Zsarnok szíve, avagy Boccaccio Magyarországon / Il Cuore del tirrano / The Tyrant's Heart. Венгрия - Италия, 1981. Авторы сценария - Джованна Гальярдо, Дюла Хернади, Миклош Янчо. Режиссер - Миклош Янчо. Композиторы - Дьердь Орбан, Золтан Шимон. В ролях: Ласло Галффи (Гашпар), Нинетто Даволи (Филиппо), Тереза Анн Савой (Каталина / мать Гашпара), Йожеф Мадараш (Карой), Дьердь Черхалми (Ферхад-паша). 96 мин.
Форма и содержание фильма представляют собой морочение головы - главному герою и одновременно зрителю. Никакого оборачивания этого морока и превращения во что-то другое не происходит. Концепт: «все - театр (розыгрыш, обман, иллюзия)», уводящий в дурную бесконечность.
Пространство действия - театральные подмостки или «подмостки и вокруг них», практически точно как в «Дите Макона» Гринуэя. Актеры и ряженые разыгрывают 4-ю новеллу 10-го дня из «Декамерона» Боккаччо. История происходит в Болонье. Благородный рыцарь Джентиле деи Каризенди, родом из Модены, безнадежно влюблен в мадонну Каталину, жену Никколуччо Каччьянимико. Во время беременности Каталина занемогла и была положена в склеп. Рыцарь забрался в склеп, чтобы поцеловать свою холодную возлюбленную, и вдруг обнаружил, что ее сердце бьется. Он увез ее домой в Модену, но поскольку дама, придя в чувство, была озабочена лишь тем, чтобы сохранить верность супругу, рыцарь благородно вернул ее мессиру Николуччо. Эффектная церемония, разыгранная при этом Джентиле, составляет сердцевину новеллы. Из фильма же едва можно понять какие-то отдельные моменты этого сюжета.
В условном пространстве вокруг сцены разыгрывается как бы реальная история, довольно отдаленно напоминающая и сюжет Боккаччо. Границы между подмостками и реальностью нет, ряженые свободно перемещаются там и там, везде искусственный свет, обилие пиротехники и островки декораций посреди темных провалов empty space. Свободно повсюду разгуливающие обнаженные девы - не признак ренессансной вольности нравов, а фирменный знак кинопоэтики Миклоша Янчо.
История такая. Из Болоньи в Венгрию приезжает Гашпар (Ласло Галффи), молодой человек 18 лет, с другом-итальянцем Филиппо (Нинетто Даволи - прямиком из «Декамерона» и «Кентерберрийских рассказов» Пазолини). В Болонью Гашпар был отослан еще в раннем детстве, а теперь его вызвали как единственного наследника самого достойного венгерского рода, чтобы посадить на трон страны. Накануне погиб его отец - во время охоты его заломал медведь, на глазах у супруги (Тереза Анн Савой), матери Гашпара, которая от пережитого потрясения оглохла и онемела. (Как Каталина Боккаччо, впала в подобие летаргии). Народу рассказывают более героическую версию - что он погиб в бою с турками. Рядом с матерью остался Карой (Йожеф Мадараш), младший брат Гашпара-старшего, дядя Гашпара-младшего, много лет влюбленный в свою невестку.
Аллюзия Гамлет-старший, Гамлет-младший, королева и Клавдий, понятно, налицо.
Красота и необыкновенная молодость мамочки поражают Гашпара.
- Она не может быть моей матерью. Она же так молода.
- Когда она тебя родила, ей не было и 13 лет.
Неудивительно, что Гашпар влюбляется прямо непосредственно в нее (намек на «Царя Эдипа» Пазолини;)).
Филиппо-Горацио простыми объяснениями не купишь (Болонья - университетский эквивалент Виттенберга). Он пытается выяснить правду, что тут на самом деле происходит, что не мешает ему с удовольствием лапать красивых и доступных венгерских девок и, как во всех ролях Даволи от ППП до Рязанова, беспрерывно ржать без всякого повода.
Услышав пронзительный крик, он допытывается:
- Что это?
- Его мать каждую ночь убивает одну девушку.
- Благодаря этому она осталась такой молодой?
- Так она, по крайней мере, успокаивается.
(Привет Эржбет Батори).
Друг бежит сообщить об этом Гашпару. Тот получает подтверждение от дяди:
- Это правда. Твоя мать убивает каждую ночь одну девушку. От этого она выздоравливает. Но девушки здесь дешевые - одну девушку могут продать за одну овечку.
- Но зачем?
- Это единственное лекарство.
- А закон?
- Ты будешь законом.
В историю замешан и другой дядя Гашпара - архиепископ, мечтающий стать папой Римским, а Гашпара посадить на венгерский трон и управлять им как марионеткой. Есть и свой Фортинбрас - турецкий Ферхад-паша (Черхалми), некогда бившийся с Гашпаром-старшим и побежденный им с помощью зеркального щита («Я увидел в нем себя и ужаснулся»; Персей и Медуза, что ль? али намек, что он бился с самим собой?).
Дальше все венгерские персонажи вкупе с турецким пудрят Гашпару и его итальянскому приятелю мозги с невероятной силой. Версии убийства отца нагромождаются штабелями, особенно успешно генерирует их Карой, наиболее подозрительное лицо во всей истории. Все за глаза обвиняют друг друга в лжи, вероломстве и кознях против Гашпара. И все, возможно, совсем не те, за кого себя выдают. Турок, возможно, венецианец, а в Венеции просто мода носить все турецкое. А Карой - не дядя, а настоящий отец Гашпара.
Персонажей убивают, но они как ни в чем не бывало воскресают. Тормозной темп увеличивает общее ощущение морока и мути. Пронзительно дудят трубы. Горят канделябры свечей. По экрану летают петушиные перья.
Когда к матери главного героя окончательно возвращается дар речи, она спрашивает: ты что ж, правда, мог поверить, что я твоя мать? Я же младше тебя! Мы все тут актеры, а правды нет в помине.
Дело окончательно запутано. Все друг друга вероломно убили. На голову Гашпара надевают корону.
Актеры, которых то прогоняют, то воротают обратно, заканчивают разыгрывать свою историю из Боккаччо прелестным резюме:
- А эти перья [летающие по экрану] воткните себе в задницы.
Вся труппа жизнерадостно бежит в поля, и непонятно кто перестреливает всех снайперскими одиночными выстрелами (я полагаю, что Янчо так предугадал и озвучил реакцию зрителей). А потом их следы затаптывает табун лошадей.
Представить, что сюда вложен какой-то политический «заряд», я с трудом могу. Больше похоже, что это постмодернизм еще довольно раннего призыва - когда автор тащится просто от того, что релятивизирет возможность какой-либо монологической интерпретации. Янчо я видел только «Без надежды» (1965) и «Любовь моя, Электра» (1974), страшно давно. А тут, посмотрев за три вечера
Данте,
Чосера и
Шекспира, надумал продолжить Боккаччо в Венгрии. Венгрия сделала всем деконструкцию.