А. Зверев: Попытка объясниться (Размышления над письмами в «ИЛ») (окончание)
Давайте посмотрим два журнальных комплекта и сравним их именно под этим углом зрения: какой из них разнообразнее и насыщеннее - комплект за 1989 год или за 1984-й, когда «ИЛ» последний раз печатала упомянутого М. Трачум Апдайка. О публикациях прошлого года речь уже шла. Среди них были в высшей степени сложные, рассчитанные на очень эрудированного читателя, - те же Джойс, Набоков, Сен-Жон Перс, Сартр, но был и роман Мигеля Отеро Сильвы, обращенный, мне кажется, к очень широкой аудитории, как и многие другие публикации, - «Монсеньор Кихот» Грина, повесть талантливого молодого болгарского прозаика В. Паскова «Баллада о Георге Хениге», стихи Анны Свирщиньской, повесть Нобелевского лауреата Нагиба Махфуза, эссеистика Ингмара Бергмана… По-моему, достаточно широкий спектр, что географический, что тематический, что творческий. Хотя, конечно, далеко не всё мне нравится одинаково, и несколько тонов я бы в эту гамму добавил.
Теперь достанем уже желтеющие от времени книжки «ИЛ», которые выходили шесть лет назад. Просматривая их, ловлю себя на ощущении, что забыл почти всё, тогда печатавшееся, хотя на полях всюду пометы карандашом - следы профессионального чтения. С радостью обнаруживаю «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф, «Пьяный корабль» Рембо в блестящем переводе Д. Самойлова, сценарий Феллини и Гуэрры «И плывет корабль». Что еще? Пожалуй, «Сожженная вода» Фуэнтеса - писателя, который мне всегда интересен. А вот подборка стихов Борхеса. Своим появлением она облегчила долгий путь великого аргентинца к нашим читателям.
Но пожалуй, это и все радости. Дальше идет проза, не запомнившаяся хотя бы по заглавиям: «Милый доктор» А. Стиля, «Человек с Лабрадора» Б. Клавеля, монгольские, кубинские, румынские рассказы… Апдайк тоже представлен рассказами - скучными, невыразительными, словно и не создатель «Кентавра» их писал. А посреди всей этой безликости две сенсационные однодневки - «Челюсти» и «Мертвая зона».
О да, их читали. Еще как читали! Пресерьезно думая, будто это последнее свершение западной прозы. Будто ничего более значительного в ней даже искать не стоит.
Согласен, настолько «разных» авторов, как Бенчли и Борхес, под обложкой «ИЛ» теперь не встретишь. Но, простите, эпитет «хороший» отнести что к тому, что к другому не могу.
Вы предпочли бы видеть в журнале их обоих?
Еще раз простите, но от методики ноздревского повара журнал отказался. По причинам, изложенным выше.
Мне почему-то кажется, уважаемая М. Трачум, что вы немножечко лукавите. На самом-то деле хлопочете вы, должно быть, не о широте выбора, не то остереглись бы так уж категорически аттестовать роман Джойса «шизофреническим бредом». Хлопочете вы о том, чтобы в журнале преобладало занимательное чтение, которое не обременяет ум и не будоражит совесть. Вот читательница из Шахт Л. П. Струнина, которая «Улисса» тоже считает «самой настоящей чушью», в своем письме гораздо откровеннее. Она находит, что весь прошлый год ничего стоящего не было и что надо «печатать произведения, которые будут нравиться не только отдельным читателям, но и основной массе их».
Что это за произведения, всего лучше объяснила киевлянка Н. Романовская. Ее письмо опубликовано в № 10 за прошлый год, однако оно заслуживает того, чтобы к нему вернуться. Помимо недоумений из-за «невоспринимающегося» Джойса Н. Романовская растолковала нам, что «люди устали и не хотят читать про негров, войну или философию». Они хотят «что-нибудь романтическое, легко читаемое, приключенческое, увлекательное, детективы». А конкретно - Бенчли, И. Шоу, Клавеля, Амаду, Саган «и т.п.».
Амаду, положим, мы недавно опубликовали, и в таком ряду он вообще выглядит чужаком, но дело не в этом. Для меня письмо Н. Романовской всего любопытнее тем, что оно написано библиотечным работником. Я много общаюсь с людьми этой профессии и питаю к ним искреннюю любовь. Думается, пушкинские слова о «почтовых лошадях просвещения» сегодня должны быть отнесены даже не столько к переводчикам, сколько к библиотекарям. Зная, в каких тяжелейших условиях и за какую мизерную зарплату они трудятся, остается только снять шляпу перед их поистине рыцарским служением литературе, поистине бескорыстным интересом к ней, способностью отличать ценности неподдельные, небоязнью художественной сложности и новизны.
И когда это знакомое, это, прошу извинить за резкость, мещанское требование: «Сделайте нам красиво!» - раздается из уст библиотекаря, мною овладевают грустные мысли о духовном состоянии общества, хотя, хотелось бы надеяться, все-таки не «основной массы». Суть ведь не в том, нравится или не нравится «Улисс», не в том даже, привлекает или отталкивает сегодняшняя «ИЛ». Суть в активном и, если угодно, принципиальном нежелании приобщаться к серьезной литературе, равно как размышлять «про негров, войну или философию», потому как мы, видите ли, устали, едва успела мертвая зыбь застойных лет смениться сегодняшним общественным напряжением, которое заставляет думать о вещах очень ответственных, очень непростых.
Поэт В. Корнилов, отвечая журналу «Знамя» (№ 1, 1990) на вопрос о лучших публикациях прошлого года, первым назвал роман Джойса. Я бы, наверное, ответил по-другому, памятуя, что прошлый год - это «Архипелаг ГУЛАГ» и «Всё течет», «1984» и две большие подборки прозы В. Шаламова. Но логику мысли В. Корнилова я понимаю. Действительно, над Джойсом испытываешь чувство, словно всё это тебе знакомо, но только в переложениях, подписанных другими именами, - столько было отражений этого романа в книгах, которые мы читали задолго до того, как нам открылся первоисточник. А стало быть, до чего мы себя обеднили, семьдесят без малого лет существуя среди отголосков Джойса, но имея смутное понятие, откуда они исходят и почему остаются такими частыми.
