http://pereformat.ru/2011/11/vikings/ Для понимания того, как сложился
исторический миф или, как сейчас говорят, «конструктив о викингах», приходится обращаться к истории западноевропейской мысли аж XVI века, в частности, к такому её феномену как
готицизм. Представители этого течения стремились реконструировать историю готов, прямыми потомками которых ощущали себя североевропейские народы. Особо авторитетная роль в этом деле выпала представителям шведского готицизма, поскольку юг Швеции - Гёталандия стал с XVI века рассматриваться как прародина готов.
В рамках готицизма конца XV-XVI вв. имя германцев (которое у Тацита было общим названием группы народов, а не именем носителей отдельной семьи языков), с одной стороны, закрепилось за немецкоязычным населением Священной Римской империи и понятие «Germanus» было приравнено к понятию «deutsch», а с другой, - было отождествлено с древним готским именем, и соответственно, распространено на народы скандинавских стран, претендовавших на прародину готов. Со временем к германо-готскому «симбиозу» было добавлено и название «норманнский», а роль пускового механизма в этом процессе сыграл труд шведского историка и религиозного деятеля Олафа Петри и его слова в «Шведской хронике» о том, что нордмен из средневековых источников - скорее всего, выходцы из Швеции, Дании или Норвегии.
Это трансформированное в духе учёности XVI в. понятие «готско-германско-норманнского начала», олицетворявшего идею никогда не существовавшего общегерманского «племени», стало использоваться представителями готицизма для реконструкции древнейших периодов европейской истории, в том числе, - для воссоздания древнерусской истории. В какой-то момент к норманнам из «общегерманского» племени было присоединено ещё одно имя - викинги, обнаруженное в некоторых исландских сагах, а также упомянутое единожды хронистом Адамом Бременским. Так постепенно, из разных кусочков лепилась изложница, которая послужила и для формовки норманистской концепции о «скандинавстве» летописных варягов.
Чтобы разобраться, что в этой концепции есть наука, а что - наследие исторических утопий и идейно-политической умозрительности западноевропейской мысли XVI-XVIII вв., я подумала, что следует «разобрать» вышеозначенный симбиоз на исходные части и рассмотреть каждую из его составляющих в отдельности.
Это тем более продуктивно, что авторитет готицизма давно померк, в том числе, и в самой Швеции. Многое из его постулатов давно сдано в архив. Современная западноевропейская медиевистика, в том числе и шведская не рассматривает более юг Швеции как прародину древних готов, откуда они переселялись на европейский континент. Пересмотр готицистских концепций начался, собственно, давно. Итог первого этапа был подведён в конце 1980-х годов известным шведским историком Ларсом Гарном:
Поскольку у нас нет чётких данных о существовании готского королевства (götarike), то приходилось обращаться к географическим наименованиям и строить выводы на их основе… Поскольку источников мало и они скудны, то и исследовательские работы были невелики числом и скромны по результатам… Общепринятым и распространённым было только предположение о том, что Вэстергётланд была древней областью поселения гётов и что гёты издревле проживали и в Вэстрегётланд, и в Эстергётланд. Однако никакого подтверждения в источниках этому не находилось.1
Прошу обратить внимание: здесь речь идёт лишь о картине расселения гётов на юге Скандинавии в первом тысячелетии н.э., то есть в исторически обозримое время. И то не удаётся определить более или менее чётко основные характеристики по этой проблеме. Что касается древних времен, то современные шведские и другие западноевропейские учёные пришли постепенно к мысли о том, что не юг Скандинавии являлся той прародиной готов, откуда они расселялись по свету. Шведские историки Томас Линдквист и Мария Шёберг пишут о том, что даже имя шведских гётов сложно анализировать:
