Если бы Иван Грозный победил (Серия "гражданское общество" по-русски". Часть2)
Первая часть: Гражданское общество - один из самых подрывных мифов эпохи Модерна.
В этом посте мы отметим впервые зародившиеся основы той модели русской государственности и русской же самоорганизации, каковая модель потом будет упорно повторяться в критические для России исторические эпохи. Потом мы это сделаем чуть подробнее, а пока предлагаю читателям эссе "Если бы Иван Грозный победил". Нам важно в этом времени уловить те черты, те формы организации русской жизни, которые потом будут повторяться чуть ли не стихийно в переломные моменты в истории России.
Ну и плюс интересная модель России, сконструированная автором эссе, что было бы, если бы Иван Грозный победил в Ливонской войне.
"Большинство авторов, писавших о времени Ивана IV Грозного, как западных, так и наших, концентрировали свои усилия на разоблачении самодурства, агрессивности и кровожадности первого русского царя.
Особенно усердствовали в создании мифа о "врожденной тирании" представители стран, вовлеченных в противостояние с Московской Русью.
Взять хотя бы польского придворного писателя Гейденштейна, столь порицавшего Московию во время ливонской войны за отсутствие "приятностей свободы". Гейденштейн естественно не замечал, что в современной ему Польше большая часть населения находится в тяжелой крепостной зависимости и шляхтич имеет право убить своего крестьянина "как собаку", в то время как в "рабской Московии" крестьянство лично свободно и, более того, имеет собственные выборные власти на местном уровне (земских старост и т.д).
С иезуитской легкостью оправдывал он и любые зверства западных армий по отношению к русскому мирному населению, которое для него сплошь состояло из "рабов". Но даже много позднее, "научные" критики царствования Ивана IV не видели, что нарастающая в его царствование автократия отнюдь не является результатом его дурных наклонностей, а становится ответом на объективно тяжелейшие условия, в которых находится страна.
До зимы 1237/1238 годов Русь тоже обладала всеми "приятностями свободы", причем в больших размерах, чем современный ей Запад. Но русское вольное житье закончилось под татарскими саблями. Pax Mongolica, кстати, был довольно удачным опытом глобализации. И в этом глобализационном проекте Руси отводилась роль резервуара - но только не дешевой рабочей силы, а дешевых рабов. Монголы занимались доставкой русских рабов в итальянские порты на Черном и Азовском морях, далее генуэзцы и венецианцы везли живой товар морем на Ближний Восток, в Северную Африку и южноевропейские страны. И чуткий глаз Петрарки замечает "скифские морды" на улицах Генуи (см. письмо Петрарки генуэзскому епископу Гвидо Сетти).
Освободившись к концу XV века от ига (и глобализации по монголо-татарски), Русь находит код существования, позволявший ей выживать в условиях холодного климата, незначительной плотности населения, бедных почв вроде суглинка (на которых неплохо вызревали только рожь и репа), крайней уязвимости торговых путей. Независимая (т.е. самодержавная) Русь начинает жизнь в условиях враждебного окружения.
К 1507 году цепь врагов замыкается. Швеция, Польша, Литва, Ливония, Ногайская Орда, Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, Османская империя не в силах завоевать и расчленить Московское государство, но, тем не менее, осуществляют эффективную его блокаду, нередко предпринимая и скоординированные наступательные действия (как, например, в 1517, 1521, 1534, 1535, 1541, 1552 годах).
Ни север, ни юг, ни запад, ни восток страны не защищены от вражеских нашествий. У Московии фактически нет тыла. Муром, Владимир, Вятка и Ладога точно также находятся под ударом как Рязань, Тула и Смоленск.
Плодородные степные почвы отсечены Диким Полем. До 65 тысяч русских уходят каждую весну на охрану оборонительных рубежей, которые проходят в 60-70 верстах от Москвы, по берегу Оки. Набеги татар, которые случаются и по два раза в год, обходятся стране в десятки тысяч жизней, и русские рабы продаются на рынках крымского и астраханского ханств по бросовым ценам. "Всё было пусто за 15 миль от Москвы", свидетельствует Курбский о довольно рядовом нашествии казанцев в 1545 году.
Заметим, что ограбление русской территории являлось, по сути, основной статьей "национального дохода" в Крымском ханстве. В набег уходило практически все мужское население этого государства; лишь меньшая часть войска принимала участие в боях, остальные занимались "сбором урожая" на русских землях, причем основное внимание уделялось похищению детей - этот "живой товар" было удобней всего перевозить в седельных корзинах. В годы, когда набег не удавался, в крымском ханстве обычно случался голод и начинались междоусобицы.
Морские торговые пути, ведущие в Россию, находились под плотным контролем Ганзы, Ливонии и Швеции. Западные соседи не пропускали в Россию ремесленников и новые технологии (наиболее яркий пример - дело Ганса Шлитте 1547 года), не дозволяли русского мореплавания, но, в то же время, имели замечательные барыши, скупая дешевые русские товары. В это время в западной Европе как раз происходит скачок цен, связанный с притоком южноамериканского серебра.
