Воспоминания очевидца о создании на Кубе нового общества.
Оригинал взят у sg_karamurza в Воспоминания о Кубе-4
От себя: это один из постингов Сергея Кара-Мурзы в которых он делится воспоминаниями о работе на Кубе в 1960-е годы. Я уже писал однажды, что пропаганда престарелых догматиков, правивших в СССР, создавала у нас впечатление, будто в мире есть только два варианта пути к социализму: советский и неправильный. Соответственно опыт и теория строительства социализма в других странах практически не изучались, по крайней мере в рамках изучения истории и философии в технических ВУЗах. А между тем изучать было что, и данный текст - один из примеров этого.
После революции на Кубе создали институт местного самоуправления - Комитеты защиты революции (CDR). Я о них писал и выкладывал кое-что с испанских сайтов в 2012 г.:.
Тогда я ими не интересовался, их повстанцы учредили сразу, войдя в Гавану - не имея ни органов власти, ни партии. Это странно: на митингах людям понятно и убедительно объяснили, и люди разных слоев быстро организовались. И в 1966 г. никто о них не говорил, как будто они всегда были. У нас были Советы и фабзавкомы, продукты общины, большие коллективы и на базе производства. А CDR - комитеты населения квартала.
Они быстро взяли на себя много функций, как будто всегда были хозяевами. Публика очень гетерогенная, а договаривались. Я часто вечерами шел и видел их собрания - двери открывали для прохлады. Ни разу не слышал, чтоб орали, хотя упорно разбирали доводы.
У меня есть соображения, но очень рискованные. Недавний опыт антиколониальной войны с Испанией на подъеме национального Просвещения (литературы, науки и музыки), после чего вторжение США и всплеск национального чувства и патриотизма; расселение крестьян не по деревням, а по «ранчо» (хуторки, но близко); и опыт африканских рабов. Они, как и в США, создали свою сложную систему труда и быта. См. книгу в жанре клиоистории: Р. Фогель «Время на кресте», Нобелевская премия 1993 г.; настоятельно рекомендую всем ее читать, она многих отшатнет от нашей «либеральной реформы». Хоть в интернете можно почитать об этой книге.
На Кубе в конце ХIХ в. рабы массами убегали с плантаций и строили в лесах свои деревни (palenque), жили в состоянии самоорганизации и уходили в войска Антонио Масео. Когда я прибыл на Кубу, еще были живы такие беглые рабы-повстанцы (cimarron), и его рассказы снимали как фильм и вышла книга. Это мои гипотезы, а факт, что в афро-кубинских общностях высока культура рассуждений и компромиссов.
Еще удивительно, что сеть CDR не была связана жесткими партийными нормами, установки давал Кастро на митингах, а в каждом комитете было возможно творчество. Уже в 1966 г. CDR работали вместе с государством, и качество было хорошее. Наверное, постепенно новые институты брали на себя профессиональные функции, но в первую декаду после революции CDR, думаю, сделали великое дело. Уже то замечательно, что некоторые ветви революции после сдвига новой власти к союзу СССР пытались начать партизанскую войну, но никакой возможности создать вооруженное подполье CDR не дали.
А вот маленький эпизод.
В деревнях на востоке Кубы делают особый напиток типа кваса - пру. Размалывают какой-то корень, заквашивают дрожжами с сахаром, и готово. Вкус и аромат неповторимые. Когда мы работали на тростнике, пру давало нам простое и грубое наслаждение. Деревенский прусеро поставил свое коммерческое предприятие на перекрестке дорог, по которым мы расходились на поля в темноте, в 5 утра, трясясь от холода, и возвращались на обед в полдень, содрогаясь от солнца. Вот в этот момент все тянулись к навесу из пальмовых ветвей, отдавали монету и получали литровый стакан пру со льдом. Второй стакан - когда снова шли на поле в три часа дня.
Узнав, что я из СССР, прусеро не раз заводил со мной разговор - возможно ли такое, что у нас реки покрыты льдом? Подходи с ведром и наколи, сколько хочешь? Прямо так - ни платить, ни спрашивать не надо? Слушал он недоверчиво. Сам он по утрам ходил с тележкой к железной дороге, и там поезд на момент притормаживал, и из вагона-рефрижератора ему кидали блок льда в 50 кг. За что он ежемесячно вносил сумму, которую мог бы сэкономить, если бы их речка была, как и в СССР, покрыта льдом.
