Вопрос о том, существуют ли в истории человеческого общества некие неумолимые объективные законы, по которым она развивается, является одним из сложнейших в исторической науке и не имеет однозначного общепринятого ответа по сей день. Хотя именно от ответа на него зависит и ответ на вопрос о том, является ли история наукой или представляет собой лишь рябь случайных событий, сумму неких субъективно осмысляемых каждым отдельным исследователем больших и маленьких, занимательных и не очень "историй".
При этом, как ни парадоксально, но большинство историков всерьёз и не задумывается над означенной проблемой, работая над какой-нибудь своей небольшой темой, де-факто воспринимая историю во втором из указанных ключей. Между тем, известный советский историк и теоретик истории Б.Ф. Поршнев совершенно верно констатировал, что "Тот, кто изучает лишь ту или иную точку исторического прошлого или какой-либо ограниченный период времени, - не историк, он знаток старины, и не больше: историк только тот, кто, хотя бы и рассматривая в данный момент под исследовательской лупой частицу истории, всегда мыслит обо всем этом процессе".
То обстоятельство, что большинство лиц с историческим образованием и даже работающих по специальности - это не более, чем просто знатоки старины, также, безусловно, сказывается на том, что познание объективных законов истории находится на совершенно неудовлетворительном уровне (зачастую те, кто работают именно над этой - теоретической - стороной истории сталкиваются с полным непониманием коллег - "знатоков старины"). Хотя интересовали они пытливые умы ещё со времён Геродота. Однако, сразу возникает вопрос: а достаточно ли у нас накопилось материала для попытки приближения к формулировке законов развития исторического процесса? Со времён Геродота его количество выросло в несколько раз: во-первых, прошло 2,5 тысячи лет, во-вторых, наши знания о человеческой истории "опустились" на тысячелетия вниз. Даже о догеродотовом прошлом Греции мы знаем несравненно больше "отца истории", это не говоря про Древний Восток, цивилизации Америки, неолит, мезолит, палеолит... Видимо, материала у нас уже достаточно если не для полного понимания законов истории, то хотя бы для первого приближения к оному.
С теоретической точки зрения первостепенное значение имеют наблюдения над цивилизациями Америки, развивашимися совершенно независимо, показывающие, что при ряде локальных особенностей их развитие шло типологически тем же путём, что и первых цивилизаций Евразии. Значит, общая "матрица истории" существует и все человеческие общества идут единым магистральным путём.
В дело превращения истории в объективную науку, изучающую объективные законы, за период после Маркса наибольший вклад внёс, как я считаю, помянутый Б.Ф. Поршнев, замечательный теоретик истории(слово "историософ" мне не нравится). Так что нам есть чем гордиться. Во всяком случае, мне не известен ни один западный теоретик исторического процесса, который бы сделал для этого больше Поршнева. Но, как говорится, нет пророка в своём отечестве, Поршнева затравили при жизни, сильно недооценёнными его работы в России остаются и сейчас, наши историки предпочитают повторять зады западных теоретиков. По моим наблюдениям на бездуховном загнивающем Западе работы Поршнева оцениваются несравненно выше, чем в нашей высокодуховной стране, часто не ценящей по достоинству свои умы.
Здесь я не касаюсь теории Поршнева о происхождении человеческого сознания - это отдельная тема, так как его теория исторического процесса имеет, я считаю, полностью самодостаточное значение, которое сложно переоценить. Повторяю: по моему мнению работа Поршнева - это крупнейший после Маркса шаг в деле превращения истории в объективную науку.
Если кратко резюмировать теорию исторического процесса Б.Ф. Поршнева, то суть её будет в следующем (а вообще, конечно, советую всем прочитать его замечательную книгу, которая должна быть одной из настольных для любого историка, чем бы он ни занимался).
1) Краеугольным камнем теории Поршнева является постановка вопроса об историческом нуле - точке, в которой начинается человеческая история как история социальная, отличная от истории биологической. При этом социальная история пошла настолько быстрее биологической, что последняя в точке исторического нуля и далее может быть приравнена к неподвижности. Исторический нуль, момент начала человеческой истории, был хотя и не мгновенным, но весьма сжатым во времени. Это был момент, когда сформировалось человеческое сознание в нашем его понимании существующее до сих пор. Как бы это ни произошло (не зависимо от того, принимаем мы или нет собственную концепцию Поршнева о генезисе человеческого сознания), речь должна именно о моменте, так сказать, полного пробуждения разума. Не о накоплении предпосылок и т.д., а именно о моменте выхода окончательно сформированного человеческого разума, принципиально не отличающегося от нашего, на историческую арену. Этот момент и есть исторический нуль.
