ОТЕЦ 52: 1943 (2)

Mar 01, 2009 00:48

Сегодня на заводе оживление: выдают деньги. В отдел кассирша принесла белую наволочку, набитую пачками. Оживление усилилось, когда по лестнице в командирский 7-ой зал, в корзине, понесли живых белых гусей. Их «га-га» в этом помещении было необычно.

Парторг очень боится, как бы кто-либо не подумал, сто события на Сицилии - второй фронт или хотя бы немного облегчают задачу нашей армии. Где-нибудь в корридоре разговор об этом, сейчас же вступит: А вы читали «Ответ Болдуину», здесь же переврет фамилию Галактионова и т.д.

Пожилой милиционер (старая шинель, новые погоны, рыжеватые усы) ловит взгляд проходящего подполковника. Ему очень хочется отдать честь.

В булочной ребятишки. Картинка: на пустой бочке, прислонившись к стене стоит мальчуган. К коричневым коротким штанишкам пришиты серые штанины, которые доходят до середины икр. Ниже белье (грязные чулки с рваной пяткой). И матерчатые тапки. Даже на фоне зеленоватых стен, а может быть, именно поэтому (отсвет) бросается в глаза землисто-бледный цвет лица. На голове кепка-бескозырка. От этого недостатка она похожа на берет.
Другой сидит на окне: шубка без рукавов на голое тело, от рукавов осталась одна подкладка. Так что может показаться, что шубка <…> одета на рубашку. На голове шлем. Умное лицо ребенка из интеллигентной семьи.
Булочная всегда полна ребятами. Они здесь дерутся, матерятся, крадут карточки, отбирают хлеб у слабых и девчат, редко кто клянчит.

Маленькая женщина, почти горбунья, получила 600 гр. хлеба, поставила судочек, с которым пришла, на бочку здесь же в булочной. Разрезала хлеб на 3 равных доли (сперва примерила и надрезала, а потом уж отрезала окончательно). Завернула два куска порознь и положила в судок. Третий кусок и небольшой довесок неспеша съела здесь в булочной. Ела неспеша, но все же начала есть как только отрезала первую треть и, делая все остальное (укладывая, заворачивая), кушала, усиленно жуя одной стороной. Видно, этот кусок хлеба она ждала давно.

Город приобрел 2 светофора, тут же повесил их на главной улице, хотя на втором перекрестке поперечного движения из тихого переулка нет вовсе, и несмотря на маскировку светофоры сейчас же стали светить.

Полночь. Полнолуние. Патрули не обращают внимание на проходящих. Они стоят в подворотнях с низкорослыми девушками в платках.

В.И., оказывается, никакого института не кончал. Поэтому он разбрасывается по курсам математики, доходя до вариационного исчисления, будучи не совсем крепким в началах. Гренвиля и Лузина читает в трамвае. Читает Гольбаха, Плеханова о Гольбахе и Гельвеции, Жизнь Бенвенуто Челлини, Историю естествознания. Читает все это почти одновременно. М.б., не все до конца.
В.К. называет его книжником и неотесанным мужиком (м.б., за его внешность и простоту костюма). Говорит: «Мы - настоящие городские интеллигенты, а это - деревня». (Сам окончил техникум. Типичная внешность спортсмена-блондина).
Г.И. возражает: «Это очень хорошая, трудолюбивая пара. А как они воспитывают дочь!». Рассказывает, как зимой при посадке в трамвай В.И. ставит колено, а С. - в окно. Получается дружно и ловко.
Когда В.К. потерял карточки, В.И. откликнулся помочь первый, но, правда, и сказал В.К. сразу об этом, желая подчеркнуть свое участие.

Испуганные нами с дороги на обочину сбежали две овцы - две белых собаки. Одна из них сильно закашлялась. Кашляющая овца так же странна, как зевающая лошадь в Кемерово.

Только сейчас сообразил, что неправильно представлял себе логику эвакуации, порядок эвакопунктов: сначала увезли максимально далеко на восток (Кемерово), а потом, по мере того как теснили немцев, перебрасывали все западней (Омск - Казань - Москва).

отец, история, память

Previous post Next post
Up