Свершилось литературное событие - «Улисс» опубликован, постыдное наше неведение кончилось.
А что же читатели? Есть в почте по «Улиссу» письма восторженные, полные благодарности. И не только от филологов, от преподавателей литературы (например, от Л. С. Цехановской из Таллинна). Благодарили и просто интеллигентные читатели. Ветеран войны Д. Дажин, признавая, что «Улисс» дается нелегко, считает, что это «усилия, полезные для ума и для сердца» и что они «воздадут сторицей и введут вас в досель неведомый вам мир - мир высокой культуры, философского осмысления быстротекущей жизни». Д. Дажин, мне кажется, прав, когда призывает нетерпеливых к сосредоточенности и вдумчивости: «Не будем с порога отбрасывать книжку журнала и писать, что вот, дескать, журнал стал скучным. Не журнал скучен, а мы с вами ленивы и нелюбознательны».
Однако, что скрывать, преобладают относительно «Улисса» оценки иного характера, и выражения типа «шизофренический бред» в письмах, где фигурирует Джойс, вполне обыденны. Листаю я эти письма, и вспоминается мне страничка из книги, десятки раз перечитанной в детстве, - из «Кондуита и Швамбрании» Л. Кассиля. Если не забыли, там описана Покровская слобода предреволюционных лет, теперешний город Энгельс Саратовской области. Слободу затопляли болота и грязь, обыватели, большей частью лавочники или хлеборобы-украинцы, отдыхая от трудов, пили водку, лузгали подсолнухи да дрались на берегу Волги. Время от времени «зажиточные хуторяне собирались в волостное правление «на сходку». И если подымался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и т.д., горланили обычную «резолюцию»:
- Нэ треба!»
Не то же ли самое и у нас - пытаемся «сеять разумное», просвещать, предлагаем пищу посущественнее семечек, а в ответ доносится такое вот «нэ треба!», как будто это вполне нормально - удовлетворяться поделками литераторов средней руки. Они ведь зато - спору нет - «легко читаются»…
Случается, правда, что мотивировки «нэ треба!» принципиально иные. Письма, в которых содержатся подобные мотивировки, не столь часты, и касаться их мне крайне неприятно. Однако придется.
Тут нужно оговориться. Стилистика писем, о которых дальше пойдет речь, уж не касаясь пока их аргументации, такова, что прямо-таки искушает переслать их создателям 16-й полосы «Литгазеты». Простите, если и для меня окажется слишком сильным искушение насмешкой. Я сознаю, что смеяться-то не над чем, но что поделаешь, слаб человек… Впрочем, к делу.
В прошлогодней подборке откликов (№ 10) помещено суждение об «ИЛ» москвички Т. Звоновой. Она не является нашей постоянной читательницей, о чем, как станет ясно из дальнейшего, едва ли стоит сожалеть. В наш художественный отдел она, видимо, вообще не заглядывает, находясь целиком во власти идеологических страстей.
Опубликованное ее письмо содержало отповедь «ИЛ» за публикацию главы из книги И. Дойчера «Пророк в изгнании». Т. Звонова возмущена: как это смеют рассуждать о неодномерности фигуры Троцкого, когда на сей счет имеются четкие, гениально глубокие указания тов. И. В. Сталина. Общеизвестно, что тов. И. В. Сталин не ошибался никогда в ни в чем - ни с оценкой троцкистов как врагов народа, которых надо уничтожать, ни с «революционной целесообразностью», требующей репрессий, репрессий и еще раз репрессий, ни с пактом 1939 года. А этот Троцкий (не Троцкий, а Бронштейн, как настойчиво просвещала нас Т. Звонова) был просто кликушей, неучем в марксизме, интриганом, авантюристом и клеветником. «Гадина дождалась своего возмездия», - сказал, узнав о его гибели, Бунин, и это, добавляет Т. Звонова, «была единственно правильная оценка».
К огорчению Т. Звоновой, нигде не зафиксировано, что Бунин посыпал главу пеплом по случаю кончины Отца народов, и наоборот, зафиксированы отзывы Бунина о «величайшем в эпохах», ничуть не более лестные, чем о Троцком. Это, впрочем, мелочь, нюанс. Но вовсе не нюанс та апологетика сталинизма, которой заполнены два других письма Т. Звоновой. Продолжая клеймить журнал за политические ляпсусы, она, как говорится, камня на камне не оставила ни от статьи Ц. Кин «Из хроники Коминтерна» (1989, № 1), ни от публикации фрагментов из книги Р. Орловой «Двери открываются медленно» (1989, № 6).
Сюжеты этих статей совсем разные: первая показывает - без упрощений и умолчаний, - как Коминтерн стал послушным орудием для сталинского руководства и к каким тягостным последствиям это привело; вторая говорит о драме русской эмиграции «третьей» (брежневского периода) волны. Т. Звонова, похоже, толком не прочла ни ту, ни другую. Ей достаточно оказалось того, что Ц. Кин - какая наглость! - «ставит под сомнение позицию И. В. Сталина», которую «жизнь тысячекратно подтвердила» как непогрешимо и единственно верную. Ибо благодаря этой позиции «страна и партия оказались на высоте происходящих событий. Разве это не так? ТАК, ТЫСЯЧИ РАЗ ТАК!»
