Сегодня продолжение моих россказней о работе в книжном магазине, исполненное ностальгии и дурацкой лирики. Советую отслеживать
пояснения lleonll (Сергей Валерьевич, то бишь Гурыч) и Саныча
cheeh_cat. Я благодарен им, что они, спустя столько лет, помогают мне, да и вообще просто за то, что они были и есть в моей жизни.
Начало Часть вторая Итак, Миша двигался. Двигался ко мне. Что ж, естественно, он шёл ко мне рассказать очередной дурацкий анекдот. Это был единственный день, когда мы с ним работали вместе, но подружиться успели до сих пор. Про Мишу я тоже расскажу, но позже.
С лёгким сердцем я распрощался с опостылевшим закутком на Восстания, где меня так и не смогли оценить.
На следующей неделе я попал совсем в иной мир. Тут, пожалуй, стоит сделать некоторое отступление.
К тому времени я сменил в жизни не так уж много работ: завод, адвокатура, книжки. Работая на заводе, я знал, что мужики бухают. Гонял для них за водкой. Но, придя работать в адвокатуру, я полагал, что адвокаты люди серьёзные, степенные. Пить - это не для них. О, как я ошибался. Адвокаты бухали ещё похлеще, чем мужики на заводе. Те, по крайней мере, пили после работы; адвокаты не утруждали себя даже этим. Посреди дня они облачались в свои длинные пальто, надевали шляпы и отправлялись в магазин за беленькой. Затем раскладывали закуску, разливали водку по стаканам (да-да) и начинали святое дело. Иногда, когда забредал потенциальный клиент, старший ронял:
- Агамемнон, проконсультируй человека.
Агамемнон нехотя отставлял стакан и направлялся в отдельную комнату, где и происходило таинство, после которого, как правило, заключался договор и адвокат получал ещё немного головной боли.
Но! Книжный магазин, друзья! Каково же было моё удивление, когда я понял, что уж где-где, а в книжных бухают больше, чем где бы то ни было ещё. Об этом я расскажу впоследствии.
А пока - я попал в Новый мир. Именно так: представьте себе, что вы пришли домой. Ваш дом наполнен книгами, которые вы и ваша семья собирали десятками лет. Они повсюду: на полках, громоздятся на столах и стульях, небрежно лежат обложкой кверху на полу, подпирают какую-нибудь хрупкую вазу, лишние тома бережно упрятаны по коробкам и ящикам. Самые ценные находятся за стеклом. На стенках свечи в канделябрах распространяют тёплое мягкое свечение; самое то для спокойного вечера в кругу любимых и близких. В углу камин. Всамделишний тёплый камин, в котором полощутся, играют и танцуют шальные языки огня, прорастающие из никогда не прогорающих дров.
И разумеется, ты не один. Вот они, твои друзья и любимые. Кажется, нет никого, кто был бы так близок тебе в эти дни, и ты нашёл свою семью здесь, посреди толстых фолиантов и маленьких мягких брошюр. У камина ведут неспешную беседу Саныч и Серёга. А я смотрю на них, будто они воплотившиеся боги. Ведь они такие взрослые, такие волшебные и непредставимо, непреодолимо далёкие, такие в з р о с л ы е. Они говорят о клубах, концертах, о художниках и современных поэтах, о новых книгах и недавно переведённых авторах, они скептически обсуждают новую статью Данилкина в Афише. Они смеются, сияющие в своей свободе. Они говорят о девушках, будто это нечто повседневное, реальное и даже, пожалуй, наскучившее. У них есть настоящие любимые дамы сердца.
А вот Виктор Дорофеевич. Ручаюсь, вы и не видали таких книжных продавцов! Что такое современный книжник? За редким исключением это создание средней степени зачморенности, тощее юное существо, обученное выставлять книги на полки, а пуще того - протирать эти самые полки, так как разговаривать оно всё равно умеет посредственно. Но Дорофеич! Невысокий, исполненный достоинства дедушка в неизменном суконном костюме, он большую часть дня неспешно прогуливался по залу, изредка снисходя до какого-нибудь удачливого покупателя. Но чу! зашёл солидный мужчина. О, у Дорофеича был нюх на таких клиентов. Единомоментно он уже оказывается рядом, заводя интеллигентную, ни к чему не обязывающую беседу, не пошлую подсказку; Дорофеич давал этим людям осознать свою значимость, свой вес, и в то же время повышал их ЧСВ тем, что он, пожилой лев книготорговли, снисходил до них и беседовал с ними, как с равными. Он увлекал их к камину, сажал за столик и начинал подобно древнему дракону демонстрировать свои, только свои богатства. Это был высший пилотаж книготорговли. Обыкновенно через час они, дружески беседуя, неспешно подходили к кассе с горой дорогущих альбомов, после чего Дорофеич вполголоса произносил "Ф12" и сердечно прощался с новым другом, а тот ответно рассыпался в комплиментах, попутно расставаясь с самым главным комплиментом - деньгами. И чёрт меня разрази, если покупатель не был счастлив в этот момент!
Таким был Дорофеич. Но мы не уступали ему ни на йоту. Там, где Дорофеич брал радушием, мы брали напористостью, наглостью, уверенностью и не меньшими познаниями! Мы были повсюду, мы - я, Саныч и Гурыч - были как три летающих звезды, и никто не мог остановить нас. С неослабевающей жаждой и великим соревнованием мы хватались за всё новое, что приходило со склада, мы вырывали друг у друга из рук понравившиеся новинки, чтобы, прочтя её, немедля объявить новым культурным переворотом и кинуться делать из неё культ. Именно в нашем магазине Петербург открыл такие имена, как Вишневский, Грошек, Оэ, Дж. Кэрролл, Грэм Джойс и Робертсон Дэвис. Громко сказано? Да ничуть!
Этот магазин с камином, свечами, напоминавший волшебную пещеру сказочных троллей, стал моим домом. Нигде и никогда я не был так полон, так безмерно счастлив, как в те светлые годы, когда ты просыпался, наскоро завтракал, садился в маршрутку и метро, а в 10 утра снова входил в дом - истинный, единственный и настоящий.
Дальше я расскажу вам, что именно сделало его таким: как выглядит Hard Sunday, что есть Весёлый телефон, как сочинять "азбучные лимерики", как от нас откупалась Нокиа, про босую девочку. про лысую девочку, вырезание глаз, "Циник", о вечерних шалостях, про чтения Янссон под гитару для припозднившихся покупателях, роль ножика в продажах малоизвестных чешских авторов и многое-многое другое.