2) В точке исторического нуля был задан вектор всей последующей человеческой истории. Это можно сравнить с разжатием пружины. Пружина разжалась, исторический процесс стартовал. При этом развивается он по закону отрицания отрицания. Человечество неуклонно движется к состоянию полностью противоположному тому, которое было в точке исторического нуля. Достижение этой полной противоположности произойдёт, соответственно, в точке исторического максимума. Её достижение будет концом истории в нашем её понимании. То, что будет происходить за этим (возможно, в соответствии с законом отрицания отрицания начнётся движение к точке новой противоположности) находится полностью за гранью нашего понимания и наших предсказательных возможностей.
3) Исторический процесс непрерывно ускоряется. Непрерывная акселерация - одно из основных свойств исторического процесса. Плотность исторических событий, изменений исторической среды, непрерывно нарастает по экспоненте. Это экспоненту можно вычислить и вычертить (Поршнев дал её набросок), соответственно, можно вычислить точку исторического нуля на нашей хронологической шкале.
Из этих общих положений Поршнев вывел множество частных моментов, о которых можно говорить очень долго. В качестве примера приведу один. Поршнев констатирует, что если мы зададимся вопросом, чем хомо сапиенс как биологическая единица отличается от других, то одним из принципиальных отличий будет то, что только человек способен к абсурду. Соответственно, всю историю человечества можно рассматривать как последовательное преодоление этого явления (видимо, господствовавшего в точке исторического нуля*) - неуклонное упорядочивание человеческого мышления, его дезабсурдизацию.
* Вспомним наскальную живопись. Археологи и иже с ними обычно трактуют её как "яркое свидетельство человеческого разума", хотя психологи совершенно независимо от Поршнева всё чаще сравнивают эти рисунки с рисунками детей и людей с расстройствами психики, т.е. перед нами свидетельство не "человеческого разума", а напротив - детского, "абсурдного", уровня сознания.
По мнению Б.Ф. Поршнева ключевая особенность исторического процесса - его непрерывное ускорение, акселерация. Каждая новая историческая эпоха неизменно короче предыдущей. Плотность исторических событий (историческое событие - это такое событие, которое ведёт к изменениям исторической среды) непрерывно нарастает, историческая среда меняется всё быстрее по мере продвижения от точки исторического нуля вверх, причём не хаотически, а по экспоненте, которую вполне можно рассчитать и начертить.
"Всякая периодизация любого исторического процесса, пусть относительно недолгого, если она мало-мальски объективна, т.е. ухватывает собственный ритм процесса, оказывается акселерацией - ускорением" - писал учёный.
Кстати говоря, если кто не может осилить книгу Б.Ф. Поршнева "О начале человеческой истории", то с резюме его концепции можно ознакомиться в статье:
О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ Не могу не привести гениальную в своей простоте схему движения истории, данную учёным.
Исторический процесс по Поршневу - это ничто иное как выворачивание, превращение человека в cвою полную противоположность от точки исторического нуля до точки исторического максимума. Или, можно сказать немного иначе: есть субстанции А и Б. В точке исторического нуля в человеке 100 % А и 0 % Б, в точке исторического максимума ситуация станет зеркальной: в человеке будет 0 % А и 100 % Б.
И вот это выворачивание, этот переход человека из состояния А в состояние Б и есть то, что мы называем "историей".
Своеобразие работы Поршнева состоит в том, что он фактически первым в отечественной историографии подошёл к проблеме происхождения человека не с точки зрения археологии и антропологии, а с точки зрения прежде всего палеопсихологии, дополненной данными зоологии. Это привело его к качественно иным выводам, чем большинство учёных. Основные идеи Поршнева состоят в следующем:
1) Как уже было сказано, учёный хотел нащупать в тумане древности чёткую точку начала человеческой истории, с которой можно вести её отсчёт. Здесь принципиальным является момент определения грани между человеком и животным. По Поршневу таковым является появление человеческой речи. Согласно Поршневу человеческая речь - это уникальное явление, не имеющее аналогов в животном мире. Учёный выступает решительно против сближения каких-либо механизмом общения между животными с человеческой речью, так как по его мнению, только последняя обладает должным уровнем абстракции.