«Захочет Бог покарать - разума лишит», - утверждает древняя мудрость. Добавлю: самых элементарных человеческих чувств - тоже. Отклик Т. Звоновой на публикацию Р. Орловой, написанный в форме открытого письма ей, помечен 4.8.89 - по жестокой (хочу думать, что всё же от незнания) иронии ровно через два месяца после смерти Раисы Давыдовны. И уж в этом отклике чего не понатолкано. Там и про лицемерие, и про то, что «наше хулят и бранят, а сало русское едят», и про эмигрантских подголосков наших заклятых врагов, и про «сахаровскую кухню», и про «всяких тех, подобных Солженицыну» - норовят «причислить себя к лику святых», а у самих одно «копание в интересах коммунальных квартир»…
Противно?
Очень противно. Но куда денешься, всё это есть в сегодняшнем обществе. И Т. Звонова, славящая Сталина, который вместе с партией «за две пятилетки сделали шаг через столетие». И читатель из Куйбышева П. Д. Оленин, член КПСС с 1942 года, порицающий «ИЛ» за то, что она предоставляет трибуну Л. Копелеву, которого «Советская Россия» устами литератора С. Рожновского «вполне доказательно» охарактеризовала «как давнишнего и ярого антисоветчика». Петр Дмитриевич тверд, непреклонен: не следует печатать «сомнительных иностранцев», в трудные времена бежавших из Советского Союза и зело борзо критикующих из-под зарубежной подворотни (язычок-то! язычок! - А. З.) наши, к сожалению, не очень-то упорядоченные порядки.
Только вот в чем дело, почтенный Петр Дмитриевич, никуда они не бежали, а были выгнаны в шею или, выражаясь дипломатически, поставлены в условия, когда либо отрекайся от убеждений, либо эмигрируй. А если кёльнский центр по изучению литературных связей России и Германии, который создал и которым руководит Л. Копелев, - «подворотня», то уж наши-то с вами культурные начинания в недавние «трудные времена» не показались бы и подавно конурой.
Что порядки у нас «не очень-то упорядоченные», спорить не буду. И знаете, не нахожу я ничего криминального в том, что их критикуют недавние наши сограждане. Разные, конечно, бывают у них мотивы, но чаще всего движет ими не ожесточенность, не злорадство, а желание участвовать в общем поиске пути к демократической России, которая станет нормальным домом для всех нас, разбросанных сегодня от Астрахани до Калифорнии, от Баварии до Охотска.
Не отталкивать их, думаю, надо, а вернуть в наше сообщество, которое они покинули вынужденно, хотя некто, подписавшийся без инициалов фамилией Новикова, убежден, что «добровольно» («все, кроме Солженицына»). Этот читатель вознегодовал на нас за статью М. Шимечки «Совесть русской интеллигенции» (№ 9): автор «в оскорбительном тоне пишет об Астафьеве, Распутине, Проскурине и даже обвиняет их в неонационализме… Ему мало того, что сионисты в нашей стране смешивают их с грязью только за то, что они ратуют за духовное возрождение русского народа». Замечу, что автор статьи как раз достаточно осведомлен, чтобы избегать простых перечислений, не замечая различий между названными именами. К тому же, не в пример Новиковой, Шимечка приводит доводы и факты. Все эти доводы могут не убедить, но одной голословной патетикой на грани ругани их не опровергнуть. И ладно бы ругань адресовалась только журналу, так нет: походя достается А. Д. Сахарову, который-де к русским судьбам равнодушен. А вывод предсказать легко: «ИЛ» с недавних пор «стала похожа на сионистский печатный орган».
Эта нота в нашей почте звучит, увы, не впервые. Странно было бы, если бы она не прозвучала. Читательница из г. Клинцы под Брянском С. Б. Русакова совершенно права: «Антисемитизм - это же в порядке вещей, если бы не было евреев, их надо было бы выдумать, есть на кого бушующие страсти отвести». С. Б. Русакова подписалась собственным именем и указала свой адрес. Обличители «ИЛ»овского «сионизма» этого почему-то не делают, то ли напор гнева заставляет позабыть о таких пустяках, то ли еще что. Зато уверенности в их инвективах хоть отбавляй.
«Вы печатаете Кафку, от которого все журналы отказались, «Улисса», забиваете журнал еврейской литературой… Исправляйтесь!» - грозит некий аноним. На дискуссии о Джойсе в «ИЛ» (1990, № 1) указывалось, кстати, что в «Улиссе» кое-кто видел антисемитские настроения. С этим можно спорить, но причисление Джойса к сионистам, поскольку один из главных его героев еврей, замечательно по логике. Тогда уж и Чехов сионист, а то не написал бы «Скрипку Ротшильда».
Или вот письмо, на сей раз от «Ивановой» (и, конечно, без обратного адреса). Орфографию и пунктуацию автора сохраняю: «Тов. гл. редактор Айтматов! Вы, что обалдели? Мало того, что, по Вашим понятиям, вся ин. литература состоит из евреев… Но, если за границей нет никого, кто бы писал лучше Исаака Башевиса Зингера - то мне их, за границей, жалко. Этот прекрасный мат на стр. … И Вы думаете, что мы, в СССР, ни за что бы не выжили, если бы не прочли его «писания»? Или никогда не услышали бы этого у себя, чтобы нас Исаак из Америки еще этому обучал?! Сколько они Вам за это платят? Вы ему даете заработать, а он Вам за это платит? Ведь у евреев во всем счет на деньги… Они уже отбросили русских на 70 лет своей «революцией»! Скольких русских они столкнули и погубили в эту еврейскую революцию. И фамилии почти все поменяли, чтобы лучше закомуфлироваться. Теперь, превратив нас в злобных бедняков, они добивают нашу нравственность. Вот. Одумайтесь».
