Лабораторно-бригадный метод обучения и рабфаки в СССР, ч. I
Рабфаки. «До 1932 года у нас был бригадный метод обучения - все экзамены за всех сдавал бригадир».
Удостоверение об окончании рабочих курсов по подготовке в ВУЗы и ВТУЗы, выданное 10 июля 1932 года крымчанину Николаю Золотухину.
Судя по всему, рабфаковские курсы 24-летний абитуриент окончил не зря: уже 15 -го июля он заполняет Опросный лист для поступающих в ВУЗ, а 1-го сентября того же года получает зачётную книжку студента Московского Института инженеров коммунального строительства (в настоящее время этот ВУЗ не существует).
Таким образом, для обладателя этих документов, как и для тысяч советских молодых людей, рабфак стал настоящим трамплином в «большую жизнь». Впрочем, не исключено, что определённую роль в успешном поступлении жителя Евпатории в столичный ВУЗ сыграла именно крымская «прописка». В те годы Крымская республика считалась национальной автономией (многие названия на удостоверении дублируются на татарском языке), так что её представители могли иметь преимущественное право при поступлении в столичные институты.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
У рабочей молодежи и взрослых того времени были огромные пробелы в образовании. Многие из них в своём обучении не пошли дальше начальной школы. А значит, нужно было подтянуть» будущих абитуриентов-рабочих до уровня знаний, необходимых для поступления.
"Процитирую книгу С.Волкова «Интеллектуальный слой в советском обществе»
«Прямое регулирование социального состава учащихся с предоставлением льгот "рабоче-крестьянскому молодняку" и ограничением права на образование выходцам из образованного слоя было основой социальной политики советской власти и проводилось с первых месяцев ее существования. Уже 2.08.1918 г. был принят "Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения", предоставлявший права поступления в вузы лицам любого уровня образования или даже вовсе без образования, и под лозунгом "завоевания высшей школы" началось массовое зачисление туда "рабочих от станка". В одной из советских книг с гордостью комментируется такой типичный случай: "Пользуясь декретом о приеме в вузы, студенты-коммунисты выступили с инициативой, которую поддержал Замоскворецкий райком партии, привлечь рабочих фабрик и заводов к учебе в коммерческом институте. Рабочие живо откликнулись на призыв коммунистов: около тысячи молодых рабочих записались студентами и получили курсовые билеты". Напутствуя их, представитель райкома заявил: "У нас внутри есть враг - это интеллигенция, специалисты. Рабочий, который способен понимать доклады на митингах, в десять раз лучше любого гимназиста поймет лекции профессора. Для чего существует тогда профессор, если он не может быть понятым?"» http://pioneer-lj.livejournal.com/937364.html
Такое обучение называли «рабочими курсами», а позже - «вечерней школой». Вот и Николай Золотухин проходил занятия на курсах при 1-ой Евпаторийской школе повышенного типа для взрослых, о чём свидетельствует документ из нашей коллекции - пожелтевший от времени стандартный канцелярский бланк с шапкой Народного комиссариата просвещения Крымской АССР, куда чернилами от руки вписаны фамилия выпускника и дата окончания им курсов.
Как следует из документа, Н.И.Золотухин закончил «рабочие курсы по подготовке в ВУЗы и ВТУЗы по программе утвержденной учебно-методическим сектором Наркомпроса РСФСР от 9 августа 1930 года». Эта информация позволяет нам сделать вывод, что у наборщика бланка были проблемы с пунктуацией, а также выяснить, что рабочие курсы длились менее двух лет. Документ скреплен печатью и завизирован заведующим курсов И.Бабенко и инспектором кадров Народного комиссариата просвещения Крыма (подпись неразборчива).
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Кстати, о самом Наркомпросе КрАССР следует рассказать подробнее. Новоиспечённый абитуриент Золотухин, как и тысячи других жителей Крыма, многим обязан этому ведомству. В те годы вопросами просвещения на полуострове заведовал Али Асанов, который занимал этот пост с 1930 по 1934 годы, но затем арестован и расстрелян 17 апреля 1938 года. Впрочем, такая же участь постигла и троих его предшественников - Мамута Недима, Рамазана Александровича и Биляла Чагара.
Должность народного комиссара просвещения Крымской ССР вообще была многострадальной - по сути, расстрельной. Как, впрочем, и само местное народное образование.
Как утверждает исследователь Диляра Абибуллаева, первый Народный комиссариат просвещения в Крыму был создан большевиками еще в марте 1918 года. Он тут же взял курс на реформирование местной системы образования. Возглавил наркомпрос молодой матрос-коммунист Иван Лазукин, который упразднил на полуострове учебные округа.
В апреле 1919 года, когда после освобождения Крыма от немцев была вторично провозглашена Крымская Советская Республика, местным наркоматом просвещения заведовал Павел Иванович Новицкий - меньшевик, лидер крымских социал-демократов. В ноябре 1920 года, когда Красная армия окончательно выбила войска Врангеля с черноморского побережья, гражданская власть на полуострове перешла к Крымскому Обкому РКП(б) и Ревкому. Председатель последнего - венгерский коммунист Бела Кун, «пламенный революционер» и большой сторонник Льва Троцкого, возглавил «красный террор», направленный на «очищение» Таврии от буржуазных элементов.
Бела Кун (крайний слева), Лев Троцкий (в центре) и Михаил Фрунце (второй справа) рассматривают карту Крыма
Крым захлебнулся в крови. Оставшихся на полуострове бывших белогвардейских офицеров, проверивших обещаниям Михаила Фрунзе не арестовывать их, а также священников, профессоров, представителей интеллигенции - брали ночами по домашним адресам поодиночке ночами и расстреливали безо всякого суда. Большую роль в развязывании террора сыграла и ставшая при Бела Куне секретарем Крымского обкома ВКП(б) другая «пламенная революционерка» Розалия Самуиловна Землячка (настоящая фамилия Залкинд, партийная кличка «Демон»). Именно ей принадлежат крылатые слова, сказанные в отношении бывших белогвардейских офицеров: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море».
