Дэвид С. Фоглесонг, Истоки первого американского крестового похода за «Свободную Россию» - 2
Окончание. К Началу: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/3232149.html
_________________________________________________________________________________
ИЗАБЕЛЬ ХЭПГУД И РУСОФИЛИЯ В АМЕРИКЕ
Свертывание кампании за реформирование России было также обусловлено контр-атаками американских русофилов.
В течение двух десятилетий, с 1885 по 1905 г., когда русская литература, торговля и политика все более занимали умы американцев, образы России стали предметом ожесточенных споров.
Если Кеннан был ведущим сторонником образа России, как ожидающей освобождения страны рабов,
то переводчик и критик Изабель Ф. Хэпгуд была главной защитницей мысли о том, что у русских есть своеобразная прекрасная культура, которую не следует подвергать радикальной трансформации[52].
В конце 80-х годов XIX в., когда Кеннан начал публиковать свои обличения ссыльной системы, Хэпгуд совершила путешествие в Россию, где ее беглая русская речь помогла ей очаровать даже полицейских и чиновников цензурного ведомства.
Основываясь на впечатлениях от поездки из Санкт-Петербурга до Самары, Хэпгуд с 1890 по 1894 г. опубликовала серию статей в популярных американских журналах.
Затем статьи были собраны и образовали основу книги «Поездки по России» (1895), которая удостоилась высоких похвал и закрепила за ее автором статус эксперта по России[53].
Столетием ранее немецкий философ Иоганн Готтфрид фон Гердер писал, что различные культуры проникнуты своим особым духом созидания, так что иностранцы могут понять чужую культуру, только если отбрасывают свои предрассудки и пытаются чувствовать себя представителями этой культуры. В том же ключе и Хэпгуд призвала читателей своей книги увидеть Россию «зрением сердца».
Если Кеннан отстаивал идеалы узкого сегмента вестернизованных российских интеллектуалов, считая их дело делом русского народа, то Хэпгуд, хотя она и имела связи главным образом с культурной и церковной элитой, испытывала духовное родство с тем, что представлялось ей всей Россией.
Позднее, развивая свои мысли, Хэпгуд заявляла, что, по ее мнению, глубокое понимание России требовало не только умения бегло говорить по-русски и знакомств с людьми из разных классов и частей страны, но и «того не поддающегося определению качества проницательности», которое позволяет человеку «постигать ментальные и духовные воззрения народа, который во многих отношениях смотрит на вещи под углом зрения, совершенно отличным от обычной точки зрения западных народов»[54].
Хэпгуд, искренне любившую Россию и чувствовавшую ее сложность, оскорбляли упрощенные картины этой страны, и она упорно работала над тем, чтобы разрушить перегородки, которые пытались возвести Кеннан и другие.
В рецензии на книгу Кеннана «Сибирь и ссылка» Хэпгуд обвинила автора в том, что посредством искусного сокрытия фактов и умолчаний тот представил лишь одну сторону вопроса[55].
В своих последующих статьях и книгах Хэпгуд опровергла выводы Кеннана, утверждая следующее. Образ России как тюрьмы, страны со свирепой цензурой, вездесущими шпионами и императором, который по необходимости отдален от народа и которого надо охранять от гнева угнетенных, - это карикатура[56].
Хотя Хэпгуд сказали, что, ежели она хочет быть популярной в Америке, ей следует «осуждать и фальсифицировать Россию»,
она стремилась завоевать для русских «немного понимания и доброй симпатии», утверждая, в частности, что Россия не так уж сильно отличается от Америки[57].
В то время как Кеннан льстил собиравшимся на его лекции американцам мыслью о том, что образованные русские просто умирают от желания воспринять совершенные институты США, Хэпгуд, осознававшая недостатки собственной страны, хотела, чтобы американцы почерпнули в русской культуре вдохновение, которое помогло бы им возродить США.
Хэпгуд полагала, что американская цивилизация приходит в упадок:
- республиканский идеал исчезает,
- усиливается снобизм,
- старая этика труда выходит из моды,
- выборы коррумпированы взяточничеством,
- «грязные иностранцы» разносят в городах заразу
- короче говоря, США быстро перестают быть тем, чем должна быть республика[58]
Движимая таким видением будущего, Хэпгуд бросила вызов мысли о том, что Америка должна служить сияющим примером для России.
- Хэпгуд доказывала, что вместо того, чтобы хвастливо утверждать, что их цивилизация прогрессивнее и человечнее русской,
- американцам следовало бы просто вспомнить о том, что они живут в «стеклянном доме»,
- что американские тюрьмы жестоки и
- что Америка сталкивается с другими проблемами, достойными почти такого же сожаления, как и условия, которые существуют в России и
- которые в любом случае «вряд ли можно исправить посредством вмешательства извне»[59].
Пока Кеннан и Друзья Русской Свободы воодушевляли аболиционистов, отстаивая либерализацию России, слегка окрашенные расизмом взгляды Хэпгуд о русских крестьянах подкрепляли ее убежденность в том, что Россия не приспособлена для демократии или, по меньшей мере, не готова к ней[60].