По Поршневу речь (вторая сигнальная система) не вырастает эволюционно из общения животных (первая сигнальная система), как обычно считается, но рождается как её антитеза - отрицание и подавляет её.
Человеческое мышление по Поршневу (и в этом состоит принципиальный момент его гипотезы) есть порождение речи. Речь первична по отношению к мышлению.
В соответствии с данными современной ему науки Поршнев считает, что речь появляется только у хомо сапиенс (только у них имеются соответствующим образом развитые лобные доли мозга, отвечающие за речевую деятельность и соответствующее строение гортани, позволяющее произносить членораздельные звуки). Соответственно, у более ранних гоминид речи не было, а соответственно, не было у них и человеческого мышления.
2) Поскольку у предшествующих хомо сапиенсу гоминид, по мнению Поршнева, ещё не было человеческого мышления, их нельзя считать людьми. В этой связи Поршнев вернулся к теории "обезяночеловека" - "телом человека, умом обезьяны", занимавшего промежуточное положение между обезьянами и человеком, которого он, в соответствии с Линнеем, предложил именовать "троглодитом" (а не "гоминидом"). В эту группу он отнёс всех гоминид от хомо хабилиса до неандертальца.
Всё то, что традиционно считается доказательством наличия у этих гоминид человеческого мышления (или, по крайней мере, его зачатков): коллективная охота, изготовление орудий труда, освоение огня и т.д. Поршнев таковым не считает:
- орудия по его мнению, никак не свидетельствуют о наличии человеческого мышления, так как и животные в состоянии создавать сложные искусственные объекты (гнёзда птиц, плотины бобров, ульи и т.д.), в т.ч. и орудия труда (и даже орудия второй степени). Постепенное совершенствование этих орудий по Поршневу также не является доказательством "разумности" их создателей, так как растягивается на гигантский период - малейшее изменение заметно лишь по мере смены нескольких тысяч поколений, поэтому является процессом не социальным, а скорее биологическим - вариантом экологического приспособления. Однотипность орудий свидетельствует по Поршневу о чисто инстинктивных механизмах их создания.
Передача навыка производства орудий из поколения в поколение осуществлялась путём имитации, а не речевого научения.
- Поршнев выдвигает новую концепцию освоения предками человека огня. По его мнению первый огонь, с которым познакомился предок человека, возник в ходе производства им орудий - при ударах камня о камень. Искры при этом падали на ту травяную подстилку, которой гоминиды обстилали свои места обитания, отчего она начинала тлеть. Таким образом, первым известным человеку огнём, стал огонь не в форме пламени, а в форме тления. Те следы огня на стоянках гоминид, которые археологи традиционно рассматривают в качестве следов от костра, Поршнев рассматривает как следы тления.
Первоначально предки человека научились использовать дым от тлеющего огня: для того, чтобы прогнать кровососущих насекомых, а возможно и для маркировки своей стаи определённым запахом (на некоторых стоянках преобладают в кострах следы определённых растений, например, можжевельника в Тешик-Таше), а затем для вытапливания жира из костей.
Овладение огнём в форме пламени относится ко временам поздних неандертальцев, на грани появления первых людей.
3) По Поршневу гоминиды не охотились, а питались падалью - они не могли потеснить хищников и не располагали необходимыми средствами для охоты. Именно для разделки туш предназначались их орудия. При этом некрофагия гоминид прошла, по мнению учёного, три стадии:
- австралопитеки и хабилисы из животной пищи питались преимущественно мозгом и костным мозгом, до которых не имели возможности добраться хищники. Именно для их выковыривания хабилис создал свои первые орудия;
- переход от хомо хабилиса к хомо эректусу (питекантропы, синантропы, атлантропы, гейдельбержцы, эргастеры и т.д.) совпал с экологическим кризисом: вымирают крупные хищники и гоминидам становится не за кем "доедать". Соответственно меняется экология гоминид. Поршнев обратил внимание на топографию стоянок эректусов: преимущественно они расположены по берегам рек. И не просто по берегам, а в таких местах, куда обычно течение выносит трупы животных. Значит, делает вывод учёный, эректусы занимались преимущественно тем, что собирали трупы животных, которые приносили реки. Соответственно, и доставался им уже не только головной и спинной мозг, но и вся туша в целом. Обилие мясной пищи привело к существенному росту мозга эректусов, которое, впрочем, по Поршневу, само по себе не означало качественных сдвигов в их развитии.
