Цикл. Часть №5
Цикл. Часть №1
Цикл. Часть №2
Цикл. Часть №3
Цикл. Часть №4
Недостаточно прочитать или накопить информацию. Недостаточно ее запомнить. Сейчас идет пробивание сквозь умысливание иной эпохи, которая потратила огромные силы на создание своего нарративного комплекса, чья единственная задача обосновать все тот же Миф через разумные умысливания, превратившееся в бесконечную игру из распущенных нитей. За ними не видно клубка, но именно в клубке был весь смысл. Нынешняя история уже далеко ушла от бравурных речей XIX века с его риторикой наций и первичного глобализма. Но разве XIX век возник на пустом месте? Ревизия эпохи Просвещения, создание Описаний, Путешествий, Историй предшествующих столетий. Еще ранее реформы легатов и доминирование клириков, на чьи достижения обопрется буржуазия. Век подлинных аристократов и подлинных жрецов и вовсе покрыт туманом. Орудием же чтения выступает инструмент, сам порожденный в ходе развития, рожденный, а значит смертный в той форме, в которой ныне живет.
Тот или иной синьор,нередко приблуда без имени, появляется из ниоткуда, создает первичный пласт "владений" - feudi, которые часто концентрируются вокруг неких опорных точек - замков, укреплений, поселений, наращивает потенциал в этой области и стремиться конвертировать свое "владение" по возможности в статусное образование. При этом масштаб этой деятельности вовсе не обязательно похож на привычные картины, воспетые романтиками. В Риме, стояли на холмах башни владетельных кланов, чьи обитатели выходили в походы и грабежи на соседние холмы. Тот же Ватиканский холм был владением рода Орсини, которые настроили там своих башен. Папа часто не имел пристанища внутри своего, якобы Рима.
Случаи феодальных войн между баронами Рима - почти непрерывная история средневековья.
Башни воплощают собой принцип существования повсюду - во Франции, Германии, Англии, Италии - Башня есть символ эпохи и начало феодализма.
Эти башенники, туры, оставили свой след идущий сквозь язык и потерянный со сменой мышления. Эпоха башен - это период между 1000 и 1300 для обычной истории. Но возможно этот период стоит вновь сократить - люди живут быстрее чем принято думать. Мерилом из времени могут быть вовсе не десятичные столетия. К тому же, это особая эпоха - как говорят, башни стояли в Риме среди руин из мрамора и кирпича, знаменуя власть знаменитых родов на холмах и улицах Рима.
Перемены приходят много позже.
Синьор становится графом, маркизом, принципом, обеспечивает себе независимость от соседей или покровительство могущественного соседа, обладающего куда большим потенциалом (как маркизы Дольчеаква, сменившие лояльность Генуе на лояльность Савойскому дому, в обмен на титул маркиза и признание всех прав с одновременной защитой и покровительством). Вся эта система формируется в период с конца XV по конец XVI века (даты условно открытые). И вот здесь наступает различие в восприятии того, что было до. Официально - это долгая история становления различных родов, периодических возвышений и падений, с постепенным ростом из средневекового тумана в свет разума нового времени. Но как говорят города и веси, далее этого момента, особых материальных свидетельств нет.
Получается парадоксальная ситуация - на бумаге история существует. Имена, генеалогии, фамильные древа, списки пап, графов, князей и тп, но в реальности, эта нарративная история опирается на весьма скудный материальный пласт - малые поселки тому лучшая иллюстрация. Как было видно в прошлых постах и будет видно далее, за пределами больших городов. как Мантуя, Флоренция, Милан, Париж или Венеция, владения мелких синьоров представляют собой полупустыню.
Словно в XVI веке, вместе с галлами Валуа, в Италию пришли колонизаторы и началось освоение, якобы обжитых земель. Это не такое уж преувеличение, если вспомнить, что большинство дворянских фамилий Италии пришельцы извне.