Позже Бела Кун на собственной шкуре испытал все прелести красного террора, когда как троцкист был арестован и расстрелян 29 августа 1938 года. Розалия Землячка, впрочем, пережила и чистки, и войну и степенно умерла в 1947 году в возрасте 70 лет. За большие достижения в деле революции урна с её прахом до сих пор покоится по правую руку от Сталина в Кремлёвской стене.
В условиях развязанного в Крыму террора Павлу Новицкому, можно сказать, повезло. Его просто сняли с поста главы Наркомпроса и даже не арестовали, хотя он и был меньшевиком и интеллигентом. Возможно, на судьбе Новицкого сказался тот факт, что во время пребывания в Крыму белогвардейцев он дважды арестовывался контрразведкой Врангеля.
Новицкого отпустили, и он еще долго работал сначала редактором газеты «Красный Крым», затем преподавал в Таврическом университете, а с 1922 года перебрался в Москву, где работал в системе Народного комиссариата просвещения РСФСР.
Отъезд из Крыма спас Павлу Ивановичу жизнь. Во время партийных чисток 1934-35 года он как бывший меньшевик был исключён из ВКП(б), однако остался жив и вошел в советскую историю как талантливый фотограф, один из создателей объединения работников новых видов художественного труда «Октябрь» и преподаватель ГИТИСа, Литературного института имени А. М. Горького и Высшего театрального училища имени Б. В. Щукина.
Не всем его преемникам на посту главы Наркомпроса Крымской АССР так повезло.
Так. нового главу ведомства, одного из первых татар-коммунистов Исмаила Фирдевса (Керимджанов), по сути тормозившего курс партии на ликвидацию национальных систем образования в Крыму, сначала обвинили в мягкотелости, а в 1929 году арестовали и приговорили к 10 годам лагерей. Во время отбывания наказания на Соловках бывшего наркома осудили повторно, приговорили к смертной казни и расстреляли 27 октября 1937 года.
Другого представителя татарской интеллигенции на этом посту - Усеина-Вели Балича, боровшегося за сохранение преподавания на татарском языке и выступившего с инициативой восстановления в Крыму университета, в марте 1928 года сняли с поста, в июне исключили из партии с мотивировкой «за сокрытие своего контрреволюционного прошлого», а в январе 1929-го арестовали и отправили на 10 лет на Соловки, где он и сгинул.
Следующим комиссара просвещения Кр АССР был Мамут Недим - известный общественный деятель, театральный критик и редактор нескольких крымских газет. Он был одним из самых авторитетных руководителей культурного строительства на полуострове, последовательно защищал политику развития национального языка.
Но на посту наркомпроса Недим успел сделать немногое - его деятельность пришлась на начало масштабной кампании по «выявлению врагов по социальному происхождению и решительной борьбы с чуждыми идеологическими элементами и настроениями». В протоколе заседания комиссии КрымЦИКа по проверке работы наркомпроса от 17 октября 1929 года отмечено следующее: «Мамут Недим не ставил вопросов дифференциации национальной интеллигенции. Отношение к националистической интеллигенции - покровительственное». Комиссия рекомендовала снять Недима с должности, вынесла ему строгий выговор и послала на низовую работу.
За ним пришли 26 мая 1937 года, а 17 апреля 1938 года расстреляли. Его преемник - Рамазан Александрович, возглавивший Крымский наркомпросвет в 1929 году - пытался восстановить Крымский университет. Но восстанавливать университеты со старой профессурой советские власти не хотели, а новой, советской профессуры, ещё не было
В сентябре 1930 года Рамазан Александрович был переведен на работу в обком, но в мае 1934 года во второй раз назначен на должность наркома просвещения. Этот период ознаменовался погромом учебных заведений, увольнением преподавателей из числа крымских татар. В мае 1937 года Александровича сняли с должности «как участника буржуазной националистической группировки», затем исключили из партии, арестовали и расстреляли 17 апреля 1938 года.
В ту пору, когда рабочие курсы при Евпаторийской школе повышенного типа заканчивал владелец представленного в нашей коллекции удостоверения, наркомом просвещения Крымской АССР был видный педагог Али Асанович Асанов.
В этот период на полуострове развернулась борьба с «буржуазным национализмом», особенно татарским. Были раскрыты так называемые «буржуазно-националистические группы» Баймбитова, Алиханова и других, которых обвинили в подготовке свержения Советской власти с помощью интервенции. В пропаганде буржуазно-националистических идей в пединституте на факультете татарского языка и литературы был обвинен целый ряд талантливых преподавателей, которых позже приговорили к смерти.
В одном только 1933 году в Крыму было снято с работы 200 педагогов, из них половина - как классово чуждые, половина - как не справившиеся с работой. Но этого оказалось мало. В очередной раз «расстрельная команда» поднялась по ступенькам Крымского Наркомата просвещения. 20 апреля 1934 года Али Асанова сняли с поста наркомпроса за «нерешительность в борьбе с буржуазным национализмом». Спустя четыре года - 17 апреля 1939 года - его расстреляли.
Наконец, с апреля по июль 1937 года - в самый пик политических репрессий против крымскотатарской интеллигенции - должность наркома просвещения Крымской АССР занимал Билял Абла Чагар. Он часто был вынужденным исполнителем партийных директив, направленных против его соотечественников. Однако скоро и он сам стал жертвой этих директив. В конце июля 1937-го его уволили «в связи с имеющимися данными о принадлежности к буржуазной националистической организации». В сентябре исключили из партии как «врага народа» и 17 апреля 1938 года поставили к стенке.
Наши читатели, наверное, уже обратили внимание на эту зловещую дату - 17 апреля 1938 года. Это одна из самых мрачных дат в истории Крыма. В этот день во дворе Симферопольской тюрьмы НКВД по обвинению в «национализме» были расстреляны сотни видных деятелей крымско-татарской интеллигенции, среди которых художник, искусствовед, бывший директор Бахчисарайского музея Усеин Боданинский, историк и филолог Осман Акчокраклы, поэт и литературовед Абдулла Лятиф-заде, писатель Асан Сабри Авазов и сотни других, чьи имена так и останутся неизвестными.
