«НАША РОДНАЯ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ...»: ЧАСТЬ № 2
Предыдущая часть - тут.
Как ни старался я в предыдущей части акцентировать внимание читателей на том, что кулак образца 1870-ых - 1890-ых годов - это что-то одно, а кулак начала XX столетия - что-то иное, мне всё равно в комментариях предложили цитаты из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля и «Писем из деревни» А.Н. Энгельгардта. Хорошо! Уговорили! Сегодня мы повременим со второй частью нашего с вами Марлезонского балета - в смысле: разговора о том, как Советская власть защищала продовольственные интересы трудового народа, - и поговорим… Нет, не о кулаках, а о тех, кого они угнетали. В конце концов, ежели кулак держал в кулаке… хе-хе… всю деревню, был в ней царём и Богом, то, стало быть, все или, по крайней мере, многие беды крестьянства происходили от него. Такая, вот, получается логика.
Начну, как водится, издалека: как вы думаете, чем отличается нормальный человек от ненормального? Нормальный (и, соответственно, ненормальный) не в медицинском, а в мировоззренческом смысле?
Нормальный человек стремится к жизни в достатке: обычный «джентльменский» набор - дом, дача, возможность отдыхать, где захочется, есть и пить в своё удовольствие и одаривать любимых, короче говоря, всё то, что по какому-то недоразумению назвали американской мечтой. Ненормальный человек (они часто с гордостью называют себя совками), представьте себе, тоже не прочь заполучить всё это безобразие. Так в чём же разница? Она, представьте себе, как и суслик, имеется в наличии: нормальный человек для достижения этой цели он готов работать, не покладая рук, и работает; «совок» к таким жертвам категорически не готов. Он, «совок», совершенно необоснованно полагает, что все ему должны (от государства до соседей), что удача несправедливо отвернулась от него и так же несправедливо повернулась к соседу. В общем, этот «совок» - это быдло, как оно есть: завистливое, хамское, подлое и ленивое. Звучит, конечно, не очень, но что тут поделаешь: из песни слов не выкинешь!
«Новое знакомство». Картина кисти художника Ка́рла Йо́ханна Ли́моха (Carl Johann Lemoch) или, на русский манер, Кирилла Викентьевича Лемоха, 1885 год. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Российская Федерация.
И хотя я условно назвал этих самых ненормальных людей «совками», появились они на свет Божий не благодаря Советской власти: несколько столетий жизни в условиях крепостничества и сельской общины сделали своё чёрное дело - русский крестьянин en masse превратился в инфантильное существо с иждивенческими замашками (вспомним хотя бы автобиографический рассказ графа Л.Н. Толстого «Утро помещика»). Роль первого в мире государства рабочих и крестьян в этом вопросе свелась лишь к тому, что оно, получив такой вот природный самородок, тщательно прошлось по нему резцом, придавая резкости наиболее мерзким чертам.
К чему я это написал? Всё дело в том, что в разговоре о генезисе кулачества и, соответственно, его оборотной стороны - сельской бедноты в качестве главных причин их появления называют малоземелье крестьянских хозяйств и имущественное расслоение крестьянства. Всё это, конечно, так, но два принципиально важных обстоятельства, повлиявших на развитие процесса расслоения русского крестьянства, по какой-то странной причине остались за бортом. Хотя нет, причина известна и понятна: они, эти обстоятельства, рисуют оное крестьянство слишком уж в неприглядном свете, а как, спрашивается, выставлять титульный народ на всеобщее обозрение, ежели не на лихом коне с шашкой наголо?
Я, слава Богу, никакими комплексами не страдаю, посему давайте обсудим эти принципиальные, с моей точки зрения, обстоятельства. Первое из них - демографическое. Точнее даже - половые отношения на селе. Как это ни странно, но беднота плодилась в деревне, как кролики: явно наслаждаясь процессом, а не думая о результатах, т.е. безответственно. Причём эта картина характерна как для дореволюционной России, так и для Советского Союза 1920-ых - 1930-ых годов, то бишь является характерной чертой традиционного общества и общества, находящегося в самом начале модернизационного процесса.
Вот, например, пишет 23-го сентября 1935 года председателю Совета Народных Комиссаров товарищу Молотову Вячеславу Михайловичу письмо ответственный редактор журнала ЦК ВКП(б) «Крестьянка» товарищ Муратова. Пишет она о тяжкой судьбине советской женщины-труженицы Марии Семёновны Толмачёвой и просит отметить её, как многодетную мать, так сказать, поднять на щит борьбы против абортов и за повышение рождаемости:
«… Дочь батрака и сама батрачка, она рано была выдана замуж и к 37 годам родила 16 детей и сейчас беременна 17-м ребёнком. 6 детей М.М. Толмачёва потеряла, вследствие беспросветной нужды и непосильного труда, даже в последние дни беременности при единоличном способе хозяйствования.