Потенциал населения этих условных городов, показывает что они всегда были в некоем гомеостазе с реальностью демографических колебаний. Словно тысяча лет никак на них не отразилась. Допустим, это возможно. Допустим, на пределе оптики записанного слова, камень сменил дерево. Но насколько то, что предстает как нарративное прошлое было таковым как описано?
Если вся Италия полна семейных владений, если фамилии возникают в позднее время, то разве не значит это, что тут родовой строй, который только начинает обосабливаться в индивидуальное правление?
Стоит напомнить, что слово фамилия, не всегда тождественно слову род.
Первое обозначало всех в той или форме связанных с неким персонажем - рабов, прислугу, арендаторов и всех, кто живет на его земле или под его крышей. Следовательно, это совокупное определение людей, никак не подразумевало обособленности индивидов более позднего времени.
Чтобы обособиться, ему нужно иметь базис, некий образец и разработанную систему. Но если становление родовой аристократии приходится на XVI век, то значит, что и правила игры все еще были подвижны в это время, а значит и сама игра возникла недавно. Значит и то, что общество до этого момента было иным и имело свои представления о реалиях. Значит, что нынешняя картина представлений была в основном создана в это время и нарративная часть есть проекция в прошлое представлений из будущего. Это описание из видения тех, кто был сам последствием чего то, их видения того, как таковая ситуация возникла и что она собой представляла ранее. Вдобавок это же описание их трактований имен и сведений, которые им достались. Т.е. мы имеем уже затуманенные документы, которые были выправлены исходя из существующего аппарата понятий, которые сами есть производное того прошлого, которое теперь переписывается исходя из этих же понятий. Что открывает вольную дорогу для самых досужих толкований и домыслов. Сосредоточенность на leanage - происхождении и последовательной преемственности аристократов, которые тянутся часто из эпохи Каролингов, а то и раньше, на деле не могла возникнуть ранее самого представления о фамилиях.
Этот вроде бы незначительный момент, на деле обозначает простую вещь - любой персонаж, вне зависимости от его крови, мог включиться в фамилию, впоследствии, став "предком", "потомком", "родственником", когда представления о кровности фамилий стали обыденностью. Некий Тибо, рожденный в семье некоего Умберто, мог получить крепость фамилии Орсини, став Тибо Орсини, а не Тибо от Умберто. Учитывая, что и Тибо, и Умберто, могли быть именами не более чем прозвища Ганс для немцев и Жак для французов, поле неясности расширяется многократно. Равно как и возможность инкорпорировать любых пришельцев в старую или существующую систему. Поэтому достаточно взять внешнюю оболочку, с именами, титулами и прочими регалиями, и подставить внутрь ее нужных людей, распределив между ними наследие прошлого. Именно так "умирают" и "зарождаются" целые роды. Европейская аристократия пережила несколько поголовных чисток на протяжении своей истории.
Лишь избранным позволили утвердить свои связи с прошлым.
Все же, историческая демография утверждает как основную теорию, что сокращение население Европы приходится на период после Чумы, в пределах XIV-XV вв, начиная рост после 1500, бурное увеличение народонаселения во второй половине 1500-х и замедление и стагнацию к концу. С обратной стороны, утверждается рост между XII-XIV веками, прерванный чумой. Прямых данных естественно нет и во многом эти волны удобное объяснение -сейчас уже есть убежденность, что рост населения остановился или замедлился до Чумы. Последняя уже пришла на скудеющую землю.
Не дублируют ли друг друга данные?
Есть ли на деле общие черты?
Рост в одной части Европы, имел ли рост в другой?
Насколько на это влиял климат?
Ведь сейчас расчет основывается на более менее схожей с нынешней климатической картине, с глобальными допущениями на мини-ледниковый период и потепление до него. Но что если Аравия или Сахара цвели, а север Европы лежал подо льдом? Усредненное сбалансирование привело к нынешнему состоянию - Аравия и Сахара обмелели и покрылись песками, север Европы вышел из-подо льда и позволил его осваивать.