Описанные выше факты позволяют получить представление о том, в какой атмосфере работал Наркомат просвещения в Крыму.
Тем удивительнее тот факт, что работа по созданию национальных кадров здесь не прерывалась ни на минуту. Если взглянуть на удостоверение Николая Золотухина, можно обратить внимание на абзац, в котором указано, что этот документ дает его обладателю право «поступления без приемочных испытаний в ВУЗы и ВТУЗы страны».
Таким образом, отсидевший всего год за партой рабфака Николай становился привилегированным человеком с путевкой в большую университетскую жизнь, какую в ту пору имели далеко не все.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Надо сказать, что рабфаки были уникальным советским изобретением, которое могло появиться только в молодой пролетарской республике. Спорить о том, насколько оно оказалось полезно или вредно, можно долго. В первые годы своего существования советская власть остро нуждалась в специалистах самого разного профиля - и тут рабфаки, безусловно, очень помогли. Ускоренными темпами они выпускали со своих конвейеров абитуриентов, «готовых» для получения профессионального образования в вузах, нередко без всякого отбора и экзаменов.
Первоочередной задачей в сфере народного образования большевики с самого начала считали обязательную пролетаризацию студенческих масс. Уже в августе 1918 года В.И. Ленин подписал декрет «О правилах приема в высшие учебные заведения», который привел в полное недоумение университетскую общественность.
Приведем выдержки из этого документа: «Каждое лицо, независимо от гражданства и пола, достигшее 16-ти лет, может вступить в число слушателей любого высшего учебного заведения без представления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой-либо школы. Воспрещается требовать от поступающих какие бы то ни было удостоверения, кроме удостоверения об их личности и возрасте. Все высшие учебные заведения Республики открыты для всех, без различия пола. За нарушение указанного Постановления все ответственные лица подлежат суду Революционного Трибунала.
Произведенный на основании аттестатов или конкурсных экзаменов приём в число студентов первого курса на предстоящий 1918/19г. объявляется недействительным».
Другими словами, преподавателей обязали принимать в вузы рабочую и сельскую молодежь, закрывая глаза на отсутствие у нее способностей к наукам, низкий уровень подготовки или даже полное ее отсутствие. Под лозунгом «завоевания высшей школы» началось массовое зачисление в институты «рабочих от станка».
Надо сказать, что рабоче-крестьянская молодежь оказалась жадна до знаний, в получении которых царским режимом ей было отказано в силу социального происхождения. Далеко не всем парням и девушкам довелось закончить даже начальную, не говоря уже о средней школе
. И вот с таким скудным багажом знаний молодежь со всей страны устремилась в большие города за высшим образованием. «Среди нас были люди самой различной степени подготовленности, различного возраста, различного жизненного опыта. Очень немногие имели за плечами семилетку, большинство закончило только сельскую школу или школу фабзавуча, а иные всего лишь ликбез.
Доходило до анекдотов. Спрашивает однажды преподаватель на уроке биологии студента:
- Какая кровь у лягушки?
- У лягушки-то? - задумывается студент. - А вон как у Мишки рубаха.
А рубаха у рядом сидящего Мишки - зеленая», - вспоминала студентка Уральского государственного университета М. Ожегова-Семенова.
В общем, вчерашним красноармейцам, матросам, пахарям и кузнецам гранит науки оказался не по зубам. Положение надо было спасать. И тут как нельзя кстати пришлась инициатива главного советского историка тех лет Михаила Покровского.
Он предложил создать школу, которая стала бы промежуточным этапом между средней и высшей ступенями образования. Идея пришлась по душе новой власти. Для рабоче-крестьянской молодежи вскоре стали открывать специальные курсы предподготовки, на которых ей давали общие знания, необходимые для обучения в вузе хотя бы на начальном этапе. Эти курсы и стали называться «рабочими факультетами», а проще - рабфаками.
Именно они должны были выполнить социальный заказ на подготовку студентов из рабочей и крестьянской среды для университетов и институтов. Задачу рабфаков нарком просвещения А.В.Луначарский определял так: «Значение рабфаков заключается в том, что они не только предназначены для пополнения первого курса различных высших учебных заведений нормально подготовленным элементом при слабом функционировании средней школы, но и для облегчения пролетариату фактически завоевать эти высшие школы для себя. Рабфак есть канал, приспособленный к проникновению в университеты фабрично-заводских рабочих».
Картина "Первый рабфак". Художник Леонид Кривицкий
Первый такой факультет открылся 2 февраля 1919 года при Московском коммерческом институте (ныне Российский экономический университет им. Г.В.Плеханова). Опыт показался удачным. Уже в сентябре того же года появилось постановление ЦИК, законодательно закрепившее создание рабфаков. Советская власть всячески поощряла организацию подготовительных факультетов, особенно вечерних, при крупных промышленных предприятиях и колхозах.
В начале 1921 года в Москве и еще 33 городах страны функционировало уже 59 рабфаков, на которых обучалось около 25,5 тысяч студентов. Свой рабфак был даже в трудовой колонии для беспризорников имени Максима Горького, где работал автор «Педагогической поэмы» Антон Макаренко, всячески поощрявший тягу своих подопечных к знаниям. А уже в начале 1924-25 учебного года в РСФСР насчитывалось 87 рабфаков, готовивших в вузы 35 тысяч студентов. По социальному составу 63% из них были рабочими, 25% - крестьянами. 29% являлись членами РКП(б), 28% - комсомольцами.
Для того чтобы поддержать студентов рабфаков, Наркомпрос РСФСР выделил для них 25000 стипендий из общего количества в 47000 стипендий, предназначенных для студентов всех советских вузов. Чувствуете особое отношение к студентам рабочих факультетов? Рабфаковцы его тоже чувствовали, ведь они прошли серьезный классовый отбор.