Схожесть его с именем готов породила в XV в. убеждение в том, что готы были выходцами из Гёталандии. Это представление сыграло важную роль в становлении национального самосознания. Однако сам вопрос о происхождении готов из Скандинавии всегда оставался дискуссионным и вызывал сильные сомнения у учёных.2
Ещё более определённо высказывается по этому вопросу шведский медиевист Дик Харрисон:
Как письменные источники, так и археологический материал дают основание полагать, что древние предки готов - или вернее говоря, те, кто ранее других стал именовать себя готами - в период до Рождества Христова проживали на территории современной Польши. Разумеется, у них были контакты с другими народами в районе Балтийского моря, но определить, какие этнические группы населяли в это время Скандинавию, решительно невозможно.3
Ведущий австрийский медиевист Х. Вольфрам считает, что можно насчитать несколько праГотий:
…Первая Gutthia-Гоτθια античной этнографии, в любом случае, находится на Чёрном море, будь то в Крыму, на Керченском полуострове или, что наиболее вероятно, в сегодняшней Румынии… и Австрия, как считали в позднем Средневековье, называлась когда-то Готией (Gothia).4
Как видим, и 500 лет не прошло, а науке уже удалось освободиться от одного из основных заблуждений готицизма. Чтобы несколько ускорить ход развития, я решила, что отказ от первейшей догмы готицизма дает моральное право проверить на прочность сразу две другие догмы, унаследованные наукой от готицизма и пока не покинувшие мир науки. Это привычные нам пары «скандинавы-норманны» и «скандинавы-викинги». Результаты подобной проверки пополнят материал, необходимый для критического рассмотрения современной норманистской концепции. О симбиозе «скандинавы-норманны» предполагаю поговорить в другой статье, а правомерность существующего в науке отождествления викингов и скандинавов проверим здесь.
Рассмотрение связи между викингами и скандинавами начну с интересного примера, который я нашла у известного ирландского историка Фрэнсиса Бирна - исследователя, в частности, того периода ирландской истории, который традиционно называется «эпоха викингов» (794-836 гг.). Так, Бирн напомнил в одной из своих работ, что этимология слова «viking» - предмет длительных дискуссий. Этот термин, как он отметил, известен только в Западной Европе, и в средневековых хрониках упоминается в связи с описаниями походов northmen или gentiles (т.е. «северян» или «язычников» - определения, над которыми учёным пора начать размышлять заново. - Л.Г.). Однако само слово, напоминает Бирн, старше, чем «эпоха викингов», поскольку оно встречается уже в староанглийском языке в VIII в., где uuicingsceade было обнаружено в значении пират (uitsing в старофризском), а в староверхненемецком того же периода слово Wiching было найдено как имя личное. И явно от этого личного, а не от нарицательного имени, убеждён Бирн, произошло название Wicklow (Vikingal’o или викингская луговина), так же как и ирландское имя Uiginn.
Бирн напоминает, что все попытки произвести слово викинг из старонорвежского оказались лингвистически невозможными. Толкование vik-king или король фьорда, по мнению Бирна (как и по мнению многих других учёных), невозможно чисто лингвистически, поскольку в старонорвежском слово «king» существовало в форме konungr, более того, не все викинги были «seakings». Давно отвергнута, напоминает Бирн, как лингвистически невозможная мысль о том, что слово произошло от гидронима Вик (название фьорда Осло на юге Норвегии) как название местных жителей, которые известны в источниках как vikverjar.5
Аналогичное мнение высказывает и Т.Н. Джаксон. Она, кроме того, напоминает, что была попытка производить термин vikingr от да. wic, восходящего к лат. vicus и обозначающего укреплённый лагерь. Но эта попытка, поясняет, Т. Джаксон, была отвергнута, поскольку маловероятно, чтобы воинственные скандинавы получили имя от обозначения своих или чьих бы то ни было лагерей в Англии. Заметным, пишет Джаксон, стало толкование Ф. Аскеберга, производящего термин vikingr от глагола vikja - «поворачивать, отклоняться» и понимающего викинга как человека, изменившего свой образ жизни, ушедшего из дома, покинувшего родину.
