Уолтер ЛОУЭНФЕЛС. Джордано Бруно
Перевод с английского Владимира Рогова
В юбилейный год
рано поутру
под пение литаний
и щебет первых птиц:
Бруно
обнаженный слугами правосудий
привязанный к столбу над костром
за одно-единственное слово…
«Только лишенный разума в состоянии поверить,
будто бесконечные земные пространства,
полные огромных и великолепных небесных тел,
созданы для того, дабы давать нам свет…»
Сколько лет
длилось восемь лет
в римской темнице
дыбы праведных
столетья сомнений
за одно-единственное слово?
«…Земля - лишь планета;
властитель нашей Земли - не
человек, но солнце…»
Глаза лопаются,
руки чернеют,
барабанный бой, крики, только
Держись, Бруно!
чей же это чуть слышный голос?
«Вы, что выносите мне приговор,
боитесь больше,
чем я, обреченный».
Заживо сожжен за одно-единственное слово…
«…тот, кого глубже волнует
мысль о чем-то другом,
не ощущает смертных мучений…»
Так в наших сердцах он горит,
трехсотлетний факел, он близко, он рядом.
(Рано поутру монахи
привели его на Площадь Цветов.
Рано поутру его сожгли.)
К О Д А
Мы чертим чертежи его вселенной -
и в них его неистовый размах,
плоды-галактики, любая - семя
галактик на далеких берегах.
Гигантский строй космических созданий,
что мечут поцелуи в пустоту,
не любят нашу человечью мелочь -
а он любил, ее закон искал.
Они плодятся, яростное жженье
и атом атому и солнце солнцу шлет;
кто победит, кто терпит пораженье,
но из рождающихся вечно звезд
какие звезды ярче разгорятся,
чем Бруно, - чтобы впредь людьми нам зваться?
Сб. «Несколько смертей», 1964
Лоуэнфелс У. Стихи и публицистика. - М.: Прогресс, 1977. - С. 73-74.
В юбилейный год
рано поутру
под пение литаний
и щебет первых птиц:
Бруно
обнаженный слугами правосудий
привязанный к столбу над костром
за одно-единственное слово…
«Только лишенный разума в состоянии поверить,
будто бесконечные земные пространства,
полные огромных и великолепных небесных тел,
созданы для того, дабы давать нам свет…»
Сколько лет
длилось восемь лет
в римской темнице
дыбы праведных
столетья сомнений
за одно-единственное слово?
«…Земля - лишь планета;
властитель нашей Земли - не
человек, но солнце…»
Глаза лопаются,
руки чернеют,
барабанный бой, крики, только
Держись, Бруно!
чей же это чуть слышный голос?
«Вы, что выносите мне приговор,
боитесь больше,
чем я, обреченный».
Заживо сожжен за одно-единственное слово…
«…тот, кого глубже волнует
мысль о чем-то другом,
не ощущает смертных мучений…»
Так в наших сердцах он горит,
трехсотлетний факел, он близко, он рядом.
(Рано поутру монахи
привели его на Площадь Цветов.
Рано поутру его сожгли.)
К О Д А
Мы чертим чертежи его вселенной -
и в них его неистовый размах,
плоды-галактики, любая - семя
галактик на далеких берегах.
Гигантский строй космических созданий,
что мечут поцелуи в пустоту,
не любят нашу человечью мелочь -
а он любил, ее закон искал.
Они плодятся, яростное жженье
и атом атому и солнце солнцу шлет;
кто победит, кто терпит пораженье,
но из рождающихся вечно звезд
какие звезды ярче разгорятся,
чем Бруно, - чтобы впредь людьми нам зваться?
Сб. «Несколько смертей», 1964
Лоуэнфелс У. Стихи и публицистика. - М.: Прогресс, 1977. - С. 73-74.