Начо Дуато и Иржи Килиан
19 ноября
Гран-при Михайловского театра
Гастроли балета Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко
Гран-при Михайловского театра - идея, безусловно, хорошая. Учащиеся хореографических училищ имеют возможность посмотреть на сверстников из других училищ и городов, сравнить свои достижения с их работой, да и поучаствовать в конкурсе - почти уже взрослом.
Для зрителя все это, правда, неимоверно скучно. Поэтому дважды прав Михайловский театр, организуя на представлениях Гран-при интересные балетные гастроли.
Вчера Музыкальный театр им. двух классиков драматического театра показал балеты, в Питере неизвестные. Впечатление очень приятное.
Балет Начо Дуато "В лесу" - изысканный в простоте. Идея сплести на сцене лианы из людей, с одной стороны, довольно банальна. С другой, Дуато делает это настолько театрально-изысканно, что смотришь за движениями танцовщиков завороженно. Временами ощущаешь полное отсутствие человека в этом лесу, временами субъект как бы проступает изнутри, и лес становится не просто лесом, а лесом, пропущенным через человеческое сознание, рецепцией леса, если хотите. Получилось вроде французской живописи: то лес подается напряженными красками Клода Моне, то - выплескивая свою дикую энергию - оборачивается творчеством фовистов: вплоть до широко растопыренных пальцев у танцовщиков. Музыкальные вставки в Вилу Лобоса чего-то очень похожего на французский шансон укрепляли это ощущение. Единственный минус, который можно найти в этой хореографии, - это ее однообразие. Движения переходят из номера в номер, повторяются, и это слегка утомляет - несмотря на то, что балет, в общем-то, короткий.
"Маленькая смерть" и "Шесть танцев" Иржи Килиана оказались двумя разными балетами, объединенными музыкально и тематически в один. Если Дуато неистов и стилен, как гепард, то Килиан очень, очень культурен. Под музыку Моцарта перед нами развернулась рецепция европейской культуры моцартианского века, а, может быть, и всего того, чем мы живы и посейчас. Немногочисленные дивайсы, вроде шпаг или катающихся по сцене женских платьев, не заслоняют танец (как часто бывает у хореографов, не имеющих такого чувства меры), а напротив, помогают танцевать. Парики, насыщенные пудрой, вообще становятся элементом танца. И только мыльные пузыри, падающие сверху в финале и как бы смывающие и пудру и наносную куртуазность, перечеркивают танец и ставят прозрачную точку. "Маленькая смерть" уже насыщена мудрой иронией, которая откровенно прорвется в "Шести танцах", при этом ирония и даже откровенный юмор соседствуют с трагизмом - что у живых Станиславского и Немировича считалось признаком выдающейся драматургии. Ни одно движение не повторено, все они новы и свежи. Особенно это чувствуешь в нескольких дуэтах, завершающих "Маленькую смерть". Последнее движение ног балерины, висящей на руках партнера, повторяет покачивание шпаг из начала балета, создающее эффект маятника. Откровенные движения, переходящие порой в кривляние, так хорошо легли на музыку Моцарта, что улыбаешься скорее музыке, чем движению. Это моцартианство без пудры, молодое, задорное, гениальное искусство. Сегодняшнее ощущение моцартианства.
Громкие вопли счастья, вырывавшиеся у публики еще с середины представления, наверное, порадовали бы Килиана. На такое непосредственное восприятие (зал был полон хореографических школьников) это и рассчитано. Мыльные пузыри финала - это не только очищение и новизна, это еще и детский праздник непосредственности. Овации - в отсутствие хореографа - достались артистам Музыкального театра, которые могли бы танцевать и получше, но, впрочем, были на уровне.
Остается только ждать января, когда Дуато возглавит балет Михайловского театра. Авось покажут нам что-то по-настоящему интересное, а не "Ромео и Джульетту" давно растерявшего весь свой небольшой талант Виноградова, а не трюкачески-бездарного "Спартака", поставленного хореографически бездарным Рузиматовым, а не музейно-пыльную "Лауренсию", требующую не Мессерера, а воскресшего Чабукиани. Возможно, московский Музыкальный театр представил нам будущее балета Михайловского театра. Что ж, я двумя руками за.
