АРХИТЕКТУРА НАУЧНЫХ ИНСТИТУТОВ: ИНСТИТУТ ЦИТОЛОГИИ РАН
Мы работаем в научном институте, интересуемся архитектурой… И вот вдруг понимаем, что архитектурному жанру научного института мало что посвящено и грех нам об этом не говорить. Поэтому сегодня мы поставим первую веху в серии постов об архитектуре научных институтов родины и зарубежья. Это будут и уже признанные памятники истории, и строения, которые пока ещё ждут своей очереди, а может даже и не дождутся. Это будет как архитектура, так и халтура (от неё никуда не деться).
И начнём мы, разумеется, с учреждения, в котором мы сами работаем - Института цитологии РАН.
[Далее...]
История
История Института цитологии уходит своими корнями во времена, когда Трофим Лысенко стремительно терял свои позиции, а старое доброе ультранасилие постепенно выходило из моды. На дворе был 1957 год. Выдающемуся клеточному физиологу Дмитрию Николаевичу Насонову было поручено спасение русской биологии на ленинградском фронте и поставлена задача организовать новый научный институт для всестороннего изучения клетки. На этом, пожалуй, мы закончим рассказ об истории Института. Только отметим, что в создании и дальнейшем его развитии фигурирует множество важных для истории науки имён.
Здесь же нас интересует архитектурный аспект. То здание, которое Институт цитологии занимает сегодня по адресу Санкт-Петербург, Тихорецкий проспект, дом 4, построено в 1985 г. по проекту Ленинградского отделения ГИПРОНИИ АН СССР (сейчас ГИПРОНИИ РАН, означает головной проектный и научно-исследовательский институт Академии наук). Эта организации заведовала проектированием объектов Академии наук СССР. Иными словами, наш институт спроектирован институтом по проектированию институтов.
Заметка из газеты «Вечерний Ленинград» от 9 января 1980 г., которую кто-то бережно вывесил на сайте citywalls:
с сайта www.citywalls.ru
Главой проекта был известный ленинградский архитектор Дауд Хосанович Еникеев. В память о его заслугах в восстановлении академических учреждений (в особенности Пулковской обсерватории) и вообще послевоенного Ленинграда и пригородов он был похоронен на мемориальном кладбище Пулковской обсерватории. Вероятно, именно его архитектурное руководство привело к появлению художественных черт во внешнем облике здания.
Экстерьер
Здание Института разбито на две части: башенную и вытянутую вширь. Композиция первой представляет собой сочетание трёх параллелепипедных объёмов, расставленных так, что в центре оказывается самый высокий из них (8-этажный корпус). С боков к нему примыкают 5- и 6-этажные корпуса (тут мы видим некоторое несоответствие тому, что написано в заметке; вероятно, проект меняли). При этом 5-этажный корпус выглядит практически кубическим.
Стремление башен ввысь подчёркнуто иллюзией сплошного вертикального остекления, окаймлённого рамами «пилястр». Окраска стен в серо-белый-непонятный цвет создаёт «бетонное» впечатление. Поздний модернизм во всей красе.
«Красе», потому что самая главная сила, действующая здесь на внимательного зрителя - это как раз сочетание объёмов: красивых пропорций параллелепипеды красиво расставлены. Как сказали бы сами архитекторы: автор умело выявил объёмно-пространственную композицию. Нет, правда! Кому не нравится вся такая эстетика фасадов - отрешитесь от неё, посмотрите просто на объёмы! Кстати, пока ещё они стоят свободно на лужаечке. Но у дирекции появилась идея обнести весь институт забором от террористов, мда.
Вторая часть института - 3-этажный корпус. Его композиция, в свою очередь, не однородна: это противопоставление вытянутого вширь параллелепипеда и встроенного в него расширяющегося к зрителю «квадратического» криволинейного объёма. Нетрудно догадаться, что в последнем располагается конференц-зал.
Здесь архитекторы уже стали подчёркивать приземистость, противопоставляя вертикальным «окнам в пилястрах» башен квадратные окна в квадратных ячейках. Но, подойдя к решению фасадов конференц-зала, они отступили от этой темы и сделали рефрен к башням с помощью вытянутых линий с торца. Вообще, ритм фасадов этого корпуса отличается своей немонотонною.
Со стороны главного фасада башенная и приземистая части соединены воздушным переходом.
Со стороны 5-этажного корпуса пристроен корпус для «Академ-книги» (её уже там нет). Это уже
классика с привкусом 70-х. Особенно жёлтое окаймление окон и классический модернистский «портик».
