Джоанна, или Туда и обратно
Некоторые раздумья о мемуарах Джоанны и Мэдисон Стингрей "Стингрей в Стране Чудес".
Итак, кто же она, Джоанна Стингрей? Настоящая фамилия -- Филдс. Родилась в Лос-Анджелесе в 1960 году. Мать, Джоан, в девичестве Кейн -- мисс Нью-Йорк 1952 года, актриса, кстати, одна из оркестранток в фильме «В джазе только девушки». Отец, Сид Филдс, -- крупный советолог, режиссёр пропагандистской картины «Правда о коммунизме». Поездку в СССР, по собственному признанию, двадцатитрёхлетняя студентка, увлекающаяся рок-музыкой, задумала в пику папе. Возможно, возможно. Москва ей не понравилась, Ленинград влюбил в себя, а муж подруги посоветовал познакомиться с неким Boris'ом Grebenschikov'ым. Здравствуйте, я Джоанна из Америки.
И первое, о чём приходится пожалеть -- музыки в книге нет.Атмосфера концертов налицо. Богемный угар -- куда без него? Запоминающиеся портреты рок-музыкантов за кулисами и на сцене -- вот они, пожалуйста. А что именно звучало с этой самой сцены, мемуаристка то ли подзабыла, то ли не особенно интересовалась... Чередуется набор эпитетов: энергично, мощно, динамично, безумно, волшебно, и всё. А, ещё харизма. Очень частотное слово. Понимаю, недаром Фрэнк Заппа утверждал, что говорить о музыке всё равно что танцевать об архитектуре. "Это был настоящий панк" -- допустим, но почему? чем настоящий панк отличается от, например, ненастоящего панка? Зато обсуждать внешность героев андерграунда Джоанна Стингрей готова обсуждать абзац за абзацем, причём как-то утрированно, с высокопарными сравнениями. Гребенщиков похож на Аполлона, Густав Гурьянов на Маяковского, Цой на пирата, Кинчев вообще какое-то перевоплощение Распутина или воспетой Эллиотом мисс Гришки́н, "чей подведённый славянский глаз пленяет всех". Губы, руки, сверкающие глаза, роскошные волосы, глубокие чувственные голоса, обнажённые торсы... Наверняка нашим именитым рокерам было не слишком приятно читать о себе как о неких очаровательных манких "туземцах", которых "большая белая мемсахиб" поочерёдно залучает в свои объятья. Но со стороны это выглядит так, как выглядит.
При этом женщин в книге почти нет. Ленинградский рок выглядит мужским братством вроде Союза Леопарда. Упоминается мельком, что у всех этих молодых горячих мужчин были жёны, но в повествовании они появляются постольку-поскольку. Небольшой диалог с Марьяной Цой, буквально двумя фразами обменялись. Я сидела на диване с женой Алёши Вишни, тощей блондинкой -- и всё, больше не будет ничего. Несколько более подробного описания удостоена будущая свекровь, научная сотрудница института растениеводства, что американку потрясло. Как это так, у нас вышла замуж и всё, занимайся детьми, домом... Вообще жизнь ленинградцев, вопреки очевидной окружающей бедности, а может быть, и благодаря ей, Стингрей ощущает как более привольную, чем в США.
Перед русскими женщинами я просто преклонялась. Все они работали, ухаживали за детьми и мужьями, и в доме у них всегда была еда, чтобы накормить любое количество гостей. Я же даже картошку запечь была не в состоянии. Несмотря на все эти заботы, русские женщины отнюдь не выглядели измождёнными и неряшливыми, себя и своё тело они несли с уверенностью и гордостью. Даже те, кто явно страдали избыточным весом, облачались в сексапильные одежды и отплясывали на вечеринках так, будто закон тяготения им не писан. Подперев стенку и наблюдая за ними, я, в своей футболке на два размера больше и в мешковатых джинсах, не могла отделаться от мысли: а я, американка, чувствую ли я себя так же свободно, как эти женщины? У них, может быть, меньше денег, но явно меньше и социальных предрассудков, и их явно меньше терзают мысли о том, что о них могут подумать другие.
Текст очень эмоциональный, приподнято-мажорный, и всё же оставляет двоякое впечатление. В нём как будто и нет прямой неправды или недоговорок, фигур умолчания, и при этом сам общий тон какой-то ненатуральный. Словно бы умная и в хорошем смысле ушлая взрослая женщина пытается притвориться весёлой простодушной девочкой, которой была некогда или не была никогда... Заканчивается, впрочем, светло, хоть кинокомедию снимай «Моя большая советская свадьба». Но мы то знаем, что у жениха и невесты в буквальном смысле не было общего языка.
На какой-то тусовке несколько лет спустя кто-то мне рассказал, что каждый мой приезд превращался в целое событие, и мне несказанно повезло, что я всегда видела ребят счастливыми и задорными. Мне не приходилось быть свидетелем внутренних раздоров, не видела я и погружённые в советскую депрессию лица -- только радость и улыбки вокруг неизменной сигареты в зубах.
