О том, благодаря какому фрукту потеряли невинность Адам и Ева до сих пор спорят богословы, литераторы, художники. Что было плодом древа познания добра и зла: яблоко, гранат, апельсин?..
Разногласий же по поводу того, чем они после этого прикрыли свой стыд, а также и срам, ни у кого нет. Ибо четко сказано в Библии:
"И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья и сделали себе опоясания" (Бытие, 3, 7)
Смоква, она же инжир - одно из самых древних культурных растений. Уже десять тысяч лет назад его выращивали в Аравии, в оазисах вокруг Мертвого моря, в Месопотамии и в Финикии. Зрелые плоды инжира очень сладкие. Пока не придумали сахар, их использовали вместо меда (или вместе с медом). В 9 веке до н.э. этот плод попал в Древнюю Грецию, а чуть позже - в Древний Рим. В Риме смоковницу ценили не только за сладкие плоды. Она почиталась священным деревом. Ведь, согласно легенде, волчица вскормила основателей города Ромула и Рема под смоковницей, росшей на Капитолийском холме.
Всем хорош был этот фрукт за исключением одного. Зрелый инжир невозможно хранить. Даже до ближайшего рынка довезти его в товарном виде было затруднительно. Поэтому на рынок попадали плоды немного недозрелые. Их называли семитским словом "пигг". От этого слова в современном иврите образовалось слово "паг" - "недозрелый плод" (а также "недоношенный ребенок"), а в арабском - слово "фиддж" От этого же слова образовалось и латинское название смоковницы и ее плода, Ficus carica, и ботаническое название всего семейства тутовых, Ficus. Домашние фикусы принадлежат к тому же семейству тутовых. Когда они растут в открытом грунте, в джунглях, они приносят плоды, по форме похожие на инжир.
Выражение "фиговый лист" применяют в европейских языках для того, чтобы обозначить стремление (зачастую неловкое) прикрыть какое-либо постыдное деяние. Укоренилось это выражение в 16-м веке, когда католическая церковь постановила запретить изображение обнаженных половых органов. На уже существующих картинах и фресках для прикрытия срамных мест пририсовали драпировку. Это сделали, к примеру, в Сикстинской капелле, которую великий Микеланджело разрисовывал без всякого стыда. И на знаменитой фреске Мазаччо "Изгнание из рая" (1428), одной из первых картин эпохи Возрождения, Адама и Еву приодели в листочки, как бы с ближайшего куста. На иллюстрации слева изображена фреска до реставрации, а справа - после реставрации в 1980 году, когда ей возвратили прежний вид и убрали пририсованные листочки. Надо сказать, что северные художники были не в пример скромнее итальянцев. Например, голландец Ян ван Эйк (1390 - 1441) на знаменитом алтаре из Гента (1432) изобразил Адама и Еву прикрывающимися листьями смоковницы, как написано в Библии.
Со статуями было сложнее. Могучие гениталии античных богов и героев не зарисуешь. Поэтому владыки светские или духовные давали заказ кому-нибудь из современных им скульпторов немного поправить классиков. Скульпторы вырезали из мрамора роскошный фиговый листок и приклеивали к древней скульптуре, чтобы скрыть торчащие признаки мужской силы. Некоторые при этом забывали подкрасить мрамор под цвет "исправляемой" древности. В результате новый ярко-белый листочек выделялся на фоне старого мрамора, привлекая всеобщее внимание к тому, что должен был бы закрывать.
Славному плоду фигового дерева немного не повезло с европейской филологией. Латинское ficus во многих европейских языках звучит очень неблагозвучно. "Инжир" по-итальянски "fico". Хочешь-не хочешь, но это слово напоминает достаточно грубый глагол "ficcare" ("втыкать, совать"). И по-немецки беда: "ficken" - это то же самое, что по-английски "fuck". Так что название сладкого и полезного фрукта часто смешило грубых особей мужского пола, по созвучию напоминая им о детородном органе - отличительном признаке и предмете необъяснимой гордости самцов-человеков. А поскольку довольно часто для изображения этого же органа употребляли кукиш, слова "кукиш" и "фига" во многих языках стали синонимами. В том числе, и в русском.
Кстати, инжир в Венеции называют "figàro". Не отсюда ли происходит фамилия севильского брадобрея, героя пьес П.-О. де Бомарше? Может быть. А может быть и от вышеупомянутого не очень приличного итальянского "ficcare". Фигаро ведь тоже без устали совал свой нос во все дырки. "Фигаро - здесь, Фигаро - там"
Статья опубликована на сайте
Школа жизни
Полезные ссылки:
- Догадки ученых подтверждают Библию. Почему листья смоковницы могли стать первой одеждой.
- Интересная цитата из книги Йелто Дрента «Вагина. История заблуждений»
Федерико Феллини, создавая свой фильм о жизни Джакомо Казановы, попросил поэта Тонино Гуэрру, написавшего сценарий фильма «Амаркорд», сочинить для него стихотворение. Этот текст, к сожалению, не вошел в фильм, а ведь Гуэрра планировал вложить в уста Казановы нижеследующий панегирик «смоковнице» (или «фиге», как в Италии называют плод инжира). Надо только помнить, что итальянцы всегда воспринимали смоковницу как плод исключительной сочности, даже более сочный, чем слива. (Ведь это только на севере Европы инжир встречается почти всегда в сушеном виде… Поэтому всякий при виде сухого инжира, лежащего в магазинах в удлиненной упаковке, подсознательно скорее представит себе мошонку старика, нежели эротичный орган привлекательной молодой женщины.)
О, ты, смоковница - как паутина,
как шелковистое зерно.
Калитка в сад таинственный, где всех
цветов на свете сердцевина зреет.
Как штурма ждущая нетерпеливо крепость.
Смоковницы как мир разнообразны:
широкие и узкие; совсем
безумные; за два всего сантима;
веселые; болтливые; заики;
зевающие сладко; никогда
не говорящие с тобой, пусть даже
стираешь в страсти их с лица земли.
…То сахарною обернутся головой,
то в лес, поющий волчьим воем, превратятся,
то запылают яростным костром,
то, запряженною прекрасными конями,
каретой вылетят из-за угла.
А то под небеса, как шар воздушный
раздутый черным газом, вознесутся,
несомые свеченьем светлячков.
Но вдруг - silentium! - на миг сладчайший
Смоковница - лик Бога, боговы уста.
Люби же вечно свет, тобой же сотворенный.
Люби деревья, облака и море,
И человека и народы разом,
И всех смоковниц, о, Смоковница, люби!