Запись на сайте
enadtochij.phronesis.ru.
интересно заметить, что совершенно не в состоянии устроить себя в русском мире диахроническое самосохранение, мышление себя с опорой на памятную традицию. Т.е. болтать о традиции могут сколько угодно, но вся эта болтовня не сохраняет наследия какому-то долгому времени концептов. Мир состоит из одних разрывов, каждый начинает придумывать себя и свой язык с нуля. пафос “устроения себя” - пафос “абсолютной новизны”.
тем логичней, что эта “абсолютная новизна” никогда не становится интер-субъективным событием, в ней отсутствует событие лица другого. Т.е. казалось бы, при таком презрении к предшественникам здесь или в мире “белых людей”, модерну должен быть обеспечен безоговорочный победный марш. Он обеспечен, конечно. Но это такой модерн, который каждый момент вынужден зачинать себя наново. Он не может образоваться в дление времени. Оглянуться здесь просто невозможно и некуда. Есть “всегда-модерн”, но нет никакой “эпохи модерна”, кода, который бы создал адекватную модерну социальную солидарность, общество модерна.
Не работает аппарат памяти,кодируемой на предметах, а не на телах. Есть только мнемотехника боли, но и она работает по принципу фильма “мементо”, т.е. есть боль, а реконструкция ее причины- каждоминутная проблема, требующая бесконечного умножения” мифов”, нарративов о прошлом боли, о рубцах одиссея.
Смешно, но именно это как раз и описывает всю проблематику лекций позднего мераба, его пруста и всего что вокруг.
так что незачем удивляться любви Зиновьева к Фоменко. Если бы Мераб был честным, он бы его тоже полюбил, ибо это и есть та смая машинка уничтожения диахронии, которая дублирует на плане космических объективирующих мифов субъективную машинку его “становления человеком” в бесконечном событии воспоминания застигнутого своим “небытием”, т.е. своей абсолютной растворенностью в синхронии, блокирующей, понятно, и всякую интерсубъективность. Шпион в самом себе, ищущий невозможное восстановление истории своих ран. Иисус, который не помнит, как он очутился распятым на кресте и кто эти люди, висящие рядом и копошащиеся под ногами.