- переход от эректусов к неандертальцам совпал с ещё одним экологическим кризисом: появляются новые крупные хищники, у гоминид вновь появляется возможность "доедать" за ними: многие хищники убивают гораздо больше, чем могут сами съесть. Также гоминиды осваивают новые способы добывания падали: например, начинают потреблять мясо часто умиравших в пещерах медведей, чем и объясняется "соседство" неандертальцев с пещерным медведем.
4) Такой образ жизни приводит неандертальцев к "особым отношениям" с хищниками, за которыми они "доедают" и с животными, естественные трупы которых они подбирают. Возникает состояние "полуприрученности" животных. Гоминиды учатся подавать им некие команды, которые становятся предпосылкой к возникновению второй сигнальной системы в отношениях между гоминидами.
5) В конце "эры неандертальцев", по Поршневу, происходит очередной экологический кризис, вызвавший сокращение традиционных источников питания этих "животных" (так называет их Поршнев). Соответственно, начинается рост каннибализма, фиксируемый соответствующими археологическими находками. По мнению Поршнева, за долгие годы трупоядения у гоминид выработался инстинкт не позволяющий им убивать никаких животных кроме... особей своего вида.
По мере развития каннибализма происходит что-то вроде искусственного отбора: используя свои навыки воздействия на животных, неандертальцы отбирают наиболее "послушных" особей из своей среды, к которым начинают применять те "повелительные сигналы", которые ранее применяли к животным, из которых начинают формировать отдельные популяции, дабы затем поедать их членов.
Именно члены этих популяций и развились в людей:
- у них происходит своеобразная мутация: если палеоантропы не могли убивать никого, кроме этих "биологических рабов", отобранных из своей среды, то эти "рабы" могли убивать всех, кроме палеоантропов. Таким образом, они начали охотиться и отдавать еду палеоантропам, тем самым как бы "выкупая" свою жизнь. Именно с древнейшими отношениями палеоантропов и неоантропов связано возникновение обряда инициаций, отражённого в сказках: существа, которые хотят съесть инициируемого - это память о реальных палеоантропах, съедавших молодняк неоантропов по достижении им определённого возраста;
- научившись выполнять команды палеоантропов, они начинают как бы мысленно отдавать команды самим себе и вырабатывать применительно к ним механизм торможения. Так у них постепенно вырабатывается механизм действий, противоположных естественным биологическим инстинктам. Также из их среды выделяются те, кто может отдавать команды другим членам этих групп.
На основе столкновения этих двух механизмов (суггестия/контрсуггестия) формируются зачатки речи, а с ней и абстрактного мышления.
Так постепенно происходит дивергенция палеоантропов и неоантропов, овладевающих постепенно речью и абстрактным мышлением. Чтобы избавиться от соседства с палеоантропами, неоантропы начинают быстрое расселение по Земле. А затем, развившись гораздо выше своей предковой формы, вытесняют её. Отсюда характерное для человеческих популяций противопоставление: мы/люди - все окружающие/не люди. Первоначально оно возникло как отражение противопоставления неоантропов и палеоантропов. Отдельные палеоантропы, при этом, доживают, по мнению Поршнева, до Нового времени: известия о таких реликтовых гоминидах Поршнев видит в ряде древних и средневековых письменных известий, в фольклоре: образы дэвов, леших и т.д., в сочинениях учёных раннего Нового времени вплоть до Линнея. Отдельные представители реликтовых гоминид могли, по мнению Поршнева, дожить до современности - это так называемые "снежные люди".
Теория Поршнева-Диденко
Беспредельная жестокость, столь ярко и щедро демонстрируемая человечеством, не имеет аналогий в мире высших животных. Более 14,5 тысяч войн при четырех миллиардах убитых. За все историческое время в общей сложности насчитывается всего лишь несколько "безвоенных" лет. Люди практикуют 9 видов насилия при 45 их разновидностях - и эти цифры, судя по всему, устаревают, точно так же, как и "набранное" количество войн. Всю эту чудовищность существования и "сосуществования" человеческих популяций невозможно понять без выяснения причин ее возникновения.