В «Поездках по России»[61] Хэпгуд приглашала читателей провести сравнения между потомками русских крепостных и потомками американских рабов.
- Из такого сопоставления Хэпгуд делала вывод о том, что русские крестьяне были столь же непригодны для голосования, как американские негры,
- и что поэтому было бы неподходящим для американцев продвигать демократию в России[62].
- Расовые воззрения Хэпгуд не привели ее к мысли о том, что для предотвращения анархии необходимо суровое автократическое правление.
- Она утверждала, что крестьяне вовсе не являются раболепными людьми, управляемыми железной рукой, и обладают сильным, исполненным достоинства чувством равенства.
- Самое важное - наряду с другими русскими они разделяют религиозную преданность и любовь к царю, и эти чувства создают полумистическое основание национального единства.
- Таким образом, подвергая сомнению распространенные представления о царском гнете, Хэпгуд высказала предположение о том, что в России существует органическая связь народа с царём,
- которая совершенно отлична от социальных уз, действующих в демократической Америке[63].
Хэпгуд любила Россию именно потому, что Россия отличалась от Запада. Например, она с восхищением обнаружила, что колокола Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге звучат с «истинно православной мягкостью, неведомой в Западном мире». С другой стороны, ее огорчало, что русские фабричные работницы красят свои одежды американским фуксином: так «дурные моды» «разрушают прекрасные и практичные национальные одежды»[64].
Все это не превратило Хэпгуд в законченную «ориенталистку»: она не считала, что Россия существенно или извечно отлична от Запада[65]. Вместо того, чтобы романтизировать простую крестьянскую жизнь, она приветствовала планы П.А. Столыпина разрушить неэффективную общинную систему землепользования, а также одобрительно отзывалась о программе стремительной индустриализации, выдвинутой С.Ю. Витте[66].
Акцентируя внимание на умеренности темпов и масштабов перемен в России, Хэпгуд сумела примирить свое восхищение незападными традициями России с одобрением социальных и экономических реформ. В 90-х гг. XIX в., работая рецензентом книг в журнале «The Nation», Хэпгуд неоднократно критиковала «опасно утопические» программы революционеров вроде С.М. Степняка (Кравчинского) и настаивала на том, что «огромную империю невозможно перевести на другой путь за несколько месяцев…»[67]. Отвергая резкую перестройку России по любым иностранным лекалам, она утверждала, что империи надо дать время для начала постепенных перемен, которые сохранят уникальные достижения ее культуры, отчасти объяснимые изоляцией России от Европы в критические периоды истории, в том числе во время Реформации[68].
В то время как агностик Кеннан стал воплощением светского, мирского варианта протестантского крестового похода, принадлежавшая к епископальной церкви Хэпгуд стремилась к достижению общности русского и англосаксонского христианства. Веруя в «близкое родство», почти тождество русской и американской ветвей христианства, Хэпгуд отдавала предпочтение воссоединению церквей и ради этой цели подготовила перевод на английский язык православного молитвенника[69].
Кроме того, Хэпгуд энергично боролась против предрассудков, с которыми американские протестанты относились к православию, считая эти предрассудки чем-то «очень далеким от понимания и симпатии, характерных для всех западных народов». Отвергая представления о недемократичности русской церкви, Хэпгуд обращала особое внимание на участие верующих в церковных песнопениях. Она утверждала, что «отсутствие в русских церквах отгороженных мест для важных персон, арендуемых мест для прихожан или каких бы то ни было сидений приводит к идеальному смешению всех классов». Хэпгуд настаивала на том, что русская церковь заслуживает не презрения, но восхищения: помимо того, что русская церковь «цивилизует и христианизирует Азию», у нее «миллионы христиан староверческого, евангельского толка» в самой России[70]. В отличие от тех, кто возлагал на «византийскую» религию ответственность за отставание России в развитии, Хэпгуд считала православную церковь жизнетворной силой, которая должна сыграть главную роль в здоровом развитии страны. Хэпгуд связывала свои надежды на будущее с разумными реформаторами, отличающимися от революционеров и не порвавшими с национальной церковью[71].
Деятельность Хэпгуд способствовала повороту к отказу от поношения России, который произошел во второй половине 90-х гг. XIX в. Натан Хэскелл Доул, конкурент Хэпгуд в области переводов, похвалил «Поездки по России» как «полное, целительное противоядие от того ядовитого мусора», который распространяли как информацию о России[72]. После публикации своей книги Хэпгуд почувствовала, что тенденция одностороннего осуждения России ослабла[73]. И хотя к моменту испано-американской войны в некоторых периодических изданиях северо-востока США вновь стала подниматься волна пробританских и англофильских порицаний русской агрессии в Азии[74], тенденцию, определяющую отношение американцев к России, отражал поток статей, опровергавших сделанное Кеннаном осуждение ссыльно-каторжной системы. В них подчеркивались отсталость русского крестьянства, милосердный патернализм самодержавия и надежды не на радикальную реформу, а на постепенное развитие[75].
