кто здесь?» - удивились потребители, увидев свалившийся невесть откуда плюсадын к ВВП, ибо привыкли потребители, что они были одни. И потребили потребители свою норму потребления от единицы, а остальное коварно захомячили в копилку, как и предрекал великий Кейнс. И прирос ВВП еще на норму потребления, то есть на величину положительную, но меньшую единицы.
«Бесовщина, билят!» - подумали потребители, увидев вновь подросший ВВП, и потребили норму потребления от нормы потребления. И увидел Кейнс, что это уже лучше, и оставил экономику в покое до поры.
По истечении же сроков, когда последний член бесконечной геометрической прогрессии сравнялся с нулем, и сошелся ряд по признаку Даламбера, безработные, повинуясь воле Кейнсовой, исчислили на счетах сумму бесконечной геометрической прогрессии и представили сумму своему благодетелю. И равнялась та сумма единице, на норму сбережения поделенной, и была она много больше той единицы, которую в начале повелел произвести Кейнс. «Абанамат!» - возгласил Кейнс и нарек эту сумму мультипликатором. И настала тогда абанамат, потому что началась война.
Рядом же бились в конвульсиях когнитивного диссонанса экономисты-неоклассики, микроэкономистами с тех пор презрительно называемые. «Нет, не бывает такого! - вопияли они к небесам, непотребно ругаясь. - Рост госрасходов росту налогов должен быть равен всегда, а потому потребители потребить то, что создано Кейнсом, не смогут. Более даже того: инвестиции тут же уменьшат они, рост госрасходов увидев, и рост ВВП остановят. Боги, откуда он взял единицу, о боги?!» И наречен был этот взгляд treasury view, и изгнан был на мороз.
И предположил тогда юноша Фридман, что Кейнс единицу нарисовал, и назвал его Кейнс монетаристом, потому что был Кейнс ужасно вежливым. Но приступили тогда к Кейнсу лохи с вопросами каверзными, и паки вопрошали его, откуда он взял единицу. «Из будущего», - ответил наконец Кейнс, прежде чем покинул земную юдоль, и благословил перед тем золотой стандарт, ибо не хуй.
После смерти же Кейнса возрадовались неоклассики и монетаристы и, страх перед единицей Кейнса забыв, развратились. И объявили они экономический рост следствием технологического прогресса, а спад бесстыдно считали технологическим регрессом. И молились одни Фридману, другие Хайеку, а большинство молилось памятнику Рикардо, ибо Рикардо был единственным, кто на бирже бабло молотил и знал потому, что взятое в долг неизбежно придется отдать. И объявляли поклонники Рикардо, что из будущего единицу взять нельзя просто так, и потому потреблять ее люди не станут, ибо от перекладывания денег из кармана в карман никто еще не становился богаче. И назвали сей закон рикардианской эквивалентностью, и тестировали его, мультипликаторы исчисляя. И получались мультипликаторы то нулевые, а то меньшие единицы, из чего следовало, что рикардианская эквивалентность нарушается несильно, а крокодилы если и летают, то низэнько-низэнько.
По истечении же сроков, в лето от Рождества Христова две тысячи восьмое, а от Рождества Кейнсова сто двадцать пятое, снова случился пиздец. И въехал в Нобелевский комитет Пол Кругман на белом коне, и дана была ему колонка в Нью-Йорк Таймс, чтобы травить всех несогласных с ним. И пообещал Кругман потребителям Кейнсову единицу, единую, предвечную и безначальную, а потому рикардианской эквивалентности неподвластную. «Дайте две!» - попросили потребители, но молчание им было ответом.
«Кто здесь?» - удивились потребители, увидев свалившийся невесть откуда плюсадын к ВВП, ибо привыкли потребители, что они были одни. И потребили потребители свою норму потребления от единицы, а остальное коварно захомячили в копилку, как и предрекал великий Кейнс. И прирос ВВП еще на норму потребления, то есть на величину положительную, но меньшую единицы.
«Бесовщина, билят!» - подумали потребители, увидев вновь подросший ВВП, и потребили норму потребления от нормы потребления. И увидел Кейнс, что это уже лучше, и оставил экономику в покое до поры.
По истечении же сроков, когда последний член бесконечной геометрической прогрессии сравнялся с нулем, и сошелся ряд по признаку Даламбера, безработные, повинуясь воле Кейнсовой, исчислили на счетах сумму бесконечной геометрической прогрессии и представили сумму своему благодетелю. И равнялась та сумма единице, на норму сбережения поделенной, и была она много больше той единицы, которую в начале повелел произвести Кейнс. «Абанамат!» - возгласил Кейнс и нарек эту сумму мультипликатором. И настала тогда абанамат, потому что началась война.
Рядом же бились в конвульсиях когнитивного диссонанса экономисты-неоклассики, микроэкономистами с тех пор презрительно называемые. «Нет, не бывает такого! - вопияли они к небесам, непотребно ругаясь. - Рост госрасходов росту налогов должен быть равен всегда, а потому потребители потребить то, что создано Кейнсом, не смогут. Более даже того: инвестиции тут же уменьшат они, рост госрасходов увидев, и рост ВВП остановят. Боги, откуда он взял единицу, о боги?!» И наречен был этот взгляд treasury view, и изгнан был на мороз.
И предположил тогда юноша Фридман, что Кейнс единицу нарисовал, и назвал его Кейнс монетаристом, потому что был Кейнс ужасно вежливым. Но приступили тогда к Кейнсу лохи с вопросами каверзными, и паки вопрошали его, откуда он взял единицу. «Из будущего», - ответил наконец Кейнс, прежде чем покинул земную юдоль, и благословил перед тем золотой стандарт, ибо не хуй.
После смерти же Кейнса возрадовались неоклассики и монетаристы и, страх перед единицей Кейнса забыв, развратились. И объявили они экономический рост следствием технологического прогресса, а спад бесстыдно считали технологическим регрессом. И молились одни Фридману, другие Хайеку, а большинство молилось памятнику Рикардо, ибо Рикардо был единственным, кто на бирже бабло молотил и знал потому, что взятое в долг неизбежно придется отдать. И объявляли поклонники Рикардо, что из будущего единицу взять нельзя просто так, и потому потреблять ее люди не станут, ибо от перекладывания денег из кармана в карман никто еще не становился богаче. И назвали сей закон рикардианской эквивалентностью, и тестировали его, мультипликаторы исчисляя. И получались мультипликаторы то нулевые, а то меньшие единицы, из чего следовало, что рикардианская эквивалентность нарушается несильно, а крокодилы если и летают, то низэнько-низэнько.
По истечении же сроков, в лето от Рождества Христова две тысячи восьмое, а от Рождества Кейнсова сто двадцать пятое, снова случился пиздец. И въехал в Нобелевский комитет Пол Кругман на белом коне, и дана была ему колонка в Нью-Йорк Таймс, чтобы травить всех несогласных с ним. И пообещал Кругман потребителям Кейнсову единицу, единую, предвечную и безначальную, а потому рикардианской эквивалентности неподвластную. «Дайте две!» - попросили потребители, но молчание им было ответом.