Полистаем старинные книги... (1)
В одном из прошлых "книгопутешествий" рассматривался "исторический путь" отдельно взятой перикопы(отнесенного к понедельнику 6-й седмицы по Пасхе литургического чтения Ин., 40 зач., XI, 47-57), или, если угодно пользоваться отечественной терминологией - зачала (см. также: Православная энциклопедия. Т. 19. М., 2008. С. 721-722). Рассмотрение проводилось на материале сохранившихся до наших дней манускриптов (богатейшего хранилища Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, из которого, по состоянию на середину сентября 2011 года доступно 3826 рукописей) и печатных изданий с привлечением греческих печатных изданий XVII века. Но, поскольку в тот раз основное внимание было уделено, так сказать, формальной стороне (варьировавшемуся в разное время количеству входящих в его состав стихов), в настоящем "книгопутешествии" - на примере той же самой перикопы - хотелось бы проанализировать уже содержательную сторону (в аспекте филологических, но никак не вероучительных, особенностей) этого фрагмента на церковнославянском языке. При этом сам церковнославянский язык в данном случае понимается в весьма широком смысле - по трактовке В.М. Живова, высказанной им в Предисловии к учебнику А.А. Плетневой и А.Г. Кравецкого "Церковнославянский язык" (М., 2001, С. 11). Соответственно такому пониманию хронологические рамки "книгопутешествия" охватывают, в общей сложности, около одной тысячи лет (X-XI вв. - конец XX в.), в связи с чем и считается возможным говорить о "тысячелетии одной перикопы". Сразу хотелось бы предупредить: книгопутешествие оно и есть книгопутешествие, а не строгое исследование. Предлагаемая тематическая подборка "экспонатов" призвана расширить кругозор и способствовать пробуждению интереса к изучению памятников письменности и истории отечественной культуры в целом.
1. Для начала рассмотрим уже приводившийся нами ц.-сл. текст зачала из современного служебного четвероевангелия (1984) в пословном подстрочном сравнении с современным греческим богослужебным текстом (Ἐκ τοῦ κατὰ Ἰωάννην, ια΄ 47 - 54):
1.1. Понятно, что особых затруднений восприятие на слух - в качестве прихожанина на богослужении - данного зачала (перикопы) не составляет. Причем, в отличие от читателя, которому совершенно необходимо разбираться в непривычной графике, слушатель (снова повторим, что речь идет только о рассматриваемом нами случае!), возможно, сумеет восстановить значение не встречающихся в повседневном узусе, или претерпевших семантическую эволюцию слов - сонм, знамения, язык, расточенная - и по общему смыслу фрагмента. Читателю же, в случае затруднения с пониманием, придется обратиться за помощью к специальному Словарю. К справочной литературе придется, в конечном счете, обращаться и слушателю, поскольку "язык" (из перечисленного) все-таки достаточно сложен для восприятия. Сказанное отнюдь не означает, что любые используемые в богослужении евангельские тексты вполне доступны даже для неподготовленного "уха".
1.2. Первое, на что можно обратить внимание при любой форме знакомства с указанной ц.-сл. перикопой, это - не очень-то привычный порядок слов (хотя бы - "во ефрем нарицаемый град"). На приведенной иллюстрации (красным цветом выделены сокращения греческих слов в соответствии с ц.-сл. текстом) хорошо видно, что последовательно-пословное соответствие церковнославянского текста греческому нарушается всего в трех случаях (подчеркнуты) - иной последовательностью слов. Однако, как выясняется, приведенный порядок слов в греческом тексте не является "застывшим". В качестве примера можно обратиться к уже приводившейся нами ранее иллюстрации - фрагменту из печатного издания 1606 года (для удобства чтения приведем справа тот же текст в обычной графике):
В данном случае красным цветом выделены те слова, которые даны в печатном издании в сокращенном виде (для сравнения с аналогичными сокращениями в ц.-сл. тексте).
