Поль Валери (1871 - 1945), предисловие к "Персидским письмам" Монтескье (1930)

[hojja_nusreddin]

Восхитительный сборник "Персидских писем" повер­гает скорее в раздумья, нежели в грезы.
Возможно, стоит углубить размышления, к которым подталкивает нас Монтескье, и поискать в них ис­тинный смысл его фантазии.
Я хочу поразмыслить всерьез.

А. Всякое общество восходит от дикости к порядку
- поскольку варварство есть эра реальности, факта и хаоса
- то эра порядка дол­жна представлять собой, напротив, - виртуальное царство фикций,
- ибо нет такой силы, которая могла бы утвердить порядок исключи­тельно на физическом принуждении одних индивидов другими
- то не­обходимы для этого силы "духовные", т.е. фиктивные

Б. Порядок требует, следственно, действенного присутствия вещей отсутствующих и проистекает из уравнове­шения инстинктов - идеалами
- oбразуется некая виртуальная или условная система
- устанавливающая между людьми воображаемые связи и преграды,
- эффекты которых, однако, вполне реальны
- и для людского сооб­щества - существенно необходимы

Появляются небывалые в природе виртуальные понятия:
- "священного", "праведного", "законного", "достойного", "похваль­ного", а также их антонимы
- которые постепенно вырисовываются в умах и кристаллизуются

Появляются один за другим и небывалые в природе реальные объекты:
- Храм, Трон, Суд, Тюрьма, Эшафот, Трибуна и Театр
- эти монументы общества и своего рода геодезические сигнализаторы порядка

Сама Вечность разбивается на интервалы и становится Временем
- появляются групповые ритуалы: жертвоприношения, собра­ния, зрелища, фиксируются общественные часы и даты
- эти ритуалы, нормы и обычаи дрессируют челове­ческих животных, обуздывают или умеряют их стихий­ные порывы
- вспышки их свирепых и безудержных ин­стинктов становятся понемногу всё более редкостными и пу­стячными

Но целостность общественного спектакля держится исключительно си­лою внушённых людям образов и слов
- порядок требует, чтобы тот, кто готов заслужить виселицу,
- мысленно понимал её справедливость и неизбежность,
- готовясь к ней сам и заранее
- если же он не слишком доверяет этой угрозе,
- то всё общество становится нестабильным и в ско­ром времени рушится

В. Царство виртуального общественного порядка - каковое есть царство символов и знаков,
- неизбежно приходит к почти всеобщему отказу от насилия и разо­ружению индивидуумов
- которое начинается с отказа от ору­жия зримого, мало-помалу завоевывая умы и сердца людей
- мечи укорачи­ваются и исчезают, характеры выравниваются
- так незаметно уходит в прошлое варварская эпоха...
- в которой господство­вали: факт, сила, меч и НАСТОЯЩЕЕ

На смену безрассудному, эмоциональному варварству приходят:
- разумные предвидения и традиции - ожидания БУДУЩЕГО и воспоминания о ПРОШЛОМ
- эти 2 воображаемые противоположные перспективы подчиняют себе и вытесняют НАСТОЯЩЕЕ

Мир общества представляется нам теперь столь же естественным, как сама природа
- хотя держится он иск­лючительно неким чудом.
- Не является ли эта система и впрямь - сво­его рода суммой магических заклинаний,
- которая зиж­дется на письменных знаках, на власти слов, на сдер­живаемых обетах, на действенных образах, на со­блюдаемых обыкновениях и условностях
- т.е. на чистых ФИКЦИЯХ?

Г. Этот мир человеческих отношений видится нам столь же устойчивым, закономерным и самодовлеющим, как мир физический
- будучи всего лишь творением людей, он, как нечто восходящее к "незапамят­ным" временам,
- кажется нам, в силу привычки, не менее сложным и загадочным, нежели мир природы

O смысле oбщепринятых ритуалов:
- снимая шляпу, принося клятву, совершая тысячи других странностей
- большинство из нас знает о смысле и происхождении этих тёмных ритуалов, столь же мало, как и о происхож­дение материи
- к любому натуральному событию - рождению, смерти, акту люб­ви - мы примешивам массу вещей абстрактных и непонятных живущим
- в результате, механизм обще­ства обрастает столькими мутными объяснениями, смутными воспоминаниями и обильными, но ненужными звеньями, что человек теряется в этой паутине
- жизнь всякого организованного народа соткана из бесчисленных нитей, большинство которых теряется во мраке истории, сливаясь лишь там воедино
- они созданы силою древних обстоятельств, которые никогда уже не повторятся
- и никто ныне не может проследить всех их извилистых путей и сцеплений