Но как-то в полдень, когда мы молча глотали холодный пру, подъехал верхом на худой кляче, подстелив под себя мешок, беззубый негр-старик. Он был из тех гаитянцев, которые контрабандой приплывали рубить тростник за бесценок, а после революции остались на Кубе. Говорил он на своем гаитянско-афрокубинском наречии, очень скупо и красноречиво. Хоть и не было у него ни одного зуба, речь его была понятна. Уборка тростника затягивается, рук не хватает, и местный комитет защиты революции велит прусеро на время свернуть свою торговлю и влиться в ряды мачетеро. Мужик он здоровый и умелый, рубить будет за троих.
Прусеро чуть не зарыдал - бросить торговлю на пике благоприятной конъюнктуры, при монопольном положении на рынке! «Я же выполняю социальную функцию!» - закричал он, вперемешку с мягкими кубинскими ругательствами, и протянул руки к толпе университетских преподавателей за поддержкой. Но поддержки не получил, все пили свой последний стакан молча. Старик дернул за веревки, служившие ему поводьями, разбудил свою заснувшую кобылу, и уехал.
Больше мне пру попить в жизни не довелось. Уже назавтра прусеро рубил тростник невдалеке от меня, действительно за троих. Видимо, это было ему не трудно, потому что у него оставалось время, чтобы постоянно рассказывать анекдоты, которым он сам радовался и смеялся больше всех.
* * *
В 1967 г. на Кубе создавалась единая партия - по типу КПСС. В нее влились бывшие члены просоветской марксистской партии, которая строго следовала теории и активного участия в вооруженной борьбе не принимала, члены других бывших подпольных революционных движений. Я с ними подружился, хотя ни советская, ни кубинская реальность в их теории не влезали, но я не спорил.
Но главное, в партию собирались уже новые люди, сложившиеся после революции. До появления партии связующей структурой политической системы на Кубе были органы прямой демократии - комитеты защиты революции (CDR). Полезно было бы их опыт изучить и понять. Что-то подобное и у нас появится, если нынешний хаос станет нестерпимым, а цельной обобщающей идеологии еще не созреет.
CDR были везде и объединяли самых разных людей, согласных лишь в одном - защитить страну, избежать гражданской войны и обеспечить действие простых принципов справедливости. Идеология размытая, но в таком положении достаточная. Правда, для существования такой системы нужна большая терпимость в людях и способность к рассуждениям и диалогу. Кубинцы - прирожденные ораторы и любят выслушать мнение другого, если он его хорошо излагает. Мы же слишком устремлены к истине и странные суждения слушать не хотим.
Но, конечно, для выработки и выполнения больших программ развития на Кубе нужна была партия, это все понимали. Мы в СССР стали охаивать и разрушать единую партию потому, что страх войны прошел, и развитие казалось обеспеченным (а точнее, многим оно стало казаться ненужным, поверили в какую-то волшебную палочку и скатерть-самобранку, которую мессия вроде Горбачева принесет). В общем, на Кубе стали проходить собрания, на которых обсуждались кандидатуры тех, кто подал заявления в партию. Поскольку партии не было, в партию принимали (точнее, наоборот - отправляли) на общих собраниях трудового коллектива.
Как-то я в университете пошел в мастерские, а там как раз такое собрание. Подал заявление молодой инженер Гонсалес, я его помнил по рубке тростника. Я сел послушать. Вел собрание какой-то хмурый «кадровый работник», видимо, из старых подпольщиков. Кандидат изложил свои установки, ему задали вопросы, что он делал «до падения тирана» и пр. Потом стали обсуждать. Встает старик, токарь. Я, говорит, отвергаю его кандидатуру, не место ему в партии. Потребовали от него доводов. Он говорит:
- Гонсалес - хороший работник и честный человек. Но в партию его брать нельзя, потому что он способен человека обидеть, а это для партии опасно.
- Как он вас обидел?
- Я деталь испортил, а он подходит и говорит: «Ты халтурщик, ты ценную деталь запорол».
- Так он прав был или нет? Вы испортили деталь?
- Я не отрицаю, как инженер он был прав, я по халатности работу запорол. Но ведь он меня обидел. Я же вдвое старше его, а он мне такое говорит. Он обязан был найти другой способ наказания, необидный.
Поднялся спор, и мне он показался интересным. Все соглашались с тем, что старик работал спустя рукава, и его следовало наказать. Вот, попробуй найти способ наказать, но так, чтобы не обидеть. Инженера этого в партию рекомендовали, хотя не без оговорок.