Подобно Хэпгуд, другие видные русофилы вроде сенатора-республиканца А.Бевериджа и профессора геологии Дж.Ф. Райта
- сравнивали русских крестьян с неграми и филиппинцами
- восхищались красотой и глубиной православия,
- хвалили усилия царизма, направленные на модернизацию страны, и
- подчеркивали невозможность в один миг перестроить Россию, страну с многовековой историей, по англосаксонскому образцу[76].
- Таким образом, взгляды русофилов на национальный характер русских, их религиозные верования и политические институты
- были прямо противоположны представлениям участников миссионерского крестового похода.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РОССИИ
Общность взглядов Бевериджа, Райта, Хэпгуд и других русофилов показывает, что, несмотря на бурные изменения в царской империи и возникновение в западных странах движений в поддержку реформирования России, многие характерные для XIX в. представления американцев о России сохранялись и в первые годы ХХ столетия.
Однако в 1903-1905 гг., в период, когда Россию терзали конвульсии погромов, войны и революции
- различные течения в американской мысли слились в оппозиции царскому режиму.
- 1903 год был поворотным пунктом и в развитии американо-русских отношений, и в развитии расовых отношений в США.
- На Юге, от Джорджии до Техаса, банды «белых капюшонов» изгоняли черных с их ферм.
- В штатах Делавэр и Индиана случаи линчевания привели к беспорядкам на расовой почве.
- На Севере США распространялся расизм, и даже бывшие аболиционисты старались не замечать проблемы лишения чернокожих политических прав на Юге[77].
Рис.2. Кишиневский погром привел к тому, что многие газеты стали демонизировать Россию, называя ее нецивилизованной или варварской. Judge. June 6. 1903.
Но той же весной сообщения о погроме в Кишиневе, в результате которого сотни евреев были убиты и ранены
- вызвали митинги протеста, прокатившиеся по всем США, включая маленькие расистские городки Юга.
- Чувствительные к возможным сравнениям с расовым насилием в Америке, раввины, издатели и редакторы еврейских газет и другие лидеры общественного мнения
--- утверждали, что погромы в России хуже линчеваний в США
--- (которые в то время стали причиной гибели по меньшей мере сотни афро-американцев в год)[78].
- Шумное осуждение еврейского погрома в Кишиневе позволило отвлечь внимание от расовых проблем в самой Америке.
- Одним из поразительных отражений этого процесса стало появление статьи в журнале «The Outlook»,
--- в которой Дж. Кеннан осудил правительство России за неспособность подавить антисемитские настроения и отрицал сходство погромов с линчеванием.
- Тем временем редактор «The Outlook» Лаймен Эббот довел до кульминации продолжавшуюся целый год кампанию:
--- одобрив расовую сегрегацию,
--- примирившись с лишением негритянского населения политических прав и
--- заявив, что Юг «не является полем миссионерской деятельности».
--- Подвергнутый громогласному осуждению за отказ от аболиционистского наследства,
--- Эббот (один из первых членов Общества Американских Друзей Русской Свободы) приветствовал протест американцев против кишиневского погрома
--- как доказательство того, что симпатия американцев к угнетенным других стран мира не иссякла и не ослабла[79].
В том же году государственный секретарь США Джон Хей, президент США Теодор Рузвельт и многие другие стали проявлять все большее недовольство отказом России от вывода войск из Манчжурии[80].
Рис.3. Весной 1903 г. российская длительная оккупация Маньчжурии заставила американских лидеров забеспокоиться о том, что их политика «открытой двери на Дальнем Востоке» подвергается опасности. Harper's Weekly. May 9. 1903.
- И снова многие известные американцы распознали потенциальное сходство России и США
- на этот раз сходство между окутанной ложью экспансией царизма и политикой скрытного отторжения Панамы от Колумбии, исподтишка проводимой США[81].
- Так, У.Д. Фулк, в 1901-1903 гг. состоявший на госслужбе при администрации Рузвельта,
--- высмеивал президента, говоря, что «макиавеллиевскую дипломатию тот проводит не лучше, чем русский царь, и
--- что люди назовут Панаму американской Болгарией».
--- Впрочем, Рузвельт упорно отвергал эту аналогию[82].
Уже в феврале 1903 г., увидев кошмарный спектакль с отвратительными сценами из жизни русских тюрем, И.Хэпгуд была встревожена тем, что «из России делают своего рода козла отпущения»[83]
- Усиливающаяся демонизация России совпала по времени с возрождением крестового похода за освобождение России.
- Весной 1903 г. Элис Стоун Блэквелл, ведущая феминистка и дочь известных аболиционистов, сыграла важную роль в реорганизации Общества Американских Друзей Русской Свободы[84].
- Как с удовлетворением отмечала Блэквелл, к концу 1903 г. гнев, вызванный событиями в Кишиневе и Манчжурии,
- а также ущемлением Россией прав финнов и армян,
- стал причиной усиления антипатии к царскому деспотизму и переоценки исторической дружбы с Россией[85].