Д. Когда внешний порядок наконец упрочен, иными словами, когда реальность достаточно загримирована
- и наш внутренний зверь достаточно укрощен
- общество считает возможным допустить и некоторые "свободы" - воли, мысли и слова
- в атмосфере стабильности и порядка, мысль человеческая набирает­ся смелости
- под сенью действующих гарантий права и бла­годаря забвению и помрачению реального смысла происходящего
- воспрянувшие и всколыхнувшиеся недалёкие умы вдруг перестают видеть смысл и логику в традициях общества
- не видя там ничего, кроме бессмысленных запретов и нелепицы
- забвение причин, условий и предпосылок порядка становтся свершившимся фактом

Это вы­ветривание и забвение смысла происходит быстрее и полнее всего именно у тех лиц
- кому этот порядок больше всего служил и покровитель­ствовал

Е. Разум тем меньше связан глубинными тре­бованиями порядка, чем точнее они исполнялись
- дабы позволить себе о них не думать, он опьяняется своим относительным привольем
- тешится блеском своей премуд­рости и своими чистыми спекулятивными комбинациями
- он дерзает теоретизировать, без учета той бесконеч­но сложной системы
- которая и наделила его столь огром­ной независимостью от сущего
- и столь полным равно­душием к первичным потребностям существования
- за видимой сторо­ной вещей, он не различает их сути
- абстракции в эту пору неистовствуют - человек мнит себя неким вольно творящим духом
- повсюду множатся провокационные вопросы, демагогические издевки, бездоказательные доктрины,
- в которых нахо­дят выражение и неограниченно используются возмож­ности публичного слова, оторванного от опыта и ответственности
- на каждом шагу блистает, свирепствует критика "устаревших" идеалов, которые собственно и пре­доставили интеллекту досуг и удобства для этой кри­тики
- между тем инстинкты самосохранения и продолже­ния рода при этом иссякают и извращаются

Ж. Именно так - при посредстве идей, в их нарастаю­щем хаотическом революционном вихре
- проявляется вновь и возрождается фактическое состояние ве­щей - реальность, приносящая новый порядок
- этот возврат от слов к реальности иногда со­вершается на путях, коих нельзя было предусмотреть,
- и человек делается варваром нового типа, силою не­предвиденных последствий своих самых основательных мыслей
- кое-кто в наши дни полагает, что завоевание мира наукой отбрасывает нас вспять - к своего рода варварству
- которое, будучи организованным, деятельным и методичным, тем самым, опас­нее варварства древних эпох
- благодаря превосходству в точности, единообразии и бесконечному превосход­ству в могуществе
- де, мы возвращаемся к древней эре реальности и факта - но факта, проверенного серьёзной наукой, а не личным опытом каждого
- но общества, напротив, покоятся не на фактах, а на "Вещах Смутных"
- во всяком случае, до сих пор они покоились на по­нятиях и субстанциях достаточно непроницаемых
- чтобы мятежная душа никогда не чувствовала себя вполне свободной от мистики
- и страшилась не только того, что ви­дит явно
- как говорил один мудрый афинский тиран: "незримые боги выдуманы, дабы ка­рать незримые преступления"

Eсли общество упразднит все неясное и неразум­ное, дабы вручить себя измеримому и доказуемому, смо­жет ли оно выжить?
- вопрос этот жизненный - и он торопит с ответом
- современная эпоха демонстрирует нам непрерывное возрастание определённости
- но невозможно определить всё нематериальное; и, в каком-то смысле, оно не поспевает за наукой
- поэтому оно неизбежно будет казаться нам, по контрасту, все более тщетным и несущественным

З. Порядок тяготит человека, а хаос заставляет его жаждать явления полиции или смерти
- таковы 2 крайних, му­чительных для человеческой натуры состояния
- человек всегда ищет себе эпоху, приятную во всех отношениях
- где он мог бы пользоваться как максимальной свободой от общества, так и его максимальной поддержкой