Поступающий на рабфак должен был быть не моложе 16 лет, иметь образование в объеме 4 классов I ступени и не менее 1 года производственного стажа. Но главное, у него должно быть подходящее социальное происхождение - пролетарское или крестьянское. И никаких дворянских корней или интеллигентских кровей. Разумеется, в биографии будущего рабфаковца не могло быть позорных пятен вроде раскулаченных или эмигрировавших родственников. Постепенно необходимый для поступления на подготовительные курсы трудовой стаж стали увеличивать - соответственно, менялся и средний возраст рабфаковцев. Так, абитуриенты 18-20 лет, прежде чем поступить на рабфак, должны были проработать не менее 3-х лет, а рабочие 25-30 лет завоевывали право обучения на курсах уже 6-летним трудовым стажем.
Лица нефизического труда, т.е. служащие, принимались на факультет по остаточному принципу - только при наличии свободных мест и комсомольского стажа.
Для многих сельских парней и девушек приглашение на учебу в рабфак стало самым ярким и наиболее значимым событием в жизни. «Старинное село Усть-Кишерть прилепилось в излучине Сылвы, в самом центре Уральских гор. Здесь я родилась, жила в няньках, батрачила, работала на железной дороге. Здесь окончила четырехгодичную сельскую школу. Здесь же вступила в комсомол. За двадцать лет ни разу не бывала нигде дальше Кунгура - в восемнадцати вёрстах от нашего села.
Однажды прибежала я с работы, дома лежит записка. Мне предлагается срочно явиться в райком комсомола. Взволнованная необычным вызовом, пришла. Здесь уже собралось несколько девчат и парней. Секретарь райкома комсомола сообщил, что нашему району выделены путевки на учебу, на рабфак. Путевки вручили двенадцати комсомольцам, среди них и мне. И вот теплым вечером конца лета я приехала в незнакомый Свердловск, впервые так далеко от дома. В руках у меня зелененький сундучок, с какими в старину езживали паровозные машинисты. К сундучку веревкой приторочена подушка, обернутая одеялом из домотканных половиков. Насилу разобралась, как мне добраться до общежития рабфаковцев. Впервые в жизни взгромоздилась с сундуком своим на мягкое сиденье автобуса. И этот автобус, и улицы, проносящиеся за окном, казались мне волшебными, сказочными, полными неведомых чудес. Так началась моя новая жизнь», - рассказывает студентка рабфака М. Ожегова-Семенова.
Редакция студенческой газеты
Свои рабфаки появились и в Крыму.
Первые такие курсы открылись при университете Симферополя 21 февраля 1921 года. В том же году подготовительные факультеты заработали в Севастополе и Керчи, позднее в Ялте и Евпатории - печать последнего как раз и красуется на бланке удостоверения из нашей коллекции.
Алушта. 13 июня 1935 года. 1-й курс Крыммедрабфака. Фото с сайта http://hatira.ru/
В 1931 году в Крыму насчитывалось уже 8 рабфаков. Под гостиницы для студентов на полуострове использовали заброшенные царские гостиницы. Как правило, они были холодные и сырые, в одной комнате проживало до 15 человек. В неурожайные годы студенты получали плохо выпеченный хлеб с добавлением соломы, на обед - только перловую кашу.
В сентябре 1929 года заведующий рабфаком Чешмеджи обращался в Наркомпрос Крыма с просьбой о помощи: «В общежитии в среднем на студента приходится 5 м2, т.е. ниже минимально установленных норм в 2 раза; средняя температура в отопительный сезон 8-10°. Совершенно отсутствуют постельные принадлежности. Все это отражается особенно тяжело на красноармейцах, малоквалифицированных рабочих, батраках, процент коих среди студенчества в настоящее время высок. Обеспеченность мебелью: на 450 человек, живущих в общежитиях, имеются: кроватей 110 шт., топчанов 280 шт., всего 320 штук (60 человек спят на полу); шкафов (вещевых) 17 шт., табуреток 200 штук, стульев, умывальников вовсе нет (студенты моются в общей умывальной, где вода зимой замерзает)».
Судя по всему, в очень непростых условиях получал знания студент евпаторийского рабфака Николай Золотухин.
Раздача обеда в студенческом общежитии. Петроград, 1920-е годы.
Но не только крымским рабфаковцам приходилось туго. Сложностей в период разрухи и голода хватало во всех регионах страны. Чаще всего трудности в быту рабфаковцы преодолевали вместе. «При получении стипендии тут же отдавали часть денег старосте. Установили дежурства. Очередная дежурная обязана была не только поддерживать чистоту в комнате, но и, получив определенную сумму от старосты, закупать продукты и готовить еду на всю «коммуну». Каждая из нас, вступив на дежурство, старалась накормить подруг как можно сытнее, вкуснее и дешевле. Но и это не было последней ступенью «обобществления» средств. Каждый месяц, в день получки стипендии, мы обсуждали на общем собрании: кому и что покупать из обуви и одежды. Деньги выделяли в первую очередь тем, кому было совершенно необходимо пополнить гардероб - ботинки ли «каши просят» или последняя будничная кофтенка прохудилась, разлезается по всем швам», - вспоминают посетители рабочих курсов.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Учились рабфаковцы старательно. Государство победившей пролетарской диктатуры пристально следило за усердием слушателей подготовительных курсов и не собиралось давать бесплатное образование лоботрясам и идеологически чуждым элементам. В городских архивах Санкт-Петербурга хранятся документы одного из рабфаков, из которых следует, что «учащиеся, пропустившие без уважительных причин 3 дня в течение месяца, без усердия относившиеся к учебе, подлежали исключению». Или вот такой повод для отказа в последующем поступлении в университет: «Учебное бюро, обсуждая результаты групповых собраний, постановило: Лапицкого, хотя и успевающего, но идеологически безнадежно чуждого Рабфаку, выпустить со свидетельством об окончании без направления оного в вуз». Разумеется, для безнадежного Лапицкого с такой справкой все двери были закрыты.