Общеизвестно, что время от времени климат на Земле значительно изменялся. Соответственно, изменялся растительный мир. Это не могло не сказаться на видовом многообразии травоядных животных - частично они приспосабливались к новой кормовой базе, частично уходили в поисках привычной среды обитания, ну а частично, естественно, вымирали.
После очередного климатического катаклизма, подобная проблема встала перед нашими предками - пралюдьми или гоминидами. В результате очередного изменения кормовой базы им попросту нечего стало есть. По сути, наши пращуры оказались обреченными на вымирание - существование нынешнего человечества оказалось под вопросом... Однако выход был найден.
Природа подсказала узкую тропу, которая, однако, в дальнейшем вывела эволюцию на небывалую дорогу. Решение биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им убивать представителей своего собственного вида. Экологическая щель, которая оставалась для самоспасения у обреченного на гибель вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник. Нечто подобное небезызвестно в зоологии. Оно называется адельфофагией ("поедание собратьев"), подчас достигающей у некоторых видов более или менее заметного характера, но все же не становящейся основным способом питания.
Таким образом, этот кризис и выход из него охарактеризовался двумя экстраординарными явлениями. Во-первых, редчайшим среди высших животных видов феноменом - адельфофагией (другими словами, произошел переход к хищному поведению по отношению к представителям своего же собственного вида). И во-вторых, совершенно новое явление - зачаточное расщепление самого вида на почве специализации особой пассивной, поедаемой части популяции, которая, однако, затем очень активно отпочковывается в особый вид, с тем, чтобы стать в конце концов и особым семейством. Эта дивергенция двух видов "кормимых" и "кормильцев" - протекала необычайно быстро, и ее характер является самой острой и актуальной проблемой во всем комплексе вопросов о начале человеческой истории, стоящих перед современной наукой.
Как видим, наши предки раньше всего приспособились убивать себе подобных. А к умерщвлению животных перешли много спустя после того, как научились и привыкли умерщвлять своих. Так что охота на другие крупные виды стала уже первой субституцией убийства себе подобных.
Теория Поршнева-Диденко предполагает, что человечество не является единым биологическим видом, а внутри него латентно существует несколько видов, слабо способных к скрещиванию и сформировавшихся на стадии проявления современного человечества. Различие данных видов было заложено коллизиями, связанными с практиковавшимся в первобытные времена каннибализмом, что привело к появлению
1) каннибалов- "суперанималов",
2) "суггесторов", имитирующих каннибальское поведение,
3) "диффузников", являющихся обычной жертвой каннибализма и составляющих большинство человечества, 4)"неоантропов", способных противостоять суггестивному воздействию "хищных" видов благодаря развитым интеллектуальным способностям. Представители разных видов играют разные роли в социуме, господствующим видом в настоящее время являются суггесторы, которых отличает коварство и умение манипулировать сознанием других.
Суперанимал - внутривидовой агрессор - биологический палеоантроп, первоубийца. Совершив патологический переход к хищному поведению по отношению к своему же виду, палеоантропагрессор принес в мир гоминид страх перед "ближним своим", убивая и пожирая себе подобных, опираясь на мощный и неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции.
Интердикция - это побуждение, но не допускающее определенных действий, запрет нежелательных видов деятельсти, это вызов состояния парализованности возможности каких-либо действий за исключением вызванного имитационной провокацией. Различаются следующие уровни интердикции:
1. Этот механизм - всего лишь "отвлечение внимания", т.е. пресечение какого-либо начатого или готовящегося действия стимулом описанного рода - особо сильным, хотя для организма биологически бесполезным или даже вредным. В этом случае интердикция еще мало отличается от простой имитации, разве что своей экстренностью, чрезвычайностью; но она может быть полезной для другого организма - источника сигнала, т. е. источника неадекватной реакции, если прерывает чье-то агрессивное или иное вредное действие, принудительно переключающееся на имитацию.
2. Собственно интердикцией следует назвать такое воздействие неадекватного рефлекса, когда он имитатогенным путем провоцирует в другом организме активное выражение тормозной доминанты какого-то действия (какого-то вида деятельности или поведения) и тем самым временно "запрещает" это действие. В таком случае исходное звено - - неадекватный рефлекс первого из двух организмов - отрывается от обязательной зависимости от ультрапарадоксального состояния, т.е. перестает быть собственно неадекватным рефлексом, а может биологически закрепиться просто как полезный акт самообороны, шире - как активное воздействие на поведение другого индивида.