Вообще проблема «не обидеть» была на Кубе поставлена как большая национальная проблема, нам это было непривычно.
От себя: это один из постингов Сергея Кара-Мурзы в которых он делится воспоминаниями о работе на Кубе в 1960-е годы. Я уже писал однажды, что пропаганда престарелых догматиков, правивших в СССР, создавала у нас впечатление, будто в мире есть только два варианта пути к социализму: советский и неправильный. Соответственно опыт и теория строительства социализма в других странах практически не изучались, по крайней мере в рамках изучения истории и философии в технических ВУЗах. А между тем изучать было что, и данный текст - один из примеров этого.
После революции на Кубе создали институт местного самоуправления - Комитеты защиты революции (CDR). Я о них писал и выкладывал кое-что с испанских сайтов в 2012 г.:.
Тогда я ими не интересовался, их повстанцы учредили сразу, войдя в Гавану - не имея ни органов власти, ни партии. Это странно: на митингах людям понятно и убедительно объяснили, и люди разных слоев быстро организовались. И в 1966 г. никто о них не говорил, как будто они всегда были. У нас были Советы и фабзавкомы, продукты общины, большие коллективы и на базе производства. А CDR - комитеты населения квартала.
Они быстро взяли на себя много функций, как будто всегда были хозяевами. Публика очень гетерогенная, а договаривались. Я часто вечерами шел и видел их собрания - двери открывали для прохлады. Ни разу не слышал, чтоб орали, хотя упорно разбирали доводы.
У меня есть соображения, но очень рискованные. Недавний опыт антиколониальной войны с Испанией на подъеме национального Просвещения (литературы, науки и музыки), после чего вторжение США и всплеск национального чувства и патриотизма; расселение крестьян не по деревням, а по «ранчо» (хуторки, но близко); и опыт африканских рабов. Они, как и в США, создали свою сложную систему труда и быта. См. книгу в жанре клиоистории: Р. Фогель «Время на кресте», Нобелевская премия 1993 г.; настоятельно рекомендую всем ее читать, она многих отшатнет от нашей «либеральной реформы». Хоть в интернете можно почитать об этой книге.
На Кубе в конце ХIХ в. рабы массами убегали с плантаций и строили в лесах свои деревни (palenque), жили в состоянии самоорганизации и уходили в войска Антонио Масео. Когда я прибыл на Кубу, еще были живы такие беглые рабы-повстанцы (cimarron), и его рассказы снимали как фильм и вышла книга. Это мои гипотезы, а факт, что в афро-кубинских общностях высока культура рассуждений и компромиссов.
Еще удивительно, что сеть CDR не была связана жесткими партийными нормами, установки давал Кастро на митингах, а в каждом комитете было возможно творчество. Уже в 1966 г. CDR работали вместе с государством, и качество было хорошее. Наверное, постепенно новые институты брали на себя профессиональные функции, но в первую декаду после революции CDR, думаю, сделали великое дело. Уже то замечательно, что некоторые ветви революции после сдвига новой власти к союзу СССР пытались начать партизанскую войну, но никакой возможности создать вооруженное подполье CDR не дали.
А вот маленький эпизод.
В деревнях на востоке Кубы делают особый напиток типа кваса - пру. Размалывают какой-то корень, заквашивают дрожжами с сахаром, и готово. Вкус и аромат неповторимые. Когда мы работали на тростнике, пру давало нам простое и грубое наслаждение. Деревенский прусеро поставил свое коммерческое предприятие на перекрестке дорог, по которым мы расходились на поля в темноте, в 5 утра, трясясь от холода, и возвращались на обед в полдень, содрогаясь от солнца. Вот в этот момент все тянулись к навесу из пальмовых ветвей, отдавали монету и получали литровый стакан пру со льдом. Второй стакан - когда снова шли на поле в три часа дня.
Узнав, что я из СССР, прусеро не раз заводил со мной разговор - возможно ли такое, что у нас реки покрыты льдом? Подходи с ведром и наколи, сколько хочешь? Прямо так - ни платить, ни спрашивать не надо? Слушал он недоверчиво. Сам он по утрам ходил с тележкой к железной дороге, и там поезд на момент притормаживал, и из вагона-рефрижератора ему кидали блок льда в 50 кг. За что он ежемесячно вносил сумму, которую мог бы сэкономить, если бы их речка была, как и в СССР, покрыта льдом.