Мед, пенька, лен, воск, шкурки белок. Скудость производительных сил ярко выражалась в составе русского экспорта. Железо, хоть и производится, но трудности транспортировки (сезонная распутица, волоки) делают его мало пригодным для вывоза. Неурожай регулярно приводит к запустению целых регионов;
c 1550-х гг. начинается изменение климата, известное как "малый ледниковый период"; на территории, где и без того рискованное сельское хозяйство с коротким вегетационным периодом, резко увеличивается количество погодных "сбоев", таких как летние заморозки, засухи и т.д.
У окольцованной страны отсутствуют какие-либо возможности для эксплуатации внешних ресурсов - а это именно то, чем занимались западные колониально-торговые державы, начавшие уже накопление капиталов.
Молодой царь Иван Васильевич проводит рациональные внутренние реформы, в том числе, в области местного (земского) самоуправления и всесословного представительства (Земские соборы).
Прихожане получают право выбирать своих священников и учить детей в приходских школах.
Царь строит новые пристани на Нарове и Белом море, создает протяженные оборонительные черты, организует станичную и сторожевую службу с глубиной действия свыше 400 километров, что позволяет отнять у Дикого Поля тысячи квадратных километров земли.
Он формирует постоянное стрелецкое войско, организует за счет казны выкуп русских пленных у татар, ставит десятки новых городов.
Ликвидирует казанскую угрозу. С захватом Астрахани было покончено с одним из крупнейших центров работорговли. Более того, русский контроль над Волгой означал закрытие пути, по которому на протяжении тысячи лет из центральной Азии в Европу шли кочевые орды.
Для крестьянского освоения открываются новые территории на юге и юго-востоке с более плодородными почвами. В его правление русские выходят на северный Кавказ, ставят крепости на Тереке. При Иване Грозном начался разгром сибирского ханства; с исчезновением этого государства было снято основное препятствие как для освоения Урала, так и для долгосрочного движения русских на восток, к Тихому океану.
Иван Грозный, предвосхищая Петра Великого, пробивается к Балтике. Но и усилия его врагов становятся более согласованными. Быстро формируется цепь фронтов; и уже во время первого ливонского наступления, зимой 1558 года, Русь получает удар с южного рубежа, от крымцев.
Тем не менее, если бы не исторически случайное перемирие 1559 года, которое заключил царь Иван с ливонским орденом под влиянием Дании и боярской "Избранной Рады", война за Балтику могла бы завершиться быстрой победой Московской Руси.
К концу перемирия Русь столкнулась уже с мощной вражеской коалицией.
Теперь в ряду противников ведущие военные державы того времени - Польша, Литва, Швеция, которых поддерживает Ганза и Германская империя; в союзе с Западом выступает Крымское ханство и Ногайская Орда, за которыми стоит Османская Империя.
В борьбе на три фронта Русь теряет силы и крупные вотчинники, с самого начала не желавшие воевать против ливонских баронов и польско-литовских панов, склоняются к предательству.
С 1562 начинаются побеги бояр в Литву, а в 1564 году царю изменяет высокопоставленный военачальник, князь Курбский. Отрабатывая денежные и земельные пожалования от польского короля, первый наш диссидент господин Курбский сперва выдает информацию о передвижении русских войск к Орше, что приводит к гибели отборной русской рати, застигнутой литовцами врасплох, на марше. Затем он предает на казнь московских агентов в Ливонии и возглавляет польско-литовский поход в район Великих Лук.
Царь Иван, возмущенный изменой элиты, переходит к автократическому стилю правления, которое столь "воспето" западными, да и российскими историками.
Кстати, типичной особенностью этих авторов является то, что они придают эксклюзивный характер, вселенский размах и бессмысленность репрессиям Ивана IV, а то и называют их "антинародными". На самом деле опричнина опиралась на северо-восток Руси, где преобладали черносошные и монастырские крестьяне, активно участвовавшие в земском самоуправлении и судопроизводстве. Направлена же была опричнина против феодальной системы, фактически против крупных привилегированных землевладельцев: княжат (потомков удельных князей) и бояр-вотчинников, многие из которых были связаны с Литвой и по происхождению, и по убеждениям.
Интересы этой феодальной знати капитально расходились с интересами служилого дворянства, простонародья, да и всего русского государства. Как пишет проф. С.Ф. Платонов: "опричнина сокрушила землевладение знати", и привилегированные феодальные землевладельцы превратились в "рядовых служилых землевладельцев", расселенных преимущественно по окраинам и обязанных защищать страну. С.Ф. Платонов называет это "мобилизацией землевладения" и "разгромом удельной аристократии".
Таким образом, Иван IV, проводя своего рода "революцию сверху", разрушает отжившую феодальную систему - схожие процессы, но с еще большей кровью, идут и в Западной Европе.
Жертвами этого разрушения за все время царствия Ивана IV , за 37 лет, становится около 3-4 тыс. человек (наиболее реальная оценка, базирующаяся на синодиках и других документах). При том многие из казненных были небезгрешны, как например участники заговора Челяднина-Старицкого - крупные феодалы, каждый из которых имел многочисленных вооруженных слуг и боевых холопов. (Этот заговор происходит именно в то время, когда Иван IV идет с армией в Литву - царь вынужден прекратить поход, который мог радикально изменить ход войны.
Польский же король, вместо того чтобы готовится к обороне Вильно, стоит с войском на русской границе, в Радошковицах, и ждет благоприятных известий из Москвы.)
