Могилы
Ездил в Егорьевск, на могилу бабушки, где никто из нашей семьи, несмотря на сотню с хвостиком всего километров, не был больше девяти лет.
Это обычно для моей семьи - во первых никто не умирает там, где родился. Во вторых - нет привычки посещать могилы. Знаете, на какой-то церковный праздник придти, ограду покрасить. У нас такого нет.
Я писал тут про предписания, которые получаются в детстве - Не делай это
Самый главный сценарий моей семьи и мой лично - не принадлежи. Запрет на принадлежность, запрет на близость, на укоренение.
Моя бабушка прожила так жизнь. Одна из шести сестер покинула свой край, полупустынные степи до горизонта хуторов Волгоградской области, уехала в другие полупустынные веси на заработки - в покрытый копотью Донбасс.
Там встретила моего деда. Прожила с ним жизнь, дав двух сыновей.
Мне кажется она его любила и была к нему привязана.
Что-то горькое и невыплаканное осталось с его смертью - плакать она не умела. Было у нее какое-то растерянное и испуганное выражение, когда она вспоминала о его смерти - "как же так?". Словно кто-то жестоко, тупо и бессмысленно обманул ребенка, лучшие и чистые его ожидания.
Когда-то она ни с того ни с сего произнесла - "а ведь он уже и не выберется, над могилой его вон земли сколько".
Жила одна. Разговаривала сама с собой. Со временем перестала замечать, что иногда начинает с собой разговаривать вслух.
Был в деревне дед. Григорий. Славный был дед - не пил, не курил. Коров держал, дом свой - чистый, аккуратный, с фиолетово-серебристыми блестками - в Новороссии есть такая нарядная деталь.
Пришел он к бабушке как-то свататься.
Его внук мне тогда горделиво сказал - вот, мы теперь с тобой родичами станем.
По моему дед ожидал что угодно, но только не того ласкового, спокойного, но недоуменного отказа, что он получил. "Чего ты, как маленький, ей богу".
В глазах всех вообще сам факт того, что он предложение сделал, был знаком практически решенного союза. Ну а чего отказываться - он вдовец, она вдова. Он крепкий, ладный, худой такой и высокий, не в пример распространенному тут другому типажу - приземистых и плотных. Без вредных привычек, на земле крепко стоит, как со своей умершей от рака женой жил - ласков был, душа в душу прожили, все вспоминали. А тут - настала тихая старость, все лучше чем одинокими жить.
В старости напротив, жмутся люди друг к другу. Но бабушка моя нет.
Так жалко было видеть его растерянным и поникшим. Очень ж хороший человек был. Не ожидал отказа - "чем же я плох?".
Не принадлежи. Одиночество пугает меньше чем принадлежность кому-то.
Какое-то время бабушка продолжала жить там же, в Димитрове. Потом ее начали звать на Родину сестры. В Димитрове родственников как-то не осталось, молодые пошли своими дорогами.
Она уехала. Продала дом и уехала. Последний раз сходила к мужу
Могила у деда тоже символичная, как и вся его жизнь.
Дед родился 26 декабря 1926 года.
Когда уходил на фронт скрыл свой возраст, приписал лишку. И поставил другую дату рождения - 7 ноября.
Когда делали ему могильный камень - ноябрь месяц записали в бланк заказа спешно, как две черточки, а мастер решил что это римская двойка, то есть февраль.
Обнаружили когда камень уже был готов. Менять не стали.
Так дед и прожил свою странную жизнь, с тремя датами рождения. Одной датой родился, под другой жил, под третьей умер.
Бабушка поселилась рядом с теми местами где родилась.
Там могила ее матери, моей прабабушки. Могилы мужа прабабушки нет - сгинул на войне. Как и его сын. Могилы ее отца тоже нет - сгинул на Беломорканале, куда попал после написанного односельчанами доноса. Посмертно по суду реабилитирован.
Никто не знает где их могилы.
Могилы моих родственников вообще раскиданы, по волжским степям, по донбасским пыльным пустырям. В Челябинске и Днепропетровске.
Бабушка поездила достаточно. В основном вслед сыновьям - старший пилот, младший военный. Оба сразу после школы исчезли из дома, и больше не вернулись.
