ОТЕЦ 51: 1943 (1)
Я так и не нашел у отца записей, относящихся к самому дню объявления о немецком вторжении. Как-то растворились среди недатированных заметки 1942-го года. А может, их и нет почти - начало войны, очень много работал, наверно, не до того… Зато 1943-й самим отцом выделен, уложен в коробку, помеченную этим годом. Не везде, но в большинстве случаев и внутри есть даты, так что их можно расположить по порядку.
Покажу и как они выглядят - бумаги не хватало, сложенные листки или самошитые тетрадки, пожелтевшие, исписанные карандашом очень убористым почерком - нелегко будет разбирать, хотя я уже читаю отцовское легче, чем старое свое…
Вот одна тетрадка как раз недатированная, начну с нее. Дело происходит, судя по упоминанию в тексте, в Омске (не так - потом поправлюсь).
На углу, прислонившись к стене, стоит мужчина. Он в длинной, не на него шитой шинели, чем-то подпоясанной, в рукаху него узелок и котелок, а на ногах потрепанные противоипритные сапоги.
Первые дни сентября оказались самыми ветренными. Люди стали одеваться теплее. В трамвае при давке стали шуршать бумажные жилеты. Их продают в магазинах по 13 или 15 рублей.
В газетной статье описывают фашистскую каторгу. Трое счастливцев возвратились в Харьков, т.к. один специально раздробил себе руку. У другого стали опухать ноги. У третьего началась скоротечная чахотка. Это нехорошо, но мне вспоминается вагон, в котором мы ехали из Новосибирска в Омск. Как нарочно, полное сходство. Даже заболевания те же.
В прошлом письме Ляля писала, что сегодня им выдали шоколад (шоколад полагается некурящим, вместо папирос) и из города привезли новые грамофонные пластинки. В этом письме пишет, что на днях дали ей наконец маленькие сапоги, а до сих пор у нее был 40-й размер.
[Тетя Ляля - это мамина сестра, третья по старшинству (мама - старшая). Она воевала].
Какие противоестественные слова приписывают Христу его апостолы: «Кто возлюбит отца своего или мать свою больше меня, недостоин меня».
Трамвай полон. В окно трамвая лезет мужчина, ногами на колени сидящим. На упреки: «Сейчас война» - таким тоном, как будто это очень убедительно.
Юзеф Виттлин [польско-еврейский писатель] пишет, что команда «Смирно!» - основной принцип, из которого выводится все, что имеет отношение к военному делу. «Держа человека в положении “Смирно”, можно бить им о землю, можно приказать ему становиться на колени, бросаться в воду, в огонь, стрелять, колоть, топтать».
В 900-х годах в Авст[ро]-В[енгрии] было т.н. «дело - Зде». Чехи-запасные отказывались на проверках отвечать по-немецки «Hier», а откликались по-своему «Зде!».
Об отношении к человеку свидетельствует профессиональный счет: «В эскадроне столько сабель», «в полку - винтовок», а не людей. Это тоже заметил Виттлин.
Разговаривали об одном конструкторе. Я сказал, что он очень неприятен. Мне объяснили это так:
«Во-первых, он еврей, во-вторых, у него отец директор мальтозного завода, в-третьих, поэтому он войны не чувствует. Как-то он изложил мне программу своих действий, которую он усвоил от родителей: «С барином будь лакеем, с кем можешь - барином».
В просвет между облаками вылез хвост Большой Медведицы. Других звезд не видно.
Генерал-«севастополец» Остен-Сакен умер 92 лет от роду. Ни разу не был ни ранен, ни контужен. В некрологе было сказано, что генерал умел смолоду «беречь себя для отечества».
Покажу и как они выглядят - бумаги не хватало, сложенные листки или самошитые тетрадки, пожелтевшие, исписанные карандашом очень убористым почерком - нелегко будет разбирать, хотя я уже читаю отцовское легче, чем старое свое…
Вот одна тетрадка как раз недатированная, начну с нее. Дело происходит, судя по упоминанию в тексте, в Омске (не так - потом поправлюсь).
На углу, прислонившись к стене, стоит мужчина. Он в длинной, не на него шитой шинели, чем-то подпоясанной, в рукаху него узелок и котелок, а на ногах потрепанные противоипритные сапоги.
Первые дни сентября оказались самыми ветренными. Люди стали одеваться теплее. В трамвае при давке стали шуршать бумажные жилеты. Их продают в магазинах по 13 или 15 рублей.
В газетной статье описывают фашистскую каторгу. Трое счастливцев возвратились в Харьков, т.к. один специально раздробил себе руку. У другого стали опухать ноги. У третьего началась скоротечная чахотка. Это нехорошо, но мне вспоминается вагон, в котором мы ехали из Новосибирска в Омск. Как нарочно, полное сходство. Даже заболевания те же.
В прошлом письме Ляля писала, что сегодня им выдали шоколад (шоколад полагается некурящим, вместо папирос) и из города привезли новые грамофонные пластинки. В этом письме пишет, что на днях дали ей наконец маленькие сапоги, а до сих пор у нее был 40-й размер.
[Тетя Ляля - это мамина сестра, третья по старшинству (мама - старшая). Она воевала].
Какие противоестественные слова приписывают Христу его апостолы: «Кто возлюбит отца своего или мать свою больше меня, недостоин меня».
Трамвай полон. В окно трамвая лезет мужчина, ногами на колени сидящим. На упреки: «Сейчас война» - таким тоном, как будто это очень убедительно.
Юзеф Виттлин [польско-еврейский писатель] пишет, что команда «Смирно!» - основной принцип, из которого выводится все, что имеет отношение к военному делу. «Держа человека в положении “Смирно”, можно бить им о землю, можно приказать ему становиться на колени, бросаться в воду, в огонь, стрелять, колоть, топтать».
В 900-х годах в Авст[ро]-В[енгрии] было т.н. «дело - Зде». Чехи-запасные отказывались на проверках отвечать по-немецки «Hier», а откликались по-своему «Зде!».
Об отношении к человеку свидетельствует профессиональный счет: «В эскадроне столько сабель», «в полку - винтовок», а не людей. Это тоже заметил Виттлин.
Разговаривали об одном конструкторе. Я сказал, что он очень неприятен. Мне объяснили это так:
«Во-первых, он еврей, во-вторых, у него отец директор мальтозного завода, в-третьих, поэтому он войны не чувствует. Как-то он изложил мне программу своих действий, которую он усвоил от родителей: «С барином будь лакеем, с кем можешь - барином».
В просвет между облаками вылез хвост Большой Медведицы. Других звезд не видно.
Генерал-«севастополец» Остен-Сакен умер 92 лет от роду. Ни разу не был ни ранен, ни контужен. В некрологе было сказано, что генерал умел смолоду «беречь себя для отечества».