- В течение двух последующих лет, когда прошедшая модернизацию Япония наносила поражение некомпетентной России,
- а в Санкт-Петербурге царские солдаты расстреляли безоружных людей, шедших к царю с петицией,
- представления американцев о царизме застыли на образах средневекового варварства, поработившего русский народ[86].
- Враждебность к имперской России усилилась настолько, что многие американцы на какой-то момент нашли оправдание революционному насилию.
- Они помогали русским революционерам деньгами и
- поддержaли пропагандистскую кампанию, обращения русских военнопленных в Японии в либеральных революционеров[87].
Усиливавшаяся уверенность в том, что Россия нуждается в освобождении от архаичного царизма, не была связана с исчезновением сомнений относительно русских, как "просвещенной белой расы"
- Хотя «The Independent» провозглашала: «Россия свободна и она должна быть и будет свободной»,
- либеральный журнал выражал беспокойство по поводу того, что Россия с ее «угрюмым простонародьем вряд ли пригодна» для республиканского правления[88].
- Отношение американцев к расовым вопросам не трансформировалось, но было моментально преодолено,
- отчасти благодаря вере в духовное возрождение России.
- Царский пасхальный манифест 1905 г. о веротерпимости, который некоторые люди сравнивали с освобождением крепостных в 1861 г.[89],
- был воспринят массой американцев как открытие дверей для американских миссий по спасению России[90].
- Этот религиозный энтузиазм дополнил оптимизм светских либералов, считавших, что русские смогут внезапно и в один миг заменить
- традиционное самодержавие современным конституционным правлением, а также перейти от общинной к индивидуальной частной собственности[91].
Кровавые погромы и радикальные стачки конца 1905 г. привели многих американцев в ужас[92]
- В последующие годы явная покорность русского народа властям вызвала очередные сомнения в готовности русских к самоуправлению.
- Однако, торжество выступивших против царизма крестоносцев над русофилами в 1903-1905 гг. оставило глубокий след в американском общественном мнении.
- После 1905 г. возродившееся Общество Друзей Русской Свободы и особенно его вице-президент Дж. Кеннан продолжали призывать американцев верить в возможность освобождения России от царизма.
- Эта вера как будто получила новое оправдание весной 1917 г., когда, по меньшей мере, на время показалось,
- что русский народ сбросил свои оковы и воспринял американские идеалы политической, экономической и религиозной свободы[93].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В период между убийством Александра II (1881) и революцией (1905) небольшая, но влиятельная группа активистов побуждала американцев принять участие в крестовом походе
- чтобы освободить и реформировать земли царей, погруженные во тьму и дурно управляемые.
- Как мы видели, эта миссия была обусловлена не только возросшим политическим реализмом по отношению к царскому угнетению,
- но также и переориентацией евангелического рвения и филантропической энергии американцев.
- В противоположность романтическим русофилам, изображавшим Россию страной темных крестьян и одновременно глубокой духовности и благожелательного самодержавного правления,
- участники крестового похода против царизма утверждали, что русские по природе своей - демократический народ белой расы, скованный религией предрассудков и «средневековым» деспотизмом.
- По мере того, как миссионерское мышление теснило традиционное русофильство,
- Россию начинали все более рассматривать, как огромное пространство, населенное людьми, которые в будущем станут новообращенными, и
- как тюрьму, заключенные которой жаждут освобождения.
Включение в миссию освобождения России от политических репрессий и религиозных гонений сопровождалось побочным эффектом:
- погруженность в проблемы России помогала американцам забыть о множестве внутренних неурядиц и проникнуться большей уверенностью в особых преимуществах США.
- В то время как русофилы вроде И. Хэпгуд грезили о том, что влияние русской культуры и русской духовности может помочь возродить разлагавшуюся капиталистическую цивилизацию,
- Дж. Кеннан и другие активисты выступали за кампанию по спасению России, которая бы вдохнула новую жизнь в глобальную миссию Америки.
- Преодолев свои религиозные сомнения и избежав чрезмерной поглощенности расовыми проблемами США,
- первые участники крестового похода за освобождение России создали прецеденты для последующих американских кампаний:
--- времен русской революции,
--- Великого альянса (1941-1945) и
--- «холодной войны»[94].
- В частности, крестоносцы предвосхитили более поздние кампании, проведя глубокое различие между русским народом,
- который, как они полагали, был исполнен пылкого проамериканизма, и
- политическими лидерами России, которые, по их утверждениям, закоснели в своей ксенофобии.
- Во время последующих кампаний, как и в 1885-1905 гг., энтузиазм американцев возникал не столько из трезвого анализа политических процессов,
- сколько из опьяняющего универсализма, который мог быстро обернуться разочарованием, пессимизмом и презрением с оттенком расовых предрассудков.
- Отсюда следует, что, хотя американские кампании за освобождение и переустройство России часто рассматривают главным образом, как попытки трансплантации «демократии»,
- анализ истоков первого крестового похода дает основания предположить, что в имеющем вековую историю порыве к «освобождению России» важное значение имели расовые и религиозные аспекты.