И человек находит себе такой умозрительный, духовный рай, как правило, в начале конца предыдущей социальной системы
- где на полпути от порядка к хаосу, и царил этот неуловимый и восхитительный миг
- где гармония прав и обя­занностей приносила человеку все те блага, на какие была способна
- где он только начинал злоупотреблять этими благами, наслаждаясь первыми слабостями павшей системы
- где социальные ин­ституты ещё казались монолитными, могущественными и внушающими уважение
- но хотя казалось, что ничто в них ещё не затронуто тленом
- на самом деле, в них уже не было почти ничего существенного, кроме красивой наружности
- их внутренние достоинства уже были растрачены, а их грядущее было незаметно исчерпано
- их характер уже не был священным в душах большинства людей, а если и оставался где-то священным, то лишь поверхностно
- хула и презрение подтачивали их изнутри и лишали всякой жизненной значимости
- общественный организм мало-помалу терял будущность
- но именно этот период декаданса - пора счастливого упоения и всеобщего пирше­ства

И. Конец политического устройства почти всегда бывает осле­пительным и сладострастным
- знаменуется фейерверком, в котором расточаются все ценности, которые люди до той поры расто­чать не решались
- раскрываются тайны государственные и личные, потаённые мысли, долго скрывавшиеся мечты
- всё содер­жимое разгоряченных и беззаботно отчаянных лично­стей выплескивается наружу и швыряется на потребу толпы
- некое пламя, пока еще лишь феерическое, которое вскорости разгорится в пожар, возносится и пробегает по лику всего сущего
- оно причудливо озаряет вакханалию принципов и основ - устои и наследия рушатся, таинства и сокровища рассеиваются, как дым
- благочестие испа­ряется, и все цепи слабеют в этом кипении жизни и смерти, нарастающем до пределов безумия

К. Если бы Парки предоставили кому-то возмож­ность избрать себе изо всех известных эпох - эпоху по вкусу и прожить в ней всю свою жизнь
- я не сомне­ваюсь, что этот счастливец избрал бы век Монтескье
- я и сам не без слабостей, и я поступил бы точно так же
- Европа была тогда лучшим изо всех возможных миров:
--- власть в ней уживалась с тер­пимостью
--- истина сохраняла известную меру независимости
--- деньги, материя и энергия не правили всем безраздель­но; они еще не воцарились
--- наука была уже тогда достаточно внушительной, а искусства - весьма изящными; и еще оставалось что-то от религии
--- лицемерные Тартюфы, глупые Оргоны, зловещие "Господа", нелепые Альцесты уже были счастливо погребены
--- а Эмилю, Рене, чудовищному Ролла еще только пред­стояло родиться
--- даже улица была тогда сценой хороших манер
--- даже торговцы умели построить изящную фразу,
--- даже откуп­щики, даже девки, даже шпионы и сыщики изъяснялись так, как ныне не может никто
--- даже мытари взимали дань с должной учтивостью

Еще не исследовали всю землю:
- народы ещё жили при­вольно в мире, карта которого не избавилась от огромных пробелов
- в Африке, в Америке, в Океа­нии она зияла белыми пятнами, распалявшими вообра­жение
- дни не были уплотнены и загру­жены, они катились медлительно и вольготно
- расписа­ния не дробили мыслей и не делали смертных рабами тикающего времени и друг друга

Все бранили правительство
- все еще верили, что можно найти нечто лучшее
- но заботы отнюдь не были неимоверными
- существовал целый ряд темпераментных и страст­ных людей, чей интеллект будоражил Европу
- и ополчал­ся с беспечностью на любые предметы, божественные и прочие

Дам волновала НАУКА!
- рождавшиеся дифференциалы и те мизерные твари, будто бы необходимые для люб­ви, которые мечутся под их взглядами в микроскопе
- по­добные феям, эти дамы склонялись над стеклянной и медной колыбелью юного Электричества
- сама поэзия стремилась добиться четкости и изба­виться от нелепиц, что, увы, невозможно, и в итоге, она лишь оскудела

Л. Разум в то время достиг такой гибкости и такой чи­стоты
- что любые нечестия представлялись ему вполне безвредными проявлениями полубожественного изощреннейшего существа
- к которому не пристает ничего плохого, даже самого худшего
- даже откровенное бесстыдство его не порочило
- в людях было столько ума, столько было в них скептицизма и столько влюблен­ности в знание
- что, казалось им, ни самые дерзкие идеи и речи, ни самые рискованные эксперименты не могут их запятнать, принизить или погубить
- они дошли до крайней искусственности: открыв естество, они вздумали притязать на "естественность"
- такие фантазии всегда знаменуют конец спектакля эпохи и послед­нее исчерпание вкуса