Это мнение Джаксон признаёт наиболее авторитетным. Однако уход из дома - не самое главное в характеристике викинга. Поэтому, полагает Джаксон, интересным является мнение Пера Торсона, возводящего др.-исл. vikingr к прагерм. корню *wig со значением «битва, убийство», встречающемуся в существительных - др.-исл. vig, да. wig и в родственных глаголах - др.-исл. vega - «убивать» и wigan - «бороться».6
Ознакомившись с литературой, посвящённой поискам этимологии слова викинг, начинаешь приходить к мысли, что оно, похоже, является заимствованным в скандинавских языках, т.е. пришло в эти языки с континента, где уже в раннее средневековье было известно как обозначение пирата и имело достаточно прозрачную связь и с кельтской лексической традицией, и с фризской, и с верхненемецкой, что естественно повлияло и на образование прагерм. *wig - «битва, убийство».
Далее очень логично предположить, что это слово было перенесено носителями упомянутых языков на Британские острова, откуда оно уже было заимствовано данами, которые как бы завершили историю пиратских набегов на Британские острова, начавшихся ещё в рамках так называемой эпохи Великого переселения народов с нападений саксов, фризов, англов, ютов и др. И явно много позднее слово викинг должно было получить статус «общескандинавского» силой чисто книжной умозрительности. Потому-то, вероятно, и отвергается очень убедительная, на мой взгляд, этимология викинг, восходящая к лат. vicus - «укреплённый лагерь», поскольку она подкладывает динамит под всю привычную конструкцию «викинги-скандинавы».
Эти предварительные выводы относительно слова викинг как заимствованного в скандинавских языках из старофризского и староанглийского, к которым я пришла пару лет тому назад, подтверждаются дальнейшими исследованиями. Так, другое более раннее, нежели в Скандинавии, использование слова викинг отыскивается также в англосаксонской языковой традиции - в английском героическом эпосе
Видсид (Widsith), сохранившемся в Эксетерской книге - самом большом сборнике англосаксонской поэзии X века. В этом произведении скальд по имени Видсид описывает прославленных правителей, а также страны и народы, которые он будто бы посетил. Слово викинг упоминается дважды: в рассказе о том, как конунги Хродвульф и Хродгар из Лейре на острове Зеландия прогнали викингов (wicinga cynn), а также в перечне тех народов, в чьих землях герой «Видсида» посетил, упоминая при этом свеев, гётов, вендов, вэрингов, викингов и др. В его рассказе отчётливо видно, что викинги и вэринги были известны создателям «Видсида» как различные субъекты.
Ic wæs mid Hunum
Ond mid Hreðgotum
Mid Sweom ond mid Geatum
Ond mid Suþdenum
Med Wenlum ic wæs
ond mid Wærnum
ond mid wicingum
Я был с гуннами
и с ридготами
со свеями и с гётами
и с южными данами
и с вендами я был
и с вэрингами
и с викингами
Заимствованный характер слова викинг в жизни обществ скандинавских стран отразился, на мой взгляд, и в записях на рунных камнях Швеции, что видно из различия в контексте его использования. Рунные камни, которые содержат упоминания о людях, отправлявшихся в викингский поход, находятся на юге современной Швеции, которая в средневековый период подчинялась королям данов. Таковы, в частности, рунные камни Västra Strömmonumentet в Сконе (конец X в.) и «Gårdstångastenen» в районе Лунда. Но есть и рунный камень из Упланд (Brostenen U 617) - сердца будущих шведских земель, где упоминается Ассур, сын ярла Хокана, который был участником обороны против викингов (vikinga vörðr).7 Чтобы пояснить, что может скрываться за данными на рунных камнях, проиллюстрирую её дополнительно выдержками из труда Адама Бременского.
Адам Бременский упоминает слово викинги (Wichhingos) только один раз и совершенно определённо говорит о них как о некоторой части пиратов, основным театром действия которых в его время были острова в западной части Балтийского моря:
От пиратских грабежей там (на островах Зеландия, Фюн и др. - Л.Г.) собралось много золота. Морские разбойники, которых здешние жители называют викингами, а мои соотечественники - аскоманами, платят дань королю данов взамен позволения делать своей добычей диких жителей, населяющих берега этого моря.
Слово аскоманны Адам Бременский употребляет и в другом месте, но уже не соединяя со словом викинги:
В это время (конец X в. - Л.Г.) морские разбойники, которых мои соотечественники называют аскоманны, прибыли со своим флотом в Саксонию, и разграбили всё побережье Фризии и Хадельн.