Продолжение - Лабораторно-бригадный метод обучения и рабфаки в СССР, ч. II
Удостоверение об окончании рабочих курсов по подготовке в ВУЗы и ВТУЗы, выданное 10 июля 1932 года крымчанину Николаю Золотухину.
Судя по всему, рабфаковские курсы 24-летний абитуриент окончил не зря: уже 15 -го июля он заполняет Опросный лист для поступающих в ВУЗ, а 1-го сентября того же года получает зачётную книжку студента Московского Института инженеров коммунального строительства (в настоящее время этот ВУЗ не существует).
Таким образом, для обладателя этих документов, как и для тысяч советских молодых людей, рабфак стал настоящим трамплином в «большую жизнь». Впрочем, не исключено, что определённую роль в успешном поступлении жителя Евпатории в столичный ВУЗ сыграла именно крымская «прописка». В те годы Крымская республика считалась национальной автономией (многие названия на удостоверении дублируются на татарском языке), так что её представители могли иметь преимущественное право при поступлении в столичные институты.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
У рабочей молодежи и взрослых того времени были огромные пробелы в образовании. Многие из них в своём обучении не пошли дальше начальной школы. А значит, нужно было подтянуть» будущих абитуриентов-рабочих до уровня знаний, необходимых для поступления.
"Процитирую книгу С.Волкова «Интеллектуальный слой в советском обществе»
«Прямое регулирование социального состава учащихся с предоставлением льгот "рабоче-крестьянскому молодняку" и ограничением права на образование выходцам из образованного слоя было основой социальной политики советской власти и проводилось с первых месяцев ее существования. Уже 2.08.1918 г. был принят "Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения", предоставлявший права поступления в вузы лицам любого уровня образования или даже вовсе без образования, и под лозунгом "завоевания высшей школы" началось массовое зачисление туда "рабочих от станка". В одной из советских книг с гордостью комментируется такой типичный случай: "Пользуясь декретом о приеме в вузы, студенты-коммунисты выступили с инициативой, которую поддержал Замоскворецкий райком партии, привлечь рабочих фабрик и заводов к учебе в коммерческом институте. Рабочие живо откликнулись на призыв коммунистов: около тысячи молодых рабочих записались студентами и получили курсовые билеты". Напутствуя их, представитель райкома заявил: "У нас внутри есть враг - это интеллигенция, специалисты. Рабочий, который способен понимать доклады на митингах, в десять раз лучше любого гимназиста поймет лекции профессора. Для чего существует тогда профессор, если он не может быть понятым?"» http://pioneer-lj.livejournal.com/937364.html
Такое обучение называли «рабочими курсами», а позже - «вечерней школой». Вот и Николай Золотухин проходил занятия на курсах при 1-ой Евпаторийской школе повышенного типа для взрослых, о чём свидетельствует документ из нашей коллекции - пожелтевший от времени стандартный канцелярский бланк с шапкой Народного комиссариата просвещения Крымской АССР, куда чернилами от руки вписаны фамилия выпускника и дата окончания им курсов.
Как следует из документа, Н.И.Золотухин закончил «рабочие курсы по подготовке в ВУЗы и ВТУЗы по программе утвержденной учебно-методическим сектором Наркомпроса РСФСР от 9 августа 1930 года». Эта информация позволяет нам сделать вывод, что у наборщика бланка были проблемы с пунктуацией, а также выяснить, что рабочие курсы длились менее двух лет. Документ скреплен печатью и завизирован заведующим курсов И.Бабенко и инспектором кадров Народного комиссариата просвещения Крыма (подпись неразборчива).
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Кстати, о самом Наркомпросе КрАССР следует рассказать подробнее. Новоиспечённый абитуриент Золотухин, как и тысячи других жителей Крыма, многим обязан этому ведомству. В те годы вопросами просвещения на полуострове заведовал Али Асанов, который занимал этот пост с 1930 по 1934 годы, но затем арестован и расстрелян 17 апреля 1938 года. Впрочем, такая же участь постигла и троих его предшественников - Мамута Недима, Рамазана Александровича и Биляла Чагара.
Должность народного комиссара просвещения Крымской ССР вообще была многострадальной - по сути, расстрельной. Как, впрочем, и само местное народное образование.
Как утверждает исследователь Диляра Абибуллаева, первый Народный комиссариат просвещения в Крыму был создан большевиками еще в марте 1918 года. Он тут же взял курс на реформирование местной системы образования. Возглавил наркомпрос молодой матрос-коммунист Иван Лазукин, который упразднил на полуострове учебные округа.
В апреле 1919 года, когда после освобождения Крыма от немцев была вторично провозглашена Крымская Советская Республика, местным наркоматом просвещения заведовал Павел Иванович Новицкий - меньшевик, лидер крымских социал-демократов. В ноябре 1920 года, когда Красная армия окончательно выбила войска Врангеля с черноморского побережья, гражданская власть на полуострове перешла к Крымскому Обкому РКП(б) и Ревкому. Председатель последнего - венгерский коммунист Бела Кун, «пламенный революционер» и большой сторонник Льва Троцкого, возглавил «красный террор», направленный на «очищение» Таврии от буржуазных элементов.
Бела Кун (крайний слева), Лев Троцкий (в центре) и Михаил Фрунце (второй справа) рассматривают карту Крыма
Крым захлебнулся в крови. Оставшихся на полуострове бывших белогвардейских офицеров, проверивших обещаниям Михаила Фрунзе не арестовывать их, а также священников, профессоров, представителей интеллигенции - брали ночами по домашним адресам поодиночке ночами и расстреливали безо всякого суда. Большую роль в развязывании террора сыграла и ставшая при Бела Куне секретарем Крымского обкома ВКП(б) другая «пламенная революционерка» Розалия Самуиловна Землячка (настоящая фамилия Залкинд, партийная кличка «Демон»). Именно ей принадлежат крылатые слова, сказанные в отношении бывших белогвардейских офицеров: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море».