Несмотря на тяжесть своего труда в прошлом и такую исключительную многодетность, колхозница Толмачёва ни тогда, ни, тем более, теперь даже мысли об аборте не допускала, хотя на этот путь её не раз сбивали соседки-колхозницы, подсмеиваясь и издеваясь над ней...».
Прозвучит, наверное, грубо, но всё же: по-моему, в том, что в семье конкретного мало- или того хуже безземельного крестьянина родилось полтора десятка детей, виноват не конкретный кулак и даже не кулачество, как социальный слой. Меж тем, именно это обстоятельство способствует благополучному обнищанию крестьянства. В конечном итоге, не будем забывать, что термин «пролетариат» происходит от латинского proles - потомство, сиречь пролетарий есть человек, не имеющий иного богатства, кроме своего потомства.
Другое обстоятельство - это «зелёный змий». В России пили с незапамятных времён, пили много, и поэтому здесь количеством выпитого вряд ли кого удивишь. Но, ежели сильно постараться, можно. Вот, скажем, на заре борьбы против всеобщего пьянства, которая пришлась на конец XIX в. и, к слову, была инициирована обществом, а не государством, появилась масса обследований бюджетов крестьянских семей на предмет «пьяных» трат. Одна из таких работ - «Критические исследования о потреблении алкоголя в России» (1911 г.) - принадлежит перу рано умершего статистика Владимира Дмитриева (кому интересен вопрос, обязательно прочитайте книгу: это весьма насыщенное данными исследование).
Так вот, интересны выводы, к которым пришёл автор: его исследование показывает, что на рубеже веков больше всего употребляли горячительных напитков именно безземельные крестьяне. Что характерно: малоземельные крестьяне (с площадью земельного надела на двор до 25 десятин) пили очень мало - например, для Воронежской губернии в 1900 году эта цифра составляла 0,574 - 0,762 ведра сорокоградусной водки на душу в рабочем возрасте в год. Для сравнения: для многоземельного крестьянина в рабочем возрасте эта величина находилась на уровне 1,137 ведра, а для безземельного - 1,291 ведра! И если с зажиточным крестьянином всё понятно: у него есть и здоровый повод, чтобы «залить за воротник», и - самое главное - средства для этого, то причину повышенного потребления алкоголя беднотой стоит искать, вероятно, в озвученных выше мировоззренческих моментах.
Как ни старался я в предыдущей части акцентировать внимание читателей на том, что кулак образца 1870-ых - 1890-ых годов - это что-то одно, а кулак начала XX столетия - что-то иное, мне всё равно в комментариях предложили цитаты из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля и «Писем из деревни» А.Н. Энгельгардта. Хорошо! Уговорили! Сегодня мы повременим со второй частью нашего с вами Марлезонского балета - в смысле: разговора о том, как Советская власть защищала продовольственные интересы трудового народа, - и поговорим… Нет, не о кулаках, а о тех, кого они угнетали. В конце концов, ежели кулак держал в кулаке… хе-хе… всю деревню, был в ней царём и Богом, то, стало быть, все или, по крайней мере, многие беды крестьянства происходили от него. Такая, вот, получается логика.
Начну, как водится, издалека: как вы думаете, чем отличается нормальный человек от ненормального? Нормальный (и, соответственно, ненормальный) не в медицинском, а в мировоззренческом смысле?
Нормальный человек стремится к жизни в достатке: обычный «джентльменский» набор - дом, дача, возможность отдыхать, где захочется, есть и пить в своё удовольствие и одаривать любимых, короче говоря, всё то, что по какому-то недоразумению назвали американской мечтой. Ненормальный человек (они часто с гордостью называют себя совками), представьте себе, тоже не прочь заполучить всё это безобразие. Так в чём же разница? Она, представьте себе, как и суслик, имеется в наличии: нормальный человек для достижения этой цели он готов работать, не покладая рук, и работает; «совок» к таким жертвам категорически не готов. Он, «совок», совершенно необоснованно полагает, что все ему должны (от государства до соседей), что удача несправедливо отвернулась от него и так же несправедливо повернулась к соседу. В общем, этот «совок» - это быдло, как оно есть: завистливое, хамское, подлое и ленивое. Звучит, конечно, не очень, но что тут поделаешь: из песни слов не выкинешь!
«Новое знакомство». Картина кисти художника Ка́рла Йо́ханна Ли́моха (Carl Johann Lemoch) или, на русский манер, Кирилла Викентьевича Лемоха, 1885 год. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Российская Федерация.
