Вера Булич, или Поэтесса вдали отечества
Это я вчера выбрала самое неизвестное имя из списка Полины Проскуриной-Янович и за полночь обнаружила себя собирающей по крупинкам чужую биографию, рисующей семейное древо... Вот жил-был Сергей Константинович Булич, казанский уроженец и питомец прославленного Казанского университета, студент самого Бодуэна де Куртенэ. Он не просто жил-был. Он невероятно разносторонне жил-был. В первой ипостаси Булич - учёный-лингвист, видный представитель казанской лингвистической школы, один из лучших преподавателей историко-филологического факультета уже Петербургского университета, автор учебников, лауреат Ломоносовской премии, создатель экспериментально-фонетического кабинета. На востфаке до сих пор его портрет висит, по-моему: ещё бы, санскритолог, пионер страноведческих исследований Индии. Во второй ипостаси наш герой - композитор и музыковед, автор статей по истории и теории музыки в энциклопедии Брокгауза и Ефрона. В третьей - политик, увлечённый конституционный демократ, кадет, как тогда называли сокращённо. Удивительно, что при таких регалиях существовала ещё и четвёртая ипостась: скромный преподаватель словесности в гимназиях Гуревича и Мая. А самая главная ипостась была семейная. Со своей женой Марьей Платоновной С.К. Булич растил и воспитывал четверых замечательных детей.
Старшая дочь София, как и подобает дочери композитора, была камерной певицей. Сыновья Константин и Сергей блестяще учились в немецкой гимназии, мечтали стать филологами. А младшая дочь Вера писала стихи. Образцом для подражания девочки с Васильевского острова был друг отца, Иннокентий Анненский. Ей только исполнилось шестнадцать, когда началась война. А потом Февральская революция, а потом Октябрьская. И вместе с матерью, сестрой и братьями в 1918 году Вера Булич переехала на дачу в Финляндию, в деревню Куолемаярви. Куолемаярви означает озеро смерти. Теперь оно называется Пионерское, и там действительно пионерский лагерь прямо на старом финском кладбище.
С.К. Булич никогда не был близок к большевикам, однако пытался найти себя в новом государстве: организовал в Институте истории искусств факультет музыки, с 1919 года был его деканом. Но ему быстро припомнили кадетское прошлое, и почтенного шестидесятилетнего профессора арестовала ЧК. Каким-то чудом коллеги выхлопотали его освобождение. В 1921 году Сергей Константинович присоединился к семье и вскоре умер: здоровье не выдержало последствий тюремного заключения. Что касается его брата Петра, химика, он в СССР сделал научную карьеру, разработал маскировочную краску цвета хаки, не смываемую, не линяющую и не выгорающую, за которую Ворошилов вручил ему золотые часы с именной гравировкой. Правда, из Кремля учёный поехал на трамвае, и у него эти наградные часы спёрли беспризорники. Впоследствии Петра Булича как дворянина "вычистили" из института. В 1936 году он умер от рака. А в сорок первом вся страна оделась в хаки, который он изобрёл: не смываемый, не линяющий и не выгорающий. Сколько жизней спас химик Булич, сосчитать невозможно.
Но вернёмся к Марье Платоновне и её четверым детям. Двадцатые годы были для них тяжёлым временем. Дом сгорел. Пришлось перебраться из Куолемаярви в Хельсинки. Братья занялись огородничеством, получили участок в деревне Мейлахти и выращивали огурцы. София усердно шила блузки, молча горевала: в Петрограде ограбили и убили её мужа Ивана Старка. Вера тоже шила, потом была тапёршей в кинотеатре, потом давала частные уроки, наконец устроилась машинисткой в маленькую русскую фирму... И тут улыбнулась удача: югославский консул в Финляндии, Иван Шайкович, сам поэт и переводчик, взял её на работу референтом. Он тоже в Куолемаярви дачу снимал, когда в Петербурге работал. Шайкович принимал в Вере Булич огромное участие, помогал ей с изданием сказок и стихов, ныне ставших библиографической редкостью. Вот в Белграде какая прелесть бесподобная выходила, на русском языке:
.JPG)
А из консульства Вера Булич в начале тридцатых перешла в Славянский отдел библиотеки Хельсинкского университета и проработала там более 20 лет, до самой смерти.
Нет у меня детей. Мой взгляд и голос
Ни в ком не оживут. Не передам
Зерна земле, как полный спелый колос,
Не завещаю ничего годам.
И даже дерева ни одного
Своей рукой не посадила.
И роста видела бы торжество,
Как зреет многолиственная сила…
Весна. Цветут в садах чужие вишни,
Играют дети солнечным песком,
И солнце светит всем. Никто не лишний
Под всеобъемлющим его лучом.
Живая жизнь в окно кивает мне.
А день мой отдан тщательным заботам
В библиотечной пыльной тишине
О жизни, спрятанной под переплётом.