Примечательно, что порядок слов в ст. 47 (ἄνθρωπος ὁ οὗτος) в этом издании совпадает с ц.-сл. "человек сей", что позволяет сделать предположение о позднейшем изменении греческого текста и фиксировании церковнославянскими переводами более ранней стадии "истории" данной перикопы. Однако, принимать такую гипотезу априорно, без дополнительной проверки на материале имеющихся церковнославянских памятников, ни в коем случае не следует.
Четкое соответствие церковнославянского порядка слов греческому в основном массиве перикопы - это одна из важнейших особенностей церковнославянских текстов переводного характера. Уже упоминавшийся ранее В.М. Живов, говоря об эпохе первоначальных кирилло-мефодиевских переводов, так описывает указанную особенность: "Просто перенести в славянский текст синтаксис греческого или латинского оригинала было, конечно, невозможно, хотя все эти языки были родственными и в синтаксисе у них было много общего. Однако можно было сохранить порядок слов, поскольку в славянском он был таким же свободным, как в древних языках, можно было найти подходящие славянские эквиваленты для греческих союзов и частиц, связывающих простые предложения в сложные. В тех же случаях, когда в разговорном языке соответствия не находилось, оставалось скопировать греческую синтаксическую конструкцию, поставив, например, на место греческого глагола в неопределенной форме славянский глагол в той же форме, на место существительного - существительное (в том же падеже) и т.д." (А.А. Плетнева, А.Г. Кравецкий "Церковнославянский язык". С. 19). В качестве поясняющего такой способ перевода примера автор приводит ц.-сл. цитату (Мр. 1, 17):
Достойно замечания то обстоятельство, что порядок слов в данном случае совпадает с греческим не только для ц.-сл., но и для латинского (см.: Novum Testamentum. Graece et Latine. 3 ed.) перевода:
Venite post me et faciam vos fieri piscatores hominum
δεῦτε ὀπίσω μου, καὶ ποιήσω ὑμᾶς γενέσθαι ἁλιεῖς ἀνθρώπων
На всякий случай, все же проверим это соответствие по конкретному памятнику, хотя бы по Комплютенской полиглотте 1514-1517 гг. (слева - греческий текст, справа - латинский в графике того времени):
Интересно было бы привлечь для сравнения старинные переводы на немецкий (иллюстрация из изд. 1530) и английский (иллюстрация из репр. 1611) языки:
(Volgend mir nach / ich wil euch zu menschen fischer machen)
(Come ye after me; and I will make you to become fishers of men)
2. Следующей проблемой, которая может привлечь наше внимание, является возможность изменения данного конкретного текста "во времени". На примере греческого текста мы смогли наблюдать один из признаков такого изменения. Наверняка, что-то похожее могло происходить и с отечественными памятниками.
Не стоит забывать и о периодизации истории церковнославянского языка. Так, к примеру (Воробьева А.Г. Учебник церковнославянского языка. М., 2008. С. 26-27) предлагается выделять: 1) язык начального периода славянской письменности, 2) язык среднего периода (прибл. с XIII в. до начала отечественного книгопечатания), 3) язык нового периода (со вт. пол. XVI в. до настоящего времени). С некоторыми вариациями в деталях такая же периодизации приводится в уже упоминавшемся учебнике А.А. Плетневой и А.Г. Кравецкого (с. 22-27).
Можно, конечно, ограничиться простым запоминанием того вида, в котором данный текст существует сейчас (условно говоря - в его "статике"), удостовериться в соответствии его графики и орфографии примерам, описанным в современных учебниках церковнославянского языка, и на этом успокоиться. Но не стоит забывать, что при этом главным принципом, определяющим отношение как к самому тексту (и, шире, к церковнославянской Библии и церковнославянскому же богослужению), так и к языку, на котором этот текст записан, станет упрощенно (поскольку историческая составляющая не будет учитываться) понимаемая "рабская зависимость от греческого", а сам церковнославянский язык будет восприниматься исключительно как "мертвый". А можно ли ожидать чего-либо хорошего от такого "статического" восприятия текста и языка? Оно ("статическое восприятие") ведь может стать (а может, конечно, и не стать) мотивацией для решения возникающих недоумений и проблем не в форме творческой дискуссии с профессиональной аргументацией сторон, а - в виде решений "с плеча": либо - "ни шагу назад!", либо - "...до основанья, а затем...".