Ездила навещать старшего - в Кременчуг, в летное училище, в Ленинград, где доучивался, в Днепропетровск, в Киев и Борисполь, в Москву. Младшего - в Ульяновск, в Казань, в Карелию, на финскую границу, где служил, жил с семьей в гарнизоне
Дед, ее муж, никуда не ездил последние годы. Он свое за время войны и 8 лет после нее солдатом отходил - Германия, Австрия, Венгрия, Румыния, Болгария
В хуторе в Волгоградской области бабушка жила пока ей не стало трудно самой себя землей кормить. Дом без удобств, газ в баллонах, магазина в селе нет. Только своим огородом жить.
Перевезли ее в Подмосковье, в Егорьевск.
Первый раз в своей жизни зажила в квартире.
Вода горячая и так льется, кипятить не надо. Туалет в доме. Второй этаж - невысоко подниматься.
Зажила она там. Одна.
Однажды она легла спать, но уже не проснулась.
Почуяли неладное несколько недель спустя соседи. Из-за запаха.
Хоронили в закрытом гробу. Ее все равно не узнать было.
Справили поминки, на которых были два сына и соседи по лестничной клетке. Кого еще пригласить?
Младший сын спешно ехал из Карелии. Уже на кладбище несколько часов под моросящим дождем ждали когда он доедет до Егорьевска на такси.
Похоронили.
Егорьевск - милый город. Неродной и милый.
Так она так и легла. Одна, без мужа. В неродном городе. "Лягушка-путешественница" - шутили над ней сестры при жизни.
9 лет на ее могиле никто не был.
Почему не были? Сложно сказать. Привычки нет к могилам. Нет привычки к укоренности. "Не принадлежи".
За это время ее крест с могилы сорвали, поставили, чтобы не привлекало внимание отсутствие, замест деревянный. Без имени. С христианскими изысками, при том что к религии бабушка всегда была индифферентна.
А в ее ограду подхоронили неизвестного человека.
Может сторожа на кладбище нелегально местами подторговывают. А может есть какой закон, что можно спустя какое-то время дохоранивать в непосещаемые могилы. Кто-нибудь знает, есть ли какой-нибудь такой подобный закон?
Символичнее некуда. Неродной город, рядом никого из знакомых. Неизвестный человек прилег рядом.
Вырванная жизнь, никому не принадлежащая, нелепая, забытая смерть.
Егорьевские корабельные сосны поодаль шумят. Все могилы ухоженные. Кроме этой.
Под ногами щенок юлит - прибился у ворот, дошел, хвостом виляет. Скучно тут ему одному. Принадлежать кому-то хочется.
Это обычно для моей семьи - во первых никто не умирает там, где родился. Во вторых - нет привычки посещать могилы. Знаете, на какой-то церковный праздник придти, ограду покрасить. У нас такого нет.
Я писал тут про предписания, которые получаются в детстве - Не делай это
Самый главный сценарий моей семьи и мой лично - не принадлежи. Запрет на принадлежность, запрет на близость, на укоренение.
Моя бабушка прожила так жизнь. Одна из шести сестер покинула свой край, полупустынные степи до горизонта хуторов Волгоградской области, уехала в другие полупустынные веси на заработки - в покрытый копотью Донбасс.
Там встретила моего деда. Прожила с ним жизнь, дав двух сыновей.
Мне кажется она его любила и была к нему привязана.
Что-то горькое и невыплаканное осталось с его смертью - плакать она не умела. Было у нее какое-то растерянное и испуганное выражение, когда она вспоминала о его смерти - "как же так?". Словно кто-то жестоко, тупо и бессмысленно обманул ребенка, лучшие и чистые его ожидания.
Когда-то она ни с того ни с сего произнесла - "а ведь он уже и не выберется, над могилой его вон земли сколько".
Жила одна. Разговаривала сама с собой. Со временем перестала замечать, что иногда начинает с собой разговаривать вслух.
Был в деревне дед. Григорий. Славный был дед - не пил, не курил. Коров держал, дом свой - чистый, аккуратный, с фиолетово-серебристыми блестками - в Новороссии есть такая нарядная деталь.
Пришел он к бабушке как-то свататься.
Его внук мне тогда горделиво сказал - вот, мы теперь с тобой родичами станем.
По моему дед ожидал что угодно, но только не того ласкового, спокойного, но недоуменного отказа, что он получил. "Чего ты, как маленький, ей богу".
В глазах всех вообще сам факт того, что он предложение сделал, был знаком практически решенного союза. Ну а чего отказываться - он вдовец, она вдова. Он крепкий, ладный, худой такой и высокий, не в пример распространенному тут другому типажу - приземистых и плотных. Без вредных привычек, на земле крепко стоит, как со своей умершей от рака женой жил - ласков был, душа в душу прожили, все вспоминали. А тут - настала тихая старость, все лучше чем одинокими жить.