В немецком издании к этой фразе есть пояснение: Asch gleich Schiff (корабль, судно), т.е. аскоманны - это буквально «корабельщики» или пираты.
Что можно увидеть из всех приведённых примеров? Слово викинг выступает в них одним из обозначений пирата. Его наиболее раннее употребление, начиная с VIII в. обнаруживается в старофризском или в староанглийском, явно в связи с пиратством в водах Атлантики, охватившим Британские острова ещё с середины первого тысячелетия н.э. Поэтому оно и прослеживается ранее всего в произведениях англосаксонского эпоса или в топонимике на Британских островах, а также в ирландском именослове.
Двести лет спустя это слово начинает обнаруживаться в лексике жителей островного архипелага в западной части Балтийского моря в связи с тем, что там к этому времени сложился свой пиратский угол - как бы местная «Карибия», т.е. некая часть западноевропейского пиратства, известного на Атлантике чуть ли не с эпохи Великого переселения народов, сделала часть островов на западе Балтики своей постоянной базой. Пираты - сообщество международное без конкретной родины, хотя в истории пиратства в отдельные периоды выделялись английские пираты или итальянские и французские, породившие даже соответствующие наименования на своих языках - корсары, флибустьеры, а сегодня, например, говорят о сомалийских пиратах.
Тот факт, что старофризское (и староанглийское) слово викинг получило с конца X в. распространение в западной части Балтийского моря, показывает, что исконные носители этого имени пришли туда с Атлантики, с побережья Северного моря, имея за плечами вековые пиратские традиции. Сообщения о том, что они делились добычей с местными королями данов, не может вызывать удивления и знакомо из истории пиратства более поздних времен. И английская, и французская короны были связаны с пиратством, обосновавшимся на какое-то время в водах Атлантики, и использовали его в своих интересах. Но корона всегда оставалась короной, а пиратство - пиратством. Понятно также, что жители Скандинавского полуострова и южно-балтийского побережья при возможности уходили к пиратам, присоединялись к их разношёрстному братству.
Но также понятно даже из приведённого здесь краткого обзора, что пираты-викинги не состояли исключительно из скандинавов и вообще не выступали как общескандинавский феномен. Поэтому и рунные камни, и исландские саги - другой источник, где имеются рассказы с упоминанием слова викинг, которые я здесь не привожу, чтобы не перегружать текст, говорили о викингах применительно к истории данов или к истории исландцев. То есть применительно к тем обществам, которые были ближе связаны с атлантическим пиратством благодаря своему географическому положению. Но для средневековой истории Швеции, например, понятие викинг было чужеродно.
Это хорошо видно из труда Олафа Магнуса - слово викинг он не использует, довольствуясь латинским словом пират. Но вот в переводах его труда на современный шведский язык слово викинг подставляется совершенно свободно вместо слова пират, написанного в оригинале. Например, в главах 18-27 О. Магнус рассказывает о дочери одного из королей гётов Альвиле, которая, чтобы избежать навязываемого ей брака с сыном короля данов, сбежала из дома и начала пиратствовать. Рассказ озаглавлен «De piratica illustrium virginium» (О пиратских походах высокородной девы), а в переводе на современный шведский язык глава называется «Om högättade ungmörs vikingatåg» (О викингских походах высокородной девы). Аналогично переводится, например, фраза «piraticæ princeps creata» (выбрали предводительницей пиратов), которая в современном шведском варианте выглядит как «valde henne till ledare af vikingafärden» (выбрали её предводительницей в викингском походе) или фраза «cum fratre de regno Noruegie piratica contendentem» (с помощью пиратской флотилии сражался со своим братом за норвежский престол), которая в переводе на шведский читается как «med en vikingaflotta stred med sin broder om Norges rike» (с помощью флотилий викингов сражался со своим братом за норвежский престол).8
Отождествление викингов с обычными пиратами господствовало в учёных кругах не только Швеции, но и Дании, и Норвегии вплоть до начала XIX века. Романтический патриотизм вдохновлял таких деятелей шведской культуры как Эрик Гейер и Эсайя Тегнер. В своей поэзии они стали формировать тот образ «общескандинавских» викингов, который знаком нам сейчас и который из поэзии проник в исторические произведения, являясь феноменом художественным, а не историческим. То же самое произошло в Дании, а чуть позднее - и в Норвегии.
