Имперские города. Часть №3
Источник: kiev_andrash
Имперские города. Часть №1
Имперские города. Часть №2
Нюрнберг.
Можно предположить, что в планировке той части Нюрнберга, что называется от имени церкви святого Лоренцо, облик корабля не случаен. Равно как и сама церковь могла быть вовсе не тем, чем она думается. Подобная "корабельная" конструкция внутри городского плана отнюдь не уникальна. Она присутствует во многих городах, включая парижское Ситэ - остров корабль. Эта часть города стоит как миндалина, та, что на готических соборах, где помещалось нечто, позднее названное Он (IL) и Христос.
Недаром остров являет собой проекцию Оного/Его - Ile, священная земля, плывущий корабль, чей символизм найдет новое прочтение в новом мире - нефе соборов, neuf cathedral - неф коте де роял - новая высота королей, та самая что станет новым платьем короля - где coat есть еще и щит - представление герба, королевская манифестация, в которой король - roi, есть так же отражение огня духа, одновременно указывая и на все того же Он, где «р», переходит в «л». При это французское au cote, еще и указывает на место рядом - так, катедрал, есть а коте де роял - рядом\вместе с королем, где можно пойти дальше и учесть буквализм одного короля (руа), указывающего что он есть солнце - соле, которое так же есть - се иль - тот остров, отсылающее все к тому же неназываемому нечто, но имеющему те же фонетические звуки, что и в ciel - небо. И тогда «катедрал» по всем смыслам есть а коте де руа сель - то, что стоит рядом с правящим небом. Ведь именно так стоят эти соборы - отдельно и вне. Протекающий ручей Нюрнберге, недвусмысленно отделяет внутреннюю городскую застройку от внешней, церковной земли.
Это подводит к мысли, что город, как место проживания, отражает собой покрытие разнообразных смыслов, которые не были унифицированы и определяли каждое место согласно внутренней сакральной географии - так, сейчас мы имеем лишь условные отражения этого прошлого. Мы сохранили понятие «замок», «город», «монастырь», поселение», которые из качественного отражения все более сползают в количественное. Однако, если между понятием замок, вилла, город, качественные различия сохранились, то касательно общего город - это различие утрачено. Французское ville и немецкое stadt, можно попытаться «открыть» через фонетическую кабалу путем разделения внутренних смыслов - vie Il или vi elle - могут указывать и на Него и на Нее, отражая условно мужское и условно женское начало места, но не в плане примитивности женских или мужских божеств филологии буржуазного 19 века, но в терминах зеркальных начал отраженных друг в друге. Скорее это можно передать только намеками. Так, французское - nostre dame, значит одновременно и "наш дом" и «наша дама». В то же время сказать наша она или наш он, значит куда больше чем указать на мужское и женское, это скорее ссылка на принцип и указание способ прочтения смыслов, чем простое отражение предмета почитания. Скажем так - это как отражение образующей силы и ее формы проявления, отнюдь не отрицающей наличия и второго начала в том же месте. Это акцентирование части гермафродита в терминах поздней мистики, где каждый мог увидеть в понятии ville и «его владение» и «ее владение». Ибо в звучании, разницы нет - одни и те же звуки, допускают равные прочтения. В этом плане сложно давать трактовки тк все эти смыслы укоренены в конкретной эпохе и привязаны к конкретным личностям и даже конкретным местам, которые так же могут быть perishable - тем не менее оставаясь частью сакрально-жизненного пространства, как священный дуб - который можно легко срубить, но который есть все же часть существующая вечно. Очень трудно сказать можно ли искать такую трактовку в изначальных названиях. Или они сами попытка отражения мира в котором они имели значение. Немецкое штадт, может быть отражением сите диет - место диета (заседания имперского собрания), ставшее отражением принципа организации и превратившееся в эпоним, ставший новым смыслом. В этом плане Руа так же тождественен Луа - ведь «л» и «р» переходят в друг друга, что ставит совершенно по иному подход к чтению мифов - вся история, это мифы, превращенные в застывшие мнимо-самостоятельные понятия лишь сменой мышления и постоянным проговариванием нашего времени. Короли Луисы, в таком прочтении не более чем тавтология так как повторяет одно и то же - Руа -Луа, то ли указывая на некую неизвестную билингву, то ли отражая цельный сдвоенный смысл, впоследствии расщепленный на имя имеющего и имя