__________________________________________________________
http://www.russia-21.ru/XXI/RUS_21/ARXIV/2002/fogelsong_2002_2.htm
Окончание. К Началу: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/3232149.html
_________________________________________________________________________________
ИЗАБЕЛЬ ХЭПГУД И РУСОФИЛИЯ В АМЕРИКЕ
Свертывание кампании за реформирование России было также обусловлено контр-атаками американских русофилов.
В течение двух десятилетий, с 1885 по 1905 г., когда русская литература, торговля и политика все более занимали умы американцев, образы России стали предметом ожесточенных споров.
Если Кеннан был ведущим сторонником образа России, как ожидающей освобождения страны рабов,
то переводчик и критик Изабель Ф. Хэпгуд была главной защитницей мысли о том, что у русских есть своеобразная прекрасная культура, которую не следует подвергать радикальной трансформации[52].
В конце 80-х годов XIX в., когда Кеннан начал публиковать свои обличения ссыльной системы, Хэпгуд совершила путешествие в Россию, где ее беглая русская речь помогла ей очаровать даже полицейских и чиновников цензурного ведомства.
Основываясь на впечатлениях от поездки из Санкт-Петербурга до Самары, Хэпгуд с 1890 по 1894 г. опубликовала серию статей в популярных американских журналах.
Затем статьи были собраны и образовали основу книги «Поездки по России» (1895), которая удостоилась высоких похвал и закрепила за ее автором статус эксперта по России[53].
Столетием ранее немецкий философ Иоганн Готтфрид фон Гердер писал, что различные культуры проникнуты своим особым духом созидания, так что иностранцы могут понять чужую культуру, только если отбрасывают свои предрассудки и пытаются чувствовать себя представителями этой культуры. В том же ключе и Хэпгуд призвала читателей своей книги увидеть Россию «зрением сердца».
Если Кеннан отстаивал идеалы узкого сегмента вестернизованных российских интеллектуалов, считая их дело делом русского народа, то Хэпгуд, хотя она и имела связи главным образом с культурной и церковной элитой, испытывала духовное родство с тем, что представлялось ей всей Россией.
Позднее, развивая свои мысли, Хэпгуд заявляла, что, по ее мнению, глубокое понимание России требовало не только умения бегло говорить по-русски и знакомств с людьми из разных классов и частей страны, но и «того не поддающегося определению качества проницательности», которое позволяет человеку «постигать ментальные и духовные воззрения народа, который во многих отношениях смотрит на вещи под углом зрения, совершенно отличным от обычной точки зрения западных народов»[54].
Хэпгуд, искренне любившую Россию и чувствовавшую ее сложность, оскорбляли упрощенные картины этой страны, и она упорно работала над тем, чтобы разрушить перегородки, которые пытались возвести Кеннан и другие.
В рецензии на книгу Кеннана «Сибирь и ссылка» Хэпгуд обвинила автора в том, что посредством искусного сокрытия фактов и умолчаний тот представил лишь одну сторону вопроса[55].
В своих последующих статьях и книгах Хэпгуд опровергла выводы Кеннана, утверждая следующее. Образ России как тюрьмы, страны со свирепой цензурой, вездесущими шпионами и императором, который по необходимости отдален от народа и которого надо охранять от гнева угнетенных, - это карикатура[56].
Хотя Хэпгуд сказали, что, ежели она хочет быть популярной в Америке, ей следует «осуждать и фальсифицировать Россию»,
она стремилась завоевать для русских «немного понимания и доброй симпатии», утверждая, в частности, что Россия не так уж сильно отличается от Америки[57].
В то время как Кеннан льстил собиравшимся на его лекции американцам мыслью о том, что образованные русские просто умирают от желания воспринять совершенные институты США, Хэпгуд, осознававшая недостатки собственной страны, хотела, чтобы американцы почерпнули в русской культуре вдохновение, которое помогло бы им возродить США.
Хэпгуд полагала, что американская цивилизация приходит в упадок:
- республиканский идеал исчезает,
- усиливается снобизм,
- старая этика труда выходит из моды,
- выборы коррумпированы взяточничеством,
- «грязные иностранцы» разносят в городах заразу
- короче говоря, США быстро перестают быть тем, чем должна быть республика[58]
Движимая таким видением будущего, Хэпгуд бросила вызов мысли о том, что Америка должна служить сияющим примером для России.
- Хэпгуд доказывала, что вместо того, чтобы хвастливо утверждать, что их цивилизация прогрессивнее и человечнее русской,
- американцам следовало бы просто вспомнить о том, что они живут в «стеклянном доме»,
- что американские тюрьмы жестоки и
- что Америка сталкивается с другими проблемами, достойными почти такого же сожаления, как и условия, которые существуют в России и
- которые в любом случае «вряд ли можно исправить посредством вмешательства извне»[59].
Пока Кеннан и Друзья Русской Свободы воодушевляли аболиционистов, отстаивая либерализацию России, слегка окрашенные расизмом взгляды Хэпгуд о русских крестьянах подкрепляли ее убежденность в том, что Россия не приспособлена для демократии или, по меньшей мере, не готова к ней[60].