Вдумчивое отношение к языку (и, разумеется, к текстам), позволяющее не только творчески усваивать культурное наследие, но и творчески же его использовать, а затем передавать для дальнейшего сохранения-пользования последующими поколениями, как представляется, может основываться только на понимании исторической динамики церковнославянского языка. На некоторых аспектах этой "динамики" мы остановимся подробнее.
2.1. Самый простой способ заметить "исторические" изменения в тексте - сравнить современный его вариант с более ранними. Вот давайте и поищем примеры для сравнения. Чтобы далеко не ходить, обратимся к лаврскому хранилищу и возьмем московское издание Нового Завета 1794-го года (№ 1685 из описи Старопечатных книг). На лл. 187об - 188 расположен интересующий нас фрагмент (мы даем иллюстрацию в смонтированном виде, а поскольку современный вариант приведен выше только в "греческих" границах, помещаем и исходный):
Илл. 1
Илл. 2
Ну и что, в чем разница-то? - спросит невнимательный читатель. Давайте попробуем понять - в чем:
Табл. 1
Различия есть, но, как это видно из таблицы, их немного и, в основном, они относятся к раскрытию сокращений "под титлом" в издании 1984 года (четыре случая из шести).
2.2. А теперь попробуем взять для сравнения полное издание церковнославянской Библии (1900 г.):
Илл. 3
И еще одно - не менее полное, но более раннее издание 1779 г. (приводим фрагмент страницы - л. 318об.):
Илл. 4
Если теперь сравнить издание конца XX века, и Библии 1900-го (илл. 3) и 1779-го (илл. 4) годов, то получатся следующие результаты (в левом столбце указаны номера стихов):
Табл. 2
Сразу бросается в глаза основная тенденция "современного" издания: отказ от сокращенных написаний (в стт. 47, 50, 54, 55, 56). Следующий момент: более широкое, по сравнению со "старыми" изданиями, использование знака "омега" (дополнительно - в стт. 47 и 56). Варьирование "оубо" / "же" интересно проследить на примерах стт. 47 и 56 (оставлено) и 53, 57 (изменено). Неясным пока остается появление в ст. 55 слова "фаска" и буквы "ижица" в слове "Iеросолим". Отдельно следует рассматривать грамматические изменения в стт. 48 и 52.
Если же в только что приведенной таблице (2) добавить еще один столбец - с данными из издания 1794-го года (илл. 1), то неясностей станет чуть меньше:
Табл. 3
Появились и "фаска", и конечная "омега" (стт. 47, 53, 56, 57), и форма "веруют" (ст. 48), вышли из-под титла "ученики" (ст. 54). Хотя для "ижицы" пока не нашлось источника заимствования, да и появление слова "фаска" не получило объяснения... Однако, полученные при сравнении позволяют сделать предположение о возможности влияния при подготовке издания служебного четвероевангелия 1984 года не только дореволюционного издания Библии 1900-го года (минуя ее издание 1779-го), но и предназначенного для богослужебных же целей издания Нового Завета 1794-го года. Разумеется, для подтверждения (или опровержения) подобного рода гипотезы требуются более детальные исследования, которые в задачи нашего книгопутешествия не входят.
2.3. Для того, чтобы не допустить путаницы с датами в головах экскурсантов, напомним: в 1751-м году было осуществлено издание полной славянской Библии (т.н. Елизаветинская Библия), опиравшееся на издание 1663-го г. (с внесением необходимых поправок и исправлений), которое, в свою очередь, было частично исправленным переизданием Острожской Библии 1581-го года. Во второй половине XVIII века и в последующие дореволюционные годы Елизаветинская Библия несколько раз переиздавалась с незначительными изменениями (в лаврском хранилище есть издания: 1762-го, 1779-го (1, 2) и 1797-го годов). Издания же богослужебных четвероевангелия и Нового Завета в XVII-XVIII вв. имеют определенные отличия от исправленных текстов полных Библий. Так, например, они сохранили в некоторых евангельских текстах форму двойственного числа, измененную в уже в Елизаветинской Библии (приведем в качестве иллюстрации Лк. 24, 32):
Илл. 5 (исправленное издание Библии 1797 г.)