А новгородские казни (последовавшие вслед за тем, как предатели сдали литовцам важнейшую северо-западную крепость Изборск) предотвратили переход Новгорода на сторону Литвы, что означало бы крушение всего русского государства.
Европейская история XV, XVI, XVII веков показывает нам примеры куда более масштабного истребления людей, предпринимаемые во имя преодоления феодальной раздробленности или просто из корыстных интересов правящего слоя. Достаточно вспомнить льежскую резню с ее 50 тысячами жертв, подавление крестьянства в Германии в 1525, обошедшееся в сто тысяч жизней; виселицы для согнанных с земли британских крестьян; репрессии Генриха VIII Английского, уничтожившего 72 тысячи своих подданных; Варфоломеевскую ночь и другие массовые убийства времен французских религиозных войн; "охоту на ведьм" и процессы против "еретиков", когда горели на кострах сотни тысяч людей по всей Европе; бессудное и беспощадное истребление вальденсов и анабаптистов; замену миллионов "ленивых" индейцев на миллионы "трудолюбивых" негров в американских колониях; половину ирландского населения, 600 тысяч человек, уничтоженных Кромвелем; походы "голубоглазых монголов", шведских войск, во времена Тридцатилетней войны, истреблявших за раз по 500-800 немецких деревень.
Московское же государство борется за выживание и любое ослабление мобилизационных усилий или измена элиты означало военную катастрофу и массовую гибель русского населения. Предатель Курбский привел в марте 1565 на Русь вражеское войско, состоящее из поляков, литовцев и татар ("измаильтян", как сам он написал в третьем послании Грозному), которое убивает 12 тысяч русских, преимущественно простых крестьян. Крымский набег 1571 года обходится стране в тысячи потерянных жизней - и в немалой степени за счет особой позиции некоторых бояр-воевод, которые считали, что "чем хуже - тем лучше". В 1579-1581 шведы и поляки вырезают население целых городов (Великие Луки - 7 тысяч убитых, Нарва - 10 тысяч убитых, Корела - 2 тысячи убитых русских).
История Франции и Англии XVI века - всего лишь история (из которой, как изюм из булки, нынче вытаскиваются страшилки про ведьм и вампиров), а история России того же века - это намного больше, чем история, это - актуальная политика.
И извращения далекой русской истории используются сегодня для информационных атак даже в ежедневных западных газетах, где аксиомой считается изначальная порочность российского государства. Извращения эти, к сожалению, нашими кабинетными учеными не замечаются, а бывает так, что и активно поддерживаются. Появилась и плеяда любителей посочинять на тему Ивана Грозного в кичевой стилистике "ужастика", к коим относятся Радзинский, Сорокин и теперь, увы, Алексей Иванов. К сожалению, любовь к самообличению не новость последнего времени. Хотя на протяжении 19 века выходили прекрасные работы, посвященные реформам Ивана Грозного (достаточно вспомнить К.Д. Кавелина, И. Эверса, Е.А. Белова, К.Н. Бестужева-Рюмина, И.Д. Беляева, Н.П. Павлова-Сильванского), однако некоторые популярные дореволюционные историки уже находились в фарватере западной "исторической мысли". И князь Курбский (на литовской службе рьяный разоритель московских земель, залитый русской кровью) подавался, начиная с Карамзина, как первый русский свободолюбец и чуть ли не единственный источник сведений об Иване IV. (Кстати, еще во время работы историка-самоучки, и по совместительству масона, Карамзина с архивами 16 века происходит более чем странное исчезновение дела о новгородской измене, которое ранее было изучено и даже цитировалось императрицей Екатериной II.) Забвение реальной истории заходило столь глубоко, что была забыта даже эпохальная победа русских войск над татарско-турецкими ордами в битве при Молодях 1572 года. (Может потому, что решающую роль в ней сыграл опричный воевода князь Хворостинин).
"Марксистский подход" в послереволюционное время стал прикрытием для бурного размножения всевозможных русофобских вирусов и, естественно, не способствовал системному пониманию русской истории 16 века. И, после краткосрочной обороны русских рубежей в позднесталинское время, историки опять скатились в примитивные либеральные оценки московской истории.
Постсоветские "специалисты", включая либерального политика Рыжкова, вдруг обеспокоились сокращением пашни в некоторых северо-западных районах Руси в 1560-1570-х годах. Меж тем, серьезные исследователи установили, что причиной сего прискорбного факта были неурожаи и эпидемии, которые многократно поражали этот регион и задолго до Ивана IV (в первой половине 15 века здесь, к примеру, происходила долговременная депопуляция).
В его царствование местные неурожаи вызвали отлив людей на юго-восток - в регионы с более плодородными почвами, которые были именно им присоединены к Московской Руси. (Вот бы господам "специалистам" обеспокоиться вымиранием русской деревни в годы либеральных реформ 90-х годов 20 века, когда страна потеряла половину пашни, или колоссальными территориальными потерями страны, случившимися в 1991 году.)
Кстати, царь Иван Васильевич вдвое увеличил территорию России; земли, присоединенные им, стали нашими навсегда. На землях, которые собрал Иван Грозный, затем столетиями происходил очень быстрый рост российского населения, равного которому не было ни в одной стране Старого Света. Терпимость к другим конфессиям и культурам, что являлось "визитной карточкой" царя Ивана IV (и что было так несвойственно Западной Европе), стало матрицей устойчивости российского государства.