Помимо поэзии распространению и укоренению «оперного» образа викинга-скандинава в шлеме с рогами и под полосатым парусом способствовали представители романтизма в живописи. Датский историк Томас Олдруп и шведский историк Оке Перссон напоминают о том, что те немногие шлемы, которые были обнаружены археологами на территории в Скандинавии, рогов не имеют. Они полагают, что миф о скандинавских викингах компоновался скандинавскими романтиками, с привлечением данных континентальной материальной культуры. Например, рога на шлемах были известны из галльской культуры за несколько столетий до викингского периода в Скандинавии. Причём использовались такие шлемы явно в ритуальных церемониях, а не в походах (неудобно с рогами-то в походах!).
Напомнили они также, что древнегреческий историк Плутарх писал о том, что кимры украшали свои шлемы рогами животных. Эти сведения со всем тщанием любителей древности были, наверняка, собраны представителями романтической художественной школы и стали использоваться в произведениях живописи при изображении исполинов - викингов в шлемах с рогами, что сделалось постепенно общим символом для шведов, датчан и норвежцев.
Такой же художественной находкой, напоминают эти историки, является якобы викингский парус в красную полоску, который, например, украшает этикетку шведской водки «Explorer». Нет сведений - ни археологических, ни из письменных источников - о том, какой окраски или орнаментации были паруса скандинавов в викингский период. Всё это продукт чистейшей фантазии.9 Однако именно рогатые шлемы, полосатые паруса и другая развесистая клюква заполняют сегодня страницы не только бульварных изданий, но и работы профессиональных ученых. Вот пример из книги специалиста по Рюриковичам Е.В. Пчелова:
Под полосатыми парусами на кораблях, носы которых украшали страшные звериные головы, плавали по европейским морям отважные мореходы и бесстрашные воины - жители Древней Скандинавии.10
Это означает, что добросовестная проверка фактов по источникам не проводится, поскольку нельзя же считать источником этикетку с водочной бутылки. А тщательная перепроверка всех фактов, связанных с викингской тематикой необходима, поскольку длительная традиция готицизма осваивать в свою пользу историческое достояние других народов сыграла большую роль в создании фиктивного образа викинга-скандинава. Как само слово викинг, так и вся привычная «викингская» атрибутика типа шлемов с рогами оказываются пришлыми на Скандинавском полуострове, заимствованными с европейского континента. И теперь перед наукой стоит насущная задача освободить историческую науку от декораций театрализованных представлений, которые заменили реальную историю, и заново пересмотреть, насколько научно обоснованы узы, которыми связали со Скандинавией такие понятия как норманны или как викинги.
Однако процесс этот не будет простым. Подтверждение этому находим в статье датского исследователя Дж. Линда «”Vikings” and the Viking Age», опубликованной в юбилейном сборнике статей в честь Т.Н. Джаксон. В этой статье автор справедливо указывает, что слово викинг зафиксировано в источниках лет за 100 до принятого в науке викингского периода, причем в источниках за пределами Скандинавии, и совершенно очевидно использовалось для обозначения пиратов. И только с XIX веке понятие викинг под пером скандинавских писателей-романтиков обретает тот величественный облик, который нам знаком, и получает отождествление с выходцами со Скандинавского полуострова.
Как явствует из вышеизложенного, мое понимание проблемы полностью совпадает с данными датского ученого. Но выводы наши диаметрально противоположны. Какое значение имеет - с рогами или без рогов были шлемы у викингов? - этим вопросом озаглавлен последний параграф статьи (Conclusion - horned helmets and Vikings: does it really matter?). На мой взгляд, - большое, если говорить о научном исследовании. Однако в наши дни коммерческий подход ко всему, в том числе, и к истории начинает играть самодовлеющую роль. В завершении статьи читаем:
Перед лицом гигантских сил рынка, наводнивших мир своим образом викинга, историки, даже если они попытаются это сделать, не смогут повернуть время вспять, на те исходные позиции, когда викинги ещё не получили свой нынешний образ. Поэтому нам, вероятно, следует принять викинга во всем его нынешнем скандинавском облачении, вместе с рогами на шлемах и бородами лопатой. Мы даже можем порадоваться тому, что индустрия туризма, используя брэнд «Викинг», гарантирует и нам лучшую продажу наших работ.11
Закончить это поучительное отступление мне хочется словами из «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н.В. Гоголя: «Скучно на этом свете, господа!» И с этим все-таки вернуться в мир науки.
