Пьер Гийота: воспоминания тыло-фронтовиka
WARNING! AHTUNG!
Насилие и гомосексуализм андер зе кат!
"Гомосексуалистов в культуре поддерживают гомосексуалисты, диссидентов - политики, женщин - феминистки, инвалидов - общества благотворительности, и т.д., до бесконечности, хуже всего теперь, видимо, обычным гениям мужского пола - им лучше даже не высовываться"
[Маруся Климова, писатель и переводчик]
Ну что же, беру в руки новенькую кроваво-красную книжицу с лицом в латексной маске и кровавыми же пятнами по всей площади обложки. Ничего, нас таким не испугаешь, подумаешь, кровь, главное ведь что? Текст, - говорю я и открываю книгу.
«Гийота написал книгу на ошеломляюще новом языке. Я никогда не читал ничего подобного. Никто еще так не говорил, как он говорит в этом романе»
[Мишель Фуко, фр. философ, мыслитель и писатель]
"- Так" - говорю я. - Как же здорово" - говорю. Ошеломляюще новый язык, просто замечательно. Как я это люблю. Эксперименты с языком, с формой. Как же мне повезло, что я наткнулся на этого Пьера. То бишь Гийоту.
На всякий случай с опаской начинаю читать предисловие. Автор предисловия, Ролан Барт, известный лит. критик и семиотик (как у нас Ю.Лотман, например) пишет:
«Публикация этого текста крайне важна, ибо какие бы критические и теоретические споры он не порождал, сам этот текст никогда не перестанет очаровывать…»
О-о, как я стал взволнован. Вот так свезло! - подумал я. Ещё не начал читать, а уже получил такой позитив. "Не перестанет очаро-о-вывать" - передразнил я и от волнения опрокинул чашку с чаем. Сейчас, сейчас. Держите меня семеро. Хватаю в диком нетерпении книгу и начинаю читать прямо с середины:
«…Сперма, извергнувшись из члена блондина, забрызгала хрен кучерявого; залупа того, увенчанная остатками вылившейся вхолостую спермы, тычется вглубь жопы Ваззага…» ["Эдем, Эдем, Эдем", Пьер Гийота]
Так, - думаю я. Тычется, значит. Хм…
ТАК-ТАК, - повторяю я и смотрю на обложку. Все верно, Гийота, Пьер. "Эдем, Эдем, Эдем". Так-так-так… Я беспокойно начинаю мерить шагами комнату. Это что же получается, товарищи?
"Среди французских писателей и интеллектуалов, представляющих «поколение алжирской войны», Гийота - бесспорно звезда первой величины." - вспоминаются мне слова рецензента.
- Хороши интеллектуалы, нечего сказать, "тычется вглубь жопы" - с укоризной качаю головой и немного успокоившись, беру в руки другую книгу Гийота, "патриотический гимн" «Могила для 500 000 солдат».
Сходу читаю в аннотации фразу: «Одна из важнейших книг нашей эпохи» за подписью все того же Мишеля Фуко.
- Ого, - говорю я Мишелю, сдерживая подступившие слёзы радости. - Спасибо тебе, Мишель Фуко, а то я чуть было не пропустил такое, одна из важнейших, подумать только!
- Ну что ты, не за что, - смутился он и улыбнулся своей самой доброй улыбкой. - Читай, - говорит, - и просвещайся. И опять по-доброму так улыбается.