Илл. 6 (издание четвероевангелия 1745 г.)
Илл. 7 (издание четвероевангелия 1794 г.)
Это и другие разночтения в изданиях XVIII в. указаны Б.А. Успенским в его работе "История русского литературного языка" (М., 2002. С. 488-489) со ссылкой на труд Н. Ильминского "Размышление о сравнительном достоинстве в отношении языка разновременных редакций церковнославянского языка перевода Псалтири и Евангелия" (СПб., 1886). Сам собой напрашивается вывод: если следовать этой логике, то в издании Библии 1900-го года в привлекшем наше внимание месте (Лк. 24, 32) должно быть "наше... нас", а в четвероевангелии 1984-го года "наю... наю". Проверим:
Илл. 8 (изд. 1900 г.)
Илл. 9 (изд. 1984 г.)
Неожиданный результат... Особенно - с учетом того, что издания 1762-го и 1779-го годов, подтверждая изложенный принцип, содержат исправленный текст: "наше, нас" (как на илл. 5). Значит, есть еще один повод для дополнительных раздумий...
3. Возвращаясь к нашей перикопе, продолжим сравнение с более ранними изданиями.
Московское издание Библии 1663 года:
Илл. 10
Острожская Библия (1581):
Илл. 11
Сравнение фрагментов из этих изданий в интересующем нас аспекте дает следующие результаты (одно из важнейших разночтений не указано специально...):
Табл. 4
Интересно то обстоятельство, что в издании 1663 г. при "раскрытии" в 47-м и 56-м стихах "глаголаху" в то же самое время "закрывается", т.е. вносится под титло, слово "ученики" (ст. 54). Кроме этого, вполне очевидны замены "ъ" в предлогах и приставках на "о" (стт. 47 bis, 48, 52 bis, 53, 54, 55) и "о" на "омега" как в начале слов, так и в конце. Различия в окончаниях форм слов "пасха" и "пустыня" (стт. 54, 55), скорее всего, связаны с изменением правописания, каковое предположение, в свою очередь, требует проверки по соответствующим грамматикам (напр., по Грамматике Лаврентия Зизания, изданной в 1596 г. и по Грамматике Мелетия Смотрицкого, изданной в 1619 г.).
Обобщающие выводы предоставим сделать внимательному читателю...
4. В качестве упражнения по развитию "текстологической наблюдательности" можно предложить для самостоятельного сравнения издания Нового Завета все того же самого XVIII века.
Илл. 12. Издание 1759 года
Илл. 13. Издание 1753 года
Илл. 14. Издание 1751 года
Илл. 15. Издание 1748 года
Илл. 16. Издание 1738 года
Что здесь можно найти? Многое, если только внимательно присмотреться. Например, при первом - поверхностном - взгляде создается впечатление, что фото издания 1751-го года (илл. 14) повторяет фото издания 1738-го (илл. 16): сравните фолиацию (нумерацию листов), количество строк и расположение знаков в поле. Может быть так оно и есть? Для проверки этого предположения давайте сравним инициалы "С" и "И" в этих изданиях (слева - 1738 г., справа - 1751 г.):
Хорошо видно, что узор инициалов - разный, хотя графика строчных букв практически идентична (вверху - 1738, внизу - 1751):
В свою очередь, эти два фрагмента различаются написанием предлога "к" в верхней строке: в первом случае (1738) - "к' " (с паерком), а во втором (1751) - "къ" (с ером). Последнего варианта ("къ") придерживаются издания 1748-го и 1759-го годов (а также приведенные выше издания 1779-го и 1794 годов), тогда как "с паерком" этот и еще некоторые предлоги можно найти в изд. 1663 (илл. 10) и 1581 (илл. 11) годов. Хотя, конечно, при поверхностном взгляде такие отличия вряд ли можно обнаружить.