M. В таком состоянии это общество знало себя не хуже, а, быть может, и лучше, нежели любое общество в про­шлом
- зеркал у него было достаточно
- оно разглядывало себя в них столь же часто, столь же нежно и столь же безжалостно, как всякое смертное существо
- Монтескье, Дидро, Вольтер и бесчисленные свидетели эпохи рангом по­меньше рисовали ему его обличье и его манеры
- оно видело себя в них более свободным, более дерзостным, более смятенным и более чувственным, нежели на самом деле;
- а порою даже гораздо более несчастливым, чем на самом деле, как показало скорое будущее
- но даже несчастливое, даже агонизирующее, об­щество это не было способно взирать на себя без смеха
- как можно сдержаться при виде себя в зеркале?

H. Ответом на вопрос: "как можно быть персом?" является новый вопрос: "как можно быть тем, что ты есть?"
- последний вопрос, прозвучав в уме, отчуждает нас от самих себя,
- и на какой-то миг нам открывается вся немыслимость нашего состояния
- недоумение перед необходимостью кем-то являться, комичность любого обличья и частного существования,
- разрушительный эф­фект дублирования наших поступков, наших верований, наших личностей выходят наружу в ту же минуту
- все общественное становится гротеском; все человеческое становится слишком человеческим, оборачивается чуда­чеством, слабоумием, автоматизмом, нелепицей

Система условностей, о которой я говорил, становит­ся смехотворной
- чудовищной, невыносимой для взгляда, почти неправдоподобной!
- законы, обычаи, на­ряды, парик, пудра, мушки, шпага, религия, ритуалы - всё кажется дикови­ной, маскарадом, балаганом или музеем...

Но чтобы вызвать этот разлад и это могущественное изумление
- и смех, и, следом, усмешку, которые раздви­гают уста модели, когда она видит свой образ
- есть средство чрезвычайно простое, почти безошибочное и почти всегда эффективное
- большинство авторов, отражавших эпоху в образах, адресуемых ей самой и, в свой черед, - нам, потомкам,
- пользовалось этим средством
- по остроумию и доступности оно не имеет равных, хотя в исполнении требует немалой тон­кости.
- выхватить из одного мира и внезапно погрузить в другой некое умело выбранное существо
- остро чувству­ющее всю безмерность абсурда, для нас неощутимого:
- странность обычаев, курьезность законов, диковинность нравов, эмоций, верований
- все то, с чем мирно ужи­вается масса людей, в гущу которых всесильный бог-сочинитель единым росчерком посылает его жить и не­престанно изумляться
- таков этот литературный при­ем.

Итак, весьма часто в качестве инструмента сатиры выводились то некий чужестранец, путешественник
- то турок, то перс, то индеец, то поли­незиец;
- порою, дабы разнообразить игру и взять точку отсчета на полпути в бесконечность, на эту роль изби­рался инопланетянин:
- обитатель Сатурна, Сириуса, некий Микромегас; порою даже - ангел
- подчас лишь в неведении или в экзотичности этого вымышленного гостя коренилась причина его изумлений
- и черпала силы обостренная впе­чатлительность ко всему, что скрывает от нас привычка
- в иных случаях его наделяли сверхчеловеческой зор­костью, искушенностью или глубиной, которые эта ма­рионетка исподволь обнаруживала вопросами и замеча­ниями неотразимой и лукавой простоты

Вторгнуться к людям, дабы смешать их понятия
- ошеломительно вынудить их дивиться тому, чем они за­няты, о чем думают, что всегда представлялось им не­изменным
- значит дать им почувствовать, посредством притворной или неподдельной наивности
- всю относи­тельность их цивилизации и привычного доверия к установ­ленному Порядку...
- это значит также провозвестить воз­врат к некоему беспорядку
- и даже совершить нечто большее, нежели только провозвестить его

О. Я пока еще ничего не сказал непосредственно о "Персид­ских письмах"
- я лишь попытался обрисовать их эпоху и место, которое они в ней занимают
- oни, впрочем, са­ми достаточно говорят за себя
- nичего более изящного литература не создавала
- смена вкусов, открытие мощ­ных возбудительных средств не властны над этой боже­ственной книгой
- для которой, однако, может оказаться фатальным тот современный возврат к состоянию варварства
- какой подтверждается ныне массой симптомов, вплоть до симптомов литературных