И я продолжаю читать, снова открыв в произвольном месте:
«…Ваши мальчики резвятся с вами в вашей постели, в доме пахнет ночным потом и молоком, ваш сын лежит между вами и вашей женой, его пижама расстегнулась; чернильный ветер задувает в окно; в тени под хрустальной лампой в изголовье кровати звенит будильник. Мальчик развязывает пояс пижамы, запускает руку между ляжек, вы кончиком пальца ласкаете его запястье, касаясь волос на лобке; его мать, ваша жена дрожащей рукой скользит по бедру своего сына, ее влагалище волнуется, набухает, приоткрывается; занавеска, намокшая от чернил, падает; вы оба наваливаетесь на мальчика, вы проникаете в него одновременно спереди и сзади, он стонет, откинув голову на подушку, вы спариваетесь на его теле, наполненном и опустошенном, на его нежном животе вы обнимаетесь, как в первые дни, ваше семя изливается на его пупок; его тело подпрыгивает, губы дрожат, в уголках губ проступают капельки крови, вы и ваша жена слизываете их, вы тянете его каждый в свою сторону; мокрая пижама смята, задрана до плеч, спущена до колен, ваши руки мнут его тело, ваши зубы кусают его; ваша жена, присев на корточки, проходит над ним, берет его за ноги, поднимает и разводит их, погружает голову и зубы между ляжек, словно в арбуз, сок которого стекает по щекам до мочек ушей, раздвигает ляжки и хрюкает, хрюкает, сопит и стонет» ["Эдем, Эдем, Эдем", Пьер Гийота]
- Так, блядь! Это что за литература такая?! - не выдерживаю и кричу я гипотетическому Мишелю Фуко, грозя ему кулаком. Он смотрит на меня почему-то с укором и недовольством. Сам он одет в ночную рубашку и колпак на голове, в руке держит бокал шампанского. "Вдова Клико" - прочитал я на наклейке сбоку бокала. "Ага" - кивнул мне Мишель и растаял в ночной прохладе.
А я ещё долго мерил беспокойными шагами свою комнату и повторял как заклинание: раздвигает ляжки и хрюкает… хрюкает-хрюкает, сопит и стонет…
_____________________________
По-моему, это какая-то мистификация. Или сговор (не смейтесь, очень реальный вариант). Нет, бывает, что слишком уж начитанные люди сходят с ума. Тем более писатели, у которых это вообще предусмотрено тех.спецификациями. Но не все же сразу! Не поверю, что одновременно сошли с ума Фуко (он писал о безумии, но маловероятно, что он решил выполнить эдакую лабораторную работу на дому), Клод Симон, Сартр, Ролан Барт, да что там, слушайте:
"В 1970 г., через месяц после появления на книгу «Эдем, Эдем, Эдем» указом Министерства внутренних дел наложен тройной запрет: распространение, реклама, продажа несовершеннолетним. Что и в самом деле является фактом, экстраординарным для Франции, всегда отличавшейся свободомыслием, особенно в вопросах искусства. Международная петиция, а также запрос в устной форме, адресованный Франсуа Миттераном Национальной Ассамблее, письменное обращение президента Помпиду к министру Внутренних дел, остаются без ответа. Против запрета «Эдема» выступают практически все ведущие французские интеллектуалы: Жак Деррида, Филипп Соллерс, Клод Симон, Натали Саррот, Клод Мориак, Мишель Фуко, Маргерит Дюрас, Симона де Бовуар, Ж-.П Сартр, Ролан Барт, Пьер Булез. Но все напрасно…"
Какое-то коллективное помешательство. Критики пишут, что Гийота "своими фразами передает боль войны". Скажите мне, что можно передать, кроме ВИЧ, вот такой фразой:
«…Чей-то член вздрагивает возле его уха, его рука лезет между прижавшихся к его лицу ляжек, обхватывает мошонку целиком; стиснутая в его губах залупа дрожит, когда его рука начинает перебирать яйца, свисающие возле волосатой ляжки, из сухих завитков на которой осыпался песок; подросток сосёт залупу, заглатывает ее полным слюны горлом…» ["Эдем, Эдем, Эдем", Пьер Гийота]
Нет, я не ханжа, я очень терпеливый человек, если мое терпение испытывают ради какой-то прекрасной высшей цели. Но ЭТО? Если это не порнография, то покажите мне порнографию. Я ее увижу и могу тогда спокойно умирать, я увидел в этом мире все…
Опять-таки, я и против порнографии ничего не имею - я её люблю. Но это же не она! Какой-то бессмысленный набор даже не фраз - звуков, истязающих сознание. И мальчики кровавые везде…
Я так понимаю, что анальная фиксация не дает этому Гийоте покоя и Гийота решил выразить именно через нее ужасы войны. Внести, значит, дополнительный колорит.