3. Высшим уровнем интердикции является такая же активизация тормозной доминанты чужого организма, но в более обширной сфере деятельности, в пределе - торможение таким способом всякой его деятельности одним интердиктивным сигналом. Парализуя посредством интердиктивного сигнала волю выбранной жертвы, каннибал - суперанимал без помех убивал и съедал её. У суперанималов видовое самосознание имеет формы являющиеся производными от чувств доминирования и агрессивности. Для них окружающие, в том числе и женщины, представляют собой нечто наподобие непослушного, постоянно разбредающегося стада, которое необходимо держать "в узде", "в струне", но лучше всего - "в ежовых рукавицах".
Суггестор. В процессе видообразования суггесторы выделились на втором этапе антропоморфоза, уже после образования диффузной группы "кормильцев". Суггесторы "благополучно" отпочковались от этой - уж очень явно "неблагополучной" - группы, пойдя по пути имитации интердиктивных действий палеоантропов - внутривидовых агрессоров, но сами все же не способные противостоять психическому давлению последних. Палеоантроп, подражая голосам животных других видов, в немалой части представлявшим собой неадекватные рефлексы, он вызывал их имитативноинтердиктивную реакцию.
В своем еще нечеловеческом горле он собрал голоса всех животных раньше, чем обрел свой специфический членораздельный голос ("и всех зверей язык узнал он"). Он как бы отразил в себе этот многоликий и многоголосый мир; и потому смог в какой-то мере управлять поведением его представителей благодаря опоре на механизмы высшей нервной деятельности. Тем самым палеоантроп оказался вооруженным грозным и небывалым оружием и занял совсем особое место в мире животных.
Суггесторы смогли успешно подражать их агрессивности и смелости, оттесняя при этом свой собственный страх, удачно маскируя его своей противоположностью - видимым бесстрашием, как бы воплотив принцип "лучшая защита - нападение". Это, скорее, то, что ныне именуется "наглостью", "нахальством". Так на свет божий вслед за "злом" выступило "коварство". С одной стороны, у них присутствует стремление к доминированию, с другой, идет неустанный поиск достаточно безопасного окружения, не способного к серьезному отпору. "Пра-речь" первоначально состояла лишь из приказов, требований и повелений. Наконец, в речевой функции вычленяется самая глубокая основа - прямое влияние на действия адресата (реципиента) речи в форме внушения, или суггестии.
В принципе, слово властно над почти всеми реакциями организма, пусть мы еще не всегда умеем это проследить. Так, в гипнозе слово может воздействовать на изменения состава крови и другие биохимические сдвиги в организме, а посредством установления условнорефлекторных связей словом можно воздействовать чуть ли не на любые физиологические процессы - не только на те, которые прямо могут быть вербализованы (обозначены словом), но и все, с которыми можно к словесному воздействию подключить цепную косвенную связь, хоть они прямо и не осознаны, не обозначены своим именем.
Диффузник. Основным отличительным признаком диффузного вида является внушаемость, или в осовремененном расхожем звучании - конформность. В силу своей предельно выраженной конформности, диффузные люди на протяжении всей человеческой истории всегда и везде пребывали в полном распоряжении хищных видов - сверхживотных и псевдолюдей. И это безумное распоряжение "человеком разумным" было действительно полным буквально: диффузный вид у них шел в ход полностью - "с потрохами"!
Термин "диффузный" охватывает и дополняет понятие конформности - с внешней, поведенческой стороны. Если конформизм - это способность легко верить власть имущим лгунам и другим "авторитетам", то диффузность - это уже "претворение этой веры в жизнь": всегдашняя готовность (после небольшого раскачивания) маршировать в нужную хищным гоминидам сторону. Отсюда и необычайная адаптируемость этого вида практически к любым условиям - по большей части жутковатым; их способность проникать, "диффундировать" в любые социальные щели и приспосабливаться к ним, влачить существование в самых невероятных, предельно дискомфортных - и психологически и физиологически - социальных средах, безо всякого желания изменить их или вырваться оттуда.