Позже Бела Кун на собственной шкуре испытал все прелести красного террора, когда как троцкист был арестован и расстрелян 29 августа 1938 года. Розалия Землячка, впрочем, пережила и чистки, и войну и степенно умерла в 1947 году в возрасте 70 лет. За большие достижения в деле революции урна с её прахом до сих пор покоится по правую руку от Сталина в Кремлёвской стене.
В условиях развязанного в Крыму террора Павлу Новицкому, можно сказать, повезло. Его просто сняли с поста главы Наркомпроса и даже не арестовали, хотя он и был меньшевиком и интеллигентом. Возможно, на судьбе Новицкого сказался тот факт, что во время пребывания в Крыму белогвардейцев он дважды арестовывался контрразведкой Врангеля.
Новицкого отпустили, и он еще долго работал сначала редактором газеты «Красный Крым», затем преподавал в Таврическом университете, а с 1922 года перебрался в Москву, где работал в системе Народного комиссариата просвещения РСФСР.
Отъезд из Крыма спас Павлу Ивановичу жизнь. Во время партийных чисток 1934-35 года он как бывший меньшевик был исключён из ВКП(б), однако остался жив и вошел в советскую историю как талантливый фотограф, один из создателей объединения работников новых видов художественного труда «Октябрь» и преподаватель ГИТИСа, Литературного института имени А. М. Горького и Высшего театрального училища имени Б. В. Щукина.
Не всем его преемникам на посту главы Наркомпроса Крымской АССР так повезло.
Так. нового главу ведомства, одного из первых татар-коммунистов Исмаила Фирдевса (Керимджанов), по сути тормозившего курс партии на ликвидацию национальных систем образования в Крыму, сначала обвинили в мягкотелости, а в 1929 году арестовали и приговорили к 10 годам лагерей. Во время отбывания наказания на Соловках бывшего наркома осудили повторно, приговорили к смертной казни и расстреляли 27 октября 1937 года.
Другого представителя татарской интеллигенции на этом посту - Усеина-Вели Балича, боровшегося за сохранение преподавания на татарском языке и выступившего с инициативой восстановления в Крыму университета, в марте 1928 года сняли с поста, в июне исключили из партии с мотивировкой «за сокрытие своего контрреволюционного прошлого», а в январе 1929-го арестовали и отправили на 10 лет на Соловки, где он и сгинул.
Следующим комиссара просвещения Кр АССР был Мамут Недим - известный общественный деятель, театральный критик и редактор нескольких крымских газет. Он был одним из самых авторитетных руководителей культурного строительства на полуострове, последовательно защищал политику развития национального языка.
Но на посту наркомпроса Недим успел сделать немногое - его деятельность пришлась на начало масштабной кампании по «выявлению врагов по социальному происхождению и решительной борьбы с чуждыми идеологическими элементами и настроениями». В протоколе заседания комиссии КрымЦИКа по проверке работы наркомпроса от 17 октября 1929 года отмечено следующее: «Мамут Недим не ставил вопросов дифференциации национальной интеллигенции. Отношение к националистической интеллигенции - покровительственное». Комиссия рекомендовала снять Недима с должности, вынесла ему строгий выговор и послала на низовую работу.
За ним пришли 26 мая 1937 года, а 17 апреля 1938 года расстреляли. Его преемник - Рамазан Александрович, возглавивший Крымский наркомпросвет в 1929 году - пытался восстановить Крымский университет. Но восстанавливать университеты со старой профессурой советские власти не хотели, а новой, советской профессуры, ещё не было
В сентябре 1930 года Рамазан Александрович был переведен на работу в обком, но в мае 1934 года во второй раз назначен на должность наркома просвещения. Этот период ознаменовался погромом учебных заведений, увольнением преподавателей из числа крымских татар. В мае 1937 года Александровича сняли с должности «как участника буржуазной националистической группировки», затем исключили из партии, арестовали и расстреляли 17 апреля 1938 года.
В ту пору, когда рабочие курсы при Евпаторийской школе повышенного типа заканчивал владелец представленного в нашей коллекции удостоверения, наркомом просвещения Крымской АССР был видный педагог Али Асанович Асанов.
В этот период на полуострове развернулась борьба с «буржуазным национализмом», особенно татарским. Были раскрыты так называемые «буржуазно-националистические группы» Баймбитова, Алиханова и других, которых обвинили в подготовке свержения Советской власти с помощью интервенции. В пропаганде буржуазно-националистических идей в пединституте на факультете татарского языка и литературы был обвинен целый ряд талантливых преподавателей, которых позже приговорили к смерти.
В одном только 1933 году в Крыму было снято с работы 200 педагогов, из них половина - как классово чуждые, половина - как не справившиеся с работой. Но этого оказалось мало. В очередной раз «расстрельная команда» поднялась по ступенькам Крымского Наркомата просвещения. 20 апреля 1934 года Али Асанова сняли с поста наркомпроса за «нерешительность в борьбе с буржуазным национализмом». Спустя четыре года - 17 апреля 1939 года - его расстреляли.
Наконец, с апреля по июль 1937 года - в самый пик политических репрессий против крымскотатарской интеллигенции - должность наркома просвещения Крымской АССР занимал Билял Абла Чагар. Он часто был вынужденным исполнителем партийных директив, направленных против его соотечественников. Однако скоро и он сам стал жертвой этих директив. В конце июля 1937-го его уволили «в связи с имеющимися данными о принадлежности к буржуазной националистической организации». В сентябре исключили из партии как «врага народа» и 17 апреля 1938 года поставили к стенке.
Наши читатели, наверное, уже обратили внимание на эту зловещую дату - 17 апреля 1938 года. Это одна из самых мрачных дат в истории Крыма. В этот день во дворе Симферопольской тюрьмы НКВД по обвинению в «национализме» были расстреляны сотни видных деятелей крымско-татарской интеллигенции, среди которых художник, искусствовед, бывший директор Бахчисарайского музея Усеин Боданинский, историк и филолог Осман Акчокраклы, поэт и литературовед Абдулла Лятиф-заде, писатель Асан Сабри Авазов и сотни других, чьи имена так и останутся неизвестными.