Не правда ли, славное письмецо. Кроме «мата» (русского и, значит, принадлежащего, если уж строго говорить, переводчику, а не автору, «обучающему» нас из Америки), «Иванова» ничего у Зингера не вычитала по той первой и единственной причине, что он Зингер. Нобелевскую премию он, очевидно, получил тоже за мат, ибо, как установлено «Ивановой», «ни по сюжету, ни по литературным качествам этот Исаак ничего не стоит». Так и видишь шведских академиков, вычитавших у «этого Исаака» английский эквивалент слова «целка» и тут же полезших в карманы за премиальными деньгами. А он, Исаак, это слово специально в рассказ и вставил, чтобы припереть к стене Нобелевский комитет, заставив раскошелиться. «Ведь у евреев во всем счет на деньги»…
Шутки шутками, однако пора сказать о некоторых вещах с необходимой определенностью. «Иванова» - аноним, этакий неопознаваемый голос из хора, который, что ни месяц, звучит всё громче и настойчивее, подчас перекрывая всю нестройную музыку сегодняшней общественной жизни. Возможных последствий этого факта мы, как ни жаль, еще не осознали. Думаем, что тут просто накипь, агрессия бескультурья, раздражение обывателей, скоропреходящее затмение умов. Утешаемся тем, что на выборах этой весной приверженцы взглядов, близких сердцу «Ивановой», провалились, как и весной прошлого года, и уговариваем самих себя, что кончатся же когда-то нищета, инфляция, дефициты, а значит, жизнь войдет в спокойные берега.
Я же ловлю себя на том, что то и дело вспоминается мне старый американский фильм «Кабаре». Недавно он, наконец, пробился на наши экраны, и зрители могли оценить его печальную, а точнее, жестокую иронию. В этом фильме герои да и люди, их окружавшие, тоже отмахивались, отшучивались от происходившего буквально рядом с ними, считая, что нацистские парады и звучавшие на них маниакальные речи - сущий вздор, самоочевидная нелепость, над которой можно подтрунивать, если вообще удостоить ее внимания. Они были очень заняты собой, эти симпатичные молодые герои, им хотелось жить празднично и беззаботно. Они не заметили, как накатывается мутная волна, затопляя улицы уютных городов культурнейшей европейской страны и сметая на своем пути все - лишь казавшиеся прочными преграды.
Мне не хочется проводить аналогий, хочется верить, что они сугубо внешние. Но вот беда - чем дальше, тем они неотступнее.
И еще я постоянно вспоминаю строки гениального русского поэта.
«Как наше слово отзовется…» Тютчев считал, что этого предугадать нам не дано. Ну, так смотря какое слово. Одно дело - тютчевское. И совсем другое - слово литераторов, подписавших недавно письмо «семидесяти четырех», неукротимых борцов с «русофобией», которые «инородцев» (сиречь, евреев в первую очередь) обвиняют во всём - от бессудных расстрелов до скверной экологии, от эпидемии алкоголизма до отсутствия колготок и колбасы в наших лавках.
Да вот так оно и отзывается, их слово, - процитированным письмом «Ивановой» (или «Новиковой»). Наглядными иллюстрациями тесной переплетенности такого рода «литературы» с жизнью. Исковерканными понятиями и фантасмагориями посмелее кафкианских. Виноват, не то сравнение. Кафка ведь тоже был еврей…
Быть может, кому-то всё это покажется неубедительным, быть может, кто-то повторит: имеет ли смысл втягиваться в полемику на таком уровне, надо быть выше всей этой накипи. Ну а я остаюсь при своем: надо, необходимо, ибо перед нами лишь вульгарная форма распространенных, увы, идей.
Таких идей, которые, по глубокому моему убеждению, чреваты большой бедой.
Я, конечно, коснулся только очень малой части читательских откликов, но постарался выбрать самые характерные, самые острые. Если у кого-то сложилось впечатление, что «ИЛ» больше хулят, оно односторонне. Много писем, в которых линию, проводимую журналом в последние два года, поддерживают, причем активно - анализируют напечатанное, предлагают дополнения и корректировки. В журнале всегда благодарны корреспондентам. Тем более - доброжелательным.
Закончить мне хочется одним из таких отзывов, и отнюдь не для цитирования комплиментов, которые содержатся в письме молодой читательницы Н. Ильяшевой. Это письмо привлекло меня тем, что в нем чувствуется очень серьезное отношение к литературе и понимание сегодняшней ситуации, которая потребовала основательно обновить журнал, хотя дело это трудное и рискованное.
Н. Ильяшева пишет, что ее «привели в ужас некоторые из читательских писем, опубликованных в октябрьском номере». Боюсь, по прочтении этой статьи ее охватит еще большее уныние. Напрасно. Обновление никогда не дается безболезненно. В «ИЛ» оно было резким, решительным, и какие-то потери при этом оказались неизбежными. Потери старых подписчиков, отвернувшихся от журнала. Потери в тираже.
Но не беспокойтесь, Нина, я не думаю, чтобы в журнале стали «слушать тех, кто твердит, будто напрасно целый год печатаете Джойса». Планы журнала на ближайшие годы более или менее определились, работы по восстановлению реальной картины литературы XX века - и уже ставшей классикой, и современной - очень много. И журнал, надеюсь, продолжит эту работу, как бы ни менялась атмосфера вокруг нас.
Вы хотите прочесть в журнале «Человека бунтующего» А. Камю, «Маятник Фуко» Умберто Эко - вы их прочтете. Вы хотите видеть на его страницах прежде запретных авторов из Восточной Европы - вы их видите (Грабал, Анджеевский) и увидите еще. Вы предлагаете рубрику «Иностранцы о России и СССР», в частности книгу маркиза де Кюстина, - возможно, появится и рубрика, а с маркизом, возмутившим Николая I, читатели «ИЛ» обязательно познакомятся.
Единственное, в чем я с Вами не согласен, - это призыв отказаться от полемики с оппонентами, даже если они сталинисты или антисемиты, хотя спорить с ними отнюдь не удовольствие. Почта «ИЛ» - маленький, но выразительный срез общественных веяний и настроений; а среди них имеются и такие, и я не думаю, чтобы в обозримое время они исчезли. Стало быть, нельзя и не нужно их игнорировать. Ведь мы устремились теперь к открытому обществу. А открытость и умолчания - планеты несовместные.