Неоантроп. Неоантропы это люди в истинном, насколько это возможно, смысле этого слова, и с учетом, конечно же, конкретных жизненных условий и выбранного личностью пути. Основным видовым отличием неоантропа является его способность - генетически закрепленная предрасположенность - к самокритичному мышлению (а в идеале - и к поведению), которое является не только совершенно самостоятельной формой мышления, но и кроме того необходимым условием ЧЕЛОВЕЧНОСТИ, как таковой, прихода к ней без внешнего научения, и даже, наперекор хищному воздействию. Неоантропы способны - уже осознанно - не поддаваться магнетизирующему психологическому воздействию интердикции.
«Человечество, таким образом, представляет собой поэтому не единый вид, но уже - семейство, состоящее из четырех видов, два из которых необходимо признать хищными, причем с противоестественной ориентацией этой хищности (предельной агрессивности) на других людей. Хищность определяется здесь, как врожденное стремление к предельной или же чудовищно сублимированной агрессивности по отношению к другим человеческим существам...
Первый вид (хищный!) - это палеоантропы (или неотроглодиты), предельно близкие к своему дорассудочному предшественнику, "биологическому прототипу" - подавлявшему с помощью интердикции волю сородичей и убивавшему их. Это мрачные злобные существа, зафиксированные в людской памяти с самых ранних времен, в частности, в дошедших до нас преданиях о злых колдунах-людоедах.
Второй вид (также хищный) - это суггесторы, успешно имитирующие интердиктивные действия "палеоантропов", но сами все же не способные противостоять психическому давлению последних.
Третий вид (уже нехищный) - диффузный. Это те самые суггеренды, не имеющие средств психологической защиты от воздействия жутких для них, парализующих волю к сопротивлению импульсов интердикции. Это - "человек разумный".
Четвертый вид - это неоантропы, непосредственно смыкающиеся с диффузным видом, но сформировавшиеся несколько позднее. Они более продвинуты в направлении сапиентации, оразумления, и способны - уже осознанно - не поддаваться магнетизирующему психологическому воздействию интердикции. "Неоантропов" следует считать естественным развитием диффузного вида в плане разумности» .
Не очень веселую картинку нарисовал перед нами Б.А.Диденко. Даже и неоантропы у него выглядят здесь не самым лучшим образом, поскольку и они не всегда оказываются на высоте. Что уж говорить о трёх предшествующих человеческих видах? Вот на каком примере он показывает их представителей: «Главарь ("пахан") (т.е. сверхживотное - В.Д.), "свита приближенных" (несколько прихлебателей: "шестерок") (т.е. псевдолюди - В.Д.) и, наконец, более-менее многочисленная послушная "исполнительная группа" (т.е. диффузионалы, к которым могут примкнуть и неоантропы - В.Д.).
Такое самопостроение, стихийная самоорганизация, при снятии уз официальной социальности, предельно точно вскрывает и демонстрирует кардинальный (видовой!) состав человечества». Раз человечество в видовом отношении неоднородно, то, стало быть, и отношение к разным его видам должно быть разнородным. Так, по поводу хищных видов Б.А.Диденко пишет: «...к хищным видам не применимы основные человеческие качества: нравственность, совесть, сострадание. Эти существа привносят в мир бесчеловечную жестокость, бесчестность и бессовестность. Поэтому с гуманистической позиции их нельзя, в принципе, называть людьми. Это жестокие и коварные животные, хотя и весьма умные. И если уж называть вещи своими именами, то правильнее всего будет определить представителей хищных человеческих видов, как хищные гоминиды. Или, еще более точно, палеоантропы (неотроглодиты) - это сверхживотные (superanimal'ы), а подражающие, "вторящие" им суггесторы-манипуляторы - это как бы некие оборотни, или псевдолюди».
У Б.А.Диденко мы находим такую характеристику неоантропов: «Неоантропы - это люди в истинном, насколько это возможно, смысле этого слова, и с учетом, конечно же, конкретных жизненных условий и выбранного личностью пути... Неоантроп - человек, духовно эволюционирующий - непосредственно смыкается с диффузным видом, представляя собой его дальнейшее развитие: продвижение по пути разумного поведения. Основным видовым отличием неоантропа является его способность - генетически закрепленная предрасположенность - к самокритичному мышлению (а в идеале - и к поведению), которое является не только совершенно самостоятельной формой мышления, но и, кроме того, необходимым условием ЧЕЛОВЕЧНОСТИ как таковой, прихода к ней без внешнего научения и даже наперекор хищному воздействию».