нареченное. Та же ситуация со всеми Генрихами и Анри - Анно Руа - годичный король, король года, где условное анно есть обозначение некоего периода - от альфа до омеги - те король момента, тот самый калиф на час, вначале значивший именно это - правитель определенного времени, где время это скорее дух эпохи, чем часы и минуты, прочтенное в общей системе смыслов, а позднее ставшее лишь насмешкой. Ведь если признать, что власть вначале была периодической, то король от начала до конца периода и есть калиф на час, но если власть наследственная, то смысл меняется - придерживающийся старого метода власти, становится узурпатором в терминах новых понятий. Причем схема тут очевидна - правитель периода, атрибутировался от женщины, которая и была властью и периодом времени и богиней эпохи. Переход же от женского «часа», стало проявляться как власть мужчин и наследственная моно-архия, где «выбор дамы» своего «калифа» на период, был отныне не более чем странность. Субституцией старого смысла стал фаворитизм, где скажем известная императрица северного города-столицы, меняла королей, которые имели и власть нарекомую (руа) и власть от высшего света (luce), становясь законными правителями на свой час. Хотя нынешняя трактовка ее сакральной божественности, всего лишь говорит о шлюхе и ее любовниках. Тут скрыт и еще один смысл - вечное противостояние руж -красных и б-ле - синих, и тогда, смена «л» на «р» есть не игра звуков, но весьма тонкий намек на партийность правителя и на его череду в иерархии презентации циклов. При стирании смысла, его намеренном де-профанировании и сокрытии, арканизации -экранировании и мистерии-мисте - напускании тумана (mist), все остается на своих местах как есть, но ключи убираются, буквы лишаются привязанности к звучанию и девиз Лютера -соле скриптура, обретает совсем иной смысл. Для старого кабалиста, умеющего читать по звукам, этот девиз значит не «одним писанием», как сейчас трактуют протестанты, ссылаясь на приверженность Лютера идее непогрешимости коллекции сказок, ставшей еще одной вехой падения духа в материю, а не возвышении материи в дух, но означает «небесный священный отец - сель сакре патера, и указывает на родину «синих» в небе и красных в красной «земле», она же мать. Таким образом бунт Реформации есть бунт синих, не аристократов земли (собственно это никто и не отрицает - именно буржуазия, третье сословие ставшее синими революционерами во Франции, более всего откликнулось на веяния веры) и отражает все тот же партийный конфликт, так хорошо описанный д'Орсе Гассетом при дворе французских королей и отраженных в мифе. Говоря терминами современной парадигмы мышления - это штурм неба, только тогда бы сказали - штуромвание с неба земли. Это явление отразится потом в целой плеяде «падающих звезд», которые порадят интерес к кометам, но будут истолкованы превратно в духе материализма, приписав картинам бедствий от «павших звезд», некую катастрофическую природу, которая вовсе не обязательна связана с физическими явлениями как то кометы или метеориты, но при этом может быть отражанием именно этого же явления - бунт реформаторов совпавший с небесными знаками, которые они прочли в свою пользу, поправ привычный порядок вещей наследования в красном - по матери, установив окончательно переход к наследованию по отцу. При этом, реформация как явление, всего лишь внешний отголосок совсем другой истории, лишь условно очерчивающий, а вернее подсвечивающий, скрытые истории, скрыты от профанов и намеренно толкуемые в лже-ключе. Этот период скрыт в истории западного мира, но откровенно остался показан в событиях на землях Республики - земле красных, объеденном королевстве Литвы и Польши. Громкие скандалы вокруг слуцкой княгини и ее огромных земель, есть как раз отражение того самого падающего неба - смены наследование по женской линии от матери рода, к системе наследования сугубо по мужской линии - патриномии. Неудивительно, что финалом стало создание выборной монархии, которая сменила наследственную династию Ангелов, начало которой лежало вновь таки в женщине - союзе Ядвиги и Владислава, ставшего первым Ангелом (отсюда его неверное имя, называемое языческим - Ягелло. На деле это династическое имя с отражением смысла и принципа власти той, ушедшей эпохи - так были изменены все имена. Габсбурги из глав городов, стали благородными обладателями соколиного замка, Люксембурги из светоносных стали просто бургграфами крепости в Бенилюксе, а сборщики «святого налога», Хейлиг Цолле, королями Пруссии).