В «Поездках по России»[61] Хэпгуд приглашала читателей провести сравнения между потомками русских крепостных и потомками американских рабов.
- Из такого сопоставления Хэпгуд делала вывод о том, что русские крестьяне были столь же непригодны для голосования, как американские негры,
- и что поэтому было бы неподходящим для американцев продвигать демократию в России[62].
- Расовые воззрения Хэпгуд не привели ее к мысли о том, что для предотвращения анархии необходимо суровое автократическое правление.
- Она утверждала, что крестьяне вовсе не являются раболепными людьми, управляемыми железной рукой, и обладают сильным, исполненным достоинства чувством равенства.
- Самое важное - наряду с другими русскими они разделяют религиозную преданность и любовь к царю, и эти чувства создают полумистическое основание национального единства.
- Таким образом, подвергая сомнению распространенные представления о царском гнете, Хэпгуд высказала предположение о том, что в России существует органическая связь народа с царём,
- которая совершенно отлична от социальных уз, действующих в демократической Америке[63].
Хэпгуд любила Россию именно потому, что Россия отличалась от Запада. Например, она с восхищением обнаружила, что колокола Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге звучат с «истинно православной мягкостью, неведомой в Западном мире». С другой стороны, ее огорчало, что русские фабричные работницы красят свои одежды американским фуксином: так «дурные моды» «разрушают прекрасные и практичные национальные одежды»[64].
Все это не превратило Хэпгуд в законченную «ориенталистку»: она не считала, что Россия существенно или извечно отлична от Запада[65]. Вместо того, чтобы романтизировать простую крестьянскую жизнь, она приветствовала планы П.А. Столыпина разрушить неэффективную общинную систему землепользования, а также одобрительно отзывалась о программе стремительной индустриализации, выдвинутой С.Ю. Витте[66].
Акцентируя внимание на умеренности темпов и масштабов перемен в России, Хэпгуд сумела примирить свое восхищение незападными традициями России с одобрением социальных и экономических реформ. В 90-х гг. XIX в., работая рецензентом книг в журнале «The Nation», Хэпгуд неоднократно критиковала «опасно утопические» программы революционеров вроде С.М. Степняка (Кравчинского) и настаивала на том, что «огромную империю невозможно перевести на другой путь за несколько месяцев…»[67]. Отвергая резкую перестройку России по любым иностранным лекалам, она утверждала, что империи надо дать время для начала постепенных перемен, которые сохранят уникальные достижения ее культуры, отчасти объяснимые изоляцией России от Европы в критические периоды истории, в том числе во время Реформации[68].
В то время как агностик Кеннан стал воплощением светского, мирского варианта протестантского крестового похода, принадлежавшая к епископальной церкви Хэпгуд стремилась к достижению общности русского и англосаксонского христианства. Веруя в «близкое родство», почти тождество русской и американской ветвей христианства, Хэпгуд отдавала предпочтение воссоединению церквей и ради этой цели подготовила перевод на английский язык православного молитвенника[69].
Кроме того, Хэпгуд энергично боролась против предрассудков, с которыми американские протестанты относились к православию, считая эти предрассудки чем-то «очень далеким от понимания и симпатии, характерных для всех западных народов». Отвергая представления о недемократичности русской церкви, Хэпгуд обращала особое внимание на участие верующих в церковных песнопениях. Она утверждала, что «отсутствие в русских церквах отгороженных мест для важных персон, арендуемых мест для прихожан или каких бы то ни было сидений приводит к идеальному смешению всех классов». Хэпгуд настаивала на том, что русская церковь заслуживает не презрения, но восхищения: помимо того, что русская церковь «цивилизует и христианизирует Азию», у нее «миллионы христиан староверческого, евангельского толка» в самой России[70]. В отличие от тех, кто возлагал на «византийскую» религию ответственность за отставание России в развитии, Хэпгуд считала православную церковь жизнетворной силой, которая должна сыграть главную роль в здоровом развитии страны. Хэпгуд связывала свои надежды на будущее с разумными реформаторами, отличающимися от революционеров и не порвавшими с национальной церковью[71].
Деятельность Хэпгуд способствовала повороту к отказу от поношения России, который произошел во второй половине 90-х гг. XIX в. Натан Хэскелл Доул, конкурент Хэпгуд в области переводов, похвалил «Поездки по России» как «полное, целительное противоядие от того ядовитого мусора», который распространяли как информацию о России[72]. После публикации своей книги Хэпгуд почувствовала, что тенденция одностороннего осуждения России ослабла[73]. И хотя к моменту испано-американской войны в некоторых периодических изданиях северо-востока США вновь стала подниматься волна пробританских и англофильских порицаний русской агрессии в Азии[74], тенденцию, определяющую отношение американцев к России, отражал поток статей, опровергавших сделанное Кеннаном осуждение ссыльно-каторжной системы. В них подчеркивались отсталость русского крестьянства, милосердный патернализм самодержавия и надежды не на радикальную реформу, а на постепенное развитие[75].