Даже в Смуту недавно присоединенное Поволжье не пробовало отложиться от России и, более того, послало бойцов для освобождения всей страны от интервентов и "воров". Смута не разнесла Россию на кусочки также и потому, что феодальный сепаратизм был вырван Иваном Васильевичем с корнем...
Московская Русь XVI века нуждается даже не в честном историке, а в честном географе. Мало мальский естественный подход показывает, что внешне- и внутрисистемные ограничения превращали мобилизационные инструменты в единственный способ выживания русского государства. Всесильное государство было по сути органом самоэксплуатации народа во имя выживания.
Именно поэтому ни одно произведение устного народного творчества не представляло Ивана IV, как несправедливого и своекорыстного правителя. Не возмутилось против царя и дворянское войско - многочисленное и вооруженное поместное дворянство, обладающее органами самоуправления. Царь Иван был безусловно жестоким человеком и, скорее всего, эмоциональный склад его личности не соответствовал его исторической функции. Но он вполне соответствовал нравам своего времени, когда уничтожение являлось основным способом разрешения конфликтов, как на государственном, так и на бытовом уровне. Скажем, "гуманный" европейский суд давал "вышку" за кражу курицы, и те же европейцы сбегались на зрелище жестокой казни типа варки фальшивомонетчика в масле, как на финальный футбольный матч.
Нельзя не пройти и мимо ртутной интоксикации царя Ивана. Это стремительно разрушало его психику, так же как и тело. Любимые рассуждения либеральных историков про "лечение сифилиса" не проходят. Иван был отравлен, как и его мать Елена Глинская, как и его первая жена Анастасия Романова; исследование останков цариц показало такой же "меркуриализм", как и у царя. Похоже, боярство вело против царского дома настоящую химическую войну, и это не могло осуществиться без помощи иностранных "специалистов".
16 век, и особенно эпоха Ивана IV, были осевым временем нашей страны.
Царь Петр во многом исполнил то, что собирался сделать царь Иван. Впрочем, поздние петербургские властители творили "империю" в виде рыхлой коллекции регионов и национальностей, скрепленной только вестернизированной бюрократией и привилегиями окраин. Напротив, Иван IV, в случае успеха, сформировал бы национальное государство, nation-state, наподобие европейских.
Если б царь Иван выиграл Ливонскую войну, то весь мир сегодня выглядел иначе.
Итак.
Большая часть Ливонии становится русской. Некоторые земли были бы переданы, как вассалу, датскому принцу Магнусу. Тем самым, Иван получил бы поддержку датского флота для разгрома шведов, ганзейцев и поляков на Балтике. Альтернативная Русь оказалась бы гораздо более "выдвинутой в Европу", более вовлеченной в морскую торговлю и колониальные захваты, чем историческая Российская империя. Прибалтика, северо-восточная Польша и южная Финляндия стали бы не привилегированными нерусскими автономиями, как это было в Российской империи, а обычными русскими краями. Высвободившиеся после разгрома Ливонии силы были бы направлены Иваном на разгром Крыма. По Дону и Днепру спустилились бы в Азовское и Черное моря русские суда, построенные при помощи датчан, с датскими навигационными офицерами. Крымское ханство было бы разгромлено ударами с моря. В Россию не пришло бы крепостное право, потому что крестьяне уходили бы на плодородные и безопасные земли в Причерноморье, а государство не нуждалось бы в развитии поместного дворянского войска и поместной системы.
В этом альтернативном мире не было бы единой Германии. Пруссия быстро бы угасла на славянской Балтике, и уж точно не получала бы в подарок славянские территории. Значительная часть территории северной Германии досталась бы Великой Дании. Русские, а не курляндские колонии появились бы в Южной Америке и в Африке. И, в отличие от курляндских, они были бы надолго. Конечно, к нашему времени Руссобразилия и Руссоафрика получили бы уже независимость, но имели бы метисное русскоязычное население и входили бы в "зону рубля".
В этом альтернативном мире скромная Англия никогда бы не стала Британской империей. Россия вместе с Францией все-таки довели бы дело конца "семилетнюю войну" против Англии и Пруссии. К северу от Испанской Америки на карте была бы обозначена большая франкоязычная Канада-Луизиана. Британские суда не возили бы негров через Атлантику - русскому царю это бы не понравилось. Британцы не грабили бы Индию, потому что в Бенгалии их поджидало бы индийское казачье войско. Не втюхивали бы англичане и опиум китайскому народонаселению. Китайский император, если что, написал бы жалобное письмо московскому царю и попросил бы о защите. Лишившись начального капитала, зачахла бы на корню английская промышленная революция.
Не было бы британских колоний в Северной Америке, не появились бы и никакие США.
Альтернативный мир, где существовала бы Московская Русь, технологически был бы более развит, чем тот мир, который мы имеем сегодня. Ведь альтернативная Русь оказалась бы куда большим вызовом для Запада, чем имперская Россия. Запад намного больше вкладывался бы в оборонные технологии, а Русь имела бы больше свободных ресурсов для развитии науки и индустрии.
p.s. В этом году московские воеводы занимались бы уже терраформированием Марса. Но, впрочем, о терраформировании в следующей статье.