Мозаичное панно
Мозаичное панно, привлекающее внимание многих прохожих, создано Владимиром Лащининым и установлено на здании института в 1987 г. Изображает оно, очевидно, клетку. А также то, что её в этом институте изучают (молния символизирует воздействие, т.е. изучение). Кроме того, на нём изображено то, что всё живое на Земле состоит из клеток. Под катом подробности.
[Рассматриваем]
Из клеток состоит и птичка…
… и лошадка…
… и паренёк…
… и тётя на столе…
… и ещё какой-то чел...
… а также всё земное…
… и всё подводное…
… кроме того, сам учёный муж…
А это наш младший научный сотрудник.
Интерьер
Так как это институт, в котором мы работаем, то мы без труда можем показать вам и его интерьеры. В холе нас встречает замечательная стена, облицованная каким-то розовато-песочным ракушечником. Что ж, богато.
Парадная лестница - классика брежневской архитектуры. Особенно перила.
Ниже мы спрятали под кат фрагменты облицовки лестницы.
[Смотрим на облицовочку...]
Не сразу заметишь, что на каждом этаже свой рисунок. Правда, всё это смотрится немного комично, если перед этим посмотришь, например, фильм, где какой-нибудь Камерон делает в бане шикарный пол для Екатерины II.
После 6-го этажа парадность лестницы куда-то исчезает. Эдакая особая советская чудаковатость.
Воздушный переход, благодаря множеству окон, очень светел.
Холл перед конференц-залом - уже настоящее ретро.
Как в нём работается
Об этом мы можем говорить, испытав всё на своей шкуре. Лаборатории в основном находятся в башнях, а администрация - в низком вытянутом корпусе. Вообще говоря, лабораторная работа предполагает постоянное перемещение туда-сюда-обратно с банкой серной кислоты в руках, и башни, честно скажем, не лучшее решение для организации работы в научном институте. По-хорошему, научный институт должен быть вытянутым и невысоким. А вот для офисной работы башни ничего. Получается, что наш институт в этом плане построен «наизнанку».
Другая странная штука - это организация внутреннего пространства башен. Офисы (где мы пишем статьи) и лаборатории (где в принципе натуральный физический труд) расположены на этаже вперемешку. То есть нет разграничения функционально разнородных пространств, что как-то неправильно и зачастую не очень удобно. Но самая большая странность - это то, что центр внутреннего объёма занят невероятных размеров техническим помещением, в котором проходят различные коммуникации здания. Это ерунда по двум причинам. 1. Теряется столько полезного пространства. 2. Приводит к затруднению коммуникаций между самими людьми: банально не видно, кто ещё есть на этаже.
Итог
За внешнюю архитектуру ставим хорошо, за нутро - ожидаемо, за функционал - плоховато.
И начнём мы, разумеется, с учреждения, в котором мы сами работаем - Института цитологии РАН.
[Далее...]
История
История Института цитологии уходит своими корнями во времена, когда Трофим Лысенко стремительно терял свои позиции, а старое доброе ультранасилие постепенно выходило из моды. На дворе был 1957 год. Выдающемуся клеточному физиологу Дмитрию Николаевичу Насонову было поручено спасение русской биологии на ленинградском фронте и поставлена задача организовать новый научный институт для всестороннего изучения клетки. На этом, пожалуй, мы закончим рассказ об истории Института. Только отметим, что в создании и дальнейшем его развитии фигурирует множество важных для истории науки имён.
Здесь же нас интересует архитектурный аспект. То здание, которое Институт цитологии занимает сегодня по адресу Санкт-Петербург, Тихорецкий проспект, дом 4, построено в 1985 г. по проекту Ленинградского отделения ГИПРОНИИ АН СССР (сейчас ГИПРОНИИ РАН, означает головной проектный и научно-исследовательский институт Академии наук). Эта организации заведовала проектированием объектов Академии наук СССР. Иными словами, наш институт спроектирован институтом по проектированию институтов.
Заметка из газеты «Вечерний Ленинград» от 9 января 1980 г., которую кто-то бережно вывесил на сайте citywalls:
с сайта www.citywalls.ru
Главой проекта был известный ленинградский архитектор Дауд Хосанович Еникеев. В память о его заслугах в восстановлении академических учреждений (в особенности Пулковской обсерватории) и вообще послевоенного Ленинграда и пригородов он был похоронен на мемориальном кладбище Пулковской обсерватории. Вероятно, именно его архитектурное руководство привело к появлению художественных черт во внешнем облике здания.
Экстерьер
Здание Института разбито на две части: башенную и вытянутую вширь. Композиция первой представляет собой сочетание трёх параллелепипедных объёмов, расставленных так, что в центре оказывается самый высокий из них (8-этажный корпус). С боков к нему примыкают 5- и 6-этажные корпуса (тут мы видим некоторое несоответствие тому, что написано в заметке; вероятно, проект меняли). При этом 5-этажный корпус выглядит практически кубическим.
