"Ромео и Джульетта" Фредерика Аштона. Осипова-Васильев
Закрывая театральный сезон, переехал в Англию и провел интенсивный уик-энд, о котором и расскажу.
15 июля
Театр «Колизей», Лондон
Фредерик Эштон создал предельно скучную хореографию, скучнее Макмиллана. Однообразные классические движения, однотипные и повторяющиеся, скорее пародируют традицию классического балета, чем развивают его. Иногда смотреть до зевоты скучно, как было когда-то на постановках Кирилла Симонова. Только Симонова благополучно сплавили в Петрозаводск, а вот Эштона сплавить некуда, ибо, во-первых, умер, а во-вторых, считается выдающимся английским хореографом. Данная постановка в «Колизее» обставлена как некий омаж великому маэстро. Перед началом на сцене висит большой портрет, программка рассказывает о том, что нам предлагается первое в двадцать первом веке восстановление балета, предпринятое Петером Шауфусом. Впрочем, слабость хореографии возможно чувствовал и постановщик, пригласивший на все спектакли (балет идет всю неделю подряд, более семи раз) Ивана Васильева и Наталью Осипову.
Именно так, Иван идет впереди и на афишах и в программе, ибо балет Эштона ориентирован безусловно на мужской танец. Точнее, на технику артиста, исполняющего Ромео. Иван демонстрирует все свои плюсы: и прыжок, и вращение, и круги. Впрочем, не особенно напрягаясь, ибо сцена лондонского Колизея для постановки «Ромео» сильно уменьшена, больших серий прыжков и сложных трюков - а ля постановки Нуриева - здесь нет. Джульетта же в этом балете напоминает советскую комсомолку, страстную, искреннюю и простую. Танцевать ей в принципе нечего, кроме двух-трех моментов, все остальное идет на красивых позах и эффектных пробегах по сцене. Актерской игрой при таком решении роли тоже зрителей не побалуешь.
Наташа тут поступила интересно. С одной стороны (особенно вначале), она отдается рисунку роли, придуманной хореографом, так как «дурочка с переулочка» - это, как известно, ее давнее и любимое амплуа. С другой стороны (особенно в последней части балета: второй, он же последний, акт начинается здесь с ночной сцены перед изгнанием), она вдруг начинает играть страстного юного подростка, с угловатыми движениями и преувеличенными реакциями, не находящего общего языка с родителями. Полагаю, что этого у Эштона нет, что это находка талантливой Наташи - ибо надо же хоть что-то сделать с этим бездарным хореографическим материалом.
Из всех классических цитат (например, в последней сцене Ромео на всякий случай закалывает Париса; спор двух парней за мертвую возлюбленную прикольно отсылает к «Жизели») запомнился платок Джульетты, придуманный, как известно, Лавровским. Если у Лавровского балерина несется с ним по авансцене, торопясь к Лоренцо (одна из самых эффектных сцен балета, поражающая прежде всего гениальной простотой решения), то здесь она, кроме нескольких пробегов, много с платком танцует. И в общем, в случае Наташи, получается неплохо. Но в целом же, лучше всего смотрится в этом балете Тара Шауфус (родственница постановщика? И в Англии без блата не обходится!), исполняющая роль подружки Меркуцио. Звезд она с неба не хватает, но танцует добротно-плотненько, идеально попадая в те нехитрые движения, которые придумал хореограф. А самый громкий аплодисмент срывает совершенно чудовищное мужское фуэте. Нет, не Васильева, а какого-то Робина Бернадета, который вообще его делать не умеет. Что ж, братцы, Англия балетом не избалована.
15 июля
Театр «Колизей», Лондон
Фредерик Эштон создал предельно скучную хореографию, скучнее Макмиллана. Однообразные классические движения, однотипные и повторяющиеся, скорее пародируют традицию классического балета, чем развивают его. Иногда смотреть до зевоты скучно, как было когда-то на постановках Кирилла Симонова. Только Симонова благополучно сплавили в Петрозаводск, а вот Эштона сплавить некуда, ибо, во-первых, умер, а во-вторых, считается выдающимся английским хореографом. Данная постановка в «Колизее» обставлена как некий омаж великому маэстро. Перед началом на сцене висит большой портрет, программка рассказывает о том, что нам предлагается первое в двадцать первом веке восстановление балета, предпринятое Петером Шауфусом. Впрочем, слабость хореографии возможно чувствовал и постановщик, пригласивший на все спектакли (балет идет всю неделю подряд, более семи раз) Ивана Васильева и Наталью Осипову.
Именно так, Иван идет впереди и на афишах и в программе, ибо балет Эштона ориентирован безусловно на мужской танец. Точнее, на технику артиста, исполняющего Ромео. Иван демонстрирует все свои плюсы: и прыжок, и вращение, и круги. Впрочем, не особенно напрягаясь, ибо сцена лондонского Колизея для постановки «Ромео» сильно уменьшена, больших серий прыжков и сложных трюков - а ля постановки Нуриева - здесь нет. Джульетта же в этом балете напоминает советскую комсомолку, страстную, искреннюю и простую. Танцевать ей в принципе нечего, кроме двух-трех моментов, все остальное идет на красивых позах и эффектных пробегах по сцене. Актерской игрой при таком решении роли тоже зрителей не побалуешь.
Наташа тут поступила интересно. С одной стороны (особенно вначале), она отдается рисунку роли, придуманной хореографом, так как «дурочка с переулочка» - это, как известно, ее давнее и любимое амплуа. С другой стороны (особенно в последней части балета: второй, он же последний, акт начинается здесь с ночной сцены перед изгнанием), она вдруг начинает играть страстного юного подростка, с угловатыми движениями и преувеличенными реакциями, не находящего общего языка с родителями. Полагаю, что этого у Эштона нет, что это находка талантливой Наташи - ибо надо же хоть что-то сделать с этим бездарным хореографическим материалом.
Из всех классических цитат (например, в последней сцене Ромео на всякий случай закалывает Париса; спор двух парней за мертвую возлюбленную прикольно отсылает к «Жизели») запомнился платок Джульетты, придуманный, как известно, Лавровским. Если у Лавровского балерина несется с ним по авансцене, торопясь к Лоренцо (одна из самых эффектных сцен балета, поражающая прежде всего гениальной простотой решения), то здесь она, кроме нескольких пробегов, много с платком танцует. И в общем, в случае Наташи, получается неплохо. Но в целом же, лучше всего смотрится в этом балете Тара Шауфус (родственница постановщика? И в Англии без блата не обходится!), исполняющая роль подружки Меркуцио. Звезд она с неба не хватает, но танцует добротно-плотненько, идеально попадая в те нехитрые движения, которые придумал хореограф. А самый громкий аплодисмент срывает совершенно чудовищное мужское фуэте. Нет, не Васильева, а какого-то Робина Бернадета, который вообще его делать не умеет. Что ж, братцы, Англия балетом не избалована.