Был ли рост внутри Италии?
Бурные годы войн в период противостояния гвельфов и гиббелинов, приходятся на период чумы и должного сокращения населения. Тем не менее, это бурный период развития и создания новых культурных кодов. Упадка нет, либо чума коснулась вовсе не тех, которые действовали. Либо действовали они до чумы. Не есть ли коллапс имперской власти внутри северной Италии, отражением коллапса действующих лиц, когда младшие изгои, получили свой шанс на опустевшем троне?
Чумные дети, нового мира....
В этом случае, восхождение населения как раз и следует принять на этот период. Восхождение иного вида населения, которое занимало дома и дворцы погибшего, иного вида населения, изгнанного в небытие, но не имевшего отдельного термина и потому слаживается картинка, буд-то те, кто был до, тождественны, тем кто был после. В таком случае, можно говорить о населении дошедшем до оптики восприятия, чистом или смешанном. Как думается. его, этих как пополано так и нобилей нового мира (тут вольны многие толкования слов - nouvel, naval. leban и попури - смешанных), было не более 6 млн жителей, которые прогрессируя, дали те самые 12-15 млн к 1600 году. Часть их роста пришлась на более поздние времена - те, что ближе к этой дате. Одна чаша опустилась, вторая вознеслась. Репрессивные механизмы, удерживающие население в кланах, в семьях, ослабли и загоны были раскрыты, чтобы они вышли наружу. Твердых представлений о механизмах перемен разумеется нет. В любом случае, мы заложники множества интерпретаций, которые давно заслонили оригинал.
Все это происходит исключительно по причине веры в некий промежуток между высокой культурой прошлого и высокой культурой будущего, разделенных провалом. Не будь "античности", которая словно дает импульс своего умирающего периода в свое будущее (которое нам прошлое и есть темные века), то этой преемственности бы не состоялось. Существуют множества дарственных монастырям и церквям. Но понятие persona ficta внес в XIII веке папа Иннокентий IV (из рода Фиески).
Не затягивая - смысл данного явления, как кажется, был в решении проблемы канонического атрибутирования прав собственности. Выходит, что ранее, монастырь как общность ничем не могла владеть и всем владело только реальное лицо - аббат или кто иной. Или мы неверно толкуем само понятие монастыря.
Чего тогда стоят дарственные?
Нет, нет, скажут общепринятые нарративы.
Такой проблемы нет.
Но какова есть?
Дарение прав на пользование чем то от одной персоны другой?
От одного рода другому?
На условный X век, нет ни Фамилии, ни Фиктивного лица, которое может заместить лиц физических. Значит, после смерти дарителя или получателя, все принимает свой прежний вид.
Но что если нужно отобрать владения и распределить между собой?
Что если никто не оспорит таковую подмену, так как сменился весь мир и некому предъявлять свои права?
Что, если родовые владения более не существуют, не существуют личные владения (еще) и соответственно становятся понятным понятие Короны, как субститута. Король не мог ничего дарить - он не имел ничего, но был только распорядителем. Понятие священного рода (как в случае с Каролингами), означало не столько сакральность власти, сколько сакральность владеющих в их способности владеть. Отсюда вечное терзание иерархий, которые так же, как кажется, построены по принципу снисхождения от высшего к низшим материальным формам в духе откровений Ареопагита.
Но нам видны лишь последствия, мы не видим причин и лишь по теням первых, можем судить о последних. Необходимость представить общность монахов как некую условную фигуру юридического характера, не привязанную к конкретным личностям, говорит что ранее такового вопроса не возникало. Возможно потому, что не существовало той церкви и тех потребностей, каковые есть сейчас или возникли в момент появления свидетельств.
Или же не было разделения во владении.