В качестве справки: по наблюдениям специалистов, паерок (на который мы обратили внимание выше - в табл. 1) "часто встречается в рукописях XI-XII в., однако на протяжении XIII-XIV вв. практически исчезает из древнерусской письменности" (Успенский Б.А. История... С. 316). Его употребление восстанавливается в период второго южнославянского влияния - в роли знака заменяющего "ъ" или "ь" (почти что аналогичную функцию - разделительного знака - выполнял апостроф, активно использовавшийся в перв. половине XX века и заменявший "ъ": 1, 2) и удерживается при появлении отечественного книгопечатания. По мнению ряда исследователей, нельзя исключать обусловленность его "возвращения" в древнерусские письменные памятники и ориентацией на греческие рукописи, в которых присутствовал аналогичный надстрочный знак (перечень исследований указан Б. Успенским: с. 316).
При желании можно отыскать в предложенных фрагментах и иные особенности... Удачного поиска!
Спасибо за внимание!
Продолжение следует...
1. Для начала рассмотрим уже приводившийся нами ц.-сл. текст зачала из современного служебного четвероевангелия (1984) в пословном подстрочном сравнении с современным греческим богослужебным текстом (Ἐκ τοῦ κατὰ Ἰωάννην, ια΄ 47 - 54):
1.1. Понятно, что особых затруднений восприятие на слух - в качестве прихожанина на богослужении - данного зачала (перикопы) не составляет. Причем, в отличие от читателя, которому совершенно необходимо разбираться в непривычной графике, слушатель (снова повторим, что речь идет только о рассматриваемом нами случае!), возможно, сумеет восстановить значение не встречающихся в повседневном узусе, или претерпевших семантическую эволюцию слов - сонм, знамения, язык, расточенная - и по общему смыслу фрагмента. Читателю же, в случае затруднения с пониманием, придется обратиться за помощью к специальному Словарю. К справочной литературе придется, в конечном счете, обращаться и слушателю, поскольку "язык" (из перечисленного) все-таки достаточно сложен для восприятия. Сказанное отнюдь не означает, что любые используемые в богослужении евангельские тексты вполне доступны даже для неподготовленного "уха".
1.2. Первое, на что можно обратить внимание при любой форме знакомства с указанной ц.-сл. перикопой, это - не очень-то привычный порядок слов (хотя бы - "во ефрем нарицаемый град"). На приведенной иллюстрации (красным цветом выделены сокращения греческих слов в соответствии с ц.-сл. текстом) хорошо видно, что последовательно-пословное соответствие церковнославянского текста греческому нарушается всего в трех случаях (подчеркнуты) - иной последовательностью слов. Однако, как выясняется, приведенный порядок слов в греческом тексте не является "застывшим". В качестве примера можно обратиться к уже приводившейся нами ранее иллюстрации - фрагменту из печатного издания 1606 года (для удобства чтения приведем справа тот же текст в обычной графике):
В данном случае красным цветом выделены те слова, которые даны в печатном издании в сокращенном виде (для сравнения с аналогичными сокращениями в ц.-сл. тексте).
Примечательно, что порядок слов в ст. 47 (ἄνθρωπος ὁ οὗτος) в этом издании совпадает с ц.-сл. "человек сей", что позволяет сделать предположение о позднейшем изменении греческого текста и фиксировании церковнославянскими переводами более ранней стадии "истории" данной перикопы. Однако, принимать такую гипотезу априорно, без дополнительной проверки на материале имеющихся церковнославянских памятников, ни в коем случае не следует.