Тюрин Александр Владимирович
В этом посте мы отметим впервые зародившиеся основы той модели русской государственности и русской же самоорганизации, каковая модель потом будет упорно повторяться в критические для России исторические эпохи. Потом мы это сделаем чуть подробнее, а пока предлагаю читателям эссе "Если бы Иван Грозный победил". Нам важно в этом времени уловить те черты, те формы организации русской жизни, которые потом будут повторяться чуть ли не стихийно в переломные моменты в истории России.
Ну и плюс интересная модель России, сконструированная автором эссе, что было бы, если бы Иван Грозный победил в Ливонской войне.
"Большинство авторов, писавших о времени Ивана IV Грозного, как западных, так и наших, концентрировали свои усилия на разоблачении самодурства, агрессивности и кровожадности первого русского царя.
Особенно усердствовали в создании мифа о "врожденной тирании" представители стран, вовлеченных в противостояние с Московской Русью.
Взять хотя бы польского придворного писателя Гейденштейна, столь порицавшего Московию во время ливонской войны за отсутствие "приятностей свободы". Гейденштейн естественно не замечал, что в современной ему Польше большая часть населения находится в тяжелой крепостной зависимости и шляхтич имеет право убить своего крестьянина "как собаку", в то время как в "рабской Московии" крестьянство лично свободно и, более того, имеет собственные выборные власти на местном уровне (земских старост и т.д).
С иезуитской легкостью оправдывал он и любые зверства западных армий по отношению к русскому мирному населению, которое для него сплошь состояло из "рабов". Но даже много позднее, "научные" критики царствования Ивана IV не видели, что нарастающая в его царствование автократия отнюдь не является результатом его дурных наклонностей, а становится ответом на объективно тяжелейшие условия, в которых находится страна.
До зимы 1237/1238 годов Русь тоже обладала всеми "приятностями свободы", причем в больших размерах, чем современный ей Запад. Но русское вольное житье закончилось под татарскими саблями. Pax Mongolica, кстати, был довольно удачным опытом глобализации. И в этом глобализационном проекте Руси отводилась роль резервуара - но только не дешевой рабочей силы, а дешевых рабов. Монголы занимались доставкой русских рабов в итальянские порты на Черном и Азовском морях, далее генуэзцы и венецианцы везли живой товар морем на Ближний Восток, в Северную Африку и южноевропейские страны. И чуткий глаз Петрарки замечает "скифские морды" на улицах Генуи (см. письмо Петрарки генуэзскому епископу Гвидо Сетти).
Освободившись к концу XV века от ига (и глобализации по монголо-татарски), Русь находит код существования, позволявший ей выживать в условиях холодного климата, незначительной плотности населения, бедных почв вроде суглинка (на которых неплохо вызревали только рожь и репа), крайней уязвимости торговых путей. Независимая (т.е. самодержавная) Русь начинает жизнь в условиях враждебного окружения.
К 1507 году цепь врагов замыкается. Швеция, Польша, Литва, Ливония, Ногайская Орда, Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, Османская империя не в силах завоевать и расчленить Московское государство, но, тем не менее, осуществляют эффективную его блокаду, нередко предпринимая и скоординированные наступательные действия (как, например, в 1517, 1521, 1534, 1535, 1541, 1552 годах).
Ни север, ни юг, ни запад, ни восток страны не защищены от вражеских нашествий. У Московии фактически нет тыла. Муром, Владимир, Вятка и Ладога точно также находятся под ударом как Рязань, Тула и Смоленск.
Плодородные степные почвы отсечены Диким Полем. До 65 тысяч русских уходят каждую весну на охрану оборонительных рубежей, которые проходят в 60-70 верстах от Москвы, по берегу Оки. Набеги татар, которые случаются и по два раза в год, обходятся стране в десятки тысяч жизней, и русские рабы продаются на рынках крымского и астраханского ханств по бросовым ценам. "Всё было пусто за 15 миль от Москвы", свидетельствует Курбский о довольно рядовом нашествии казанцев в 1545 году.
Заметим, что ограбление русской территории являлось, по сути, основной статьей "национального дохода" в Крымском ханстве. В набег уходило практически все мужское население этого государства; лишь меньшая часть войска принимала участие в боях, остальные занимались "сбором урожая" на русских землях, причем основное внимание уделялось похищению детей - этот "живой товар" было удобней всего перевозить в седельных корзинах. В годы, когда набег не удавался, в крымском ханстве обычно случался голод и начинались междоусобицы.
Морские торговые пути, ведущие в Россию, находились под плотным контролем Ганзы, Ливонии и Швеции. Западные соседи не пропускали в Россию ремесленников и новые технологии (наиболее яркий пример - дело Ганса Шлитте 1547 года), не дозволяли русского мореплавания, но, в то же время, имели замечательные барыши, скупая дешевые русские товары. В это время в западной Европе как раз происходит скачок цен, связанный с притоком южноамериканского серебра.
Мед, пенька, лен, воск, шкурки белок. Скудость производительных сил ярко выражалась в составе русского экспорта. Железо, хоть и производится, но трудности транспортировки (сезонная распутица, волоки) делают его мало пригодным для вывоза. Неурожай регулярно приводит к запустению целых регионов;
c 1550-х гг. начинается изменение климата, известное как "малый ледниковый период"; на территории, где и без того рискованное сельское хозяйство с коротким вегетационным периодом, резко увеличивается количество погодных "сбоев", таких как летние заморозки, засухи и т.д.