Эта постоянная противоречивость частностей и общностей сквозит повсюду. В общем нарративе - папа владеет неким государством с условного VIII века. В частном нарративе, эти земли принадлежат баронам и их семействам, которые нисколько не считаются с этими "папами". Но в какой то момент, Лацио, Рим и его болота, выходят из частных интересов и приобретают статус мировой. То, что делали Борджиа и Фарнезе, уже не могли делать их приемники. Барберини, сделавшие Рим и трон понтифика своим доходным делом, попытавшись отобрать у Фарнезе Кастро, потратили почти 12 млн скудо, но ни о каком личном feudi уже не помышляли. Значит правила игры были таковы, что создавать свои личные владения из общего интереса - из Стато, да еще для своих незаконных отпрысков, стало уже невозможно. Семейство Квиджи распорядилось владениями Фарнезе в Кастро путем передачи прав, но уже не земельного статуса, ища иной формы самоутверждения - в данном случаем им стало понятие принца империи, что в этом конкретном случае, означало некий консенсус - независимость без дробления территории. Фактическое владение стало юридическим моментом. Именно так стоит понимать и полное переформатирование дворянского землевладения во Франции - огромные земельные владения там исчезают в виде независимых образований на карте, становясь частью государства, которое выделяет некую территорию во владение, описанное терминами права. Иными словами возникает иерархия отношений.
Миры, идущие внахлест, пересекаются между собой, определяя для своих эпох свои правила. Консулы - советники, римские древности, виллы как замки, перемежающиеся понятия, все это одна часть истории - нарративной истории, внутри которой царит то порядок от скудости, то хаос от изобилия фактов. Как видится, между 1492 и 1649 гг, произошло полное изменение внутри структуры мира.
Разумное начало и разумные подходы, создание правил мышления и последовательности мысли, обоснование восприятия мира через призму разума, все это остановило после 1649, бесконечное нагромождение рекурсионных смыслов и субститутов. Персонаж А уже не мог стать персонажем Б в силу тождественности идеи.
Каждый становился индивидуализирован.
К моменту начала нового внутреннего временного отрезка, эти связи застыли и уже на основании их был построен иной мир, разразившийся вспышкой террора и войн после 1789 года. Это тот период, когда подмена, замена, или правка документов, стала называться фальсификацией, так как каждая единица была отныне учтена и распята на кресте инвентарных списков. Обучение путям стало следовать нити словесных связей. Общество Исаи, стало обществом Исуса и более не меняло своих имен. Под эти имена были подведен словари, призванные разделить язык и закрепить начертания. Законная база, призванная обосновать существо в этом новом мире. Существо стало называться человеком и под его определение подвели тезис творения и общего предка.
Разум ставший инструментом в падении, уступает место возрождению былого видения. Геополитика сакральна, идеология вторична. Прошлое не есть проекция нынешних наций в их нынешних границах в прошлое с попыткой набрать нужное количество сказок и легенд, героев и домыслов, сплетен и басен, чтобы ими обосновать свое будущее. Мир прошлого мульти модален и он не имел той картины общего, которую имеем мы. Не корректно говорить об истории Франции. Такого явления никогда не было. Можно лишь пытаться очерчивать отрезки и ставить точки, переходя от одного сказания к другому. Не смотря на некую преемственность, различность куда более существенна и коренится она не столько в новом, сколько в проявлении предустановленного. И чем выше пик взлета одних, тем яснее видна им бездна грядущего падения.
Что вовсе не добавляло им не общности интересов, ни единства мысли.