Четкое соответствие церковнославянского порядка слов греческому в основном массиве перикопы - это одна из важнейших особенностей церковнославянских текстов переводного характера. Уже упоминавшийся ранее В.М. Живов, говоря об эпохе первоначальных кирилло-мефодиевских переводов, так описывает указанную особенность: "Просто перенести в славянский текст синтаксис греческого или латинского оригинала было, конечно, невозможно, хотя все эти языки были родственными и в синтаксисе у них было много общего. Однако можно было сохранить порядок слов, поскольку в славянском он был таким же свободным, как в древних языках, можно было найти подходящие славянские эквиваленты для греческих союзов и частиц, связывающих простые предложения в сложные. В тех же случаях, когда в разговорном языке соответствия не находилось, оставалось скопировать греческую синтаксическую конструкцию, поставив, например, на место греческого глагола в неопределенной форме славянский глагол в той же форме, на место существительного - существительное (в том же падеже) и т.д." (А.А. Плетнева, А.Г. Кравецкий "Церковнославянский язык". С. 19). В качестве поясняющего такой способ перевода примера автор приводит ц.-сл. цитату (Мр. 1, 17):
Достойно замечания то обстоятельство, что порядок слов в данном случае совпадает с греческим не только для ц.-сл., но и для латинского (см.: Novum Testamentum. Graece et Latine. 3 ed.) перевода:
Venite post me et faciam vos fieri piscatores hominum
δεῦτε ὀπίσω μου, καὶ ποιήσω ὑμᾶς γενέσθαι ἁλιεῖς ἀνθρώπων
На всякий случай, все же проверим это соответствие по конкретному памятнику, хотя бы по Комплютенской полиглотте 1514-1517 гг. (слева - греческий текст, справа - латинский в графике того времени):
Интересно было бы привлечь для сравнения старинные переводы на немецкий (иллюстрация из изд. 1530) и английский (иллюстрация из репр. 1611) языки:
(Volgend mir nach / ich wil euch zu menschen fischer machen)
(Come ye after me; and I will make you to become fishers of men)
2. Следующей проблемой, которая может привлечь наше внимание, является возможность изменения данного конкретного текста "во времени". На примере греческого текста мы смогли наблюдать один из признаков такого изменения. Наверняка, что-то похожее могло происходить и с отечественными памятниками.
Не стоит забывать и о периодизации истории церковнославянского языка. Так, к примеру (Воробьева А.Г. Учебник церковнославянского языка. М., 2008. С. 26-27) предлагается выделять: 1) язык начального периода славянской письменности, 2) язык среднего периода (прибл. с XIII в. до начала отечественного книгопечатания), 3) язык нового периода (со вт. пол. XVI в. до настоящего времени). С некоторыми вариациями в деталях такая же периодизации приводится в уже упоминавшемся учебнике А.А. Плетневой и А.Г. Кравецкого (с. 22-27).
Можно, конечно, ограничиться простым запоминанием того вида, в котором данный текст существует сейчас (условно говоря - в его "статике"), удостовериться в соответствии его графики и орфографии примерам, описанным в современных учебниках церковнославянского языка, и на этом успокоиться. Но не стоит забывать, что при этом главным принципом, определяющим отношение как к самому тексту (и, шире, к церковнославянской Библии и церковнославянскому же богослужению), так и к языку, на котором этот текст записан, станет упрощенно (поскольку историческая составляющая не будет учитываться) понимаемая "рабская зависимость от греческого", а сам церковнославянский язык будет восприниматься исключительно как "мертвый". А можно ли ожидать чего-либо хорошего от такого "статического" восприятия текста и языка? Оно ("статическое восприятие") ведь может стать (а может, конечно, и не стать) мотивацией для решения возникающих недоумений и проблем не в форме творческой дискуссии с профессиональной аргументацией сторон, а - в виде решений "с плеча": либо - "ни шагу назад!", либо - "...до основанья, а затем...".
Вдумчивое отношение к языку (и, разумеется, к текстам), позволяющее не только творчески усваивать культурное наследие, но и творчески же его использовать, а затем передавать для дальнейшего сохранения-пользования последующими поколениями, как представляется, может основываться только на понимании исторической динамики церковнославянского языка. На некоторых аспектах этой "динамики" мы остановимся подробнее.
2.1. Самый простой способ заметить "исторические" изменения в тексте - сравнить современный его вариант с более ранними. Вот давайте и поищем примеры для сравнения. Чтобы далеко не ходить, обратимся к лаврскому хранилищу и возьмем московское издание Нового Завета 1794-го года (№ 1685 из описи Старопечатных книг). На лл. 187об - 188 расположен интересующий нас фрагмент (мы даем иллюстрацию в смонтированном виде, а поскольку современный вариант приведен выше только в "греческих" границах, помещаем и исходный):
Илл. 1
Илл. 2
Ну и что, в чем разница-то? - спросит невнимательный читатель. Давайте попробуем понять - в чем:
Табл. 1
Различия есть, но, как это видно из таблицы, их немного и, в основном, они относятся к раскрытию сокращений "под титлом" в издании 1984 года (четыре случая из шести).
