Александр Радищев "Путешествие из Петербурга в Москву" (Перевод на современный русский язык)
Оглавление Завидово
-
Лошади уже были запряжены в кибитку, и я собирался уезжать, как вдруг на улице раздался большой шум. Люди стали перебегать из одного конца деревни в другой. На улице я увидел воина в гренадерской шапке, который гордо расхаживал и, держа поднятый кнут, кричал:
- Лошадей скорее; где староста? Его превосходительство будет через минуту; приведите мне старосту... - Сняв шапку за сто шагов, староста во весь опор побежал на сделанный ему зов.
- Лошадей скорее!
- Сейчас, батюшка; пожалуйста, дайте мне проездной документ.
- Вот. Да, скорее, а то я... - сказал он, занося кнут над головой дрожащего старосты. Эта незаконченная речь была столь же полна экспрессии, как речь Вергилия в «Энеиде» Эола к ветрам: «Я буду вас!»... и, сокращенный видом бича властного гренадера, старец так же живо ощутил силу десницы грозного воина, как мятежные ветры ощутили над собой силу крепкой тюрьмы Эола. Возвращая подорожную грамоту новому Полкану, старец сказал:
- Его превосходительству с его почтенной фамилией нужно пятьдесят лошадей, а у нас под рукой только тридцать, остальные в разгоне.
- Роди, старый черт. А если не будет лошадей, я тебя изуродую.
- Но где мне их взять, если их негде взять?
- Ты слишком много болтал... Но у меня будут лошади... - и, схватив старика за бороду, он начал нещадно бить его плетью по плечам. - Достаточно? «Да вот три свежих», - сказал строгий судья почтового лагеря, указывая на запряженных в мою телегу. «Распрягай их нам».
- Если барин отдаст.
- Как бы не отдал! Я ему отдам столько же. Но кто он?
- Кто-то... - Не знаю, как он меня назвал.
Между тем я вышел на улицу и запретил храброму предтече его превосходительства исполнить свое намерение и, распрягая лошадей из моей телеги, заставить меня ночевать в почтовой избе.
Мой спор с гвардейским Полканом был прерван приездом его превосходительства. Еще издалека были слышны крики возчиков и топот скачущих во весь опор лошадей. Частый стук копыт и уже незаметное глазу вращение колес с поднявшейся пылью так сгустили воздух, что колесница его превосходительства была скрыта непроницаемым облаком от глаз кучеров, ожидавших его, как грозовая туча. Дон Кихот, конечно, увидел бы здесь что-то чудесное; ибо несущееся облако пыли под благородной персоной его превосходительства, внезапно остановившись, раскрылось, и он показался нам серым от пыли, как отродье черных. По крайней мере целый час прошел с моего прибытия на почтовую станцию, пока лошади были снова запряжены в мою карету. Но кареты его превосходительства были запряжены не более чем через четверть часа... и поскакали на крыльях ветра. А мои клячи, хотя и казались лучше тех, которые удостоились везти высокую особу, тем не менее, не боясь гренадерского хлыста, бежали посредственной рысью. Блаженны дворяне в самодержавных правлениях. Блаженны украшенные чинами и лентами. Вся природа им повинуется. Даже бессмысленный скот потакает своим желаниям, и, чтобы не заскучать в пути, зевая, скачет, не щадя ни ног, ни легких, и часто от напряжения гибнет. Блаженны, повторяю, те, кто имеет вид, приводящий всех в трепет. Кто из дрожащих перед кнутом, которым им грозят, знает, что тот, чьим именем они ему угрожают, в придворной грамматике называется немым; что он ни разу в жизни не сумел сказать ни А..., ни О...; * что он в долгах, и стыдно сказать об этом кому-либо, по его возвышению; что в душе он самое скупое существо; что обман, вероломство, предательство, блуд, отравление, воровство, грабеж, убийство обходятся ему не дороже, чем выпить стакан воды; что щеки его никогда не краснели от стыда, разве что от гнева или пощечины; что он друг каждого придворного истопника и раб едва ли кого-либо значительного при дворе. Но господин презирает тех, кто не знает его низости и подлости. Дворянство без истинного достоинства подобно колдунам в наших деревнях. Все крестьяне почитают и боятся их, думая, что они сверхъестественные правители. Эти обманщики правят ими по своей воле. И как только немногие, отчужденные грубейшим невежеством, превращаются в толпу, которая поклоняется им, то их обман раскрывается, и они не терпят таких дальновидных людей в том месте, где они творят чудеса. Равным образом берегитесь того, кто осмелится обнаружить колдовство дворян.
Но как я могу гнаться за его превосходительством! Он поднял столб пыли, который исчез после его бегства, и я, прибыв в Клин, даже нашел его память погибшей с шумом.
*
См. рукопись «Придворной грамматики» Фонвизина.
Продолжение