Сулят вторую часть.
Итак, кто же она, Джоанна Стингрей? Настоящая фамилия -- Филдс. Родилась в Лос-Анджелесе в 1960 году. Мать, Джоан, в девичестве Кейн -- мисс Нью-Йорк 1952 года, актриса, кстати, одна из оркестранток в фильме «В джазе только девушки». Отец, Сид Филдс, -- крупный советолог, режиссёр пропагандистской картины «Правда о коммунизме». Поездку в СССР, по собственному признанию, двадцатитрёхлетняя студентка, увлекающаяся рок-музыкой, задумала в пику папе. Возможно, возможно. Москва ей не понравилась, Ленинград влюбил в себя, а муж подруги посоветовал познакомиться с неким Boris'ом Grebenschikov'ым. Здравствуйте, я Джоанна из Америки.
И первое, о чём приходится пожалеть -- музыки в книге нет.Атмосфера концертов налицо. Богемный угар -- куда без него? Запоминающиеся портреты рок-музыкантов за кулисами и на сцене -- вот они, пожалуйста. А что именно звучало с этой самой сцены, мемуаристка то ли подзабыла, то ли не особенно интересовалась... Чередуется набор эпитетов: энергично, мощно, динамично, безумно, волшебно, и всё. А, ещё харизма. Очень частотное слово. Понимаю, недаром Фрэнк Заппа утверждал, что говорить о музыке всё равно что танцевать об архитектуре. "Это был настоящий панк" -- допустим, но почему? чем настоящий панк отличается от, например, ненастоящего панка? Зато обсуждать внешность героев андерграунда Джоанна Стингрей готова обсуждать абзац за абзацем, причём как-то утрированно, с высокопарными сравнениями. Гребенщиков похож на Аполлона, Густав Гурьянов на Маяковского, Цой на пирата, Кинчев вообще какое-то перевоплощение Распутина или воспетой Эллиотом мисс Гришки́н, "чей подведённый славянский глаз пленяет всех". Губы, руки, сверкающие глаза, роскошные волосы, глубокие чувственные голоса, обнажённые торсы... Наверняка нашим именитым рокерам было не слишком приятно читать о себе как о неких очаровательных манких "туземцах", которых "большая белая мемсахиб" поочерёдно залучает в свои объятья. Но со стороны это выглядит так, как выглядит.
При этом женщин в книге почти нет. Ленинградский рок выглядит мужским братством вроде Союза Леопарда. Упоминается мельком, что у всех этих молодых горячих мужчин были жёны, но в повествовании они появляются постольку-поскольку. Небольшой диалог с Марьяной Цой, буквально двумя фразами обменялись. Я сидела на диване с женой Алёши Вишни, тощей блондинкой -- и всё, больше не будет ничего. Несколько более подробного описания удостоена будущая свекровь, научная сотрудница института растениеводства, что американку потрясло. Как это так, у нас вышла замуж и всё, занимайся детьми, домом... Вообще жизнь ленинградцев, вопреки очевидной окружающей бедности, а может быть, и благодаря ей, Стингрей ощущает как более привольную, чем в США.
Перед русскими женщинами я просто преклонялась. Все они работали, ухаживали за детьми и мужьями, и в доме у них всегда была еда, чтобы накормить любое количество гостей. Я же даже картошку запечь была не в состоянии. Несмотря на все эти заботы, русские женщины отнюдь не выглядели измождёнными и неряшливыми, себя и своё тело они несли с уверенностью и гордостью. Даже те, кто явно страдали избыточным весом, облачались в сексапильные одежды и отплясывали на вечеринках так, будто закон тяготения им не писан. Подперев стенку и наблюдая за ними, я, в своей футболке на два размера больше и в мешковатых джинсах, не могла отделаться от мысли: а я, американка, чувствую ли я себя так же свободно, как эти женщины? У них, может быть, меньше денег, но явно меньше и социальных предрассудков, и их явно меньше терзают мысли о том, что о них могут подумать другие.
Текст очень эмоциональный, приподнято-мажорный, и всё же оставляет двоякое впечатление. В нём как будто и нет прямой неправды или недоговорок, фигур умолчания, и при этом сам общий тон какой-то ненатуральный. Словно бы умная и в хорошем смысле ушлая взрослая женщина пытается притвориться весёлой простодушной девочкой, которой была некогда или не была никогда... Заканчивается, впрочем, светло, хоть кинокомедию снимай «Моя большая советская свадьба». Но мы то знаем, что у жениха и невесты в буквальном смысле не было общего языка.
На какой-то тусовке несколько лет спустя кто-то мне рассказал, что каждый мой приезд превращался в целое событие, и мне несказанно повезло, что я всегда видела ребят счастливыми и задорными. Мне не приходилось быть свидетелем внутренних раздоров, не видела я и погружённые в советскую депрессию лица -- только радость и улыбки вокруг неизменной сигареты в зубах.
Сулят вторую часть.