2.2. А теперь попробуем взять для сравнения полное издание церковнославянской Библии (1900 г.):
Илл. 3
И еще одно - не менее полное, но более раннее издание 1779 г. (приводим фрагмент страницы - л. 318об.):
Илл. 4
Если теперь сравнить издание конца XX века, и Библии 1900-го (илл. 3) и 1779-го (илл. 4) годов, то получатся следующие результаты (в левом столбце указаны номера стихов):
Табл. 2
Сразу бросается в глаза основная тенденция "современного" издания: отказ от сокращенных написаний (в стт. 47, 50, 54, 55, 56). Следующий момент: более широкое, по сравнению со "старыми" изданиями, использование знака "омега" (дополнительно - в стт. 47 и 56). Варьирование "оубо" / "же" интересно проследить на примерах стт. 47 и 56 (оставлено) и 53, 57 (изменено). Неясным пока остается появление в ст. 55 слова "фаска" и буквы "ижица" в слове "Iеросолим". Отдельно следует рассматривать грамматические изменения в стт. 48 и 52.
Если же в только что приведенной таблице (2) добавить еще один столбец - с данными из издания 1794-го года (илл. 1), то неясностей станет чуть меньше:
Табл. 3
Появились и "фаска", и конечная "омега" (стт. 47, 53, 56, 57), и форма "веруют" (ст. 48), вышли из-под титла "ученики" (ст. 54). Хотя для "ижицы" пока не нашлось источника заимствования, да и появление слова "фаска" не получило объяснения... Однако, полученные при сравнении позволяют сделать предположение о возможности влияния при подготовке издания служебного четвероевангелия 1984 года не только дореволюционного издания Библии 1900-го года (минуя ее издание 1779-го), но и предназначенного для богослужебных же целей издания Нового Завета 1794-го года. Разумеется, для подтверждения (или опровержения) подобного рода гипотезы требуются более детальные исследования, которые в задачи нашего книгопутешествия не входят.
2.3. Для того, чтобы не допустить путаницы с датами в головах экскурсантов, напомним: в 1751-м году было осуществлено издание полной славянской Библии (т.н. Елизаветинская Библия), опиравшееся на издание 1663-го г. (с внесением необходимых поправок и исправлений), которое, в свою очередь, было частично исправленным переизданием Острожской Библии 1581-го года. Во второй половине XVIII века и в последующие дореволюционные годы Елизаветинская Библия несколько раз переиздавалась с незначительными изменениями (в лаврском хранилище есть издания: 1762-го, 1779-го (1, 2) и 1797-го годов). Издания же богослужебных четвероевангелия и Нового Завета в XVII-XVIII вв. имеют определенные отличия от исправленных текстов полных Библий. Так, например, они сохранили в некоторых евангельских текстах форму двойственного числа, измененную в уже в Елизаветинской Библии (приведем в качестве иллюстрации Лк. 24, 32):
Илл. 5 (исправленное издание Библии 1797 г.)
Илл. 6 (издание четвероевангелия 1745 г.)
Илл. 7 (издание четвероевангелия 1794 г.)
Это и другие разночтения в изданиях XVIII в. указаны Б.А. Успенским в его работе "История русского литературного языка" (М., 2002. С. 488-489) со ссылкой на труд Н. Ильминского "Размышление о сравнительном достоинстве в отношении языка разновременных редакций церковнославянского языка перевода Псалтири и Евангелия" (СПб., 1886). Сам собой напрашивается вывод: если следовать этой логике, то в издании Библии 1900-го года в привлекшем наше внимание месте (Лк. 24, 32) должно быть "наше... нас", а в четвероевангелии 1984-го года "наю... наю". Проверим:
Илл. 8 (изд. 1900 г.)