У окольцованной страны отсутствуют какие-либо возможности для эксплуатации внешних ресурсов - а это именно то, чем занимались западные колониально-торговые державы, начавшие уже накопление капиталов.
Молодой царь Иван Васильевич проводит рациональные внутренние реформы, в том числе, в области местного (земского) самоуправления и всесословного представительства (Земские соборы).
Прихожане получают право выбирать своих священников и учить детей в приходских школах.
Царь строит новые пристани на Нарове и Белом море, создает протяженные оборонительные черты, организует станичную и сторожевую службу с глубиной действия свыше 400 километров, что позволяет отнять у Дикого Поля тысячи квадратных километров земли.
Он формирует постоянное стрелецкое войско, организует за счет казны выкуп русских пленных у татар, ставит десятки новых городов.
Ликвидирует казанскую угрозу. С захватом Астрахани было покончено с одним из крупнейших центров работорговли. Более того, русский контроль над Волгой означал закрытие пути, по которому на протяжении тысячи лет из центральной Азии в Европу шли кочевые орды.
Для крестьянского освоения открываются новые территории на юге и юго-востоке с более плодородными почвами. В его правление русские выходят на северный Кавказ, ставят крепости на Тереке. При Иване Грозном начался разгром сибирского ханства; с исчезновением этого государства было снято основное препятствие как для освоения Урала, так и для долгосрочного движения русских на восток, к Тихому океану.
Иван Грозный, предвосхищая Петра Великого, пробивается к Балтике. Но и усилия его врагов становятся более согласованными. Быстро формируется цепь фронтов; и уже во время первого ливонского наступления, зимой 1558 года, Русь получает удар с южного рубежа, от крымцев.
Тем не менее, если бы не исторически случайное перемирие 1559 года, которое заключил царь Иван с ливонским орденом под влиянием Дании и боярской "Избранной Рады", война за Балтику могла бы завершиться быстрой победой Московской Руси.
К концу перемирия Русь столкнулась уже с мощной вражеской коалицией.
Теперь в ряду противников ведущие военные державы того времени - Польша, Литва, Швеция, которых поддерживает Ганза и Германская империя; в союзе с Западом выступает Крымское ханство и Ногайская Орда, за которыми стоит Османская Империя.
В борьбе на три фронта Русь теряет силы и крупные вотчинники, с самого начала не желавшие воевать против ливонских баронов и польско-литовских панов, склоняются к предательству.
С 1562 начинаются побеги бояр в Литву, а в 1564 году царю изменяет высокопоставленный военачальник, князь Курбский. Отрабатывая денежные и земельные пожалования от польского короля, первый наш диссидент господин Курбский сперва выдает информацию о передвижении русских войск к Орше, что приводит к гибели отборной русской рати, застигнутой литовцами врасплох, на марше. Затем он предает на казнь московских агентов в Ливонии и возглавляет польско-литовский поход в район Великих Лук.
Царь Иван, возмущенный изменой элиты, переходит к автократическому стилю правления, которое столь "воспето" западными, да и российскими историками.
Кстати, типичной особенностью этих авторов является то, что они придают эксклюзивный характер, вселенский размах и бессмысленность репрессиям Ивана IV, а то и называют их "антинародными". На самом деле опричнина опиралась на северо-восток Руси, где преобладали черносошные и монастырские крестьяне, активно участвовавшие в земском самоуправлении и судопроизводстве. Направлена же была опричнина против феодальной системы, фактически против крупных привилегированных землевладельцев: княжат (потомков удельных князей) и бояр-вотчинников, многие из которых были связаны с Литвой и по происхождению, и по убеждениям.
Интересы этой феодальной знати капитально расходились с интересами служилого дворянства, простонародья, да и всего русского государства. Как пишет проф. С.Ф. Платонов: "опричнина сокрушила землевладение знати", и привилегированные феодальные землевладельцы превратились в "рядовых служилых землевладельцев", расселенных преимущественно по окраинам и обязанных защищать страну. С.Ф. Платонов называет это "мобилизацией землевладения" и "разгромом удельной аристократии".
Таким образом, Иван IV, проводя своего рода "революцию сверху", разрушает отжившую феодальную систему - схожие процессы, но с еще большей кровью, идут и в Западной Европе.
Жертвами этого разрушения за все время царствия Ивана IV , за 37 лет, становится около 3-4 тыс. человек (наиболее реальная оценка, базирующаяся на синодиках и других документах). При том многие из казненных были небезгрешны, как например участники заговора Челяднина-Старицкого - крупные феодалы, каждый из которых имел многочисленных вооруженных слуг и боевых холопов. (Этот заговор происходит именно в то время, когда Иван IV идет с армией в Литву - царь вынужден прекратить поход, который мог радикально изменить ход войны.
Польский же король, вместо того чтобы готовится к обороне Вильно, стоит с войском на русской границе, в Радошковицах, и ждет благоприятных известий из Москвы.)
