2000
Есть года, которые выпадают из памяти надолго, если не навсегда. Лежат пыльной стопкой где-то там, на задворках твоего бытия, окутываются мороком. Обернёшься вспоминать - а нечего. Некого.
Двухтысячный год не из таких, нет. Двухтысячный я вспомнила, не оборачиваясь.
В январе мне исполнилось 29.
Это первый год, когда я не работаю. Осенью уволилась из «Банка развития ХХI век». Позади - пять лет работы в обменном пункте гостиницы «Интурист». Я ещё не знаю, что потом напишу книжку об этом периоде своей жизни. Я не подозреваю, что когда-то они у меня будут - эти благословенные книжки.
У меня есть муж, за которого я так и не сподобилась выйти замуж. И не сподоблюсь.
У меня есть сын, которому четыре года.
Мы снимаем квартиру на Ялтинской, живём на 18 этаже, длинная бестолковая лестничная площадка, четыре квартиры, в дальнем углу, за мусоропроводом, маленькое помещение, оборудованное кем-то под качалку.
Вечером иду выкидывать мусор. В качалке тренируются бритоголовые парни.
-Фашисты?- спрашиваю.
-Патриоты,- отвечают уклончиво.
Я выкинула мусор, ушла домой. Нажаловалась мужу.
В следующий раз мусор пошёл выносить он. Муж у меня совсем Довлатов. Внешне и вообще. Абсолютный интеллигент. Мало кто из знакомых знает, что у него шестой дан и чёрный пояс по таэквондо, и что при желании он может пробить кулаком дыру в стене.
Перекрестила я своего интеллигента и отправила променадить к мусоропроводу. Жду его, жду. Не возвращается. Пошла спасать. Прихожу, а он патриотов тренирует. Я ему говорю - ты их тренируешь, чтобы они потом нас побили? А он мне - если они будут неправильно гантели тягать, заработают себе большие проблемы с позвоночником.
Еле увела.
Патриоты за ним раз пять ещё приходили. Просили показать, как то или иное упражнение делать. Муж возился с ними, объяснял. Я наблюдала эту российскую историю икс со стороны, не вмешивалась. Верила в лучшее.
Помнила, как после взрывов на Гурьянова люди какое-то время ночами дежурили у домов. Муж тоже дежурил. Через три дня, с двух часов ночи до четырёх утра. С напарником по имени Теймураз. Так и ходили вокруг дома двумя жгучими оксюморонами. Невыносимая нелепость бытия, да.
Двухтысячный.
У меня сын, которому четыре года, и который до сих пор не научился толком говорить. Последствия родовой травмы. Год назад нам поставили грустный диагноз - задержка речевого развития. Мы ходим в специализированный садик, а по субботам и воскресеньям ездим через полгорода к логопеду Нине Константиновне.
Нина Константиновна живет на втором пятом этаже. Чтобы попасть к ней в квартиру, нужно доехать на лифте до пятого этажа и подняться на один лестничный пролёт. Надстроили над домом один этаж, а назвать его шестым не додумались. Поэтому в доме нашего логопеда два пятых этажа - первый и второй.
Нина Константиновна настоящая русская красавица - высокие надбровные дуги, васильковые глаза. Она учит моего сына произносить звуки. Выстраивает из кубиков Зайцева целые предложения-поезда, мой мальчик катает вагоны-слова, старательно повторяет за логопедом ма-ма-мы-ла-ра-му. К концу года он легко выговаривает её имя - Нина Константиновна. Безостановочно сыплет сложносочинёнными предложениями. Цитирует по памяти целые страницы из «Пеппи Длинныйчулок». Читает по слогам.
Нина Константиновна искренне радуется успехам ученика. Обнимает его, гладит по кудрям, называет умницей. Последнее занятие превращает в праздник - Эмиль ходит по комнате, и по записочкам ищет клад. Три шага направо, пять шагов к книжному шкафу, вторая книжка на нижней полке. В книжке лежит очередная записка с инструкцией. Клад обнаруживается за креслом. Красный грузовик. В кузове - конфеты и яблоки.
-Будьте счастливы,- говорит нам Нина Константиновна на прощание.
-И вы, и вы,- говорим мы.
-Обязательно!- обещает Нина Константиновна.
Нине Константиновне 29. Столько же, сколько мне. У неё старенькая бабушка и семилетняя дочь Варя. У Вари аутизм. Я обнимаю Нину Константиновну, шепчу ей на ухо «спасибо», беру сына на руки, спускаюсь по лестнице, осторожно нашаривая ногой ступени и плачу.
Сын шуршит конфетным фантиком:
-Ты зачем плачешь? Не плачь. Лучше послушай, как фантик шугхшит.
Единственное, что не получилось у Нины Константиновны - научить его правильно произносить звук «р».
Мой мальчик до сих пор грассирует.
Двухтысячный, и мне пока не дано понять бесценность каждой новой встречи и каждого нового человека, распахивающего передо мной дверь. Пройдёт время, и я начну их вспоминать. И составлять по этим людям своё прошлое. Потому что кто мы есть без таких вот встреч? Tabula rasa. Дерево, лишённое годовых колец.
.