Но как-то в полдень, когда мы молча глотали холодный пру, подъехал верхом на худой кляче, подстелив под себя мешок, беззубый негр-старик. Он был из тех гаитянцев, которые контрабандой приплывали рубить тростник за бесценок, а после революции остались на Кубе. Говорил он на своем гаитянско-афрокубинском наречии, очень скупо и красноречиво. Хоть и не было у него ни одного зуба, речь его была понятна. Уборка тростника затягивается, рук не хватает, и местный комитет защиты революции велит прусеро на время свернуть свою торговлю и влиться в ряды мачетеро. Мужик он здоровый и умелый, рубить будет за троих.
Прусеро чуть не зарыдал - бросить торговлю на пике благоприятной конъюнктуры, при монопольном положении на рынке! «Я же выполняю социальную функцию!» - закричал он, вперемешку с мягкими кубинскими ругательствами, и протянул руки к толпе университетских преподавателей за поддержкой. Но поддержки не получил, все пили свой последний стакан молча. Старик дернул за веревки, служившие ему поводьями, разбудил свою заснувшую кобылу, и уехал.
Больше мне пру попить в жизни не довелось. Уже назавтра прусеро рубил тростник невдалеке от меня, действительно за троих. Видимо, это было ему не трудно, потому что у него оставалось время, чтобы постоянно рассказывать анекдоты, которым он сам радовался и смеялся больше всех.
* * *
В 1967 г. на Кубе создавалась единая партия - по типу КПСС. В нее влились бывшие члены просоветской марксистской партии, которая строго следовала теории и активного участия в вооруженной борьбе не принимала, члены других бывших подпольных революционных движений. Я с ними подружился, хотя ни советская, ни кубинская реальность в их теории не влезали, но я не спорил.
Но главное, в партию собирались уже новые люди, сложившиеся после революции. До появления партии связующей структурой политической системы на Кубе были органы прямой демократии - комитеты защиты революции (CDR). Полезно было бы их опыт изучить и понять. Что-то подобное и у нас появится, если нынешний хаос станет нестерпимым, а цельной обобщающей идеологии еще не созреет.
CDR были везде и объединяли самых разных людей, согласных лишь в одном - защитить страну, избежать гражданской войны и обеспечить действие простых принципов справедливости. Идеология размытая, но в таком положении достаточная. Правда, для существования такой системы нужна большая терпимость в людях и способность к рассуждениям и диалогу. Кубинцы - прирожденные ораторы и любят выслушать мнение другого, если он его хорошо излагает. Мы же слишком устремлены к истине и странные суждения слушать не хотим.
Но, конечно, для выработки и выполнения больших программ развития на Кубе нужна была партия, это все понимали. Мы в СССР стали охаивать и разрушать единую партию потому, что страх войны прошел, и развитие казалось обеспеченным (а точнее, многим оно стало казаться ненужным, поверили в какую-то волшебную палочку и скатерть-самобранку, которую мессия вроде Горбачева принесет). В общем, на Кубе стали проходить собрания, на которых обсуждались кандидатуры тех, кто подал заявления в партию. Поскольку партии не было, в партию принимали (точнее, наоборот - отправляли) на общих собраниях трудового коллектива.
Как-то я в университете пошел в мастерские, а там как раз такое собрание. Подал заявление молодой инженер Гонсалес, я его помнил по рубке тростника. Я сел послушать. Вел собрание какой-то хмурый «кадровый работник», видимо, из старых подпольщиков. Кандидат изложил свои установки, ему задали вопросы, что он делал «до падения тирана» и пр. Потом стали обсуждать. Встает старик, токарь. Я, говорит, отвергаю его кандидатуру, не место ему в партии. Потребовали от него доводов. Он говорит:
- Гонсалес - хороший работник и честный человек. Но в партию его брать нельзя, потому что он способен человека обидеть, а это для партии опасно.
- Как он вас обидел?
- Я деталь испортил, а он подходит и говорит: «Ты халтурщик, ты ценную деталь запорол».
- Так он прав был или нет? Вы испортили деталь?
- Я не отрицаю, как инженер он был прав, я по халатности работу запорол. Но ведь он меня обидел. Я же вдвое старше его, а он мне такое говорит. Он обязан был найти другой способ наказания, необидный.
Поднялся спор, и мне он показался интересным. Все соглашались с тем, что старик работал спустя рукава, и его следовало наказать. Вот, попробуй найти способ наказать, но так, чтобы не обидеть. Инженера этого в партию рекомендовали, хотя не без оговорок.
Вообще проблема «не обидеть» была на Кубе поставлена как большая национальная проблема, нам это было непривычно.