Сотворение вампира - краткая история в 23-х лицах, часть 2 Никита Солдатов и Татьяна Шишкова вспомнили, благодаря кому вампиры обосновались в нашей культуре и что они в нее привнесли.
1. Влад III Цепеш
В декабре 1431 года у валашского господаря Влада II из династии Басарабов родился сын Влад, которому от отца перешло прозвище Дракул - в переводе «дьявол» или «дракон». Став валашским воеводой, Влад III за пристрастие к пыткам получил еще одно прозвище - Цепеш, т.е. «насаживатель на кол». И хотя по степени кровожадности Дракула не сильно превосходил других средневековых правителей, именно он стал прототипом главного вампира всех времен.
Купить книгу 2. Михаэль Бехайм
Слух о том, что Влад III по-настоящему пил кровь, появился еще при его жизни. В литературную форму первым эти легенды перевел швабский миннезингер Михаэль Бехайм, сочинивший в 1462 году поэму «О злодее, который звался Дракул и был воеводой Валахии»:
Кровь обожал служитель зла,
Смотрел он жадно, как текла
Кровь жаркая людская,
Любуясь кровью вновь и вновь,
Он, погружая руки в кровь,
Ел, алого алкая.
3. Федор Курицын
Удивительно, но первое художественное произведение про Дракулу на русском языке появилось всего 20 лет спустя, еще удивительнее, что это вообще было первое непереводное художественное произведение на русском языке. В середине 1480-х годов управляющий посольскими делами при дворе московского князя Ивана III Федор Курицын, вернувшись из поездки с дипломатической миссией по Венгрии и Молдавии, написал «Сказание о Дракуле Воеводе», связав имя валашского князя с историей русской литературы. Впрочем, вампирские особенности Влада III Курицына интересовали мало, свое внимание он сосредоточил на его садистских наклонностях. Курицын в подробностях описывает, как Влад III учил этикету турецких послов, не снявших перед ним по своему обычаю шляп, прибив эти шляпы к их головам железными гвоздиками, как заживо сжигал тех, «кто стар, или немощен, или болен чем, или беден», избавляя их тем самым от болезней и нищеты, как отучал жен от прелюбодейства, вырезая им срамные места и сдирая кожу, и сажал на кол всех подряд, от воинов, раненных в спину, до слуг, которые «затыкали нос от смрада», когда он «обедал среди трупов, посаженных на кол». Своего героя Курицын не осуждал, подчеркивая, что правитель он был не только «грозный», но и «велемудрый», то есть «настолько ненавидел в своей земле преступления, что, если кто совершит какое преступление, украдет, или ограбит, или обманет, или обидит, не избегнуть тому смерти. Будь он знатным боярином, или священником, или монахом, или простым человеком, будь он несметно богат». Некоторые историки полагают, что «Сказание о Дракуле Воеводе», описывающее «государя, Богом поставленного награждать добродетельных», а творящих зло «по делам своим наказывать», оказало серьезное влияние на Ивана Грозного и стало для него источником не только этических представлений о долге правителя, но и конкретных пыточных практик. Любопытно, что подчеркиваемая Курицыным амбивалентность образа Дракулы окажется важной и для Брэма Стокера: отказавшись от романтической традиции изображать вампиров абсолютным злом, он сделает своего графа жестоким, но по-своему обаятельным убийцей.