Описанные выше факты позволяют получить представление о том, в какой атмосфере работал Наркомат просвещения в Крыму.
Тем удивительнее тот факт, что работа по созданию национальных кадров здесь не прерывалась ни на минуту. Если взглянуть на удостоверение Николая Золотухина, можно обратить внимание на абзац, в котором указано, что этот документ дает его обладателю право «поступления без приемочных испытаний в ВУЗы и ВТУЗы страны».
Таким образом, отсидевший всего год за партой рабфака Николай становился привилегированным человеком с путевкой в большую университетскую жизнь, какую в ту пору имели далеко не все.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Надо сказать, что рабфаки были уникальным советским изобретением, которое могло появиться только в молодой пролетарской республике. Спорить о том, насколько оно оказалось полезно или вредно, можно долго. В первые годы своего существования советская власть остро нуждалась в специалистах самого разного профиля - и тут рабфаки, безусловно, очень помогли. Ускоренными темпами они выпускали со своих конвейеров абитуриентов, «готовых» для получения профессионального образования в вузах, нередко без всякого отбора и экзаменов.
Первоочередной задачей в сфере народного образования большевики с самого начала считали обязательную пролетаризацию студенческих масс. Уже в августе 1918 года В.И. Ленин подписал декрет «О правилах приема в высшие учебные заведения», который привел в полное недоумение университетскую общественность.
Приведем выдержки из этого документа: «Каждое лицо, независимо от гражданства и пола, достигшее 16-ти лет, может вступить в число слушателей любого высшего учебного заведения без представления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой-либо школы. Воспрещается требовать от поступающих какие бы то ни было удостоверения, кроме удостоверения об их личности и возрасте. Все высшие учебные заведения Республики открыты для всех, без различия пола. За нарушение указанного Постановления все ответственные лица подлежат суду Революционного Трибунала.
Произведенный на основании аттестатов или конкурсных экзаменов приём в число студентов первого курса на предстоящий 1918/19г. объявляется недействительным».
Другими словами, преподавателей обязали принимать в вузы рабочую и сельскую молодежь, закрывая глаза на отсутствие у нее способностей к наукам, низкий уровень подготовки или даже полное ее отсутствие. Под лозунгом «завоевания высшей школы» началось массовое зачисление в институты «рабочих от станка».
Надо сказать, что рабоче-крестьянская молодежь оказалась жадна до знаний, в получении которых царским режимом ей было отказано в силу социального происхождения. Далеко не всем парням и девушкам довелось закончить даже начальную, не говоря уже о средней школе
. И вот с таким скудным багажом знаний молодежь со всей страны устремилась в большие города за высшим образованием. «Среди нас были люди самой различной степени подготовленности, различного возраста, различного жизненного опыта. Очень немногие имели за плечами семилетку, большинство закончило только сельскую школу или школу фабзавуча, а иные всего лишь ликбез.
Доходило до анекдотов. Спрашивает однажды преподаватель на уроке биологии студента:
- Какая кровь у лягушки?
- У лягушки-то? - задумывается студент. - А вон как у Мишки рубаха.
А рубаха у рядом сидящего Мишки - зеленая», - вспоминала студентка Уральского государственного университета М. Ожегова-Семенова.
В общем, вчерашним красноармейцам, матросам, пахарям и кузнецам гранит науки оказался не по зубам. Положение надо было спасать. И тут как нельзя кстати пришлась инициатива главного советского историка тех лет Михаила Покровского.
Он предложил создать школу, которая стала бы промежуточным этапом между средней и высшей ступенями образования. Идея пришлась по душе новой власти. Для рабоче-крестьянской молодежи вскоре стали открывать специальные курсы предподготовки, на которых ей давали общие знания, необходимые для обучения в вузе хотя бы на начальном этапе. Эти курсы и стали называться «рабочими факультетами», а проще - рабфаками.
Именно они должны были выполнить социальный заказ на подготовку студентов из рабочей и крестьянской среды для университетов и институтов. Задачу рабфаков нарком просвещения А.В.Луначарский определял так: «Значение рабфаков заключается в том, что они не только предназначены для пополнения первого курса различных высших учебных заведений нормально подготовленным элементом при слабом функционировании средней школы, но и для облегчения пролетариату фактически завоевать эти высшие школы для себя. Рабфак есть канал, приспособленный к проникновению в университеты фабрично-заводских рабочих».
Картина "Первый рабфак". Художник Леонид Кривицкий
Первый такой факультет открылся 2 февраля 1919 года при Московском коммерческом институте (ныне Российский экономический университет им. Г.В.Плеханова). Опыт показался удачным. Уже в сентябре того же года появилось постановление ЦИК, законодательно закрепившее создание рабфаков. Советская власть всячески поощряла организацию подготовительных факультетов, особенно вечерних, при крупных промышленных предприятиях и колхозах.
В начале 1921 года в Москве и еще 33 городах страны функционировало уже 59 рабфаков, на которых обучалось около 25,5 тысяч студентов. Свой рабфак был даже в трудовой колонии для беспризорников имени Максима Горького, где работал автор «Педагогической поэмы» Антон Макаренко, всячески поощрявший тягу своих подопечных к знаниям. А уже в начале 1924-25 учебного года в РСФСР насчитывалось 87 рабфаков, готовивших в вузы 35 тысяч студентов. По социальному составу 63% из них были рабочими, 25% - крестьянами. 29% являлись членами РКП(б), 28% - комсомольцами.
Для того чтобы поддержать студентов рабфаков, Наркомпрос РСФСР выделил для них 25000 стипендий из общего количества в 47000 стипендий, предназначенных для студентов всех советских вузов. Чувствуете особое отношение к студентам рабочих факультетов? Рабфаковцы его тоже чувствовали, ведь они прошли серьезный классовый отбор.