Вступив в фазу демократичности, давайте постараемся быть последовательными и не лишать слова тех, чьи мнения для нас неприемлемы. Однако и за собой оставим право аргументировать собственную позицию, подтверждая ее реальным делом. В конце концов, дело и решит спор с сегодняшними критиками и противниками «ИЛ».
Я верю, что серьезных причин опасаться за исход этого спора у журнала нет. ■
OCR: fir-vst, 2015
Теперь достанем уже желтеющие от времени книжки «ИЛ», которые выходили шесть лет назад. Просматривая их, ловлю себя на ощущении, что забыл почти всё, тогда печатавшееся, хотя на полях всюду пометы карандашом - следы профессионального чтения. С радостью обнаруживаю «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф, «Пьяный корабль» Рембо в блестящем переводе Д. Самойлова, сценарий Феллини и Гуэрры «И плывет корабль». Что еще? Пожалуй, «Сожженная вода» Фуэнтеса - писателя, который мне всегда интересен. А вот подборка стихов Борхеса. Своим появлением она облегчила долгий путь великого аргентинца к нашим читателям.
Но пожалуй, это и все радости. Дальше идет проза, не запомнившаяся хотя бы по заглавиям: «Милый доктор» А. Стиля, «Человек с Лабрадора» Б. Клавеля, монгольские, кубинские, румынские рассказы… Апдайк тоже представлен рассказами - скучными, невыразительными, словно и не создатель «Кентавра» их писал. А посреди всей этой безликости две сенсационные однодневки - «Челюсти» и «Мертвая зона».
О да, их читали. Еще как читали! Пресерьезно думая, будто это последнее свершение западной прозы. Будто ничего более значительного в ней даже искать не стоит.
Согласен, настолько «разных» авторов, как Бенчли и Борхес, под обложкой «ИЛ» теперь не встретишь. Но, простите, эпитет «хороший» отнести что к тому, что к другому не могу.
Вы предпочли бы видеть в журнале их обоих?
Еще раз простите, но от методики ноздревского повара журнал отказался. По причинам, изложенным выше.
Мне почему-то кажется, уважаемая М. Трачум, что вы немножечко лукавите. На самом-то деле хлопочете вы, должно быть, не о широте выбора, не то остереглись бы так уж категорически аттестовать роман Джойса «шизофреническим бредом». Хлопочете вы о том, чтобы в журнале преобладало занимательное чтение, которое не обременяет ум и не будоражит совесть. Вот читательница из Шахт Л. П. Струнина, которая «Улисса» тоже считает «самой настоящей чушью», в своем письме гораздо откровеннее. Она находит, что весь прошлый год ничего стоящего не было и что надо «печатать произведения, которые будут нравиться не только отдельным читателям, но и основной массе их».
Что это за произведения, всего лучше объяснила киевлянка Н. Романовская. Ее письмо опубликовано в № 10 за прошлый год, однако оно заслуживает того, чтобы к нему вернуться. Помимо недоумений из-за «невоспринимающегося» Джойса Н. Романовская растолковала нам, что «люди устали и не хотят читать про негров, войну или философию». Они хотят «что-нибудь романтическое, легко читаемое, приключенческое, увлекательное, детективы». А конкретно - Бенчли, И. Шоу, Клавеля, Амаду, Саган «и т.п.».
Амаду, положим, мы недавно опубликовали, и в таком ряду он вообще выглядит чужаком, но дело не в этом. Для меня письмо Н. Романовской всего любопытнее тем, что оно написано библиотечным работником. Я много общаюсь с людьми этой профессии и питаю к ним искреннюю любовь. Думается, пушкинские слова о «почтовых лошадях просвещения» сегодня должны быть отнесены даже не столько к переводчикам, сколько к библиотекарям. Зная, в каких тяжелейших условиях и за какую мизерную зарплату они трудятся, остается только снять шляпу перед их поистине рыцарским служением литературе, поистине бескорыстным интересом к ней, способностью отличать ценности неподдельные, небоязнью художественной сложности и новизны.
И когда это знакомое, это, прошу извинить за резкость, мещанское требование: «Сделайте нам красиво!» - раздается из уст библиотекаря, мною овладевают грустные мысли о духовном состоянии общества, хотя, хотелось бы надеяться, все-таки не «основной массы». Суть ведь не в том, нравится или не нравится «Улисс», не в том даже, привлекает или отталкивает сегодняшняя «ИЛ». Суть в активном и, если угодно, принципиальном нежелании приобщаться к серьезной литературе, равно как размышлять «про негров, войну или философию», потому как мы, видите ли, устали, едва успела мертвая зыбь застойных лет смениться сегодняшним общественным напряжением, которое заставляет думать о вещах очень ответственных, очень непростых.
Поэт В. Корнилов, отвечая журналу «Знамя» (№ 1, 1990) на вопрос о лучших публикациях прошлого года, первым назвал роман Джойса. Я бы, наверное, ответил по-другому, памятуя, что прошлый год - это «Архипелаг ГУЛАГ» и «Всё течет», «1984» и две большие подборки прозы В. Шаламова. Но логику мысли В. Корнилова я понимаю. Действительно, над Джойсом испытываешь чувство, словно всё это тебе знакомо, но только в переложениях, подписанных другими именами, - столько было отражений этого романа в книгах, которые мы читали задолго до того, как нам открылся первоисточник. А стало быть, до чего мы себя обеднили, семьдесят без малого лет существуя среди отголосков Джойса, но имея смутное понятие, откуда они исходят и почему остаются такими частыми.
Свершилось литературное событие - «Улисс» опубликован, постыдное наше неведение кончилось.