Подобно Хэпгуд, другие видные русофилы вроде сенатора-республиканца А.Бевериджа и профессора геологии Дж.Ф. Райта
- сравнивали русских крестьян с неграми и филиппинцами
- восхищались красотой и глубиной православия,
- хвалили усилия царизма, направленные на модернизацию страны, и
- подчеркивали невозможность в один миг перестроить Россию, страну с многовековой историей, по англосаксонскому образцу[76].
- Таким образом, взгляды русофилов на национальный характер русских, их религиозные верования и политические институты
- были прямо противоположны представлениям участников миссионерского крестового похода.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РОССИИ
Общность взглядов Бевериджа, Райта, Хэпгуд и других русофилов показывает, что, несмотря на бурные изменения в царской империи и возникновение в западных странах движений в поддержку реформирования России, многие характерные для XIX в. представления американцев о России сохранялись и в первые годы ХХ столетия.
Однако в 1903-1905 гг., в период, когда Россию терзали конвульсии погромов, войны и революции
- различные течения в американской мысли слились в оппозиции царскому режиму.
- 1903 год был поворотным пунктом и в развитии американо-русских отношений, и в развитии расовых отношений в США.
- На Юге, от Джорджии до Техаса, банды «белых капюшонов» изгоняли черных с их ферм.
- В штатах Делавэр и Индиана случаи линчевания привели к беспорядкам на расовой почве.
- На Севере США распространялся расизм, и даже бывшие аболиционисты старались не замечать проблемы лишения чернокожих политических прав на Юге[77].
Рис.2. Кишиневский погром привел к тому, что многие газеты стали демонизировать Россию, называя ее нецивилизованной или варварской. Judge. June 6. 1903.
Но той же весной сообщения о погроме в Кишиневе, в результате которого сотни евреев были убиты и ранены
- вызвали митинги протеста, прокатившиеся по всем США, включая маленькие расистские городки Юга.
- Чувствительные к возможным сравнениям с расовым насилием в Америке, раввины, издатели и редакторы еврейских газет и другие лидеры общественного мнения
--- утверждали, что погромы в России хуже линчеваний в США
--- (которые в то время стали причиной гибели по меньшей мере сотни афро-американцев в год)[78].
- Шумное осуждение еврейского погрома в Кишиневе позволило отвлечь внимание от расовых проблем в самой Америке.
- Одним из поразительных отражений этого процесса стало появление статьи в журнале «The Outlook»,
--- в которой Дж. Кеннан осудил правительство России за неспособность подавить антисемитские настроения и отрицал сходство погромов с линчеванием.
- Тем временем редактор «The Outlook» Лаймен Эббот довел до кульминации продолжавшуюся целый год кампанию:
--- одобрив расовую сегрегацию,
--- примирившись с лишением негритянского населения политических прав и
--- заявив, что Юг «не является полем миссионерской деятельности».
--- Подвергнутый громогласному осуждению за отказ от аболиционистского наследства,
--- Эббот (один из первых членов Общества Американских Друзей Русской Свободы) приветствовал протест американцев против кишиневского погрома
--- как доказательство того, что симпатия американцев к угнетенным других стран мира не иссякла и не ослабла[79].
В том же году государственный секретарь США Джон Хей, президент США Теодор Рузвельт и многие другие стали проявлять все большее недовольство отказом России от вывода войск из Манчжурии[80].
Рис.3. Весной 1903 г. российская длительная оккупация Маньчжурии заставила американских лидеров забеспокоиться о том, что их политика «открытой двери на Дальнем Востоке» подвергается опасности. Harper's Weekly. May 9. 1903.
- И снова многие известные американцы распознали потенциальное сходство России и США
- на этот раз сходство между окутанной ложью экспансией царизма и политикой скрытного отторжения Панамы от Колумбии, исподтишка проводимой США[81].
- Так, У.Д. Фулк, в 1901-1903 гг. состоявший на госслужбе при администрации Рузвельта,
--- высмеивал президента, говоря, что «макиавеллиевскую дипломатию тот проводит не лучше, чем русский царь, и
--- что люди назовут Панаму американской Болгарией».
--- Впрочем, Рузвельт упорно отвергал эту аналогию[82].
Уже в феврале 1903 г., увидев кошмарный спектакль с отвратительными сценами из жизни русских тюрем, И.Хэпгуд была встревожена тем, что «из России делают своего рода козла отпущения»[83]
- Усиливающаяся демонизация России совпала по времени с возрождением крестового похода за освобождение России.
- Весной 1903 г. Элис Стоун Блэквелл, ведущая феминистка и дочь известных аболиционистов, сыграла важную роль в реорганизации Общества Американских Друзей Русской Свободы[84].
- Как с удовлетворением отмечала Блэквелл, к концу 1903 г. гнев, вызванный событиями в Кишиневе и Манчжурии,
- а также ущемлением Россией прав финнов и армян,
- стал причиной усиления антипатии к царскому деспотизму и переоценки исторической дружбы с Россией[85].
- В течение двух последующих лет, когда прошедшая модернизацию Япония наносила поражение некомпетентной России,
- а в Санкт-Петербурге царские солдаты расстреляли безоружных людей, шедших к царю с петицией,
- представления американцев о царизме застыли на образах средневекового варварства, поработившего русский народ[86].