Чем Вера Булич сразу подкупает - в ней совершенно не было напыщенности и снобизма по отношению к принимающей стране. Она оказалась едва ли не единственной российской иммигранткой в Финляндии, которая живо интересовалась культурой Суоми, прекрасно знала финский и шведский, с обоих языков переводила, стремясь сохранить авторский слог со всеми шероховатостями, присущими молодой поэзии. Почитать, например, можно на сайте «Век перевода»: https://www.vekperevoda.com/1887/bulich.htm. Литературно-философское общество «Светлица», которое основала Булич, устраивало совместные русско-финские вечера.
И тут начинается Зимняя война.
Папироса «Беломорканал»
Фабрики табачной в Ленинграде.
...Политрук сражён был наповал
Финской пулею в лесной засаде.
Ароматен тихий тёплый дым
Русской папиросы политрука.
Политрук был молод и любим,
Но внезапно грянула разлука.
Русских женщин красота нежна,
Любовались финны-офицеры.
«Другу и товарищу» - одна,
А другая - «от невесты Веры».
Замело метелью бугорок,
Бродит ветер по лесным могилам.
Серый пепел, тающий дымок.
Звали политрука Михаилом.
Я маме с выражением зачитала: мол, чьё? Она говорит: да, много мы ещё не знаем и из лейтенантской прозы, и из лейтенантской поэзии. А ведь поэтесса никак с военной службой не была связана, трудно представить себе человека более далёкого от лейтенантов: Самойлова, Слуцкого, Межирова, Кульчицкого, чем сорокалетняя хельсинкская библиотекарша. И тем не менее общие нотки. «Светлицу» закрыли, мир продлился недолго, началась Война-продолжение... Город начали бомбить. Каково им было, русским эмигрантам, под советскими бомбами, сбрасываемыми на Хельсинки, - трудно представить. Каково им было - переживать за родных и друзей, оставшихся в блокадном Ленинграде? - пишет С. Ковнер, издатель стихов Веры Булич.
Летит, летит свистящая граната
И обращает ночь в багровый день.
Минуй в полете здание Сената,
Творенья Фальконета не задень,
Дугою обогни святой Исакий,
Адмиралтейства стройного не тронь,
Пади в Неву и сгинь в подводном мраке,
И в волнах ярый потопи огонь.
Вот так за блокадный Ленинград молилась петербурженка по другую сторону фронта. Закончилась Вторая мировая война, как заканчиваются все войны рано или поздно. С 1947 года Вера Булич работала в библиотеке Института культурных связей Финляндии-СССР, много переводила и писала. Умерла она от рака лёгких, через две недели после публикации итогового сборника стихов «Ветви» (Париж, 1954). В 2010 году исполнилась самая большая её мечта: после смерти вернуться к российской аудитории, вышла книга в серии «Серебряный пепел» издательства . Но это библиофильская серия, тираж двадцать пять-тридцать экземпляров. Поэтому почитать стихи можно в интернете: https://coollib.net/a/72426-vera-sergeevna-bulich
Другие источники: http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=416
http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=415
https://br.rodovid.org/wk/Dibar:ChartInventory/1007536
https://azbyka.ru/fiction/molitvy-russkih-pojetov-xx-xxi-antologija/124/
http://az.lib.ru/b/bulich_w_s/text_1946_poe.shtml
Старшая дочь София, как и подобает дочери композитора, была камерной певицей. Сыновья Константин и Сергей блестяще учились в немецкой гимназии, мечтали стать филологами. А младшая дочь Вера писала стихи. Образцом для подражания девочки с Васильевского острова был друг отца, Иннокентий Анненский. Ей только исполнилось шестнадцать, когда началась война. А потом Февральская революция, а потом Октябрьская. И вместе с матерью, сестрой и братьями в 1918 году Вера Булич переехала на дачу в Финляндию, в деревню Куолемаярви. Куолемаярви означает озеро смерти. Теперь оно называется Пионерское, и там действительно пионерский лагерь прямо на старом финском кладбище.
С.К. Булич никогда не был близок к большевикам, однако пытался найти себя в новом государстве: организовал в Институте истории искусств факультет музыки, с 1919 года был его деканом. Но ему быстро припомнили кадетское прошлое, и почтенного шестидесятилетнего профессора арестовала ЧК. Каким-то чудом коллеги выхлопотали его освобождение. В 1921 году Сергей Константинович присоединился к семье и вскоре умер: здоровье не выдержало последствий тюремного заключения. Что касается его брата Петра, химика, он в СССР сделал научную карьеру, разработал маскировочную краску цвета хаки, не смываемую, не линяющую и не выгорающую, за которую Ворошилов вручил ему золотые часы с именной гравировкой. Правда, из Кремля учёный поехал на трамвае, и у него эти наградные часы спёрли беспризорники. Впоследствии Петра Булича как дворянина "вычистили" из института. В 1936 году он умер от рака. А в сорок первом вся страна оделась в хаки, который он изобрёл: не смываемый, не линяющий и не выгорающий. Сколько жизней спас химик Булич, сосчитать невозможно.