А что же читатели? Есть в почте по «Улиссу» письма восторженные, полные благодарности. И не только от филологов, от преподавателей литературы (например, от Л. С. Цехановской из Таллинна). Благодарили и просто интеллигентные читатели. Ветеран войны Д. Дажин, признавая, что «Улисс» дается нелегко, считает, что это «усилия, полезные для ума и для сердца» и что они «воздадут сторицей и введут вас в досель неведомый вам мир - мир высокой культуры, философского осмысления быстротекущей жизни». Д. Дажин, мне кажется, прав, когда призывает нетерпеливых к сосредоточенности и вдумчивости: «Не будем с порога отбрасывать книжку журнала и писать, что вот, дескать, журнал стал скучным. Не журнал скучен, а мы с вами ленивы и нелюбознательны».
Однако, что скрывать, преобладают относительно «Улисса» оценки иного характера, и выражения типа «шизофренический бред» в письмах, где фигурирует Джойс, вполне обыденны. Листаю я эти письма, и вспоминается мне страничка из книги, десятки раз перечитанной в детстве, - из «Кондуита и Швамбрании» Л. Кассиля. Если не забыли, там описана Покровская слобода предреволюционных лет, теперешний город Энгельс Саратовской области. Слободу затопляли болота и грязь, обыватели, большей частью лавочники или хлеборобы-украинцы, отдыхая от трудов, пили водку, лузгали подсолнухи да дрались на берегу Волги. Время от времени «зажиточные хуторяне собирались в волостное правление «на сходку». И если подымался вопрос о постройке новой школы, о замощении улиц и т.д., горланили обычную «резолюцию»:
- Нэ треба!»
Не то же ли самое и у нас - пытаемся «сеять разумное», просвещать, предлагаем пищу посущественнее семечек, а в ответ доносится такое вот «нэ треба!», как будто это вполне нормально - удовлетворяться поделками литераторов средней руки. Они ведь зато - спору нет - «легко читаются»…
Случается, правда, что мотивировки «нэ треба!» принципиально иные. Письма, в которых содержатся подобные мотивировки, не столь часты, и касаться их мне крайне неприятно. Однако придется.
Тут нужно оговориться. Стилистика писем, о которых дальше пойдет речь, уж не касаясь пока их аргументации, такова, что прямо-таки искушает переслать их создателям 16-й полосы «Литгазеты». Простите, если и для меня окажется слишком сильным искушение насмешкой. Я сознаю, что смеяться-то не над чем, но что поделаешь, слаб человек… Впрочем, к делу.
В прошлогодней подборке откликов (№ 10) помещено суждение об «ИЛ» москвички Т. Звоновой. Она не является нашей постоянной читательницей, о чем, как станет ясно из дальнейшего, едва ли стоит сожалеть. В наш художественный отдел она, видимо, вообще не заглядывает, находясь целиком во власти идеологических страстей.
Опубликованное ее письмо содержало отповедь «ИЛ» за публикацию главы из книги И. Дойчера «Пророк в изгнании». Т. Звонова возмущена: как это смеют рассуждать о неодномерности фигуры Троцкого, когда на сей счет имеются четкие, гениально глубокие указания тов. И. В. Сталина. Общеизвестно, что тов. И. В. Сталин не ошибался никогда в ни в чем - ни с оценкой троцкистов как врагов народа, которых надо уничтожать, ни с «революционной целесообразностью», требующей репрессий, репрессий и еще раз репрессий, ни с пактом 1939 года. А этот Троцкий (не Троцкий, а Бронштейн, как настойчиво просвещала нас Т. Звонова) был просто кликушей, неучем в марксизме, интриганом, авантюристом и клеветником. «Гадина дождалась своего возмездия», - сказал, узнав о его гибели, Бунин, и это, добавляет Т. Звонова, «была единственно правильная оценка».
К огорчению Т. Звоновой, нигде не зафиксировано, что Бунин посыпал главу пеплом по случаю кончины Отца народов, и наоборот, зафиксированы отзывы Бунина о «величайшем в эпохах», ничуть не более лестные, чем о Троцком. Это, впрочем, мелочь, нюанс. Но вовсе не нюанс та апологетика сталинизма, которой заполнены два других письма Т. Звоновой. Продолжая клеймить журнал за политические ляпсусы, она, как говорится, камня на камне не оставила ни от статьи Ц. Кин «Из хроники Коминтерна» (1989, № 1), ни от публикации фрагментов из книги Р. Орловой «Двери открываются медленно» (1989, № 6).
Сюжеты этих статей совсем разные: первая показывает - без упрощений и умолчаний, - как Коминтерн стал послушным орудием для сталинского руководства и к каким тягостным последствиям это привело; вторая говорит о драме русской эмиграции «третьей» (брежневского периода) волны. Т. Звонова, похоже, толком не прочла ни ту, ни другую. Ей достаточно оказалось того, что Ц. Кин - какая наглость! - «ставит под сомнение позицию И. В. Сталина», которую «жизнь тысячекратно подтвердила» как непогрешимо и единственно верную. Ибо благодаря этой позиции «страна и партия оказались на высоте происходящих событий. Разве это не так? ТАК, ТЫСЯЧИ РАЗ ТАК!»
«Захочет Бог покарать - разума лишит», - утверждает древняя мудрость. Добавлю: самых элементарных человеческих чувств - тоже. Отклик Т. Звоновой на публикацию Р. Орловой, написанный в форме открытого письма ей, помечен 4.8.89 - по жестокой (хочу думать, что всё же от незнания) иронии ровно через два месяца после смерти Раисы Давыдовны. И уж в этом отклике чего не понатолкано. Там и про лицемерие, и про то, что «наше хулят и бранят, а сало русское едят», и про эмигрантских подголосков наших заклятых врагов, и про «сахаровскую кухню», и про «всяких тех, подобных Солженицыну» - норовят «причислить себя к лику святых», а у самих одно «копание в интересах коммунальных квартир»…
Противно?