Именно так объяснима ненависть восставших реформаторов к старой новой эпохе - снос культовых фигур, уничтожение всего уклада и образа мысли прежнего времени, времени Традиции - еще одно слово с множеством аллюзий. Ведь тут стоит понимать, что следование традиции, той самой смене времени, требует и перемен, в то время как следование традиции в линейном времени, требует сохранения прошлого. Поэтому времена традиции в круге, и времена традиции в линии, это совсем иные и времена и традиции. Да и само слово Традиция, есть скрытые глоссы иного языка смыслов. Тут и времена траяна (traianus decius), и «глас божий» (оре деи), и глас времен и еще множество смыслов, один из которых весьма конкретен - башни дуков (торе дукии), те самые башни благородных, где башни во многом остались до сих пор, получив свое место в терминах истории - их миф назвали «эпохой замков» - той самой, что так любят воспевать в историях про принцесс и драконов. Возможно в этом и лежат ответы на кто такие дукии-дуки-даки, Вновь таки, согласно звуковой аналогии, это аллюзии на башни драконов, упавшие башни (декии- дикей), и даже десятиградье (где декем - десять и торе, башня как град-крепость). В конце концов есть еще декуманос - осевая улица, идущая с востока на запад, что дает аллюзию на круг солнца - ордо декии, порядок прохождения, свойственный природе вещей - солнечному кругу. Но это уже иной смысл и совсем другое толкование. Здесь же я просто хочу акцентировать внимание, что за движением реформаторов вовсе не стояла идея возрождения некой апостольской церкви. Вернее, именно это и было самым превратно толкуемым местом «реформ». Разумеется сейчас нет словарей которые бы сказали, как думали и как мыслили, какими образами себя понимали, люди той эпохи. Для нынешнего читающего, привязанного к букве, такой вопрос даже не стоит. Но представим себе эпоху, где видеть буквы могли немногие. Письменность было уделом едва ли 20% населения самых развитых регионов, а во многих местах письменность все еще почиталась чем то вроде колдовства. У письменных, литераре людей, были свои собственные внутренние и доступные только им символы и способы мыслить. Представим себе человека, способного «видеть» звуки и «слышать» буквы - он живет в раздвоенном мире. При этом он легко может править, изменять этот свой мир - на этом и построена идея каббалы евреев - изменение буквы сменит целый мир. Да, изменит - если мир «звуковой» и его смыслы все коренятся в звуках. Достаточно сменить букву и весь ряд звучания станет иным. Достаточно сказать «руа» вместо «луа» и слышащий будет действовать согласно принципам работы в красном, полностью нарушая все законы мира пребывающем в синем. Или наоборот. Именно в этом была сила магов, умевших чертить заклинания. Там, где жили смыслами заключенными в звуке, только там и могла быть подобная "магия". В остальном, это пустое занятпе - едва только буква и звук разделились в сознании, никакая каббала больше не играла роли. Чтобы воссоединить их вновь, нужно изменить все устройство мышления. Простого осознания, что так было, тут не достаточно, Именно поэтому, то, что я говорю, кажется пустым звуком. Вновь таки немецкое stadt - город. В звучании условной латыни (условной потому что понятие языков и народов в мире «звука» есть условное деление - это деление на октавы, а не земли, это уровни вибраций, и форма гармоний, а не сухие томики антропологии), это сите диет, или даже сите деи - место пребывания бога. Но прочтенное наоборот, это станет Тоде тассе - чаша смерти, весьма емкий образ для огражденного, чашеобразного места, где живут в тесноте и хоронят своих мертвецов рядом с собою. Даже известное дойче, deutch, кажется анаграмой того же stadt и тогда слово «дойч» - немец, станет значить «городской», живущий в городах Рейха, что и есть та самая Гардарики скандинавских мифов, возникших как отражение шведского Потопа.
Это отступление имеет смысл и значение для переосмысления многих привычных, но толкуемых поверхностно и неверно явлений. Если правильно расставить акценты, смыслы обретут совсем иное звучание. То, что считалось случаем или совпадением, обретет свой смысл. Недаром подписание знаменитого Вестафльского мира, который никогда не назывался в своей эпохе Вестафльским, проходило в двух городах - Оснабрюке и Мюнстере - в большей степени это была война городов между городами и городов с земельной аристократией. Все эти сложные процессы невозможно понять исходя лишь из сугубо политических или поверхностно религиозных утверждений. Нынешняя трактовка прошлого как простого набора разумных политических выгод, исходит из торгашеских будней и монархистских амбиций 19 века. Даже привычное и казалось бы неоспоримое Jesus Christ, может звучать с другим смыслом - ejus Christ - ejus credo - его вера. И фраза Господа нашего Исуса Христа в без письменном звучании значит нечто иное - господина нашего его верные. И даже более - нашего собора вера, где каждый домус-купол-собор, становится местом схождения точки уникальности, как бы сейчас сказали проявления исключительности, завязанной на место - те самые свойства земли и места силы. Тут же можно добавить, что христ или христос означал «помазаника» - избранного, и фраза езус христос значила - его избранные, став позднее именем собственным и образ соборный, собранный, превратился в конкретного персонажа. Более того, как известно в западной традиции иконографии, у Христа весьма узнаваемый вид - тонкие черты лица, бородка, длинные волосы. Не секрет, и это пусть и не охотно, но признается, данный образ списан с образа Чезаре Борджиа, сына папы Александра 6-го (в чем может убедится любой, сравнив изображения Чезаре и изображения Христа). В приложении к конкретно данному персонажу, фраза Господин наш и избранный его, звучит и вовсе предельно откровенно - наш господин папа и его избранник (чезаре), что вполне может указывать на корни религиозной семантики современного католичества. Можно упомянуть еще одно толкование - где езус крист, станет производным от езус кирьят - его город. Для меня это первый ключ - где Il, "он", становится отражением города и Образ универсального спасителя, восходит к образу конкретного, внутри каждого пространства мира - отсюда и утверждение язычества как синонима деревенщины, а новой веры с каменными храмами - веры городов, верой цивилизации - правильного христианства. Во французском христианство это кретьен - весьма прозрачное указание на кирьят. Разумеется все эти построения могут показаться не более чем игрой ума. Слишком многое нужно переосмыслить и слишком многое допустить. Очень много нужно дать комментариев. Например переход с иврита на латынь и обратно. Нынешний образованный, литературный, человек, связанный буквой, не может воспринять этот выход за пределы буквы в смысл, ибо привык читать смыслы через буквы, пытаясь понять вещь через ее отражение. Можно привести множество страниц примеров. Только в данном случае это не имеет значения. Тот, кто хочет, разберется сам. Кто не хочет, не убедиться ничем.