Но вернёмся к Марье Платоновне и её четверым детям. Двадцатые годы были для них тяжёлым временем. Дом сгорел. Пришлось перебраться из Куолемаярви в Хельсинки. Братья занялись огородничеством, получили участок в деревне Мейлахти и выращивали огурцы. София усердно шила блузки, молча горевала: в Петрограде ограбили и убили её мужа Ивана Старка. Вера тоже шила, потом была тапёршей в кинотеатре, потом давала частные уроки, наконец устроилась машинисткой в маленькую русскую фирму... И тут улыбнулась удача: югославский консул в Финляндии, Иван Шайкович, сам поэт и переводчик, взял её на работу референтом. Он тоже в Куолемаярви дачу снимал, когда в Петербурге работал. Шайкович принимал в Вере Булич огромное участие, помогал ей с изданием сказок и стихов, ныне ставших библиографической редкостью. Вот в Белграде какая прелесть бесподобная выходила, на русском языке:
А из консульства Вера Булич в начале тридцатых перешла в Славянский отдел библиотеки Хельсинкского университета и проработала там более 20 лет, до самой смерти.
Нет у меня детей. Мой взгляд и голос
Ни в ком не оживут. Не передам
Зерна земле, как полный спелый колос,
Не завещаю ничего годам.
И даже дерева ни одного
Своей рукой не посадила.
И роста видела бы торжество,
Как зреет многолиственная сила…
Весна. Цветут в садах чужие вишни,
Играют дети солнечным песком,
И солнце светит всем. Никто не лишний
Под всеобъемлющим его лучом.
Живая жизнь в окно кивает мне.
А день мой отдан тщательным заботам
В библиотечной пыльной тишине
О жизни, спрятанной под переплётом.
Чем Вера Булич сразу подкупает - в ней совершенно не было напыщенности и снобизма по отношению к принимающей стране. Она оказалась едва ли не единственной российской иммигранткой в Финляндии, которая живо интересовалась культурой Суоми, прекрасно знала финский и шведский, с обоих языков переводила, стремясь сохранить авторский слог со всеми шероховатостями, присущими молодой поэзии. Почитать, например, можно на сайте «Век перевода»: https://www.vekperevoda.com/1887/bulich.htm. Литературно-философское общество «Светлица», которое основала Булич, устраивало совместные русско-финские вечера.
И тут начинается Зимняя война.
Папироса «Беломорканал»
Фабрики табачной в Ленинграде.
...Политрук сражён был наповал
Финской пулею в лесной засаде.
Ароматен тихий тёплый дым
Русской папиросы политрука.
Политрук был молод и любим,
Но внезапно грянула разлука.
Русских женщин красота нежна,
Любовались финны-офицеры.
«Другу и товарищу» - одна,
А другая - «от невесты Веры».
Замело метелью бугорок,
Бродит ветер по лесным могилам.
Серый пепел, тающий дымок.
Звали политрука Михаилом.
Я маме с выражением зачитала: мол, чьё? Она говорит: да, много мы ещё не знаем и из лейтенантской прозы, и из лейтенантской поэзии. А ведь поэтесса никак с военной службой не была связана, трудно представить себе человека более далёкого от лейтенантов: Самойлова, Слуцкого, Межирова, Кульчицкого, чем сорокалетняя хельсинкская библиотекарша. И тем не менее общие нотки. «Светлицу» закрыли, мир продлился недолго, началась Война-продолжение... Город начали бомбить. Каково им было, русским эмигрантам, под советскими бомбами, сбрасываемыми на Хельсинки, - трудно представить. Каково им было - переживать за родных и друзей, оставшихся в блокадном Ленинграде? - пишет С. Ковнер, издатель стихов Веры Булич.
Летит, летит свистящая граната
И обращает ночь в багровый день.
Минуй в полете здание Сената,
Творенья Фальконета не задень,
Дугою обогни святой Исакий,
Адмиралтейства стройного не тронь,
Пади в Неву и сгинь в подводном мраке,
И в волнах ярый потопи огонь.
Вот так за блокадный Ленинград молилась петербурженка по другую сторону фронта. Закончилась Вторая мировая война, как заканчиваются все войны рано или поздно. С 1947 года Вера Булич работала в библиотеке Института культурных связей Финляндии-СССР, много переводила и писала. Умерла она от рака лёгких, через две недели после публикации итогового сборника стихов «Ветви» (Париж, 1954). В 2010 году исполнилась самая большая её мечта: после смерти вернуться к российской аудитории, вышла книга в серии «Серебряный пепел» издательства . Но это библиофильская серия, тираж двадцать пять-тридцать экземпляров. Поэтому почитать стихи можно в интернете: https://coollib.net/a/72426-vera-sergeevna-bulich
Другие источники: http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=416
http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=415
https://br.rodovid.org/wk/Dibar:ChartInventory/1007536
https://azbyka.ru/fiction/molitvy-russkih-pojetov-xx-xxi-antologija/124/
http://az.lib.ru/b/bulich_w_s/text_1946_poe.shtml