К вопросу о том, кто как воевал Лифляндию

Jan 23, 2013 20:48

Поскольку после моего поста о поведении различных военных контингентов в Курляндии в ходе Северной войны уважаемый оппонент egil_belshevic
не угомонился, а продолжает настаивать на том, что в отличие от гуманитарных шведов русские варвары устраивали во время этой войны "ядерные бомбардировки Латвии", следует рассмотреть вопрос о методах ведения боевых действий и в другой части нынешней Латвии - Лифляндии.




На всякий случай нелишне будет напомнить, что в отличие от Курляндии, которая на тот момент являлась для русских страной союзника, Лифляндия была территорией противника - шведского короля Карла XII. На этой территории осуществлялась вербовка воинских контингентов, их размещение и снабжение. Поэтому вполне естественно, что русские относились к местному населению как было принято в те времена относиться к населению враждебной страны.

Любимой цитатой, которую приводят для доказательства особой русской кровожадности, являются слова из Военно-походного журнала Шереметева.

...они с теми полками, были даже до Новолоцанские мызы, которая за Маринбурхом по Рижской дороге лежит от Дерпта, и по той дороге были во многих местечках, и мызах и деревнях, и неприятельских воинских людей в тех мызах и деревнях никого не нашли, а которых тамошних жителей застали, и тех всех в полон побрали, а досталных порубили, и в тех местечках мыз и деревень выжгли болши шти сот, и хлеб жатой и в полях, которой не жат, и сена многое число пожгли же и каменное строение разорили без остатку.

Подобных походов в том журнале описано несколько. Русские разоряли Лифляндию ежегодно с 1701 по 1703 годы. Но была ли такая тактика исключительно варварским русским обычаем? Отнюдь. Читаем придворного летописца Карла XII Адлерфельда о событиях зимы 1700 - 1701 года, когда после Нарвской победы шведская армия стояла на зимних квартирах на западе Лифляндии. Шведы активно промышляют на русской территории.

... генерал-лейтенант Спенс был отправлен с полком конной гвардии, к нему на марше у границы присоединился полковник Шлиппенбах со своими драгунами, пехотой из гарнизона Мариенбурга и большим количеством крестьян для опустошения вражеской территории.

Задачу взятия Печор шведы выполнить не смогли. Часть местных жителей, которые забаррикадировалась в слободе у города, ... были сожжены ливонскими крестьянами, которые подожгли слободу с четырёх концов.

Разрешив крестьянам забрать с собой награбленное добро, уцелевшее после пожара, генерал отступил от монастыря. Но ненадолго.

Генерал Спенс отрядил капитана с сотней кавалерии, сопровождаемой огромным количеством крестьян, которые перешли по льду Чудское озеро и углубились до четырёх лиг в сторону Пскова. Экспедиция оказалась не бесплодной, так как они встретили отряд стрельцов, которых рассеяли, и вернулись с награбленным добром и пленниками, предав огню все поселения на своём пути.

Тем же самым занимался и другой шведский военачальник из местных.

Полковник Шлиппенбах отрядил из Мариенбурга подполковника Брандта с 130 конницы и большим количеством добровольцев; они прочесали местность вокруг Печор и Изборска без всякого противодействия гарнизонов, подожгли несколько тысяч домов, которые обратили в пепел, и распространили всеобщий ужас и тревогу. Подобные рейды впоследствии повторялись иногда большим, иногда меньшими партиями для захвата врагов и удержания их в постоянном страхе.

Таким образом, подобная военная тактика была вполне обычной и практиковалась ОБЕИМИ воюющими сторонами. Направлена она была на подрыв экономического потенциала противника и считалась в 18 веке вполне "конвенционным" способом ведения боевых действий. Современной аналогией могут служить бомбардировки вражеской территории, подобные тем, что осуществлялись ещё недавно в Югославии или Ливии.
Масштабы же разорения, безусловно, были разными. Сторона, одержавшая победу в полевом сражении, как правило получала возможность беспрепятственно опустошать территорию противника в течение какого-то времени. Победитель "закреплял" таким образом свой успех.

Попробуем оценить абсолютную величину ущерба Лифляндии в Северной войне. Этот вопрос подробно изучал профессор Хелдур Палли. Опираясь на его исследования, а также на свидетельства современников событий, можно кратко констатировать следующее.