4. Огюстен Кальме
Дракула Дракулой, но подлинное помешательство на вампирах началось только в XVIII веке. В 1746 году знаменитый теолог Огюстен Кальме опубликовал в Париже «Диссертацию о появлении ангелов, демонов и призраков, а также о проявлениях вампиров в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии». Его целью было опровергнуть существование сосущих кровь мертвецов - к этому времени в Европе уже два десятилетия бушевала «эпидемия вампиров», массовое помешательство на кровопийцах, вызванное страхом быть ими съеденными. Началось все с того, что в 1725 году сербский гайдук Арнольд Паоле погиб, упав с сеновала, а спустя 20 дней восстал из мертвых и убил, высосав кровь, несколько человек. Так, по крайней мере, утверждали его односельчане: они раскопали могилу Паоле, где обнаружили его неразложившийся труп, у которого из носа, ушей и рта текла кровь, и, не сомневаясь, вогнали ему в сердце кол и сожгли, а затем стали вскрывать другие могилы, чтобы нанести потенциальным кровососам превентивный удар. Этот случай был запротоколирован австрийским врачом, который впервые письменно употребил использовавшееся сербскими крестьянами слово «вампир». И хотя врач не подтверждал, что существуют ходячие мертвецы, а только констатировал, что некоторые эксгумированные селянами трупы не имели признаков разложения и содержали кровь во внутренних органах, этого было достаточно, чтобы Европа поверила в вампиров. Кальме в своем трактате намеревался развенчать эту веру, но в итоге собрал так много увлекательных историй, что на их опровержения читатели не обращали внимания и только больше верили в вампиров. Поэтому более просвещенные современники Кальме считали именно его виновным в этом вампирском помешательстве. Даже друживший с ним Вольтер возмущался в «Философском словаре»:
«Как! В нашем восемнадцатом столетии существуют вампиры? <...> В царствование д’Аламбера, Дидро, Сен-Ламбера и Дюкло мы верим в вампиров, и почтенный отец Дом Кальме, бенедиктинский священник конгрегации Сен-Ван и Сен-Хидульф, настоятель Сеньона - аббатства с сотней тысяч ливров годового дохода, печатает и перепечатывает историю вампиров с одобрения Сорбонны?»
Впрочем, уже в 1755 году эпидемия постепенно сошла на нет. Австрийская императрица Мария-Терезия даже запретила эксгумировать якобы вампирские трупы и расследовать потенциальные случаи вампиризма, получив после очередного такого случая отчет, в котором говорилось, что все это «варварские суеверия». Впрочем, во многом именно благодаря Кальме вампиры тогда же перебрались из румынских деревень в литературу: его трактат, никого уже не пугавший, превратился в своего рода пособие по вампирологии, из которого черпали вдохновение и Гёте, и Полидори, и Толстой, и Ле Фаню, и сам Брэм Стокер.
5. Иоганн Вольфганг Гёте
Наступление на литературу вампиры начали с немецкой поэзии. В 1797 году появилась первая баллада о вампирше, написанная Гёте. «Коринфская невеста» ввела моду на мистические сюжеты в стихах и стала одним из первых произведений готической литературы. Хотя самого слова «вампир» в тексте не было, факт потребления крови не вызывал вопросов:
Знай, что смерти роковая сила
Не могла сковать мою любовь,
Я нашла того, кого любила,
И его я высосала кровь!
И, покончив с ним,
Я пойду к другим, -
Я должна идти за жизнью вновь!
6. Джордж Гордон Байрон
Первое художественное произведение, в котором кровососущий восставший из мертвых романтический аристократ впервые был назван вампиром, вышло во Франции в 1819 году. Автором повести «Вампир» значился лорд Байрон, однако довольно быстро выяснилось, что на самом деле рассказ написал бывший врач поэта Джон Полидори, переработав услышанную несколькими годами раньше от Байрона историю. В 1815 году Байрон, Перси и Мэри Шелли и Полидори путешествовали по Швейцарии и в один из вечеров развлекали друг друга страшными историями: Мэри Шелли придумала тогда «Франкенштейна», а Байрон - нестрашного, но «незаурядного» путешественника Огастуса Дарвелла, которого Полидори переименовал впоследствии в лорда Ратвена и для большей готической убедительности сделал вампиром. Из-за перепутанного авторства разразился скандал, во многом благодаря ему повесть приобрела популярность, а вампир оказался вписан в канон романтической литературы. Что же до Байрона, то в авторы его определили неслучайно: за пять лет до того в «Гяуре» он одним из первых дал поэтическое описание вампира:
Но перед этим из могилы
Ты снова должен выйти в мир
И, как чудовищный вампир,
Под кровлю приходить родную -
И будешь пить ты кровь живую
Своих же собственных детей.
7. Александр Пушкин
В России вампиры тоже осваивали литературу. В 1834 году Александр Пушкин изобрел русскоязычный аналог вампира - вурдалака. В действительности он с ошибкой переписал сербское слово «волкодлак», т.е. волк-оборотень. Результатом стала одна из «Песен западных славян»:
Ваня стал; - шагнуть не может.
Боже! думает бедняк,
Это, верно, кости гложет
Красногубый вурдалак.