Гран-при Михайловского театра
Гастроли балета Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко
Гран-при Михайловского театра - идея, безусловно, хорошая. Учащиеся хореографических училищ имеют возможность посмотреть на сверстников из других училищ и городов, сравнить свои достижения с их работой, да и поучаствовать в конкурсе - почти уже взрослом.
Для зрителя все это, правда, неимоверно скучно. Поэтому дважды прав Михайловский театр, организуя на представлениях Гран-при интересные балетные гастроли.
Вчера Музыкальный театр им. двух классиков драматического театра показал балеты, в Питере неизвестные. Впечатление очень приятное.
Балет Начо Дуато "В лесу" - изысканный в простоте. Идея сплести на сцене лианы из людей, с одной стороны, довольно банальна. С другой, Дуато делает это настолько театрально-изысканно, что смотришь за движениями танцовщиков завороженно. Временами ощущаешь полное отсутствие человека в этом лесу, временами субъект как бы проступает изнутри, и лес становится не просто лесом, а лесом, пропущенным через человеческое сознание, рецепцией леса, если хотите. Получилось вроде французской живописи: то лес подается напряженными красками Клода Моне, то - выплескивая свою дикую энергию - оборачивается творчеством фовистов: вплоть до широко растопыренных пальцев у танцовщиков. Музыкальные вставки в Вилу Лобоса чего-то очень похожего на французский шансон укрепляли это ощущение. Единственный минус, который можно найти в этой хореографии, - это ее однообразие. Движения переходят из номера в номер, повторяются, и это слегка утомляет - несмотря на то, что балет, в общем-то, короткий.
"Маленькая смерть" и "Шесть танцев" Иржи Килиана оказались двумя разными балетами, объединенными музыкально и тематически в один. Если Дуато неистов и стилен, как гепард, то Килиан очень, очень культурен. Под музыку Моцарта перед нами развернулась рецепция европейской культуры моцартианского века, а, может быть, и всего того, чем мы живы и посейчас. Немногочисленные дивайсы, вроде шпаг или катающихся по сцене женских платьев, не заслоняют танец (как часто бывает у хореографов, не имеющих такого чувства меры), а напротив, помогают танцевать. Парики, насыщенные пудрой, вообще становятся элементом танца. И только мыльные пузыри, падающие сверху в финале и как бы смывающие и пудру и наносную куртуазность, перечеркивают танец и ставят прозрачную точку. "Маленькая смерть" уже насыщена мудрой иронией, которая откровенно прорвется в "Шести танцах", при этом ирония и даже откровенный юмор соседствуют с трагизмом - что у живых Станиславского и Немировича считалось признаком выдающейся драматургии. Ни одно движение не повторено, все они новы и свежи. Особенно это чувствуешь в нескольких дуэтах, завершающих "Маленькую смерть". Последнее движение ног балерины, висящей на руках партнера, повторяет покачивание шпаг из начала балета, создающее эффект маятника. Откровенные движения, переходящие порой в кривляние, так хорошо легли на музыку Моцарта, что улыбаешься скорее музыке, чем движению. Это моцартианство без пудры, молодое, задорное, гениальное искусство. Сегодняшнее ощущение моцартианства.
Громкие вопли счастья, вырывавшиеся у публики еще с середины представления, наверное, порадовали бы Килиана. На такое непосредственное восприятие (зал был полон хореографических школьников) это и рассчитано. Мыльные пузыри финала - это не только очищение и новизна, это еще и детский праздник непосредственности. Овации - в отсутствие хореографа - достались артистам Музыкального театра, которые могли бы танцевать и получше, но, впрочем, были на уровне.
Остается только ждать января, когда Дуато возглавит балет Михайловского театра. Авось покажут нам что-то по-настоящему интересное, а не "Ромео и Джульетту" давно растерявшего весь свой небольшой талант Виноградова, а не трюкачески-бездарного "Спартака", поставленного хореографически бездарным Рузиматовым, а не музейно-пыльную "Лауренсию", требующую не Мессерера, а воскресшего Чабукиани. Возможно, московский Музыкальный театр представил нам будущее балета Михайловского театра. Что ж, я двумя руками за.