Людские потери Лифляндии в самый "урожайный" на русскую добычу 1702 год оцениваются по максимуму в 7 - 8 тысяч угнанных. Значительная их часть позже вернулась домой. Некоторые спаслись бегством во время передвижения по Лифляндии. Ещё больше убежало пленных из Пскова и его окрестностей. Многих просто отпускали. Некоторые неплохо устраивались в России. Отмечены случаи, когда лифляндские крестьяне возвращались, чтобы уговорить своих односельчан последовать за ними в Россию. Сохранилось множество опросных листов крестьян, вернувшихся из плена. Как правило, они не жаловались на плохое обращение русских. Черкасы, входившие в корпус Шереметева, вернувшись на Украину, также захватили с собой некоторое количество лифляндцев. Нордберг пишет, что армия Карла XII встречала там немало таких крестьян в 1709 году, причём те решительно отказывались возвращаться на родину, где жизнь их была гораздо труднее. Действительно тяжёлая участь постигла лишь тех немногих лифляндцев, которых вопреки действующм законам того времени продали в рабство в Крым. Согласно исследованию латышского учёного, исследовавшего изменение народонаселения Видземе, Эдгара Дунсдорфса, которого трудно заподозрить в симпатиях к русским, по сравнению с потерями от голода 1695-1697 годов, когда умерло около 20% населения, потери из-за военных действий были незначительными. В дальнейшем угон гражданского населения почти прекратился. Шереметев пишет о крестьянах, пленённых в 1703 году, когда русские войска совершли самый крупный военный поход по северной Лифляндии:

… и многих отпустили, а не рубили, если не противилсь.

Материальные же потери подсчитать точно невозможно. В качестве добычи войска захватывали скот, провиант, сжигали хлеб на полях. Но прежде всего разорение достигалось сожжением и разрушением жилищ в стране противника. Лифляндский хронист Кристиан Кельх упоминает, что в 1702 году после битвы при Гуммельсгофе русские войска сожгли свыше ста мыз. Всего же в Лифлянди (без островов) в то время насчитывалось 845 мыз. То есть, сплошного разорения края не было и тексты военных докладов того времени нуждаются в семантическом анализе, а не в буквальном толковании.

Кто спорит, война всегда приносила многие бедствия населению, оказавшемуся на театре военных действий. Но нельзя определённо сказать, что Северная война велась более гуманно или более жестоко какой-либо из сторон.

Кстати, если воспрнимать слова моего уважаемого оппонента "одна из сторон использовала тактику выжженной земли" буквально, то он формально прав. Ибо под "тактикой выжженной земли" обычно понимают уничтожение всего ценного при отступлени. Этим в Лифляндии занималась только одна армия - шведская, которая сжигала лифляндские мызы и хутора, чтобы не оставить ничего ценного наступающей русской армии. Об этом я уже писал здесь.

Разорение Лифлянди прекратилось в августе 1704 года. После взятия Дерпта, хотя в руках шведов ещё оставались Нарва, Рига, Ревель, Пернов, Пётр I издаёт "Манифест о принятии под защиту жителей Лифляндии". В нём он объявляет:

... Того ради изволяем мы всем жителем сей провинции, хоя оные из рыцерства, духовенства, граждан, поселян и какого состояния или промысла оные быти ни могут или каким образом во оном обретатися будут, не токмо особами их, но и фамилиями, домами, дворами, имениями, маетностями и что им принадлежит, через сие под наше всемилостивейшее царское защищение и оборону воспримати таким образом, дабы никто из войск наших купно с теми, которые при оных обретаются, под телесною и смертною казнию помянутым жителем, ниже их особам, ни приналежащему им никакого озлобления или насилия, ни великого, ни малого не чинил и чинить не позволял, но наипаче оных в добром покое и миру содерживал ...

Манифест был широко распубликован по всей стране и зачитан в каждой роте русских войск.

Что же можно сказать с позиции нынешнего послезнания о том, что было добром и что злом для тех народов, из которых ныне сформировалась латышская нация, с узко-этнической точки зрения? Добром, то есть состоянием, обеспечивающим мирное развитие, увеличение популяции и возможность формирования культуры, для объекта международных отношений всегда являлось присоединение к более сильному и динамично развивающемуся субъекту. Таковым в начале XVIII века стало Россия. Пребывание в её составе и обеспечило 200-летний мир и всё то хорошее, о чём ныне изо всех сил ныне пытаются забыть привитые импортным вирусом русофобии.

18 век, Ливония, исторический материализм, прогулка в прошлое

Previous post Next post
Up