Современное состояние грубой реальности, воскре­шение коего мы все ощущаем
- мало-помалу лишает людей даже уменья читать, я имею в виду, читать в глубину
- ныне встречается всё более личностей, воспринимающих требование да­же ничтожнейшего усилия мысли, как некое оскорбление
- таковы в царстве литературном плоды того всеобщего нарастания легковесности,
- которое бог весть с какого времени составляет жизненный нерв нашего мира
- xарактер ясности, какую мы сооб­щаем произведению, неизбежно и почти непроизвольно соотносится с нашим представлением о вероятном его читателе


Монтескье обращался отнюдь не к тем чита­телям, какими являемся мы
- писал он не для нас, ибо не мог предвидеть, что мы окажемся столь примитив­ными
- он любит эллипсис, и в своих многочисленных максимах он возводит фразу, тщательно связывает ее изнутри
- он рассчитывает на умы изощренные, которые не нам чета
- он предлагает им радости тончайшей мыс­ли и дает им все необходимое, чтобы они могли ею на­слаждаться.

П. Это - необычайно смелая книга
- поразительно, что все неприятности автора ограничились эфемерным опа­сением упустить кресло в Академии;
- впрочем, даже это опасе­ние оказалось всего только легким облачком
- он стяжал и славу, и желанное кресло, и огромный успех у книгопродавцев
- свобода духа в то время была так велика, что эти столь рискованные и столь нашумевшие письма нимало не повредили карьере президента парламента и фи­лософа

Лицемерие является необходимостью таких эпох:
- когда простота поведения является законом
- когда сложность человеческая запретна
- когда ревнивость вла­сти или же узость общепринятых норм навязывают ин­дивидам некую модель
- Модель эта быстро оборачивает­ся личиной.
- лицемерие процветает лишь в те периоды, когда по­ложение вещей настоятельно требует
- чтобы все граж­дане отвечали несложному стереотипу, легкому для по­нимания и, следовательно, для манипулирования.

Но в 1720 году, в промежутке меж 2-х великих эпох, эта необходимость временно пребывала за сценой.

Р. Связать некий фантасмагорический Восток и блиста­ющий наготой своих граней Париж вымышленной перепиской, в кото­рой смешались:
- сераль и салоны, интриги султанов, прихоти танцовщиц и гаремные грезы,
- гебры, папа, муфтии, толки в ко­фейнях, воображаемые конституции и политические наблюдения

значило явить картину ума во всей его живости, когда у него лишь один закон:
- сверкать, отдаваясь все новым метаморфозам и
- демон­стрировать самому себе свою беспромашность, свое про­ворство и свою мощь

Это - сказка, это - комедия, это почти что драма
- и уже льется кровь; но льется она весьма далеко,
- и даже неистовства, даже тайные казни остаются здесь литературными - в меру желаемого.

С. Остановлюсь в заключение на одной немаловажной детали
- Почти во всех произведениях этого красочного и инфернального стиля, созданных в 18-ом веке
- часто и, словно бы в силу закона жанра, появляются представители 2-х весьма различных пород человеческих: иезуи­ты и евнухи
- почему изображались иезуиты понять нетрудно - большинст­во почтенных авторов было обязано им своим превосходным образованием и воспитанием
- и за все их ферулы, за духовную и рито­рическую муштру, они воздавали своим наставникам из­девками и карикатурами
- но кто объяснит мне всех этих литературных евнухов?
- я не сомне­ваюсь, что существует некая тайная и глубокая причи­на почти обязательного присутствия в книгах этих персонажей
- столь мучительно отрешенных от массы вещей и, в из­вестном смысле, от самих себя
___________________________________________________________
http://lit-prosv.niv.ru/lit-prosv/articles-fra/valeri-pol-k-persidskim-pismam.htm

Бонусы:
- Поль Валери, предисловие к "ПЕРСИДСКИМ ПИСЬМАМ": http://hojja-nusreddin.livejournal.com/3694408.html
- Монтескье, "Персидские письма": http://lib.ru/INOOLD/MONTESK/persid.txt
- Монтескье, "Персидское письмо" (о гареме и рае): http://hojja-nusreddin.livejournal.com/2524676.html
- Монтескье, "Персидское письмо" (о психологии царька): http://hojja-nusreddin.livejournal.com/2524594.html