Стремление башен ввысь подчёркнуто иллюзией сплошного вертикального остекления, окаймлённого рамами «пилястр». Окраска стен в серо-белый-непонятный цвет создаёт «бетонное» впечатление. Поздний модернизм во всей красе.
«Красе», потому что самая главная сила, действующая здесь на внимательного зрителя - это как раз сочетание объёмов: красивых пропорций параллелепипеды красиво расставлены. Как сказали бы сами архитекторы: автор умело выявил объёмно-пространственную композицию. Нет, правда! Кому не нравится вся такая эстетика фасадов - отрешитесь от неё, посмотрите просто на объёмы! Кстати, пока ещё они стоят свободно на лужаечке. Но у дирекции появилась идея обнести весь институт забором от террористов, мда.
Вторая часть института - 3-этажный корпус. Его композиция, в свою очередь, не однородна: это противопоставление вытянутого вширь параллелепипеда и встроенного в него расширяющегося к зрителю «квадратического» криволинейного объёма. Нетрудно догадаться, что в последнем располагается конференц-зал.
Здесь архитекторы уже стали подчёркивать приземистость, противопоставляя вертикальным «окнам в пилястрах» башен квадратные окна в квадратных ячейках. Но, подойдя к решению фасадов конференц-зала, они отступили от этой темы и сделали рефрен к башням с помощью вытянутых линий с торца. Вообще, ритм фасадов этого корпуса отличается своей немонотонною.
Со стороны главного фасада башенная и приземистая части соединены воздушным переходом.
Со стороны 5-этажного корпуса пристроен корпус для «Академ-книги» (её уже там нет). Это уже
классика с привкусом 70-х. Особенно жёлтое окаймление окон и классический модернистский «портик».
Мозаичное панно
Мозаичное панно, привлекающее внимание многих прохожих, создано Владимиром Лащининым и установлено на здании института в 1987 г. Изображает оно, очевидно, клетку. А также то, что её в этом институте изучают (молния символизирует воздействие, т.е. изучение). Кроме того, на нём изображено то, что всё живое на Земле состоит из клеток. Под катом подробности.
[Рассматриваем]
Из клеток состоит и птичка…
… и лошадка…
… и паренёк…
… и тётя на столе…
… и ещё какой-то чел...
… а также всё земное…
… и всё подводное…
… кроме того, сам учёный муж…
А это наш младший научный сотрудник.
Интерьер
Так как это институт, в котором мы работаем, то мы без труда можем показать вам и его интерьеры. В холе нас встречает замечательная стена, облицованная каким-то розовато-песочным ракушечником. Что ж, богато.
Парадная лестница - классика брежневской архитектуры. Особенно перила.
Ниже мы спрятали под кат фрагменты облицовки лестницы.
[Смотрим на облицовочку...]
Не сразу заметишь, что на каждом этаже свой рисунок. Правда, всё это смотрится немного комично, если перед этим посмотришь, например, фильм, где какой-нибудь Камерон делает в бане шикарный пол для Екатерины II.
После 6-го этажа парадность лестницы куда-то исчезает. Эдакая особая советская чудаковатость.
Воздушный переход, благодаря множеству окон, очень светел.
Холл перед конференц-залом - уже настоящее ретро.
Как в нём работается
Об этом мы можем говорить, испытав всё на своей шкуре. Лаборатории в основном находятся в башнях, а администрация - в низком вытянутом корпусе. Вообще говоря, лабораторная работа предполагает постоянное перемещение туда-сюда-обратно с банкой серной кислоты в руках, и башни, честно скажем, не лучшее решение для организации работы в научном институте. По-хорошему, научный институт должен быть вытянутым и невысоким. А вот для офисной работы башни ничего. Получается, что наш институт в этом плане построен «наизнанку».
Другая странная штука - это организация внутреннего пространства башен. Офисы (где мы пишем статьи) и лаборатории (где в принципе натуральный физический труд) расположены на этаже вперемешку. То есть нет разграничения функционально разнородных пространств, что как-то неправильно и зачастую не очень удобно. Но самая большая странность - это то, что центр внутреннего объёма занят невероятных размеров техническим помещением, в котором проходят различные коммуникации здания. Это ерунда по двум причинам. 1. Теряется столько полезного пространства. 2. Приводит к затруднению коммуникаций между самими людьми: банально не видно, кто ещё есть на этаже.
Итог
За внешнюю архитектуру ставим хорошо, за нутро - ожидаемо, за функционал - плоховато.