В старости напротив, жмутся люди друг к другу. Но бабушка моя нет.
Так жалко было видеть его растерянным и поникшим. Очень ж хороший человек был. Не ожидал отказа - "чем же я плох?".
Не принадлежи. Одиночество пугает меньше чем принадлежность кому-то.
Какое-то время бабушка продолжала жить там же, в Димитрове. Потом ее начали звать на Родину сестры. В Димитрове родственников как-то не осталось, молодые пошли своими дорогами.
Она уехала. Продала дом и уехала. Последний раз сходила к мужу
Могила у деда тоже символичная, как и вся его жизнь.
Дед родился 26 декабря 1926 года.
Когда уходил на фронт скрыл свой возраст, приписал лишку. И поставил другую дату рождения - 7 ноября.
Когда делали ему могильный камень - ноябрь месяц записали в бланк заказа спешно, как две черточки, а мастер решил что это римская двойка, то есть февраль.
Обнаружили когда камень уже был готов. Менять не стали.
Так дед и прожил свою странную жизнь, с тремя датами рождения. Одной датой родился, под другой жил, под третьей умер.
Бабушка поселилась рядом с теми местами где родилась.
Там могила ее матери, моей прабабушки. Могилы мужа прабабушки нет - сгинул на войне. Как и его сын. Могилы ее отца тоже нет - сгинул на Беломорканале, куда попал после написанного односельчанами доноса. Посмертно по суду реабилитирован.
Никто не знает где их могилы.
Могилы моих родственников вообще раскиданы, по волжским степям, по донбасским пыльным пустырям. В Челябинске и Днепропетровске.
Бабушка поездила достаточно. В основном вслед сыновьям - старший пилот, младший военный. Оба сразу после школы исчезли из дома, и больше не вернулись.
Ездила навещать старшего - в Кременчуг, в летное училище, в Ленинград, где доучивался, в Днепропетровск, в Киев и Борисполь, в Москву. Младшего - в Ульяновск, в Казань, в Карелию, на финскую границу, где служил, жил с семьей в гарнизоне
Дед, ее муж, никуда не ездил последние годы. Он свое за время войны и 8 лет после нее солдатом отходил - Германия, Австрия, Венгрия, Румыния, Болгария
В хуторе в Волгоградской области бабушка жила пока ей не стало трудно самой себя землей кормить. Дом без удобств, газ в баллонах, магазина в селе нет. Только своим огородом жить.
Перевезли ее в Подмосковье, в Егорьевск.
Первый раз в своей жизни зажила в квартире.
Вода горячая и так льется, кипятить не надо. Туалет в доме. Второй этаж - невысоко подниматься.
Зажила она там. Одна.
Однажды она легла спать, но уже не проснулась.
Почуяли неладное несколько недель спустя соседи. Из-за запаха.
Хоронили в закрытом гробу. Ее все равно не узнать было.
Справили поминки, на которых были два сына и соседи по лестничной клетке. Кого еще пригласить?
Младший сын спешно ехал из Карелии. Уже на кладбище несколько часов под моросящим дождем ждали когда он доедет до Егорьевска на такси.
Похоронили.
Егорьевск - милый город. Неродной и милый.
Так она так и легла. Одна, без мужа. В неродном городе. "Лягушка-путешественница" - шутили над ней сестры при жизни.
9 лет на ее могиле никто не был.
Почему не были? Сложно сказать. Привычки нет к могилам. Нет привычки к укоренности. "Не принадлежи".
За это время ее крест с могилы сорвали, поставили, чтобы не привлекало внимание отсутствие, замест деревянный. Без имени. С христианскими изысками, при том что к религии бабушка всегда была индифферентна.
А в ее ограду подхоронили неизвестного человека.
Может сторожа на кладбище нелегально местами подторговывают. А может есть какой закон, что можно спустя какое-то время дохоранивать в непосещаемые могилы. Кто-нибудь знает, есть ли какой-нибудь такой подобный закон?
Символичнее некуда. Неродной город, рядом никого из знакомых. Неизвестный человек прилег рядом.
Вырванная жизнь, никому не принадлежащая, нелепая, забытая смерть.
Егорьевские корабельные сосны поодаль шумят. Все могилы ухоженные. Кроме этой.
Под ногами щенок юлит - прибился у ворот, дошел, хвостом виляет. Скучно тут ему одному. Принадлежать кому-то хочется.