А новгородские казни (последовавшие вслед за тем, как предатели сдали литовцам важнейшую северо-западную крепость Изборск) предотвратили переход Новгорода на сторону Литвы, что означало бы крушение всего русского государства.
Европейская история XV, XVI, XVII веков показывает нам примеры куда более масштабного истребления людей, предпринимаемые во имя преодоления феодальной раздробленности или просто из корыстных интересов правящего слоя. Достаточно вспомнить льежскую резню с ее 50 тысячами жертв, подавление крестьянства в Германии в 1525, обошедшееся в сто тысяч жизней; виселицы для согнанных с земли британских крестьян; репрессии Генриха VIII Английского, уничтожившего 72 тысячи своих подданных; Варфоломеевскую ночь и другие массовые убийства времен французских религиозных войн; "охоту на ведьм" и процессы против "еретиков", когда горели на кострах сотни тысяч людей по всей Европе; бессудное и беспощадное истребление вальденсов и анабаптистов; замену миллионов "ленивых" индейцев на миллионы "трудолюбивых" негров в американских колониях; половину ирландского населения, 600 тысяч человек, уничтоженных Кромвелем; походы "голубоглазых монголов", шведских войск, во времена Тридцатилетней войны, истреблявших за раз по 500-800 немецких деревень.
Московское же государство борется за выживание и любое ослабление мобилизационных усилий или измена элиты означало военную катастрофу и массовую гибель русского населения. Предатель Курбский привел в марте 1565 на Русь вражеское войско, состоящее из поляков, литовцев и татар ("измаильтян", как сам он написал в третьем послании Грозному), которое убивает 12 тысяч русских, преимущественно простых крестьян. Крымский набег 1571 года обходится стране в тысячи потерянных жизней - и в немалой степени за счет особой позиции некоторых бояр-воевод, которые считали, что "чем хуже - тем лучше". В 1579-1581 шведы и поляки вырезают население целых городов (Великие Луки - 7 тысяч убитых, Нарва - 10 тысяч убитых, Корела - 2 тысячи убитых русских).
История Франции и Англии XVI века - всего лишь история (из которой, как изюм из булки, нынче вытаскиваются страшилки про ведьм и вампиров), а история России того же века - это намного больше, чем история, это - актуальная политика.
И извращения далекой русской истории используются сегодня для информационных атак даже в ежедневных западных газетах, где аксиомой считается изначальная порочность российского государства. Извращения эти, к сожалению, нашими кабинетными учеными не замечаются, а бывает так, что и активно поддерживаются. Появилась и плеяда любителей посочинять на тему Ивана Грозного в кичевой стилистике "ужастика", к коим относятся Радзинский, Сорокин и теперь, увы, Алексей Иванов. К сожалению, любовь к самообличению не новость последнего времени. Хотя на протяжении 19 века выходили прекрасные работы, посвященные реформам Ивана Грозного (достаточно вспомнить К.Д. Кавелина, И. Эверса, Е.А. Белова, К.Н. Бестужева-Рюмина, И.Д. Беляева, Н.П. Павлова-Сильванского), однако некоторые популярные дореволюционные историки уже находились в фарватере западной "исторической мысли". И князь Курбский (на литовской службе рьяный разоритель московских земель, залитый русской кровью) подавался, начиная с Карамзина, как первый русский свободолюбец и чуть ли не единственный источник сведений об Иване IV. (Кстати, еще во время работы историка-самоучки, и по совместительству масона, Карамзина с архивами 16 века происходит более чем странное исчезновение дела о новгородской измене, которое ранее было изучено и даже цитировалось императрицей Екатериной II.) Забвение реальной истории заходило столь глубоко, что была забыта даже эпохальная победа русских войск над татарско-турецкими ордами в битве при Молодях 1572 года. (Может потому, что решающую роль в ней сыграл опричный воевода князь Хворостинин).
"Марксистский подход" в послереволюционное время стал прикрытием для бурного размножения всевозможных русофобских вирусов и, естественно, не способствовал системному пониманию русской истории 16 века. И, после краткосрочной обороны русских рубежей в позднесталинское время, историки опять скатились в примитивные либеральные оценки московской истории.
Постсоветские "специалисты", включая либерального политика Рыжкова, вдруг обеспокоились сокращением пашни в некоторых северо-западных районах Руси в 1560-1570-х годах. Меж тем, серьезные исследователи установили, что причиной сего прискорбного факта были неурожаи и эпидемии, которые многократно поражали этот регион и задолго до Ивана IV (в первой половине 15 века здесь, к примеру, происходила долговременная депопуляция).
В его царствование местные неурожаи вызвали отлив людей на юго-восток - в регионы с более плодородными почвами, которые были именно им присоединены к Московской Руси. (Вот бы господам "специалистам" обеспокоиться вымиранием русской деревни в годы либеральных реформ 90-х годов 20 века, когда страна потеряла половину пашни, или колоссальными территориальными потерями страны, случившимися в 1991 году.)
Кстати, царь Иван Васильевич вдвое увеличил территорию России; земли, присоединенные им, стали нашими навсегда. На землях, которые собрал Иван Грозный, затем столетиями происходил очень быстрый рост российского населения, равного которому не было ни в одной стране Старого Света. Терпимость к другим конфессиям и культурам, что являлось "визитной карточкой" царя Ивана IV (и что было так несвойственно Западной Европе), стало матрицей устойчивости российского государства.