Илл. 9 (изд. 1984 г.)
Неожиданный результат... Особенно - с учетом того, что издания 1762-го и 1779-го годов, подтверждая изложенный принцип, содержат исправленный текст: "наше, нас" (как на илл. 5). Значит, есть еще один повод для дополнительных раздумий...
3. Возвращаясь к нашей перикопе, продолжим сравнение с более ранними изданиями.
Московское издание Библии 1663 года:
Илл. 10
Острожская Библия (1581):
Илл. 11
Сравнение фрагментов из этих изданий в интересующем нас аспекте дает следующие результаты (одно из важнейших разночтений не указано специально...):
Табл. 4
Интересно то обстоятельство, что в издании 1663 г. при "раскрытии" в 47-м и 56-м стихах "глаголаху" в то же самое время "закрывается", т.е. вносится под титло, слово "ученики" (ст. 54). Кроме этого, вполне очевидны замены "ъ" в предлогах и приставках на "о" (стт. 47 bis, 48, 52 bis, 53, 54, 55) и "о" на "омега" как в начале слов, так и в конце. Различия в окончаниях форм слов "пасха" и "пустыня" (стт. 54, 55), скорее всего, связаны с изменением правописания, каковое предположение, в свою очередь, требует проверки по соответствующим грамматикам (напр., по Грамматике Лаврентия Зизания, изданной в 1596 г. и по Грамматике Мелетия Смотрицкого, изданной в 1619 г.).
Обобщающие выводы предоставим сделать внимательному читателю...
4. В качестве упражнения по развитию "текстологической наблюдательности" можно предложить для самостоятельного сравнения издания Нового Завета все того же самого XVIII века.
Илл. 12. Издание 1759 года
Илл. 13. Издание 1753 года
Илл. 14. Издание 1751 года
Илл. 15. Издание 1748 года
Илл. 16. Издание 1738 года
Что здесь можно найти? Многое, если только внимательно присмотреться. Например, при первом - поверхностном - взгляде создается впечатление, что фото издания 1751-го года (илл. 14) повторяет фото издания 1738-го (илл. 16): сравните фолиацию (нумерацию листов), количество строк и расположение знаков в поле. Может быть так оно и есть? Для проверки этого предположения давайте сравним инициалы "С" и "И" в этих изданиях (слева - 1738 г., справа - 1751 г.):
Хорошо видно, что узор инициалов - разный, хотя графика строчных букв практически идентична (вверху - 1738, внизу - 1751):
В свою очередь, эти два фрагмента различаются написанием предлога "к" в верхней строке: в первом случае (1738) - "к' " (с паерком), а во втором (1751) - "къ" (с ером). Последнего варианта ("къ") придерживаются издания 1748-го и 1759-го годов (а также приведенные выше издания 1779-го и 1794 годов), тогда как "с паерком" этот и еще некоторые предлоги можно найти в изд. 1663 (илл. 10) и 1581 (илл. 11) годов. Хотя, конечно, при поверхностном взгляде такие отличия вряд ли можно обнаружить.
В качестве справки: по наблюдениям специалистов, паерок (на который мы обратили внимание выше - в табл. 1) "часто встречается в рукописях XI-XII в., однако на протяжении XIII-XIV вв. практически исчезает из древнерусской письменности" (Успенский Б.А. История... С. 316). Его употребление восстанавливается в период второго южнославянского влияния - в роли знака заменяющего "ъ" или "ь" (почти что аналогичную функцию - разделительного знака - выполнял апостроф, активно использовавшийся в перв. половине XX века и заменявший "ъ": 1, 2) и удерживается при появлении отечественного книгопечатания. По мнению ряда исследователей, нельзя исключать обусловленность его "возвращения" в древнерусские письменные памятники и ориентацией на греческие рукописи, в которых присутствовал аналогичный надстрочный знак (перечень исследований указан Б. Успенским: с. 316).
При желании можно отыскать в предложенных фрагментах и иные особенности... Удачного поиска!
Спасибо за внимание!
Продолжение следует...