8. Алексей Толстой
Пушкинский вурдалак прижился и в 1839 году появился в прозе - в повести Алексея Толстого «Семья вурдалака». Спустя всего пару лет русский вампир обзавелся наконец и собственным именем: в 1841 году тот же Толстой написал повесть «Упырь»:
«Вы их, Бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь. <...> Но вы спрашиваете, каким образом узнавать упырей? Заметьте только, как они, встречаясь друг с другом, щелкают языком. Это по-настоящему не щелканье, а звук, похожий на тот, который производят губами, когда сосут апельсин».
9. Эдвард Ллойд
Тем временем в Европе вампиры постепенно завоевывали все более широкую аудиторию. В 1845 году лондонский издатель Эдвард Ллойд начал публиковать грошовые брошюры про «Варни-вампира» - первое произведение вампирского канона, которое было доступно массовому читателю. На протяжении двух лет вампир сэр Френсис Варни пытался уничтожить семейство Баннерворт и искал себе невесту, но ни в чем из этого не преуспел и покончил с собой, бросившись в кратер Везувия. Всего за два года вышло 109 историй о приключениях Варни, что превратило вампира в самого популярного литературного героя того времени.
10. Карл Маркс
Популярность Варни-вампира у бедного класса имела и неожиданные последствия: на вампиров обратили внимание ведущие умы современности. Маркс вообще питал пристрастие ко всякой нечисти, и если в «Манифесте коммунистической партии» он прославил призрака, то вышедший в 1867 году «Капитал» кишмя кишел вампирами. Во-первых, сам капитал Маркс называл «мертвым трудом, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд», во-вторых, кровопийцей был капиталист-эксплуататор, и Маркс предупреждал рабочих, что удлинение рабочего дня «лишь до известной степени утоляет вампирову жажду живой крови» и что вампир не отпустит рабочего до тех пор, «пока можно высосать из него еще одну каплю крови, выжать из его мускулов и жил еще одно усилие». Вампирская метафора оказалась такой удобной, что к кровососущим Маркс причислил и британскую промышленность, и французскую аристократию, и немецкую буржуазию, а также фабричных инспекторов, армию, флот, нотариусов, адвокатов и судебных приставов. Конечно, увидеть во власть имущих инкарнацию вампиров придумал не Маркс: еще в 1732 году в английской газете The Craftsman «настоящим вампиром» называли первого премьер-министра Великобритании Роберта Уолпола, намеревавшегося непомерно увеличить налоги, поэт Роберт Бёрнс сравнивал с кровососами алчных книгоиздателей, а Вольтер в «Философском словаре» называл вампирами «биржевых игроков, трактирщиков, деловых людей, которые средь бела дня пьют кровь народа», а заодно и монахов, «которые едят за счет королей и народа». Но именно Маркс разглядел популистский потенциал этой метафоры и изящно соединил философскую политическую традицию и понятную готическую образность, упростив понимание своего труда для широких масс. Наглядностью вампирских аналогий спустя 150 лет воспользовались преподаватели Университета Маршалла в Вирджинии, которые придумали спецкурс, разъясняющий основы марксизма на примере вампирских историй от «Дракулы» до «Баффи - истребительницы вампиров». Один из преподавателей, Джейсон Морриссетт, объясняет неконвенциональный подход так:
«Тонкости „Манифеста Коммунистической партии” студенты самостоятельно уже не понимают - язык плотный, аргументы сложные, а вот в вампирах, благодаря «Сумеркам» и «Настоящей крови», они разбираются, и раз уж Маркс сам использовал эту метафору, почему не использовать ее еще раз в педагогических целях».
11. Джозеф Шеридан Ле Фаню
Добравшись до читательских низов, интерес к вампирам начал угасать - они уступали в популярности призракам, мумиям и даже обычным колдунам. Возродил его известный ирландский романист Ле Фаню, опубликовав в 1872 году неоготическую повесть «
Кармилла», главная героиня которой была не только вампиршей, но и лесбиянкой. Смелый образ впоследствии оценили кинорежиссеры, с разной степенью откровенности неустанно экранизировавшие повесть Ле Фаню на протяжении XX века.
