Александр Радищев "Путешествие из Петербурга в Москву" (Перевод на современный русский язык)
Оглавление Клин
-
- «Как было во граде Риме, жил-был князь Евфимий...» - Певец этой народной песни, именуемой «Алексей человек Божий», был слепой старик, сидевший у ворот почтовой конторы, окруженный толпой, состоявшей в основном из детей и юношей. Его серебристая голова, закрытые глаза, видневшийся на лице покой заставляли смотревших на певца с благоговением становиться перед ним. Хотя его мелодия была неискусна, но, сопровождаемая нежностью речений, она проникала в сердца слушателей, которые слушали природу лучше, чем уши жителей Москвы и Петербурга, обученные благозвучию, слушают кудрявую мелодию Габриелли, Маркези или Тоди. Никто из стоявших не оставался без внутреннего содрогания, когда клинский певец, дойдя до прощания своего героя, голосом, который едва прерывался поминутно, произносил свое повествование. Место, где были его глаза, наполнилось слезами, текущими из души, чувствительной к бедам, и потоки их лились по щекам певца. О природа, как ты сильна! Глядя на плачущего старика, жены начали рыдать; с уст юности слетела ее спутница, улыбка; на лице юности появилась робость, верный признак болезненного, но неведомого чувства; даже мужественный возраст, столь привыкший к жестокости, принял вид важный. О! природа, я снова заплакал... Как сладко неязвительное чувство печали! Как оно обновляет сердце и его чувствительность. Я плакал после собрания почтальонов, и мои слезы были мне так же сладки, как те, что вырвал из моего сердца Вертер... О мой друг, мой друг! Почему ты не видел этой картины? Ты бы плакал вместе со мной, и сладость взаимного чувства была бы гораздо восхитительнее.
По окончании гимна-песни все присутствующие вознаградили старика за его труд. Он принял все деньги и грошики, все куски и ломти хлеба довольно равнодушно, но всегда сопровождая свою благодарность поклоном, крестясь и говоря дарителю: «Дай Бог тебе здоровья». Мне не хотелось уходить, не сопровождаясь молитвой этого старца, который, несомненно, был угоден небу. Я желал его благословения на свершение моего путешествия и желания. Мне казалось, и я всегда мечтаю об этом, как будто благословение чувствительных душ облегчает путь в крестном ходе и отнимает тернии сомнений. Подойдя к нему, я вложил в его дрожащую руку рубль, дрожа от страха, не делаю ли я это из тщеславия. Перекрестившись, он не успел произнести своего обычного благословения дарителю, отвлеченный от него необычным ощущением того, что лежало в его руке. И это ранило мое сердце. Насколько же приятнее ему, - сказал я себе, - подаренный ему грошик! Он чувствует в нем обычное сочувствие человечества к несчастьям, в моем рубле он чувствует, может быть, мою гордость. Он не сопровождает его своим благословением. О! каким я тогда казался себе маленьким, как я завидовал тем, кто давал поющему старику полтинник и корку хлеба! - Разве это не пятак? - сказал он, адресуя свою речь неопределенно, как и каждое его слово.
- Нет, дедушка, рублевую монету, - сказал стоявший около него мальчик. - Зачем такая милостыня? - сказал слепой, опуская веки и стараясь, казалось, мысленно представить себе, что лежит у него в руке. - Зачем она тому, кто не может ею пользоваться? Если бы я не был лишен зрения, как велика была бы моя благодарность за нее. Не имея в ней нужды, я мог бы отдать ее нуждающимся. Ах! если бы она у меня была после пожара, который был здесь, крик голодных птенцов моего соседа замолчал бы хотя бы на один день. Но какая мне от нее теперь польза? Я не вижу, куда ее положить; она может дать повод к преступлению. Полтинник - не большая выгода для кражи, а за рублем многие с радостью протянут руку. Возьми ее обратно, любезный, и мы с тобой твоим рублем можем сделать вора. - О, правда! Как ты тяжела для чувствительного сердца, когда становишься укором. - Возьми его обратно, он мне действительно не нужен, и я его уже недостоин; ибо я не служил государю, изображенному на нем. Творцу было угодно, чтобы я, еще в летах моих, был лишен своих вождей. Я терпеливо сношу его укоризну. За мои грехи он посетил меня... Я был воином; я был во многих битвах с врагами отечества; я всегда сражался без страха. Но воин всегда должен быть по нужде. Ярость всегда наполняла мое сердце в начале битвы; я никогда не щадил врага, лежащего у моих ног и просящего о помощи, я не даровал милости безоружным. Возвышенный победой нашего оружия, когда я устремился к наказанию и добыче, я упал ниц, лишенный зрения и чувств пролетевшим мимо моих глаз в своей силе ядром. О! вы, идущие за мной, будьте мужественны, но помните о человечности! - Он вернул мне мой рубль и снова спокойно сел на свое место. - Возьми, дедушка, свой праздничный пирог, - сказала подошедшая к слепому женщина лет пятидесяти. С каким восторгом он принял его обеими руками!
- Вот это настоящее добро, вот это настоящее подаяние. Тридцать лет подряд я ел этот пирог по праздникам и воскресеньям. Ты не забыла своего обещания, что ты сделала в младенчестве. И стоит ли то, что я сделал для твоего покойного отца, того, что ты не забудешь меня до самой могилы? Я, мои друзья, спас ее отца от обычных побоев крестьян от проходящих солдат. Солдаты хотели что-то у него отобрать; он с ними поспорил. Это произошло за гумном. Солдаты стали бить мужика; я был сержантом той роты, из которой были солдаты, и случайно оказался там; прибежал на крик мужика и спас его от побоев; может быть, и больше, но заранее угадать невозможно. Вот что запомнила моя теперешняя нянька, увидев меня здесь в нищенском состоянии. Вот что она не забывает каждый день и каждый праздник. Мой поступок был мал, но хорош. А добро угодно Господу; через него ничто не пропадает.
- Неужели ты, старец, так оскорбляешь меня перед всеми, - сказал я ему, - и отвергаешь только мою милостыню? Разве моя милостыня - милостыня грешника? И даже она может быть ему полезна, если она служит смягчению его ожесточенного сердца.
- Ты огорчаешь сердце, давно огорченное естественным наказанием, - сказал старец; - я не знал, что могу оскорбить тебя, не приняв дара, который может послужить ко вреду; прости мне мой грех, но дай мне, если хочешь дать мне что-нибудь, дай мне то, что может быть мне полезно... У нас была холодная весна, у меня болело горло - не было платка, чтобы повязать на шею - Бог миловал, болезнь прошла... У тебя есть старый платок? Когда у меня заболит горло, я его повяжу; он согреет мою шею; горло перестанет болеть; Я буду помнить тебя, если тебе нужна память нищего. - Я снял с шеи платок, повязал его на шею слепому... И расстался с ним. Возвращаясь через Клин, я уже не нашел слепого певца. Он умер через три дня после моего приезда. А мой платок, та, которая приносила ему пироги по праздникам, сказала мне, он надел на шею, когда заболел перед смертью, и с ним его положили в гроб. О! если кто чувствует цену этого платка, тот чувствует и то, что случилось со мной, когда я это услышал.
Продолжение