И хотя я условно назвал этих самых ненормальных людей «совками», появились они на свет Божий не благодаря Советской власти: несколько столетий жизни в условиях крепостничества и сельской общины сделали своё чёрное дело - русский крестьянин en masse превратился в инфантильное существо с иждивенческими замашками (вспомним хотя бы автобиографический рассказ графа Л.Н. Толстого «Утро помещика»). Роль первого в мире государства рабочих и крестьян в этом вопросе свелась лишь к тому, что оно, получив такой вот природный самородок, тщательно прошлось по нему резцом, придавая резкости наиболее мерзким чертам.
К чему я это написал? Всё дело в том, что в разговоре о генезисе кулачества и, соответственно, его оборотной стороны - сельской бедноты в качестве главных причин их появления называют малоземелье крестьянских хозяйств и имущественное расслоение крестьянства. Всё это, конечно, так, но два принципиально важных обстоятельства, повлиявших на развитие процесса расслоения русского крестьянства, по какой-то странной причине остались за бортом. Хотя нет, причина известна и понятна: они, эти обстоятельства, рисуют оное крестьянство слишком уж в неприглядном свете, а как, спрашивается, выставлять титульный народ на всеобщее обозрение, ежели не на лихом коне с шашкой наголо?
Я, слава Богу, никакими комплексами не страдаю, посему давайте обсудим эти принципиальные, с моей точки зрения, обстоятельства. Первое из них - демографическое. Точнее даже - половые отношения на селе. Как это ни странно, но беднота плодилась в деревне, как кролики: явно наслаждаясь процессом, а не думая о результатах, т.е. безответственно. Причём эта картина характерна как для дореволюционной России, так и для Советского Союза 1920-ых - 1930-ых годов, то бишь является характерной чертой традиционного общества и общества, находящегося в самом начале модернизационного процесса.
Вот, например, пишет 23-го сентября 1935 года председателю Совета Народных Комиссаров товарищу Молотову Вячеславу Михайловичу письмо ответственный редактор журнала ЦК ВКП(б) «Крестьянка» товарищ Муратова. Пишет она о тяжкой судьбине советской женщины-труженицы Марии Семёновны Толмачёвой и просит отметить её, как многодетную мать, так сказать, поднять на щит борьбы против абортов и за повышение рождаемости:
«… Дочь батрака и сама батрачка, она рано была выдана замуж и к 37 годам родила 16 детей и сейчас беременна 17-м ребёнком. 6 детей М.М. Толмачёва потеряла, вследствие беспросветной нужды и непосильного труда, даже в последние дни беременности при единоличном способе хозяйствования.
Несмотря на тяжесть своего труда в прошлом и такую исключительную многодетность, колхозница Толмачёва ни тогда, ни, тем более, теперь даже мысли об аборте не допускала, хотя на этот путь её не раз сбивали соседки-колхозницы, подсмеиваясь и издеваясь над ней...».
Прозвучит, наверное, грубо, но всё же: по-моему, в том, что в семье конкретного мало- или того хуже безземельного крестьянина родилось полтора десятка детей, виноват не конкретный кулак и даже не кулачество, как социальный слой. Меж тем, именно это обстоятельство способствует благополучному обнищанию крестьянства. В конечном итоге, не будем забывать, что термин «пролетариат» происходит от латинского proles - потомство, сиречь пролетарий есть человек, не имеющий иного богатства, кроме своего потомства.
Другое обстоятельство - это «зелёный змий». В России пили с незапамятных времён, пили много, и поэтому здесь количеством выпитого вряд ли кого удивишь. Но, ежели сильно постараться, можно. Вот, скажем, на заре борьбы против всеобщего пьянства, которая пришлась на конец XIX в. и, к слову, была инициирована обществом, а не государством, появилась масса обследований бюджетов крестьянских семей на предмет «пьяных» трат. Одна из таких работ - «Критические исследования о потреблении алкоголя в России» (1911 г.) - принадлежит перу рано умершего статистика Владимира Дмитриева (кому интересен вопрос, обязательно прочитайте книгу: это весьма насыщенное данными исследование).
Так вот, интересны выводы, к которым пришёл автор: его исследование показывает, что на рубеже веков больше всего употребляли горячительных напитков именно безземельные крестьяне. Что характерно: малоземельные крестьяне (с площадью земельного надела на двор до 25 десятин) пили очень мало - например, для Воронежской губернии в 1900 году эта цифра составляла 0,574 - 0,762 ведра сорокоградусной водки на душу в рабочем возрасте в год. Для сравнения: для многоземельного крестьянина в рабочем возрасте эта величина находилась на уровне 1,137 ведра, а для безземельного - 1,291 ведра! И если с зажиточным крестьянином всё понятно: у него есть и здоровый повод, чтобы «залить за воротник», и - самое главное - средства для этого, то причину повышенного потребления алкоголя беднотой стоит искать, вероятно, в озвученных выше мировоззренческих моментах.