Назвался коровой - выменем крепи поступки свои, "война как гипертрофированная сущность анального восторга плоти".
Кстати, вы уже наверно заметили, что кроме строго гомонаправленности эти тексты имеют сильный вектор в сторону педофилии, во всех книгах Гийоты фигурирует гомосексуальное насилие над детьми. Хорошо, если его вытесненное бес_сознательное реализуется всего лишь таким образом. Иначе только костер поможет гиганту мысли и "звезде первой величины" французской словесности.
Если подумать максимум секунды три, то становится ясно, что аргумент "он войну прошел" не выдерживает вообще никакой критики. А "именно после войны сформировался его стиль как писателя" (пишу и смеюсь;)) это вообще за гранью… При попытках представить, как именно Гийота воевал, рождаются только непристойные картинки.
Можете себе представить нашего ветерана-фронтовика, пишущего про войну вот так, по-простому, без изысков:
"Я вынимаю моего мальчика из-под грузовика, ложусь на него и говорю:
- Ты мой раб, у меня есть для тебя медное кольцо, кнут, плевки, драгоценные взгляды и ласки, блевотина, известь и кровь.
Он обнимает мою шею теплыми руками, я слизываю с его щек горючие слезы, на его животе, под моим животом, плавится лавр.
- Я буду бить тебя, стегать кнутом; день и ночь ты будешь ходить голый, блестящий, влажный от спермы и слюны, ты будешь тереться теплым липким животом о холодный мрамор стойки бара, смеяться, сверкая зубами, упираясь локтями в цинк" [Пьер Гийота «Могила для 500 000 солдат»]
Вот и мне трудно верится, что это у него из-за войны. Кстати, из армии Гийоту выгнали, с обвинениями ни много ни мало "в подрыве моральных и нравственных устоев армии". И это в вольнодумной и любвеобильной Франции! Представляю, что он там творил и как "воевал" :)
Ах, да. Роман все-таки разрешили к публикации в 1981 году и теперь каждый может насладиться вышепроцитированным, там этого добра много, 280 страниц сплошняком, без передышек, оттуда читатель узнает, как «язык слизывает с края жопы следы окровавленного дерьма» и остальные прелести "новизны языка".
Скажите, а вы уже очаровались? Нет, правда, я без иронии?
Меня смущает ещё следущая деталь: переводила это небезызвестная Маруся Климова, которая, насколько я ее знаю, не стала бы даже тратить время на какой-нибудь низкопробное говно.
Кругом одни загадки… Боже, сколько в мире тайн.
В общем, вы немного ознакомились с творчеством этого общепризнанного автора, звезды первой величины итэдэ, свою оценку я написал, какие у вас будут соображения? Нет, ну я правда хочу понять. Почему такую прозу возвели в ранг культа во Франции, и как подозреваю, не только в ней?
Мои версии:
1. это мистификация, шутка, плацебо, называйте как хотите.
2. в толерантной Европе ему стесняются сказать, что он просто пишущий п*дор и не больше.
3. как сказала Маруся Климова - "Гомосексуалистов в культуре поддерживают гомосексуалисты".
Я вот просто понять хочу. Почему столько высокоинтеллектуальных людей, гордость Франции, даже президент(!) за этого Гийоту заступалось? Чем его романы им приглянулись? Что в них такого гениального или новаторского?
Как вы думаете?
PS. Набрел я на него не просто так, потому что про гомосятинку почитать захотелось. Я читал обсуждение его книг двумя нормальными, да что там, совсем неглупыми и литературно образованными людьми. И тут такое… о горе мне, горе.