В момент упадка, смыслы звуков, стали обретать образное представление. Именно против этого вульгарного профанирования смыслов, как в случае с приложением общего смысла глубокой формулы само-просвещения, само-освящения, само-освещения, к двум весьма конкретным персонажам, и восстал тот же Лютер. Смыслы из-за профанации звуков, стали обретать приземлённо пошлый характер - упадок привел к обожествлению тех, кто должен был сам служить образам. Конкретно - вместо проводников смыслов, папа Александр и его сын Чезаре, сами стали порождать новые смыслы. Это как если бы, читающий взял очки с витражными линзами в них. Сразу же оговорюсь - ни папа Александ, ни сын его, не есть максимы и лишь примеры. Отсюда и требование слушать букву - буква, в отличии от звука, не меняет свой вид и не так легко ее истолковать двояко. Именно отсюда пошла бурная деятельность книжников и толкователей и массовое печатание книг и словарей - фактически, это была огромная работа по привязке звуков к буквам и смене целого мышления - от ассоциативного к прямолинейному, что в итоге отразилось даже в смене системы счета и переходу к десятиричной системе счета как итогу - декем, десяток, что и стало отражением отражением десяти, последовавшим за новым - неф, девятым кругом смыслов, который в свою очередь был тем, что пришел за периодом звуков - октав (окто - восьми). До этого был период септем - знаменитые 97 тезисов Лютера, это на деле новая семерка, что понятно при прочтении букв - последние отголоски смешанного сосуществования буквенно-звукового восприятия, где общая смысловая картинка складывалась из множеств - звуковых, визуальных, смысловых. Те Лютер требовал возвращения к обновленному периоду из седьмого круга времени. Впрочем, это уже другая история.
Если же, проложить линию смыслов и суммировать те намеки, что рисуются, то как мне кажется, в данном случае, город на южной стороне Пегница, который сейчас называют городом Лоренцо, мог быть колонией итальянских купцов (отсюда его римский покровитель) и знаменовать собой торговое порубежье, колонию. Вновь таки, после всего выше сказанного, следует понимать разграничение в составлении картины прошлого. Один пласт, это попытки воссоздать внешнюю, историческую часть прошлого города Нюрнберг, используя подход и мышление нынешней исторической парадигмы, во многом основанной на мышлении позапрошлого века. Второй же, внутренний смысл традиций, мышления тех, кто жил тогда, в том прошлом, еще только стоит определить. Попытки школы анналов расширить горизонты прочтения прошлого, разумеется дали несказанно новые возможности, но и они, все еще пребывают в плену разумности и плену де-мифологизации, ставшей богиней все того же 19 века. Причем де-мифологизация, направленная в первую очередь против засилья церковной священной истории, фактически уничтожила все и без того скудое знание о ином прошлом. Не стоит забывать, что носителями истории как таковой, равно как и потребителями ее продуктов, в виде генеалогий, легенд и прочего творчества музы Клио, было весьма небольшое количество знати. Для всех же остальных, прошлое имело сугубо утилитарный интерес - традиция прав и привилегий, документы на владения и общие маркеры идентичности, не более того. Превращении этих потребительских архивов в литературу, а часто и в театр, стало уделом 16-17 века, когда мир стал трактоваться сквозь призму легальных, письменных отношений, а не традиции и личной договоренности. Именно этот римский дух и создал историю. История - это лишь комментарий к правам собственности, объясняющий ту или иную выданную грамоту сопроводительной запиской разъяснением.