Первичный осколок старого времени, стал закваской мира в котором мы живем. Достаточно отказаться от привычной и рассортированной картины мира и прошлого, чтобы увидеть что кажущийся прогресс и поступательное движение вперед, в контексте позитивистского мышления рацио, есть на деле падение и деградация в сравнении с тем, что было, с той разницей что бывшее имело обоснование в иной семантике, способе изложения себя и места себя в мире, равно как и в ином способе осознавать. Иными словами, их конфигурация нейроных сетей была иной, что генерировало совсем иные смыслы и совсем иное отношение между миром и адамом. Синапсис распался, бактерию сменил вирус. Хаосу естественных изломов, пришла на смену упорядоченность прямых улиц. Набор из старых глосс разбросан повсюду и оставлен своими для своих. Нет смысла сопоставлять и находить сходности между «лингвистикой» и «арго» Мифа. Они существуют рекурсивно друг другу, хотя куда вернее будет аналогия плоскости и сферы, где в пересечении кажется сходство, но сам способ умысливать арго радикально отличен от сравнительного языкопознания выведенного из древесного образа рацио, проецирующего самое себя на весь внешний мир и так рефлексируя сквозь мицелий нервной системы в плоти-земле, того что нонче зовут «человек».
Ведь ранее их были виды.
Адам всего лишь мод-ель- средина полноты (med-al), настройка шаблона, а не альфа с омегой.
Гуманизм породил не только поиск высшего состояния человека.
Разум, обособленность, а с ним и распад прежних связей общности, прямого знания и познания округи, все это ставшее следствием идущего Цикла, родило потребность в новых реалиях, новых регалиях и новой форме самовыражения. Это было выныривание из сна в иной сон, который казался пробуждением.
Многочисленность иллюстраций из городов, призвана показать срез.
На условный 1500 или 1600 год, который является нашей безусловной и не преодолимой чертой, за которую только только начинается пробиваться свет понимания, определенные места были уже сформированы и начали свой новый путь. Именно из этого среза, словно заглянув под изнанку, можно увидеть или попытаться увидеть, мир до. Мое убеждение в том, что смены внутри человека и его природное смешение, созданы вследствии краха опор, прописанных в плоти и мышлении тех, кто был до это этого среза.
И знака тождества между - нет.
Нынешняя форма христианства, это последствие того времени - оно рождены из явлений пришедших в новую часть Цикла и одновременно, будучи Итогом изысканий прошлой части, в своем преломлении в новую часть, оно стало инерционным и пустым. Долгая подготовка к созданию пушки и ядра (как пример), породила выстрел ознаменовавший новую эпоху, но само ядро, рожденное в эпоху прежнюю, по мере лета теряет и силу и высоту. Наше христианство и наша вера, есть последствие их мышления, их решений и их воли. Оно досталось в инерции и потому ослабло к концу мира, где иное орудие, разум, одержало свой верх. Теперь пружины разума закручены для нового распрямления. Осталось вложить ядро...
Разделенность Италии и богатство ее семей, сохранили лучше срез прошлого, чем истории книг и слов. Они ворвались как мотыльки в новый мир - экспансия и жажда тех, кого больше не сдерживали границы и кто мог увидеть как купол шагнул за пределы старых очерчиваний, набрасывались на каждую новую территорию, в попытках выбрать все, что давал краткий всплеск, разновидность безумия, огонь освоения, рожденный из введения зерна и пшеницы взамен привычного корма своей земли.
В этом, вновь наступает приближение к оптике мира.
Вся история прошлых 300-400 лет, это погоня за пшеницей, или иным зерном, чтобы хлеб утолил голод, потому что иного нечего было есть в том мире, что целиком оказался заточен под пшеницу. Избыток населения рождал дефицит еды. Доступная к наблюдению история застает мир в состоянии постоянной гонки - кто кого, голод пахаря или пахарь голод. Избыток урожая зерна давал основное пропитание человеку. В погоне за едой он брал на себя ярмо земледелия и становился рабом зерна. Все крутилось вокруг хлеба и его избытка\недостатка. Только приход картофеля и кукурузы, а так же аграрная революция 1750-1850, позволила снизить давление и создать нынешний мир условного прожиточного минимума, пригоршня милостыни, брошенная капитализмом, выросшим на согбенных спинах крестьян. Без зерна, феодализм бессмыслен.