По следам "вспоминательного" поста Яны Вагнер: https://www.facebook.com/jana.vagner/posts/646467908739121
Двухтысячный год не из таких, нет. Двухтысячный я вспомнила, не оборачиваясь.
В январе мне исполнилось 29.
Это первый год, когда я не работаю. Осенью уволилась из «Банка развития ХХI век». Позади - пять лет работы в обменном пункте гостиницы «Интурист». Я ещё не знаю, что потом напишу книжку об этом периоде своей жизни. Я не подозреваю, что когда-то они у меня будут - эти благословенные книжки.
У меня есть муж, за которого я так и не сподобилась выйти замуж. И не сподоблюсь.
У меня есть сын, которому четыре года.
Мы снимаем квартиру на Ялтинской, живём на 18 этаже, длинная бестолковая лестничная площадка, четыре квартиры, в дальнем углу, за мусоропроводом, маленькое помещение, оборудованное кем-то под качалку.
Вечером иду выкидывать мусор. В качалке тренируются бритоголовые парни.
-Фашисты?- спрашиваю.
-Патриоты,- отвечают уклончиво.
Я выкинула мусор, ушла домой. Нажаловалась мужу.
В следующий раз мусор пошёл выносить он. Муж у меня совсем Довлатов. Внешне и вообще. Абсолютный интеллигент. Мало кто из знакомых знает, что у него шестой дан и чёрный пояс по таэквондо, и что при желании он может пробить кулаком дыру в стене.
Перекрестила я своего интеллигента и отправила променадить к мусоропроводу. Жду его, жду. Не возвращается. Пошла спасать. Прихожу, а он патриотов тренирует. Я ему говорю - ты их тренируешь, чтобы они потом нас побили? А он мне - если они будут неправильно гантели тягать, заработают себе большие проблемы с позвоночником.
Еле увела.
Патриоты за ним раз пять ещё приходили. Просили показать, как то или иное упражнение делать. Муж возился с ними, объяснял. Я наблюдала эту российскую историю икс со стороны, не вмешивалась. Верила в лучшее.
Помнила, как после взрывов на Гурьянова люди какое-то время ночами дежурили у домов. Муж тоже дежурил. Через три дня, с двух часов ночи до четырёх утра. С напарником по имени Теймураз. Так и ходили вокруг дома двумя жгучими оксюморонами. Невыносимая нелепость бытия, да.
Двухтысячный.
У меня сын, которому четыре года, и который до сих пор не научился толком говорить. Последствия родовой травмы. Год назад нам поставили грустный диагноз - задержка речевого развития. Мы ходим в специализированный садик, а по субботам и воскресеньям ездим через полгорода к логопеду Нине Константиновне.
Нина Константиновна живет на втором пятом этаже. Чтобы попасть к ней в квартиру, нужно доехать на лифте до пятого этажа и подняться на один лестничный пролёт. Надстроили над домом один этаж, а назвать его шестым не додумались. Поэтому в доме нашего логопеда два пятых этажа - первый и второй.
Нина Константиновна настоящая русская красавица - высокие надбровные дуги, васильковые глаза. Она учит моего сына произносить звуки. Выстраивает из кубиков Зайцева целые предложения-поезда, мой мальчик катает вагоны-слова, старательно повторяет за логопедом ма-ма-мы-ла-ра-му. К концу года он легко выговаривает её имя - Нина Константиновна. Безостановочно сыплет сложносочинёнными предложениями. Цитирует по памяти целые страницы из «Пеппи Длинныйчулок». Читает по слогам.
Нина Константиновна искренне радуется успехам ученика. Обнимает его, гладит по кудрям, называет умницей. Последнее занятие превращает в праздник - Эмиль ходит по комнате, и по записочкам ищет клад. Три шага направо, пять шагов к книжному шкафу, вторая книжка на нижней полке. В книжке лежит очередная записка с инструкцией. Клад обнаруживается за креслом. Красный грузовик. В кузове - конфеты и яблоки.
-Будьте счастливы,- говорит нам Нина Константиновна на прощание.
-И вы, и вы,- говорим мы.
-Обязательно!- обещает Нина Константиновна.
Нине Константиновне 29. Столько же, сколько мне. У неё старенькая бабушка и семилетняя дочь Варя. У Вари аутизм. Я обнимаю Нину Константиновну, шепчу ей на ухо «спасибо», беру сына на руки, спускаюсь по лестнице, осторожно нашаривая ногой ступени и плачу.
Сын шуршит конфетным фантиком:
-Ты зачем плачешь? Не плачь. Лучше послушай, как фантик шугхшит.
Единственное, что не получилось у Нины Константиновны - научить его правильно произносить звук «р».
Мой мальчик до сих пор грассирует.
Двухтысячный, и мне пока не дано понять бесценность каждой новой встречи и каждого нового человека, распахивающего передо мной дверь. Пройдёт время, и я начну их вспоминать. И составлять по этим людям своё прошлое. Потому что кто мы есть без таких вот встреч? Tabula rasa. Дерево, лишённое годовых колец.
.
По следам "вспоминательного" поста Яны Вагнер: https://www.facebook.com/jana.vagner/posts/646467908739121