(no subject)
(Часть I - ЗДЕСЬ)
Стылая, тревожная ночь замерла над Петроградом. По всему городу тревожно выли уцелевшие собаки. Тускло светилась летающая тарелка на Сенатской площади. Правительство новообразовавшейся Советской республики принимало этой ночью посла с Планеты Мыслящих Грибов.
Владимир Ильич говорил горячо, вскакивал из-за стола, размахивал руками и временами возбужденно жужжал (последнее время он питался почти исключительно мёдом, скармливая свои нормальные обеды специально отловленным для этого голодным детям).
- И вот именно теперь, когда социалистическая революция, наконец, свершилась, и большевики готовы предоставить вам территории и рабочих особей, вы говорите нам о прекращении сотрудничества? Я вас правильно понял?
- Ваши усилия по подготовке плацдарма для вторжения были оценены по достоинству. Но поймите вы, голубчик мой, - три пары главных глаз посла ничего не выражали, но гулкий, словно из железного ведра, голос звучал со снисходительным добродушием. Понять, каким местом он говорит, было решительно невозможно, - Ни климат, ни химический состав атмосферы не позволяют считать эту планету желательным объектом для колонизации - теперь это совершенно ясно. Результаты вашей жизнедеятельности здесь впечатляют, но возить сюда мутагены через полгалактики никто не будет, я вас уверяю. Ваша революция, как это не прискорбно, с самого начала была пустой затеей.
Повисла тяжелая пауза. Владимир Ильич машинально схватил со стола чернильницу, сунул ее в рот и смачно захрустел. Он никак не мог избавиться от этой скверной привычки, приобретенной в царских тюрьмах и дававшей о себе знать в минуты волнения. Соратники вождя тревожно переглядывались между собой.
- Вас, разумеется, никто не винит, - снова загудел посол, - И мы даже найдем вам подобающее место. У нас прекрасные виварии - микроклимат, слизь… И перегной, я вам скажу - совсем не то, что в Горках! Собирайтесь, что вам за нужда теперь здесь оставаться? Поправите здоровье, окуклитесь наконец. И - лично от себя, учитывая ваши заслуги перед Сообществом Мыслящих Грибов - смею обещать устроить вас со временем на какой-нибудь не очень ответственный, но почетный пост.
- Коммунисты не постятся! - невпопад ответил Ильич.
- Ну как знаете, милостивый государь, уговаривать не стану. Была бы честь предложена. Только учтите, экспедиций сюда больше не будет.
Ленин встал, опрокинув стул, гордо выпрямился, вскинув подбородок, сжал в левой руке кепку, а правой молча указал на дверь.
Посол повернулся к выходу и, перебирая суставчатыми отростками, протиснулся в двери. Было слышно, как снаружи с криками шарахнулись прочь успевшие смениться караульные матросы…
Соратники молчали. Молчал, сидя неподвижно, и Ильич. По его щеке скатилась не то мутная слеза, не то капелька гноя из вечно воспаленных, а потому вечно хитро прищуренных глаз. Первым, неожиданно для всех, нарушил молчание Иосиф Сталин.
- Ну что, будэм слезы лить или думать, как жить дальшэ?
Полчаса назад было немыслимо даже представить, что он способен разговаривать с Вождем в таком тоне.
Ленин не слышал его. Он сидел, уставясь в одну точку, шевелил челюстями, и руки его шарились вслепую по столу, соскребали напáдавших с посла симбионтов… и вдруг замерли.
- Я должен признаться, - тихо произнес вождь мирового пролетариата. Тишина над столом повисла гробовая, - Нельзя всю жизнь лгать…
Соратники обратились в слух. Председатель совнаркома Владимир Ильич Ленин обвел собравшихся прояснившимся взглядом и твердо произнес:
- Это не Митя. Это я. Я сожрал мамину вазу!
Стылая, тревожная ночь замерла над Петроградом. По всему городу тревожно выли уцелевшие собаки. Тускло светилась летающая тарелка на Сенатской площади. Правительство новообразовавшейся Советской республики принимало этой ночью посла с Планеты Мыслящих Грибов.
Владимир Ильич говорил горячо, вскакивал из-за стола, размахивал руками и временами возбужденно жужжал (последнее время он питался почти исключительно мёдом, скармливая свои нормальные обеды специально отловленным для этого голодным детям).
- И вот именно теперь, когда социалистическая революция, наконец, свершилась, и большевики готовы предоставить вам территории и рабочих особей, вы говорите нам о прекращении сотрудничества? Я вас правильно понял?
- Ваши усилия по подготовке плацдарма для вторжения были оценены по достоинству. Но поймите вы, голубчик мой, - три пары главных глаз посла ничего не выражали, но гулкий, словно из железного ведра, голос звучал со снисходительным добродушием. Понять, каким местом он говорит, было решительно невозможно, - Ни климат, ни химический состав атмосферы не позволяют считать эту планету желательным объектом для колонизации - теперь это совершенно ясно. Результаты вашей жизнедеятельности здесь впечатляют, но возить сюда мутагены через полгалактики никто не будет, я вас уверяю. Ваша революция, как это не прискорбно, с самого начала была пустой затеей.
Повисла тяжелая пауза. Владимир Ильич машинально схватил со стола чернильницу, сунул ее в рот и смачно захрустел. Он никак не мог избавиться от этой скверной привычки, приобретенной в царских тюрьмах и дававшей о себе знать в минуты волнения. Соратники вождя тревожно переглядывались между собой.
- Вас, разумеется, никто не винит, - снова загудел посол, - И мы даже найдем вам подобающее место. У нас прекрасные виварии - микроклимат, слизь… И перегной, я вам скажу - совсем не то, что в Горках! Собирайтесь, что вам за нужда теперь здесь оставаться? Поправите здоровье, окуклитесь наконец. И - лично от себя, учитывая ваши заслуги перед Сообществом Мыслящих Грибов - смею обещать устроить вас со временем на какой-нибудь не очень ответственный, но почетный пост.
- Коммунисты не постятся! - невпопад ответил Ильич.
- Ну как знаете, милостивый государь, уговаривать не стану. Была бы честь предложена. Только учтите, экспедиций сюда больше не будет.
Ленин встал, опрокинув стул, гордо выпрямился, вскинув подбородок, сжал в левой руке кепку, а правой молча указал на дверь.
Посол повернулся к выходу и, перебирая суставчатыми отростками, протиснулся в двери. Было слышно, как снаружи с криками шарахнулись прочь успевшие смениться караульные матросы…
Соратники молчали. Молчал, сидя неподвижно, и Ильич. По его щеке скатилась не то мутная слеза, не то капелька гноя из вечно воспаленных, а потому вечно хитро прищуренных глаз. Первым, неожиданно для всех, нарушил молчание Иосиф Сталин.
- Ну что, будэм слезы лить или думать, как жить дальшэ?
Полчаса назад было немыслимо даже представить, что он способен разговаривать с Вождем в таком тоне.
Ленин не слышал его. Он сидел, уставясь в одну точку, шевелил челюстями, и руки его шарились вслепую по столу, соскребали напáдавших с посла симбионтов… и вдруг замерли.
- Я должен признаться, - тихо произнес вождь мирового пролетариата. Тишина над столом повисла гробовая, - Нельзя всю жизнь лгать…
Соратники обратились в слух. Председатель совнаркома Владимир Ильич Ленин обвел собравшихся прояснившимся взглядом и твердо произнес:
- Это не Митя. Это я. Я сожрал мамину вазу!