Следует напомнить, что в скандинавской традиции, между прочим, прослеживается и безусловно свой термин для обозначений грабительских, т.е. пиратских походов. Г.В. Глазырина в монографии «Исландские викингские саги о Северной Руси» приводит слово hernaðr - «грабительский поход» (обычно в выражениях fara i hernaðr) и поясняет, что этим словом в исландских сагах обычно обозначается кратковременный военный поход, предпринятый с целью быстрой и лёгкой наживы, сопровождавшийся разбойным грабежом и опустошением территории, на которой происходит данная акция. В древнеисландском судебнике Grágás, продолжает Глазырина, слово hernaðr использовано как юридический термин.12 Сравнительный анализ употребления слов викинг и hernaðr в скандинавских источниках мог бы дать интересный материал для переосмысления ныне существующих концепций о викингах-скандинавах.
Но, как было только что отмечено, сделать это будет непросто, поскольку как раз театрализованный образ викингов захватил в последнее время российские и украинские научные круги. Дж. Линд один из параграфов своей статьи с определенной долей иронии озаглавил «Завоевание России ”викингом”» (The ”Viking” conquest of Russia), имея в виду как раз завоевание викингской тематикой ученых мозгов. Отметив, что если до 80-х годов прошлого века слово викинг практически не встречалось в работах советских авторов, то с начала XXI века в России стали выходить работа за работой со словом викинг в названии. Небольшие примеры: Моця О.П. Викинги на юге Руси // Древний мир. 2001. № 1; Коваленко В.П., Моця А.П. Викинг из Шестовицы // Родина. 2006. № 10; Фетисов А.А., Щавелев А.С. Викинги между Скандинавией и Русью. М., 2009.
«Красиво жить не запретишь», - говорилось во времена не столь старобытные. Но те, кто любит будоражить свое воображение картинами викингских завоеваний Руси, начиная с севера и до самых южных пределов, обязаны начать посвящать читателя, из каких неведомых стран эти викинги приходили на Русь. Неведомых, ибо на данов тут грешить не приходится, поскольку сведения о походах данов достаточно подробно сообщаются многими источниками, как латиноязычными хрониками, так и Саксоном Грамматиком, но никаких грандиозных походов данов на восток эти источники не упоминают. Природная же геофизическая молодость прибрежной полосы Руден/Рослаген
не оставляет никаких надежд отыскать хоть какую-то связь этой области Швеции с именем Руси.
Инфантильно и комично выглядит логика, рассуждающая так: даны действовали на западе Европы, а свеев с ними не было, значит свеи… шли на восток Европы! Но свеи никуда не «шли» по той простой причине, что человеческие ресурсы их общества были заняты освоением новых земель, дарованных им природой за счёт поднятия дна Балтийского моря.
Карта из труда «История Швеции», где отвественным редактором и автором абсолютного большинства статей является известный шведский медиевист Дик Харрисон (Лундский университет). Под картой подпись: Sverige i slutet av 1200 - talet. Выходные данные: Sveriges historia. 600-1350. Stockholm - Nordstedts. 2009. S. 433.
Карта Швеции конца XIII века показывает, что для присоединения к шведской короне юго-западной части Финляндии складывающемуся королевству свеев и гётов потребовалась пара столетий. Утверждать, что из этих же земель, бывших в IX в. ещё разрозненными небольшими вождествами, вышли какие-то потоки, рои или полчища, в несколько десятилетий подчинившие себе восточнославянские княжества на гигантских просторах Восточной Европы, значит сказать разуму «Прости!»
Лидия Грот,
кандидат исторических наук