Продолжение следует....
Имперские города. Часть №1
Имперские города. Часть №2
Нюрнберг.
Можно предположить, что в планировке той части Нюрнберга, что называется от имени церкви святого Лоренцо, облик корабля не случаен. Равно как и сама церковь могла быть вовсе не тем, чем она думается. Подобная "корабельная" конструкция внутри городского плана отнюдь не уникальна. Она присутствует во многих городах, включая парижское Ситэ - остров корабль. Эта часть города стоит как миндалина, та, что на готических соборах, где помещалось нечто, позднее названное Он (IL) и Христос.
Недаром остров являет собой проекцию Оного/Его - Ile, священная земля, плывущий корабль, чей символизм найдет новое прочтение в новом мире - нефе соборов, neuf cathedral - неф коте де роял - новая высота королей, та самая что станет новым платьем короля - где coat есть еще и щит - представление герба, королевская манифестация, в которой король - roi, есть так же отражение огня духа, одновременно указывая и на все того же Он, где «р», переходит в «л». При это французское au cote, еще и указывает на место рядом - так, катедрал, есть а коте де роял - рядом\вместе с королем, где можно пойти дальше и учесть буквализм одного короля (руа), указывающего что он есть солнце - соле, которое так же есть - се иль - тот остров, отсылающее все к тому же неназываемому нечто, но имеющему те же фонетические звуки, что и в ciel - небо. И тогда «катедрал» по всем смыслам есть а коте де руа сель - то, что стоит рядом с правящим небом. Ведь именно так стоят эти соборы - отдельно и вне. Протекающий ручей Нюрнберге, недвусмысленно отделяет внутреннюю городскую застройку от внешней, церковной земли.
Это подводит к мысли, что город, как место проживания, отражает собой покрытие разнообразных смыслов, которые не были унифицированы и определяли каждое место согласно внутренней сакральной географии - так, сейчас мы имеем лишь условные отражения этого прошлого. Мы сохранили понятие «замок», «город», «монастырь», поселение», которые из качественного отражения все более сползают в количественное. Однако, если между понятием замок, вилла, город, качественные различия сохранились, то касательно общего город - это различие утрачено. Французское ville и немецкое stadt, можно попытаться «открыть» через фонетическую кабалу путем разделения внутренних смыслов - vie Il или vi elle - могут указывать и на Него и на Нее, отражая условно мужское и условно женское начало места, но не в плане примитивности женских или мужских божеств филологии буржуазного 19 века, но в терминах зеркальных начал отраженных друг в друге. Скорее это можно передать только намеками. Так, французское - nostre dame, значит одновременно и "наш дом" и «наша дама». В то же время сказать наша она или наш он, значит куда больше чем указать на мужское и женское, это скорее ссылка на принцип и указание способ прочтения смыслов, чем простое отражение предмета почитания. Скажем так - это как отражение образующей силы и ее формы проявления, отнюдь не отрицающей наличия и второго начала в том же месте. Это акцентирование части гермафродита в терминах поздней мистики, где каждый мог увидеть в понятии ville и «его владение» и «ее владение». Ибо в звучании, разницы нет - одни и те же звуки, допускают равные прочтения. В этом плане сложно давать трактовки тк все эти смыслы укоренены в конкретной эпохе и привязаны к конкретным личностям и даже конкретным местам, которые так же могут быть perishable - тем не менее оставаясь частью сакрально-жизненного пространства, как священный дуб - который можно легко срубить, но который есть все же часть существующая вечно. Очень трудно сказать можно ли искать такую трактовку в изначальных названиях. Или они сами попытка отражения мира в котором они имели значение. Немецкое штадт, может быть отражением сите диет - место диета (заседания имперского собрания), ставшее отражением принципа организации и превратившееся в эпоним, ставший новым смыслом. В этом плане Руа так же тождественен Луа - ведь «л» и «р» переходят в друг друга, что ставит совершенно по иному подход к чтению мифов - вся история, это мифы, превращенные в застывшие мнимо-самостоятельные понятия лишь сменой мышления и постоянным проговариванием нашего времени. Короли Луисы, в таком прочтении не более чем тавтология так как повторяет одно и то же - Руа -Луа, то ли указывая на некую неизвестную билингву, то ли отражая цельный сдвоенный смысл, впоследствии расщепленный на имя имеющего и имя нареченное. Та