Даже в Смуту недавно присоединенное Поволжье не пробовало отложиться от России и, более того, послало бойцов для освобождения всей страны от интервентов и "воров". Смута не разнесла Россию на кусочки также и потому, что феодальный сепаратизм был вырван Иваном Васильевичем с корнем...
Московская Русь XVI века нуждается даже не в честном историке, а в честном географе. Мало мальский естественный подход показывает, что внешне- и внутрисистемные ограничения превращали мобилизационные инструменты в единственный способ выживания русского государства. Всесильное государство было по сути органом самоэксплуатации народа во имя выживания.
Именно поэтому ни одно произведение устного народного творчества не представляло Ивана IV, как несправедливого и своекорыстного правителя. Не возмутилось против царя и дворянское войско - многочисленное и вооруженное поместное дворянство, обладающее органами самоуправления. Царь Иван был безусловно жестоким человеком и, скорее всего, эмоциональный склад его личности не соответствовал его исторической функции. Но он вполне соответствовал нравам своего времени, когда уничтожение являлось основным способом разрешения конфликтов, как на государственном, так и на бытовом уровне. Скажем, "гуманный" европейский суд давал "вышку" за кражу курицы, и те же европейцы сбегались на зрелище жестокой казни типа варки фальшивомонетчика в масле, как на финальный футбольный матч.
Нельзя не пройти и мимо ртутной интоксикации царя Ивана. Это стремительно разрушало его психику, так же как и тело. Любимые рассуждения либеральных историков про "лечение сифилиса" не проходят. Иван был отравлен, как и его мать Елена Глинская, как и его первая жена Анастасия Романова; исследование останков цариц показало такой же "меркуриализм", как и у царя. Похоже, боярство вело против царского дома настоящую химическую войну, и это не могло осуществиться без помощи иностранных "специалистов".
16 век, и особенно эпоха Ивана IV, были осевым временем нашей страны.
Царь Петр во многом исполнил то, что собирался сделать царь Иван. Впрочем, поздние петербургские властители творили "империю" в виде рыхлой коллекции регионов и национальностей, скрепленной только вестернизированной бюрократией и привилегиями окраин. Напротив, Иван IV, в случае успеха, сформировал бы национальное государство, nation-state, наподобие европейских.
Если б царь Иван выиграл Ливонскую войну, то весь мир сегодня выглядел иначе.
Итак.
Большая часть Ливонии становится русской. Некоторые земли были бы переданы, как вассалу, датскому принцу Магнусу. Тем самым, Иван получил бы поддержку датского флота для разгрома шведов, ганзейцев и поляков на Балтике. Альтернативная Русь оказалась бы гораздо более "выдвинутой в Европу", более вовлеченной в морскую торговлю и колониальные захваты, чем историческая Российская империя. Прибалтика, северо-восточная Польша и южная Финляндия стали бы не привилегированными нерусскими автономиями, как это было в Российской империи, а обычными русскими краями. Высвободившиеся после разгрома Ливонии силы были бы направлены Иваном на разгром Крыма. По Дону и Днепру спустилились бы в Азовское и Черное моря русские суда, построенные при помощи датчан, с датскими навигационными офицерами. Крымское ханство было бы разгромлено ударами с моря. В Россию не пришло бы крепостное право, потому что крестьяне уходили бы на плодородные и безопасные земли в Причерноморье, а государство не нуждалось бы в развитии поместного дворянского войска и поместной системы.
В этом альтернативном мире не было бы единой Германии. Пруссия быстро бы угасла на славянской Балтике, и уж точно не получала бы в подарок славянские территории. Значительная часть территории северной Германии досталась бы Великой Дании. Русские, а не курляндские колонии появились бы в Южной Америке и в Африке. И, в отличие от курляндских, они были бы надолго. Конечно, к нашему времени Руссобразилия и Руссоафрика получили бы уже независимость, но имели бы метисное русскоязычное население и входили бы в "зону рубля".
В этом альтернативном мире скромная Англия никогда бы не стала Британской империей. Россия вместе с Францией все-таки довели бы дело конца "семилетнюю войну" против Англии и Пруссии. К северу от Испанской Америки на карте была бы обозначена большая франкоязычная Канада-Луизиана. Британские суда не возили бы негров через Атлантику - русскому царю это бы не понравилось. Британцы не грабили бы Индию, потому что в Бенгалии их поджидало бы индийское казачье войско. Не втюхивали бы англичане и опиум китайскому народонаселению. Китайский император, если что, написал бы жалобное письмо московскому царю и попросил бы о защите. Лишившись начального капитала, зачахла бы на корню английская промышленная революция.
Не было бы британских колоний в Северной Америке, не появились бы и никакие США.
Альтернативный мир, где существовала бы Московская Русь, технологически был бы более развит, чем тот мир, который мы имеем сегодня. Ведь альтернативная Русь оказалась бы куда большим вызовом для Запада, чем имперская Россия. Запад намного больше вкладывался бы в оборонные технологии, а Русь имела бы больше свободных ресурсов для развитии науки и индустрии.
p.s. В этом году московские воеводы занимались бы уже терраформированием Марса. Но, впрочем, о терраформировании в следующей статье.
Тюрин Александр Владимирович