12. Брэм Стокер
Пути вампиров и Дракулы когда-нибудь должны были пересечься, и это произошло в 1897 году. Созданный театральным менеджером Абрахамом Стокером бессмертный аристократ-кровопийца станет не только самым популярным отрицательным героем мирового кинематографа, но и квинтэссенцией вампиризма. К реальному господарю Валахии детище Стокера имело мало отношения. В то время Стокер, управляющий лондонского театра Lyceum, подрабатывал тем, что писал третьесортные романы - исчерпав возможности приключенческого жанра, он решил попробовать себя в готическом романе ужасов. Первоначально своего героя Стокер назвал просто «граф Вампир» и поселил его, по примеру других литературных кровососов, в Штирии, и уже придумав сюжетную канву, он наткнулся на исторический очерк о восточноевропейских правителях, где обнаружил Дракулу (по-валашски «дьявол») и Трансильванию («Залесье»), благодаря чему впоследствии возник миф о карпатской вотчине самого известного вампира. Знал ли Стокер что-нибудь о Владе III или нет - история утаивает, поэтому литературоведы предпочитают искать источники его вдохновения в недрах не румынского фольклора, а викторианской литературы и жизни. Среди прототипов его Дракулы называют и Франкенштейна, и мистера Хайда, и Джека Потрошителя, и Дориана Грея, и даже самого Оскара Уайльда, в которого, по мнению некоторых биографов писателя, были влюблены и Стокер, и его жена. Но главным вдохновителем Стокера, судя по всему, был самый знаменитый актер викторианской эпохи Генри Ирвинг, у которого писатель был личным помощником. Считается даже, что внешность Дракулы Стокер списал именно с Ирвинга:
«выразительный орлиный профиль, тонкий нос с горбинкой и особым изгибом ноздрей, высокий выпуклый лоб и густые волосы, лишь немного редеющие на висках, нависшие кустистые брови, почти сросшиеся на переносице».
После публикации романа Стокер надеялся, что его начальник сыграет Дракулу на сцене, но тот отказался, сказав, что текст «ужасный». С этой оценкой соглашались и тогдашние критики, называвшие его роман сборником гротескных несуразиц. Денег книга Стокеру также не принесла, и хотя сокращенная на треть по настоянию издателей версия пользовалась популярностью и даже переводилась на иностранные языки, по-настоящему культовым произведение Стокера стало с появлением кинематографа: благодаря ему писателя признали мастером викторианской литературы, Влада III - самым кровавым тираном Средневековья, а самого Дракулу - каноническим вампиром.
13. Александр Блок
На русском роман Стокера вышел почти сразу после английской публикации (это был первый его перевод на иностранный язык) и до революции переиздавался как минимум три раза. На рубеже веков это был один из самых популярных романов в Российской империи. Среди его поклонников был и Александр Блок, признававшийся, что именно Стокер вдохновил его на написание статьи «Солнце над Россией», посвященной 80-летию Льва Толстого:
«прочел я „Вампира - графа Дракула”. Читал две ночи и боялся отчаянно. Потом понял еще и глубину этого, независимо от литературности и т. д. Написал в „Руно” юбилейную статью о Толстом под влиянием этой повести. Это - вещь замечательная и неисчерпаемая».
Вдохновленный Дракулой, Блок противопоставляет великого писателя, защищающего народ, царству их притеснителей во главе с уже покойным обер-прокурором Священного синода Победоносцевым, чьими «глазами глядит мертвое и зоркое око, подземный, могильный глаз упыря». Трудно сказать, что сыграло решающую роль в том, что к русскому царю и его приспешникам приросло определение кровопийц - популярность «Дракулы», харизма Блока или распространение марксистских идей. Как бы там ни было, образ ушел в народ: про Григория Распутина сочинили поговорку «вампир, пролезший в ампир», николаевских чиновников и министров называли вурдалаками, а самого царя - «вампиром, удобно расположившимся на сгорбленной спине народа и сосавшим его кровь». Уже после отречения Николая II стали появляться написанные по шаблону резолюции разнообразных рабочих, возмущавшихся тем, что «кровожадный Николай отрекся, но еще находится на свободе», и опасавшихся, как бы «вампир не сделал попытки снова появиться на арене нашей жизни». В 1917 году, когда эти опасения пролетариев были развеяны, Дмитрий Мережковский продемонстрировал, что, в отличие от самодержавия, вампиры никуда не делись:
«Когда убивают колдуна, то из могилы его выходит упырь, чтобы сосать кровь живых. Из убитого самодержавия Романовского вышел упырь - самодержавие Ленинское».
Источник: kommersant.ru