же ситуация со всеми Генрихами и Анри - Анно Руа - годичный король, король года, где условное анно есть обозначение некоего периода - от альфа до омеги - те король момента, тот самый калиф на час, вначале значивший именно это - правитель определенного времени, где время это скорее дух эпохи, чем часы и минуты, прочтенное в общей системе смыслов, а позднее ставшее лишь насмешкой. Ведь если признать, что власть вначале была периодической, то король от начала до конца периода и есть калиф на час, но если власть наследственная, то смысл меняется - придерживающийся старого метода власти, становится узурпатором в терминах новых понятий. Причем схема тут очевидна - правитель периода, атрибутировался от женщины, которая и была властью и периодом времени и богиней эпохи. Переход же от женского «часа», стало проявляться как власть мужчин и наследственная моно-архия, где «выбор дамы» своего «калифа» на период, был отныне не более чем странность. Субституцией старого смысла стал фаворитизм, где скажем известная императрица северного города-столицы, меняла королей, которые имели и власть нарекомую (руа) и власть от высшего света (luce), становясь законными правителями на свой час. Хотя нынешняя трактовка ее сакральной божественности, всего лишь говорит о шлюхе и ее любовниках. Тут скрыт и еще один смысл - вечное противостояние руж -красных и б-ле - синих, и тогда, смена «л» на «р» есть не игра звуков, но весьма тонкий намек на партийность правителя и на его череду в иерархии презентации циклов. При стирании смысла, его намеренном де-профанировании и сокрытии, арканизации -экранировании и мистерии-мисте - напускании тумана (mist), все остается на своих местах как есть, но ключи убираются, буквы лишаются привязанности к звучанию и девиз Лютера -соле скриптура, обретает совсем иной смысл. Для старого кабалиста, умеющего читать по звукам, этот девиз значит не «одним писанием», как сейчас трактуют протестанты, ссылаясь на приверженность Лютера идее непогрешимости коллекции сказок, ставшей еще одной вехой падения духа в материю, а не возвышении материи в дух, но означает «небесный священный отец - сель сакре патера, и указывает на родину «синих» в небе и красных в красной «земле», она же мать. Таким образом бунт Реформации есть бунт синих, не аристократов земли (собственно это никто и не отрицает - именно буржуазия, третье сословие ставшее синими революционерами во Франции, более всего откликнулось на веяния веры) и отражает все тот же партийный конфликт, так хорошо описанный д'Орсе Гассетом при дворе французских королей и отраженных в мифе. Говоря терминами современной парадигмы мышления - это штурм неба, только тогда бы сказали - штуромвание с неба земли. Это явление отразится потом в целой плеяде «падающих звезд», которые порадят интерес к кометам, но будут истолкованы превратно в духе материализма, приписав картинам бедствий от «павших звезд», некую катастрофическую природу, которая вовсе не обязательна связана с физическими явлениями как то кометы или метеориты, но при этом может быть отражанием именно этого же явления - бунт реформаторов совпавший с небесными знаками, которые они прочли в свою пользу, поправ привычный порядок вещей наследования в красном - по матери, установив окончательно переход к наследованию по отцу. При этом, реформация как явление, всего лишь внешний отголосок совсем другой истории, лишь условно очерчивающий, а вернее подсвечивающий, скрытые истории, скрыты от профанов и намеренно толкуемые в лже-ключе. Этот период скрыт в истории западного мира, но откровенно остался показан в событиях на землях Республики - земле красных, объеденном королевстве Литвы и Польши. Громкие скандалы вокруг слуцкой княгини и ее огромных земель, есть как раз отражение того самого падающего неба - смены наследование по женской линии от матери рода, к системе наследования сугубо по мужской линии - патриномии. Неудивительно, что финалом стало создание выборной монархии, которая сменила наследственную династию Ангелов, начало которой лежало вновь таки в женщине - союзе Ядвиги и Владислава, ставшего первым Ангелом (отсюда его неверное имя, называемое языческим - Ягелло. На деле это династическое имя с отражением смысла и принципа власти той, ушедшей эпохи - так были изменены все имена. Габсбурги из глав городов, стали благородными обладателями соколиного замка, Люксембурги из светоносных стали просто бургграфами крепости в Бенилюксе, а сборщики «святого налога», Хейлиг Цолле, королями Пруссии).