Очень противно. Но куда денешься, всё это есть в сегодняшнем обществе. И Т. Звонова, славящая Сталина, который вместе с партией «за две пятилетки сделали шаг через столетие». И читатель из Куйбышева П. Д. Оленин, член КПСС с 1942 года, порицающий «ИЛ» за то, что она предоставляет трибуну Л. Копелеву, которого «Советская Россия» устами литератора С. Рожновского «вполне доказательно» охарактеризовала «как давнишнего и ярого антисоветчика». Петр Дмитриевич тверд, непреклонен: не следует печатать «сомнительных иностранцев», в трудные времена бежавших из Советского Союза и зело борзо критикующих из-под зарубежной подворотни (язычок-то! язычок! - А. З.) наши, к сожалению, не очень-то упорядоченные порядки.
Только вот в чем дело, почтенный Петр Дмитриевич, никуда они не бежали, а были выгнаны в шею или, выражаясь дипломатически, поставлены в условия, когда либо отрекайся от убеждений, либо эмигрируй. А если кёльнский центр по изучению литературных связей России и Германии, который создал и которым руководит Л. Копелев, - «подворотня», то уж наши-то с вами культурные начинания в недавние «трудные времена» не показались бы и подавно конурой.
Что порядки у нас «не очень-то упорядоченные», спорить не буду. И знаете, не нахожу я ничего криминального в том, что их критикуют недавние наши сограждане. Разные, конечно, бывают у них мотивы, но чаще всего движет ими не ожесточенность, не злорадство, а желание участвовать в общем поиске пути к демократической России, которая станет нормальным домом для всех нас, разбросанных сегодня от Астрахани до Калифорнии, от Баварии до Охотска.
Не отталкивать их, думаю, надо, а вернуть в наше сообщество, которое они покинули вынужденно, хотя некто, подписавшийся без инициалов фамилией Новикова, убежден, что «добровольно» («все, кроме Солженицына»). Этот читатель вознегодовал на нас за статью М. Шимечки «Совесть русской интеллигенции» (№ 9): автор «в оскорбительном тоне пишет об Астафьеве, Распутине, Проскурине и даже обвиняет их в неонационализме… Ему мало того, что сионисты в нашей стране смешивают их с грязью только за то, что они ратуют за духовное возрождение русского народа». Замечу, что автор статьи как раз достаточно осведомлен, чтобы избегать простых перечислений, не замечая различий между названными именами. К тому же, не в пример Новиковой, Шимечка приводит доводы и факты. Все эти доводы могут не убедить, но одной голословной патетикой на грани ругани их не опровергнуть. И ладно бы ругань адресовалась только журналу, так нет: походя достается А. Д. Сахарову, который-де к русским судьбам равнодушен. А вывод предсказать легко: «ИЛ» с недавних пор «стала похожа на сионистский печатный орган».
Эта нота в нашей почте звучит, увы, не впервые. Странно было бы, если бы она не прозвучала. Читательница из г. Клинцы под Брянском С. Б. Русакова совершенно права: «Антисемитизм - это же в порядке вещей, если бы не было евреев, их надо было бы выдумать, есть на кого бушующие страсти отвести». С. Б. Русакова подписалась собственным именем и указала свой адрес. Обличители «ИЛ»овского «сионизма» этого почему-то не делают, то ли напор гнева заставляет позабыть о таких пустяках, то ли еще что. Зато уверенности в их инвективах хоть отбавляй.
«Вы печатаете Кафку, от которого все журналы отказались, «Улисса», забиваете журнал еврейской литературой… Исправляйтесь!» - грозит некий аноним. На дискуссии о Джойсе в «ИЛ» (1990, № 1) указывалось, кстати, что в «Улиссе» кое-кто видел антисемитские настроения. С этим можно спорить, но причисление Джойса к сионистам, поскольку один из главных его героев еврей, замечательно по логике. Тогда уж и Чехов сионист, а то не написал бы «Скрипку Ротшильда».
Или вот письмо, на сей раз от «Ивановой» (и, конечно, без обратного адреса). Орфографию и пунктуацию автора сохраняю: «Тов. гл. редактор Айтматов! Вы, что обалдели? Мало того, что, по Вашим понятиям, вся ин. литература состоит из евреев… Но, если за границей нет никого, кто бы писал лучше Исаака Башевиса Зингера - то мне их, за границей, жалко. Этот прекрасный мат на стр. … И Вы думаете, что мы, в СССР, ни за что бы не выжили, если бы не прочли его «писания»? Или никогда не услышали бы этого у себя, чтобы нас Исаак из Америки еще этому обучал?! Сколько они Вам за это платят? Вы ему даете заработать, а он Вам за это платит? Ведь у евреев во всем счет на деньги… Они уже отбросили русских на 70 лет своей «революцией»! Скольких русских они столкнули и погубили в эту еврейскую революцию. И фамилии почти все поменяли, чтобы лучше закомуфлироваться. Теперь, превратив нас в злобных бедняков, они добивают нашу нравственность. Вот. Одумайтесь».
Не правда ли, славное письмецо. Кроме «мата» (русского и, значит, принадлежащего, если уж строго говорить, переводчику, а не автору, «обучающему» нас из Америки), «Иванова» ничего у Зингера не вычитала по той первой и единственной причине, что он Зингер. Нобелевскую премию он, очевидно, получил тоже за мат, ибо, как установлено «Ивановой», «ни по сюжету, ни по литературным качествам этот Исаак ничего не стоит». Так и видишь шведских академиков, вычитавших у «этого Исаака» английский эквивалент слова «целка» и тут же полезших в карманы за премиальными деньгами. А он, Исаак, это слово специально в рассказ и вставил, чтобы припереть к стене Нобелевский комитет, заставив раскошелиться. «Ведь у евреев во всем счет на деньги»…
Шутки шутками, однако пора сказать о некоторых вещах с необходимой определенностью. «Иванова» - аноним, этакий неопознаваемый голос из хора, который, что ни месяц, звучит всё громче и настойчивее, подчас перекрывая всю нестройную музыку сегодняшней общественной жизни. Возможных последствий этого факта мы, как ни жаль, еще не осознали. Думаем, что тут просто накипь, агрессия бескультурья, раздражение обывателей, скоропреходящее затмение умов. Утешаемся тем, что на выборах этой весной приверженцы взглядов, близких сердцу «Ивановой», провалились, как и весной прошлого года, и уговариваем самих себя, что кончатся же когда-то нищета, инфляция, дефициты, а значит, жизнь войдет в спокойные берега.