Поступающий на рабфак должен был быть не моложе 16 лет, иметь образование в объеме 4 классов I ступени и не менее 1 года производственного стажа. Но главное, у него должно быть подходящее социальное происхождение - пролетарское или крестьянское. И никаких дворянских корней или интеллигентских кровей. Разумеется, в биографии будущего рабфаковца не могло быть позорных пятен вроде раскулаченных или эмигрировавших родственников. Постепенно необходимый для поступления на подготовительные курсы трудовой стаж стали увеличивать - соответственно, менялся и средний возраст рабфаковцев. Так, абитуриенты 18-20 лет, прежде чем поступить на рабфак, должны были проработать не менее 3-х лет, а рабочие 25-30 лет завоевывали право обучения на курсах уже 6-летним трудовым стажем.
Лица нефизического труда, т.е. служащие, принимались на факультет по остаточному принципу - только при наличии свободных мест и комсомольского стажа.
Для многих сельских парней и девушек приглашение на учебу в рабфак стало самым ярким и наиболее значимым событием в жизни. «Старинное село Усть-Кишерть прилепилось в излучине Сылвы, в самом центре Уральских гор. Здесь я родилась, жила в няньках, батрачила, работала на железной дороге. Здесь окончила четырехгодичную сельскую школу. Здесь же вступила в комсомол. За двадцать лет ни разу не бывала нигде дальше Кунгура - в восемнадцати вёрстах от нашего села.
Однажды прибежала я с работы, дома лежит записка. Мне предлагается срочно явиться в райком комсомола. Взволнованная необычным вызовом, пришла. Здесь уже собралось несколько девчат и парней. Секретарь райкома комсомола сообщил, что нашему району выделены путевки на учебу, на рабфак. Путевки вручили двенадцати комсомольцам, среди них и мне. И вот теплым вечером конца лета я приехала в незнакомый Свердловск, впервые так далеко от дома. В руках у меня зелененький сундучок, с какими в старину езживали паровозные машинисты. К сундучку веревкой приторочена подушка, обернутая одеялом из домотканных половиков. Насилу разобралась, как мне добраться до общежития рабфаковцев. Впервые в жизни взгромоздилась с сундуком своим на мягкое сиденье автобуса. И этот автобус, и улицы, проносящиеся за окном, казались мне волшебными, сказочными, полными неведомых чудес. Так началась моя новая жизнь», - рассказывает студентка рабфака М. Ожегова-Семенова.
Редакция студенческой газеты
Свои рабфаки появились и в Крыму.
Первые такие курсы открылись при университете Симферополя 21 февраля 1921 года. В том же году подготовительные факультеты заработали в Севастополе и Керчи, позднее в Ялте и Евпатории - печать последнего как раз и красуется на бланке удостоверения из нашей коллекции.
Алушта. 13 июня 1935 года. 1-й курс Крыммедрабфака. Фото с сайта http://hatira.ru/
В 1931 году в Крыму насчитывалось уже 8 рабфаков. Под гостиницы для студентов на полуострове использовали заброшенные царские гостиницы. Как правило, они были холодные и сырые, в одной комнате проживало до 15 человек. В неурожайные годы студенты получали плохо выпеченный хлеб с добавлением соломы, на обед - только перловую кашу.
В сентябре 1929 года заведующий рабфаком Чешмеджи обращался в Наркомпрос Крыма с просьбой о помощи: «В общежитии в среднем на студента приходится 5 м2, т.е. ниже минимально установленных норм в 2 раза; средняя температура в отопительный сезон 8-10°. Совершенно отсутствуют постельные принадлежности. Все это отражается особенно тяжело на красноармейцах, малоквалифицированных рабочих, батраках, процент коих среди студенчества в настоящее время высок. Обеспеченность мебелью: на 450 человек, живущих в общежитиях, имеются: кроватей 110 шт., топчанов 280 шт., всего 320 штук (60 человек спят на полу); шкафов (вещевых) 17 шт., табуреток 200 штук, стульев, умывальников вовсе нет (студенты моются в общей умывальной, где вода зимой замерзает)».
Судя по всему, в очень непростых условиях получал знания студент евпаторийского рабфака Николай Золотухин.
Раздача обеда в студенческом общежитии. Петроград, 1920-е годы.
Но не только крымским рабфаковцам приходилось туго. Сложностей в период разрухи и голода хватало во всех регионах страны. Чаще всего трудности в быту рабфаковцы преодолевали вместе. «При получении стипендии тут же отдавали часть денег старосте. Установили дежурства. Очередная дежурная обязана была не только поддерживать чистоту в комнате, но и, получив определенную сумму от старосты, закупать продукты и готовить еду на всю «коммуну». Каждая из нас, вступив на дежурство, старалась накормить подруг как можно сытнее, вкуснее и дешевле. Но и это не было последней ступенью «обобществления» средств. Каждый месяц, в день получки стипендии, мы обсуждали на общем собрании: кому и что покупать из обуви и одежды. Деньги выделяли в первую очередь тем, кому было совершенно необходимо пополнить гардероб - ботинки ли «каши просят» или последняя будничная кофтенка прохудилась, разлезается по всем швам», - вспоминают посетители рабочих курсов.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Учились рабфаковцы старательно. Государство победившей пролетарской диктатуры пристально следило за усердием слушателей подготовительных курсов и не собиралось давать бесплатное образование лоботрясам и идеологически чуждым элементам. В городских архивах Санкт-Петербурга хранятся документы одного из рабфаков, из которых следует, что «учащиеся, пропустившие без уважительных причин 3 дня в течение месяца, без усердия относившиеся к учебе, подлежали исключению». Или вот такой повод для отказа в последующем поступлении в университет: «Учебное бюро, обсуждая результаты групповых собраний, постановило: Лапицкого, хотя и успевающего, но идеологически безнадежно чуждого Рабфаку, выпустить со свидетельством об окончании без направления оного в вуз». Разумеется, для безнадежного Лапицкого с такой справкой все двери были закрыты.
Продолжение - Лабораторно-бригадный метод обучения и рабфаки в СССР, ч. II