- Враждебность к имперской России усилилась настолько, что многие американцы на какой-то момент нашли оправдание революционному насилию.
- Они помогали русским революционерам деньгами и
- поддержaли пропагандистскую кампанию, обращения русских военнопленных в Японии в либеральных революционеров[87].
Усиливавшаяся уверенность в том, что Россия нуждается в освобождении от архаичного царизма, не была связана с исчезновением сомнений относительно русских, как "просвещенной белой расы"
- Хотя «The Independent» провозглашала: «Россия свободна и она должна быть и будет свободной»,
- либеральный журнал выражал беспокойство по поводу того, что Россия с ее «угрюмым простонародьем вряд ли пригодна» для республиканского правления[88].
- Отношение американцев к расовым вопросам не трансформировалось, но было моментально преодолено,
- отчасти благодаря вере в духовное возрождение России.
- Царский пасхальный манифест 1905 г. о веротерпимости, который некоторые люди сравнивали с освобождением крепостных в 1861 г.[89],
- был воспринят массой американцев как открытие дверей для американских миссий по спасению России[90].
- Этот религиозный энтузиазм дополнил оптимизм светских либералов, считавших, что русские смогут внезапно и в один миг заменить
- традиционное самодержавие современным конституционным правлением, а также перейти от общинной к индивидуальной частной собственности[91].
Кровавые погромы и радикальные стачки конца 1905 г. привели многих американцев в ужас[92]
- В последующие годы явная покорность русского народа властям вызвала очередные сомнения в готовности русских к самоуправлению.
- Однако, торжество выступивших против царизма крестоносцев над русофилами в 1903-1905 гг. оставило глубокий след в американском общественном мнении.
- После 1905 г. возродившееся Общество Друзей Русской Свободы и особенно его вице-президент Дж. Кеннан продолжали призывать американцев верить в возможность освобождения России от царизма.
- Эта вера как будто получила новое оправдание весной 1917 г., когда, по меньшей мере, на время показалось,
- что русский народ сбросил свои оковы и воспринял американские идеалы политической, экономической и религиозной свободы[93].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В период между убийством Александра II (1881) и революцией (1905) небольшая, но влиятельная группа активистов побуждала американцев принять участие в крестовом походе
- чтобы освободить и реформировать земли царей, погруженные во тьму и дурно управляемые.
- Как мы видели, эта миссия была обусловлена не только возросшим политическим реализмом по отношению к царскому угнетению,
- но также и переориентацией евангелического рвения и филантропической энергии американцев.
- В противоположность романтическим русофилам, изображавшим Россию страной темных крестьян и одновременно глубокой духовности и благожелательного самодержавного правления,
- участники крестового похода против царизма утверждали, что русские по природе своей - демократический народ белой расы, скованный религией предрассудков и «средневековым» деспотизмом.
- По мере того, как миссионерское мышление теснило традиционное русофильство,
- Россию начинали все более рассматривать, как огромное пространство, населенное людьми, которые в будущем станут новообращенными, и
- как тюрьму, заключенные которой жаждут освобождения.
Включение в миссию освобождения России от политических репрессий и религиозных гонений сопровождалось побочным эффектом:
- погруженность в проблемы России помогала американцам забыть о множестве внутренних неурядиц и проникнуться большей уверенностью в особых преимуществах США.
- В то время как русофилы вроде И. Хэпгуд грезили о том, что влияние русской культуры и русской духовности может помочь возродить разлагавшуюся капиталистическую цивилизацию,
- Дж. Кеннан и другие активисты выступали за кампанию по спасению России, которая бы вдохнула новую жизнь в глобальную миссию Америки.
- Преодолев свои религиозные сомнения и избежав чрезмерной поглощенности расовыми проблемами США,
- первые участники крестового похода за освобождение России создали прецеденты для последующих американских кампаний:
--- времен русской революции,
--- Великого альянса (1941-1945) и
--- «холодной войны»[94].
- В частности, крестоносцы предвосхитили более поздние кампании, проведя глубокое различие между русским народом,
- который, как они полагали, был исполнен пылкого проамериканизма, и
- политическими лидерами России, которые, по их утверждениям, закоснели в своей ксенофобии.
- Во время последующих кампаний, как и в 1885-1905 гг., энтузиазм американцев возникал не столько из трезвого анализа политических процессов,
- сколько из опьяняющего универсализма, который мог быстро обернуться разочарованием, пессимизмом и презрением с оттенком расовых предрассудков.
- Отсюда следует, что, хотя американские кампании за освобождение и переустройство России часто рассматривают главным образом, как попытки трансплантации «демократии»,
- анализ истоков первого крестового похода дает основания предположить, что в имеющем вековую историю порыве к «освобождению России» важное значение имели расовые и религиозные аспекты.
__________________________________________________________
http://www.russia-21.ru/XXI/RUS_21/ARXIV/2002/fogelsong_2002_2.htm
Окончание. К Началу: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/3232149.html