Именно так объяснима ненависть восставших реформаторов к старой новой эпохе - снос культовых фигур, уничтожение всего уклада и образа мысли прежнего времени, времени Традиции - еще одно слово с множеством аллюзий. Ведь тут стоит понимать, что следование традиции, той самой смене времени, требует и перемен, в то время как следование традиции в линейном времени, требует сохранения прошлого. Поэтому времена традиции в круге, и времена традиции в линии, это совсем иные и времена и традиции. Да и само слово Традиция, есть скрытые глоссы иного языка смыслов. Тут и времена траяна (traianus decius), и «глас божий» (оре деи), и глас времен и еще множество смыслов, один из которых весьма конкретен - башни дуков (торе дукии), те самые башни благородных, где башни во многом остались до сих пор, получив свое место в терминах истории - их миф назвали «эпохой замков» - той самой, что так любят воспевать в историях про принцесс и драконов. Возможно в этом и лежат ответы на кто такие дукии-дуки-даки, Вновь таки, согласно звуковой аналогии, это аллюзии на башни драконов, упавшие башни (декии- дикей), и даже десятиградье (где декем - десять и торе, башня как град-крепость). В конце концов есть еще декуманос - осевая улица, идущая с востока на запад, что дает аллюзию на круг солнца - ордо декии, порядок прохождения, свойственный природе вещей - солнечному кругу. Но это уже иной смысл и совсем другое толкование. Здесь же я просто хочу акцентировать внимание, что за движением реформаторов вовсе не стояла идея возрождения некой апостольской церкви. Вернее, именно это и было самым превратно толкуемым местом «реформ». Разумеется сейчас нет словарей которые бы сказали, как думали и как мыслили, какими образами себя понимали, люди той эпохи. Для нынешнего читающего, привязанного к букве, такой вопрос даже не стоит. Но представим себе эпоху, где видеть буквы могли немногие. Письменность было уделом едва ли 20% населения самых развитых регионов, а во многих местах письменность все еще почиталась чем то вроде колдовства. У письменных, литераре людей, были свои собственные внутренние и доступные только им символы и способы мыслить. Представим себе человека, способного «видеть» звуки и «слышать» буквы - он живет в раздвоенном мире. При этом он легко может править, изменять этот свой мир - на этом и построена идея каббалы евреев - изменение буквы сменит целый мир. Да, изменит - если мир «звуковой» и его смыслы все коренятся в звуках. Достаточно сменить букву и весь ряд звучания станет иным. Достаточно сказать «руа» вместо «луа» и слышащий будет действовать согласно принципам работы в красном, полностью нарушая все законы мира пребывающем в синем. Или наоборот. Именно в этом была сила магов, умевших чертить заклинания. Там, где жили смыслами заключенными в звуке, только там и могла быть подобная "магия". В остальном, это пустое занятпе - едва только буква и звук разделились в сознании, никакая каббала больше не играла роли. Чтобы воссоединить их вновь, нужно изменить все устройство мышления. Простого осознания, что так было, тут не достаточно, Именно поэтому, то, что я говорю, кажется пустым звуком. Вновь таки немецкое stadt - город. В звучании условной латыни (условной потому что понятие языков и народов в мире «звука» есть условное деление - это деление на октавы, а не земли, это уровни вибраций, и форма гармоний, а не сухие томики антропологии), это сите диет, или даже сите деи - место пребывания бога. Но прочтенное наоборот, это станет Тоде тассе - чаша смерти, весьма емкий образ для огражденного, чашеобразного места, где живут в тесноте и хоронят своих мертвецов рядом с собою. Даже известное дойче, deutch, кажется анаграмой того же stadt и тогда слово «дойч» - немец, станет значить «городской», живущий в городах Рейха, что и есть та самая Гардарики скандинавских мифов, возникших как отражение шведского Потопа.
Это отступление имеет смысл и значение для переосмысления многих привычных, но толкуемых поверхностно и неверно явлений. Если правильно расставить акценты, смыслы обретут совсем иное звучание. То, что считалось случаем или совпадением, обретет свой смысл. Недаром подписание знаменитого Вестафльского мира, который никогда не назывался в своей эпохе Вестафльским, проходило в двух городах - Оснабрюке и Мюнстере - в большей степени это была война городов между городами и городов с земельной аристократией. Все эти сложные процессы невозможно понять исходя лишь из сугубо политических или поверхностно религиозных утверждений. Нынешняя трактовка прошлого как простого набора разумных политических выгод, исходит из торгашеских будней и монархистских амбиций 19 века. Даже привычное и казалось бы неоспоримое Jesus Christ, может звучать с другим смыслом - ejus Christ - ejus credo - его вера. И фраза Господа нашего Исуса Христа в без письменном звучании значит нечто иное - господина нашего его верные. И даже более - нашего собора вера, где каждый домус-купол-собор, становится местом схождения точки уникальности, как бы сейчас сказали проявления исключительности, завязанной на место - те самые свойства земли и места силы. Тут же можно добавить, что христ или христос означал «помазаника» - избранного, и фраза езус христос значила - его избранные, став позднее именем собственным и образ соборный, собранный, превратился в конкретного персонажа. Более того, как известно в западной традиции иконографии, у Христа весьма узнаваемый вид - тонкие черты лица, бородка, длинные волосы. Не секрет, и это пусть и не охотно, но признается, данный образ списан с образа Чезаре Борджиа, сына папы Александра 6-го (в чем может убедится любой, сравнив изображения Чезаре и изображения Христа). В приложении к конкретно данному персонажу, фраза Господин наш и избранный его, звучит и вовсе предельно откровенно - наш господин папа и его избранник (чезаре), что вполне может указывать на корни религиозной семантики современного католичества. Можно упомянуть еще одно толкование - где езус крист, станет производным от езус кирьят - его город. Для меня это первый ключ - где Il, "он", становится отражением города и Образ универсального спасителя, восходит к образу конкретного, внутри каждого пространства мира - отсюда и утверждение язычества как синонима деревенщины, а новой веры с каменными храмами - веры городов, верой цивилизации - правильного христианства. Во французском христианство это кретьен - весьма прозрачное указание на кирьят. Разумеется все эти построения могут показаться не более чем игрой ума. Слишком многое нужно переосмыслить и слишком многое допустить. Очень много нужно дать комментариев. Например переход с иврита на латынь и обратно. Нынешний образованный, литературный, человек, связанный буквой, не может воспринять этот выход за пределы буквы в смысл, ибо привык читать смыслы через буквы, пытаясь понять вещь через ее отражение. Можно привести множество страниц примеров. Только в данном случае это не имеет значения. Тот, кто хочет, разберется сам. Кто не хочет, не убедиться ничем.