Я же ловлю себя на том, что то и дело вспоминается мне старый американский фильм «Кабаре». Недавно он, наконец, пробился на наши экраны, и зрители могли оценить его печальную, а точнее, жестокую иронию. В этом фильме герои да и люди, их окружавшие, тоже отмахивались, отшучивались от происходившего буквально рядом с ними, считая, что нацистские парады и звучавшие на них маниакальные речи - сущий вздор, самоочевидная нелепость, над которой можно подтрунивать, если вообще удостоить ее внимания. Они были очень заняты собой, эти симпатичные молодые герои, им хотелось жить празднично и беззаботно. Они не заметили, как накатывается мутная волна, затопляя улицы уютных городов культурнейшей европейской страны и сметая на своем пути все - лишь казавшиеся прочными преграды.
Мне не хочется проводить аналогий, хочется верить, что они сугубо внешние. Но вот беда - чем дальше, тем они неотступнее.
И еще я постоянно вспоминаю строки гениального русского поэта.
«Как наше слово отзовется…» Тютчев считал, что этого предугадать нам не дано. Ну, так смотря какое слово. Одно дело - тютчевское. И совсем другое - слово литераторов, подписавших недавно письмо «семидесяти четырех», неукротимых борцов с «русофобией», которые «инородцев» (сиречь, евреев в первую очередь) обвиняют во всём - от бессудных расстрелов до скверной экологии, от эпидемии алкоголизма до отсутствия колготок и колбасы в наших лавках.
Да вот так оно и отзывается, их слово, - процитированным письмом «Ивановой» (или «Новиковой»). Наглядными иллюстрациями тесной переплетенности такого рода «литературы» с жизнью. Исковерканными понятиями и фантасмагориями посмелее кафкианских. Виноват, не то сравнение. Кафка ведь тоже был еврей…
Быть может, кому-то всё это покажется неубедительным, быть может, кто-то повторит: имеет ли смысл втягиваться в полемику на таком уровне, надо быть выше всей этой накипи. Ну а я остаюсь при своем: надо, необходимо, ибо перед нами лишь вульгарная форма распространенных, увы, идей.
Таких идей, которые, по глубокому моему убеждению, чреваты большой бедой.
Я, конечно, коснулся только очень малой части читательских откликов, но постарался выбрать самые характерные, самые острые. Если у кого-то сложилось впечатление, что «ИЛ» больше хулят, оно односторонне. Много писем, в которых линию, проводимую журналом в последние два года, поддерживают, причем активно - анализируют напечатанное, предлагают дополнения и корректировки. В журнале всегда благодарны корреспондентам. Тем более - доброжелательным.
Закончить мне хочется одним из таких отзывов, и отнюдь не для цитирования комплиментов, которые содержатся в письме молодой читательницы Н. Ильяшевой. Это письмо привлекло меня тем, что в нем чувствуется очень серьезное отношение к литературе и понимание сегодняшней ситуации, которая потребовала основательно обновить журнал, хотя дело это трудное и рискованное.
Н. Ильяшева пишет, что ее «привели в ужас некоторые из читательских писем, опубликованных в октябрьском номере». Боюсь, по прочтении этой статьи ее охватит еще большее уныние. Напрасно. Обновление никогда не дается безболезненно. В «ИЛ» оно было резким, решительным, и какие-то потери при этом оказались неизбежными. Потери старых подписчиков, отвернувшихся от журнала. Потери в тираже.
Но не беспокойтесь, Нина, я не думаю, чтобы в журнале стали «слушать тех, кто твердит, будто напрасно целый год печатаете Джойса». Планы журнала на ближайшие годы более или менее определились, работы по восстановлению реальной картины литературы XX века - и уже ставшей классикой, и современной - очень много. И журнал, надеюсь, продолжит эту работу, как бы ни менялась атмосфера вокруг нас.
Вы хотите прочесть в журнале «Человека бунтующего» А. Камю, «Маятник Фуко» Умберто Эко - вы их прочтете. Вы хотите видеть на его страницах прежде запретных авторов из Восточной Европы - вы их видите (Грабал, Анджеевский) и увидите еще. Вы предлагаете рубрику «Иностранцы о России и СССР», в частности книгу маркиза де Кюстина, - возможно, появится и рубрика, а с маркизом, возмутившим Николая I, читатели «ИЛ» обязательно познакомятся.
Единственное, в чем я с Вами не согласен, - это призыв отказаться от полемики с оппонентами, даже если они сталинисты или антисемиты, хотя спорить с ними отнюдь не удовольствие. Почта «ИЛ» - маленький, но выразительный срез общественных веяний и настроений; а среди них имеются и такие, и я не думаю, чтобы в обозримое время они исчезли. Стало быть, нельзя и не нужно их игнорировать. Ведь мы устремились теперь к открытому обществу. А открытость и умолчания - планеты несовместные.
Вступив в фазу демократичности, давайте постараемся быть последовательными и не лишать слова тех, чьи мнения для нас неприемлемы. Однако и за собой оставим право аргументировать собственную позицию, подтверждая ее реальным делом. В конце концов, дело и решит спор с сегодняшними критиками и противниками «ИЛ».
Я верю, что серьезных причин опасаться за исход этого спора у журнала нет. ■
OCR: fir-vst, 2015