Феодализм это одержимость землей и ее о-ресурсиванием.
Феодал - это капиталист земли. Без зерна нет крепостничества. Улучшение производительности и развитие денежных отношений, делает бессмысленным контроль над крестьянином. Достаточно держать землю и играть с ценой зерна. Вся тяжесть ляжет на ту же согнутую спину.
Таким образом мир географии - те описания пространства жизни, точно так же рождался из условностей той действительности, в которой ее застал печатный станок и привычный нам способ мыслить и говорить. Только это является для нас подлинной историей - созвучный способ мыслить с нашим способом представлять себя и мир. Двойная порука, схожая с вечным уроборосом - я продукт мысли прошлых умов, я понимаю только те прошлые умы, продуктом которых я являюсь. Все остальное есть производное от этого правила. Это значит, что в определенный момент, конечность способов представления мира и себя, поставит предел в разумном описании мира, что не даст тем не менее ни полноты, ни целостности. Пытаясь добавить в эти описания новые элементы, варьируя старые, делая новые срезы и используя новые инструменты, по сути разум пытаясь шагнуть за пределы себя, чтобы воссоздать картину цельной мерности, где смогли бы оказаться прописанными все существа и все миры ими порожденные. Пока же, разум занят умысливанием того, что породило его нынешнее состояние умысливания себя. Моллюск, закрученный в спираль, раковина, расходящаяся от центра.
Для описания географии, вполне можно взять тот же промежуток времени, что и для определения расселения людей. На период между 1500 и 1600 годами, мир Европы был скорее миром Севера и миром Средиземноморья, чем Восточной и Западной Европой. Интересы первого лежали внутри своего круга событий и сношений.
Интересы второго - внутри своего.
По сути, цивилизация на тот момент была проявлением Средиземноморья. Все ключевые события происходили там, пока Север не разорвал свою связку с югом и не утвердил собственные культурные коды. Реформация была скорее отпочкованием от южного мышления и способа проживания, став основой не столько для новых верований, сколько для нового сообщества - слишком индивидуалистического по меркам коммунального юга. Эти смещения культурных центров шли по расходящейся - открытие Атлантики, освоение восточной Балтики, выход на восточные рубежы Европы не через проливы и связи греческой колонизации, но напрямую. Новое освоение Северного пути - наконец создание новых общностей, которые включались в мир, в котором ранее им не было места. Если бы кого то спросили, в году 1500, что такое Европа в понятии цивилизации, он бы ответил - Италияи окрест. За одно столетие, мир разросся, в умах разумеется, до восточных кресов Речи Посполитой и таинственных берегов Новой Индии, которая была не Индия вовсе.
Картинка мира лежит на поверхности, нет злобных иезуитов, нет "врагов католиков", никто не посягает на великую историю, нет фальсификатов, нет Скалигера, нет даже лже- хронологии. Все открыто и очевидно. Потому что все это не важно, когда нет знания и способности мыслить открыто - семантика образов, их озвучивание в угоду новому миру, создали иную картину. Все неизменно, изменны толкователи.
Хочешь оставить все как есть, измени все.
Поэтому история становится похожа на моллюска, чья раковина увеличивается с каждым витком и требует нового шага для просчета.
Но как быть с прошлым?
Ведь мышление не позволяет отбросить понятия неизменности времени и счета. Эти координаты считаются вне контекста истории. Так и есть, с той разницей, что ранее история как таковая была часью контекста мировосприятия. Отсюда увеличение столетий, которое было принято как идея умысливания. Ревизии переломного момента, когда Нечто уже не давило, когда правящая элита была мертва, разбросана и уничтожена, новая элита вошла в их дома. Но это были вовсе не блуждающие воины, но слуги и бастарды, ранее жившие вне врат, а теперь вошедшие в дома своих господ, чтобы править вместо них над теми, кто был куда примитивнее и площе, чем они сами.
Нисхождение началось.
Картинка кликабильна