В момент упадка, смыслы звуков, стали обретать образное представление. Именно против этого вульгарного профанирования смыслов, как в случае с приложением общего смысла глубокой формулы само-просвещения, само-освящения, само-освещения, к двум весьма конкретным персонажам, и восстал тот же Лютер. Смыслы из-за профанации звуков, стали обретать приземлённо пошлый характер - упадок привел к обожествлению тех, кто должен был сам служить образам. Конкретно - вместо проводников смыслов, папа Александр и его сын Чезаре, сами стали порождать новые смыслы. Это как если бы, читающий взял очки с витражными линзами в них. Сразу же оговорюсь - ни папа Александ, ни сын его, не есть максимы и лишь примеры. Отсюда и требование слушать букву - буква, в отличии от звука, не меняет свой вид и не так легко ее истолковать двояко. Именно отсюда пошла бурная деятельность книжников и толкователей и массовое печатание книг и словарей - фактически, это была огромная работа по привязке звуков к буквам и смене целого мышления - от ассоциативного к прямолинейному, что в итоге отразилось даже в смене системы счета и переходу к десятиричной системе счета как итогу - декем, десяток, что и стало отражением отражением десяти, последовавшим за новым - неф, девятым кругом смыслов, который в свою очередь был тем, что пришел за периодом звуков - октав (окто - восьми). До этого был период септем - знаменитые 97 тезисов Лютера, это на деле новая семерка, что понятно при прочтении букв - последние отголоски смешанного сосуществования буквенно-звукового восприятия, где общая смысловая картинка складывалась из множеств - звуковых, визуальных, смысловых. Те Лютер требовал возвращения к обновленному периоду из седьмого круга времени. Впрочем, это уже другая история.
Если же, проложить линию смыслов и суммировать те намеки, что рисуются, то как мне кажется, в данном случае, город на южной стороне Пегница, который сейчас называют городом Лоренцо, мог быть колонией итальянских купцов (отсюда его римский покровитель) и знаменовать собой торговое порубежье, колонию. Вновь таки, после всего выше сказанного, следует понимать разграничение в составлении картины прошлого. Один пласт, это попытки воссоздать внешнюю, историческую часть прошлого города Нюрнберг, используя подход и мышление нынешней исторической парадигмы, во многом основанной на мышлении позапрошлого века. Второй же, внутренний смысл традиций, мышления тех, кто жил тогда, в том прошлом, еще только стоит определить. Попытки школы анналов расширить горизонты прочтения прошлого, разумеется дали несказанно новые возможности, но и они, все еще пребывают в плену разумности и плену де-мифологизации, ставшей богиней все того же 19 века. Причем де-мифологизация, направленная в первую очередь против засилья церковной священной истории, фактически уничтожила все и без того скудое знание о ином прошлом. Не стоит забывать, что носителями истории как таковой, равно как и потребителями ее продуктов, в виде генеалогий, легенд и прочего творчества музы Клио, было весьма небольшое количество знати. Для всех же остальных, прошлое имело сугубо утилитарный интерес - традиция прав и привилегий, документы на владения и общие маркеры идентичности, не более того. Превращении этих потребительских архивов в литературу, а часто и в театр, стало уделом 16-17 века, когда мир стал трактоваться сквозь призму легальных, письменных отношений, а не традиции и личной договоренности. Именно этот римский дух и создал историю. История - это лишь комментарий к правам собственности, объясняющий ту или иную выданную грамоту сопроводительной запиской разъяснением.
Продолжение следует....